Минус пятнадцать

Нет, слухи о том, что Роман Широков возобновит футбольную карьеру, были давно. Блин, да прямо с момента ее, карьеры, не слишком торжественного завершения они ходили в таких количествах, что создавалось ощущение, что Широков ее и не заканчивал вовсе. Роман Николаевич исправно подогревал смутную атмосферу вокруг себя то двусмысленными интервью, то едкими фразами относительно своего многочисленного бывшего руководства, то нахально-триумфальными выступлениями в Любительской Футбольной Лиге, а то и не менее триумфальным появлением в роли эксперта на «Матч-ТВ», так что и сам уже, наверно, не разбирал, где реальность, а где вымысел. В общем, темных дел мастер. Но чтобы эти слухи оказались настолько правдой, пожалуй, никто и не предполагал. По крайней мере, Никита Чернов точно. Никита мечется по комнате перед ноутбуком с открытой вкладкой с новостями «Енисея» и никак не может заставить себя сесть обратно за стол. То, что он чувствовал при мысли о том, что будет играть вместе с Широковым за одну команду, больше всего напоминало приступ паники – противный, с тошнотворным привкусом, с легким головокружением. К сожалению, это ему знакомо: земля уплывает из-под ног. Никита был в подобном состоянии, когда год назад ему объявили, что его отдают в аренду в «Балтику» при том, что он до последнего рассчитывал выходить хотя бы на замену, ведь тренировался с основой, сидел в Премьер-Лиге в запасе, ездил на сборы. И вот после очередных сборов Леонид Викторович все аккуратно ему разжевал: про то, что в ЦСКА есть традиция сплавлять молодых футболистов в ФНЛ, чтобы они набирались опыта, что при Васе Березуцком и Игнашевиче в преддверии чемпионата Европы армейцы не могут его использовать, что ему нет смