Её король, его королева

Артурия ворочалась, не в силах заснуть. Обычно с ней такого не бывало: здоровая психика, какая обычно бывает у молодых людей, позволяла засыпать сразу же, едва голова коснулась подушки. Но сегодня то ли праздность влияла — день прошел не в череде уроков, а в бестолковых совместных обедах и разговорах; то ли эмоциональное возбуждение сказывалось, но девушка не могла сомкнуть глаз. В окно сквозь толстые стекла заглядывала слишком яркая луна, тянулась лучами к лицу, будто любопытный щенок, обнюхивающий вернувшегося хозяина. Постель, нагревшаяся от кожи, отдавала теперь тепло, обволакивая горячей гладью, словно песок в пустыне. Несмотря на то, что ночи еще стояли прохладные, спать на нагретой простыне раздражало. Принцесса перевернулась на спину, прикрыв глаза ладонью от слишком ярких лунных лучей. В голове растревоженным ульем роились мысли. Почему Гильгамеш назвал ее своей королевой? Почему ничего не объяснили отец и Идрис? Почему гости приехали прямо сюда, притом, что отец никогда раньше не знакомил дочь с настолько важными людьми, тем более в святая святых — родовом гнезде? И как быть, если такой человек, как наследник Истфилда, возьмется за нее всерьез? Неужели мечте стать королём придет конец? Даже в роли самостоятельной королевы Артурия представляла себя с трудом: только король, и никак иначе. Королев, в одиночку управляющих государством, современники описывали несдержанными и безвольными, и наследница Вестфилда, когда была помладше, часто недоумевала: неужели не было хороших правительниц? Преподаватель истории с авторами исторических талмудов не соглашался, считая, что ученые презирают правительниц за неактивное расширение границ, за большее внимание к просвещению населения, чем к активным реформам. И с улыбкой добавлял, что Артурия будет прекрасной королевой. Напрасное и ненужное утешение. Несмотря на заверения учителя, королевой она быть не хотела — любой знает, что предубеждение сопровождает правительницу на протяжении всего жизненного пути, а дворяне только и ждут ее неверного шага, лишь бы осмеять и навязать свою волю. Не говоря уже о том, что на руку королевы всегда претендует множество желающих добраться до трона честолюбцев, и верхушка знати вполне может «продать» правительницу удобному кандидату, которому совет сможет навязывать свою волю. Нет уж, Артурия твердо решила: если понадобится притворяться мужчиной ради того, чтобы идти по стопам отца и править государством, она сделает это. Но никогда и не за что не подставит Вестфилд, отдав его в подчинение кому-либо путем династического брака, и при встрече с Гильгамешем её убежденность только укрепилась. В конце концов, наследники и наследницы государств редко заключают браки между собой, предпочитая союзы с представителями не правящих родов или младшими детьми из королевских семей. Так почему Артурия должна быть неприятным исключением? Но, несмотря на твердое решение не иметь с Гильгамешем никаких дел, кроме политических, на протяжении прошедшего дня Артурия продолжала приглядываться к юноше. В этом не было и тени романтического интереса: она всего лишь силилась понять причины высокомерного поведения кронпринца. В итоге всего за двенадцать часов этот человек стал ей глубоко противен — а это был рекорд. Казалось, он был послан небесами как кривое зеркало, отражающее саму Артурию. Все в нем было чуждо и вызывало отвращение: и презрительная манера речи, и жесткие нотки в голосе, когда он обращался к прислуге, и слишком много украшений в одежде, и высокомерие в обращении с равной по положению, наследницей Вестфилда. Да и с отцом Гильгамеш вел себя на равных, так, что Идрис постоянно его одергивал. Всегда вежливая и выдержанная, и не только со старшими, Артурия не понимала подобной наглости. Утер не требовал трепета перед собой, но она и не позволила бы себе пререкаться с отцом. Мирно возразить по делу, обсуждая и в разговоре приходя к общему решению — это одно, а оспаривать первенство родителя — совсем другое. В общем, принц Истфилда оказался фигурой чуждой, неприятной и непредсказуемой, всего лишь за один день внесшей смятение в размеренную жизнь Артурии Пендрагон. Решив, что раз все равно не спится, то лучше провести время с пользой, девушка зажгла свечу, сунула ноги в домашние туфли и направилась на первый этаж, в кабинет отца. За бурный день она, к своему стыду, так и не удосужилась ознакомиться с привезенными отчетами о новых указах короля Вестфилда. Политическое просвещение дочери устраивалось Утером в каждый его визит с тех пор, как наследнице исполнилось двенадцать. Девочке предлагалось рассмотреть депеши послов, сводки министров, законопроекты и внести собственные комментарии и предложения. Обычно она принималась за «домашнее задание», не откладывая, но сегодня планы были нарушены нежданными гостями, да и завтра, видимо, будет совсем не до того. Так почему бы не использовать свободное время перед сном? Беззвучно прокравшись по коридору и забрав нужные бумаги — двери внутри дома никогда не запирались — Артурия поспешила вернуться к себе в комнату. Огонек свечи колыхался в такт поступи принцессы Вестфилда, и на стенах плясали золотистые отсветы, выхватывая из мрака строгие лица предков Пендрагон, перемежаемые черными пятнами дверей. Сквозь оконные проемы пробивались лунные лучи, оседая на полу серебристыми пятнами, напоминающими порталы в таинственные миры. Тени в ночи обретали плоть, поднимались с диванов, выходили из-за тяжелых занавесей в коридоре, протягивали темные лапы к источнику света. В детстве Артурия боялась ходить одна по коридорам, пугаясь того, что может скрываться за пятном света, в самых темных углах старинного дома. Но, к счастью, приходящее с опытом прагматичное мышление приносило плоды, и сейчас ее больше пугал дефицит государственного бюджета и усиление потенциальных военных противников на международной арене, чем абстрактные привидения. Впереди скрипнула половица, заставив Артурию на миг замереть. Она уже не верила в призраков, но под покровом ночи более реальные страхи ушли на второй план, а воспоминания о страхах детства почему-то сразу пришли на ум. Интересно, а есть ли духи на просторной и светлой вилле милесского стиля, которая при свете дня выглядит так безобидно? И если да, то как они настроены к нынешним живым обитателям? Наследница Вестфилда читала немного историй про жестоких духов с востока — ёрэй, одержимых местью людям. Не хотелось бы встретить такого. Местные же легенды, берущие начало от языческих верований ранней Милесской империи, описывали духов нейтральными существами. Они не в состоянии найти покоя в закатном царстве мертвых из-за собственных прегрешений или невыполненных при жизни важных целей, а потому вынуждены скитаться бледными тенями, являясь потомкам лишь под покровом ночи. Бедняги. Но она оказалась не готова к тому, что ореол света в один момент выхватит из мрака чье-то лицо. Артурия невольно охнула, но тут же заставила себя успокоиться и вглядеться в человека напротив. И впервые порадовалась собственной выдержке — не хотелось бы демонстрировать слабость перед Гильгамешем. Принц Истфилда стоял у края пролёта, флегматично, будто сытый дракон, поджидая идущую навстречу девушку. — Приветствую, кронпринц Гильгамеш. Что вы здесь делаете? — только и спросила Артурия, остановившись рядом с ним. Гость лениво на нее взглянул, так, что она ощутила себя назойливой мухой, тревожащей терпеливого льва своим гудением. — Жду. Но тебя это волновать не должно, — коротко произнес он. Дежурный вопрос о том, как он устроился в своих покоях, застрял у Артурии в горле. Этикет предписывал гостям заверить хозяев в полном восторге от их дома и допускал высказать просьбу о чем-то, что хотелось бы получить. Да, приторно и лицемерно, но это были правила общения в высших кругах, к которым наследницу Вестфилда приучали с малых лет. А слова Гильгамеша были просто вопиющей наглостью, в ответ на которую Артурия не привыкла молчать. — Это особняк моего отца, и твое блуждание ночами должно меня волновать, — проговорила она ровным тоном, тоже переходя на «ты». Все-таки они были равны по положению, и ставить себя ниже собеседника она не собиралась. Да и в неформальной обстановке можно было отойти от этикета. — Хозяин должен знать, как устроились гости. Гильгамеш, не ожидавший отповеди, поднял бровь и посмотрел на Артурию более внимательно. Что же, не самая скучная девка: легкая дерзость ее красила, выводя из образа серой мыши, хотя, не будь принц в столь благожелательном настроении, приказал бы всыпать ей плетей за наглость. Ах, да… она ведь тоже наследница государства. Совсем забыл. — Гости устроились сносно для такой дыры, если забыть о жестких перинах и однообразной пище и выпивке. Да и убранство тоже хромает, — протянул он, с любопытством следя за реакцией девчонки. — А вот отсутствие элементарных удобств заставляет сомневаться в уважении хозяев к правящим лицам другого государства. — Канализация есть, воду для омовений принесут слуги, кухня в твоем распоряжении, библиотека — на первом этаже, восточная комната, — перечислила Артурия, не позволяя себе реагировать на презрительные речи, хотя желание ударить Гильгамеша становилось все сильнее. — В прогрессивный век акведуков таскать воду? — фыркнул тот. — Великие боги, создается ощущение, что развал империи отбросил Вестфилд на десять веков назад… Ну да речь не об этих удобствах. — О каких же? — Об играх, о приемах и дружеских встречах, о карнавалах, в конце концов, — он широким жестом обвел руками коридор. — Не понимаю, как ты тут живешь без простейших развлечений. — Выживаю помаленьку, — отрезала Артурия, понимая, что оправдывать свой дом в глазах этого человека — дело безнадежное. Гильгамешу все равно тут не понравится, хоть все стены гирляндами укрась и станцуй перед ним восточный танец страсти. — А вот как ты живешь, с таким уровнем требований? — Я — будущий король, имею право и на требования. — Поскольку я тоже будущий король, то имею право жить по-другому. Есть еще вопросы? — Ты — будущая жена короля, — хмыкнул Гильгамеш. — И подстраиваться будешь под желания супруга, такова женская доля. Тебе не помешало бы соответствовать этому статусу, привыкая к нормальной, светской жизни. — К счастью, не тебе решать, королем мне быть или женой короля. — Возможно, и мне, — в алых глазах кронпринца сиял огонек свечи — он задумчиво смотрелся в огромные изумруды глаз этой странной принцессы. Резковатой, прямолинейной, и абсолютно неказистой, но вместе с тем обладающей какой-то странной внутренней силой. На такую он бы никогда не обратил внимания у себя, в Уруке — хотя, если ее причесать и переодеть, будет вполне ничего. Но здесь, в темном коридоре, она почему-то притягивала внимание подобно огоньку костра в безлунной ночи. Не привлекала, как женщина — но чем-то манила, вот чудеса. И Гильгамеш начинал осознавать, что не будет возражать против настолько строптивой супруги. В конце концов, жену всегда можно воспитать. Артурии же взгляд собеседника с каждой секундой нравился все меньше. Слишком много было в его глазах любопытства и скрытого желания, как порой смотрела она сама на какой-нибудь интересный трофей, который непременно хочется заполучить. Неприятно почувствовать себя в роли вещи, особенно в руках такого, как этот… Гильгамеш. — С чего ты это взял, Гильгамеш? Все эти твои намеки, и сегодняшняя оговорка насчет королевы — к чему это все? — подозрительным тоном озвучила Артурия вопрос, терзавший ее целый день. Юноша едва не рассмеялся: вот ведь недогадливая деревенщина! — Ты же в этой заднице мира учила историю? Истфилд и Вестфилд сто лет назад были частью Милесской империи, и мой отец лелеет замыслы о возвращении былого величия и единства наших стран. А теперь он притащил меня сюда для того, чтобы познакомить с тобой, — снисходительно, будто несмышленому ребенку, пояснил он. — Просто так глава государства в чужие загородные резиденции не ездит, а тем более не возит наследника. Вряд ли это знакомство для дипломатических целей. Скорее, мой отец вынашивает планы по заключению брачного союза. — Он сделал паузу, придирчиво оглядев девушку от растрепанной макушки до покрытых синяками и ссадинами ног, облаченных в свободные бриджи до колена. — Вот только ты не из тех, кто может мне понравиться. — Поверь, это взаимно, — холодно парировала Артурия. — Мне не доставляет никакого удовольствия общение с тобой. Таких наглецов я никогда в жизни не встречала, и не собираюсь терпеть твоих претензий на пустом месте. Она ожидала вспышки собеседника — но не веселого взгляда сверху вниз, взгляда льва, который может прервать тявканье моськи одним ударом лапы, но терпеливо ждет, пока шавка налается, выбьется из сил и успокоится. И чувствовать себя моськой рядом с царем зверей на протяжении всего разговора изрядно нервировало. — Ну, общение со мной как-раз-таки никого не разочаровывало, — хмыкнул Гильгамеш. Нет, определенно, с ней будет очень весело играть. Только выбить бы из нее эту раздражающую дерзость — и получится неплохая женщина. — Возможно, ты попросту слишком высокого мнения о своей персоне, — подняла бровь Артурия. Было в его самомнении что-то неестественное, гротескное, и, помимо естественного отторжения, со временем оно невольно начинало забавлять… Однако вряд ли девушка смогла бы выдерживать общество гостя постоянно. Да и сейчас было не до личностных качеств кронпринца — то, что наследница Вестфилда только что услышала, требовало основательных раздумий. Если Гильгамеш прав, то их отцы собирались обсудить возможный династический брак. Артурия сама об этом догадывалась, с тех пор как узнала, что перед ней — члены правящей семьи Истфилда. Наверное, её разум отказывался в это верить, потому что это было слишком невероятным исходом и рушило все планы как Артурии, так и её отца. Но теперь, когда она услышала подтверждение из уст возможного жениха, в душе всколыхнулось глухое, обреченное отчаяние. Это просто немыслимо! Не может быть, чтобы Утер, который воспитывал дочь, как мальчика и скрывал от возможных сватов сам факт ее существования, вдруг решил отказаться от собственных планов и отдать Вестфилд на растерзание истфилдскому правителю, а собственную наследницу — под крылышко мужа. Нет, он наверняка откажет королю Идрису, но в такой непонятной и шаткой ситуации Артурия предпочитала подстраховаться самостоятельно. — Слушай, Гильгамеш, — начала она, ровно и прямо глядя в глаза юноше, как бы ни хотелось отгородиться от него несколькими стенами, а лучше и половиной страны вдобавок. Их лица разделял лишь ореол от свечи, и эмоции на лице собеседника были прекрасно различимы. Это хорошо: в дипломатии немалую роль играет способность предугадать мысли человека, лишь раз взглянув на его лицо. Принц поднял бровь, давая понять, что он весь внимание. — Если наша ненависть друг к другу взаимна — могу ли я рассчитывать на то, что брак между нами никогда не будет заключен? — Не уверен, что хочу противиться решению отца, — лениво протянул тот. Артурия надеялась на иной ответ, как бы наивно это ни звучало. Кронпринц Истфилда не был похож на покорного сына — он позволял себе дерзить отцу, чего бы она сама не сделала никогда. Хотя по поводу брака она бы, может, и поспорила с Утером. А Гильгамеш, не страдающий послушанием, и от которого девушка больше всего ожидала солидарности, сейчас корчит из себя послушного мальчика. Хотя солидарность и этот человек — есть ли более несовместимые понятия? Или он все же хочет заполучить ее в жены? Странно это, если учесть, что Артурия его абсолютно не привлекает. — Конечно, если родители будут настаивать — придется заключить помолвку, — задумчиво, будто бы взвешивая решение Гильгамеша, произнесла Артурия. Она была разочарована, но показать это разочарование оказалось бы худшей ошибкой, которую только можно допустить в такой ситуации. — Но помолвка — не брак, ее можно отменить, тем более — главам двух государств. Когда мы придем к власти… — Ты не поняла, — невежливо перебил Гильгамеш. — Да, когда я сюда ехал, мне было плевать, кого посватает мне отец — лишь бы под ногами не путалась и не раздражала. Но оказалось лучше, чем я думал: ты забавная, хотя и хочется порою отшлепать такую строптивицу. Но непременно самому, наедине и абсолютно нагую, — бесстыдно закончил он, и Артурия невольно отступила на шаг, скрывая в тени румянец смущения. Да есть ли у него хоть какие-то понятия о приличиях? Странный юноша. Артурия не знала, как вести себя с ним, чтобы и не разрушить всякие отношения с Истфилдом, и в то же время дать понять, что они совсем не пара. Предубеждение, приобретенное за день, за время разговора лишь разрослось. Теперь даже нахождение в одном помещении с кропринцем было настоящим испытанием для выдержки девушки. Требовалось обдумать всё в тишине, а еще нестерпимо хотелось сладкого, как всегда бывало в моменты душевных терзаний. А лучше — убежать с другом в грот на берегу озера, чтобы не нашел никакой высокомерный Гильгамеш, кажется, посланный Создателем в наказание за какие-то грехи. Хотя Артурия не могла припомнить, когда умудрилась настолько сильно нагрешить. — Должно быть, сегодня, после долгой дороги ты не можешь оценить всего масштаба проблемы. Тебе бы пойти в спальню и хорошенько отдохнуть, Гильгамеш. К тому же опасно блуждать здесь ночами, если ты недоволен особняком. Вдруг духи-хранители разгневаются, — устало проговорила она. Намёк был явным, и, будь ее собеседником тактичный человек, он бы уже давно распрощался, заметив, что разговор Артурию тяготит. Но Гильгамеш был потрясающе нечуток. — Не нужно беспокоиться, моя королева. Твоего будущего супруга хранят боги, и какие-то духи ему не страшны, — высокомерно фыркнул он. Его гротескная самовлюбленность больше не веселила: от неё после недолгого разговора уже тошнило, от явного пренебрежения этикетом тошнило ещё больше, но кронпринц упорно не замечал ни терзаний Артурии, ни её отношения к нему. — Самоуверенность сгубила не одного героя, — криво улыбнулась девушка. — Как знать, вдруг сегодня твой черед? Гильгамеш вскинул светлые брови в жесте нарочитого удивления. — Пытаешься напугать меня? Или намекаешь, что боишься духов и тебя нужно проводить до комнаты? Хороший способ завлекать мужчин в спальню, ничего не скажешь… — Твоя помощь и даром мне не нужна, равно как и ты в моей спальне. Доброй ночи, кронпринц, — вопреки всякому этикету и к вящему стыду своих учителей оборвала Артурия. Похоже, легче пробить каменную стену головой, чем убедить в чем-то наследника Истфилда. Возможно ли наладить дипломатические связи с человеком, который слышит только себя и считает всех остальных существами низшего сорта? Создатель, дай же силы пережить следующие дни…

***

Едва шаги Артурии затихли вдали, по лестнице, ведущей на первый этаж, вспорхнула хрупкая фигурка экономки, кутающаяся в прозрачную шаль. Подойдя к Гильгамешу, девушка заглянула ему в глаза, ожидая радости или восхищения, какое привыкла видеть у знакомых мужчин. Она явно надела лучшее свое платье и тщательно прихорашивалась, надеясь поразить такого влиятельного гостя. Но алые глаза смотрели холодно и отстраненно. — Почему так долго? — недовольно поинтересовался кронпринц. — Хозяйка бы не одобрила встречи. Она так долго тут стояла — я думала, она никогда не уйдет… — Не ожидавшая столь холодного приёма экономка опешила, и теперь испуганно взирала на юношу снизу вверх. Промелькнувший на миг в глазах девушки агнца перед пастью разъярённого тигра приглушил гнев кронпринца. Недаром в Истфилде, завидев разгневанного наследника, его новообретенные наложницы стремились забиться в уголок и стать как можно тише и незаметнее. Страх тех, кто перед ним беззащитен, быстро отрезвлял Гильгамеша: уж кем-кем, а садистом, упивающимся страданиями более слабых, он никогда не был. А вестфилдская принцесса, если будет вести себя так же безрассудно, как сейчас, вряд ли протянет до второй годовщины замужества. Впрочем, это только её проблемы. — Мне плевать, что думает твоя хозяйка. Приди ты раньше — она бы вообще нас не застала, — оборвал блеяние экономки Гильгамеш и, притянув девушку к себе, властно поцеловал — выпивая без остатка дыхание, вторгаясь языком между распахнутых губ. В душе кипело глухое раздражение, вызванное дерзкими словами Артурии, и податливость партнерши сейчас была только кстати, пусть даже целовалась экономка по-деревенски неумело. Да ему и не важен был ответный поцелуй тогда, когда хотелось завоевывать, утверждать собственную власть над разгоряченной, дрожащей, льнущей к нему девушкой. Таких он и любит — раскованных и податливых, будто воск… Но, прояви она хоть чуточку той непокорности, что демонстрировала Артурия, было бы гораздо лучше.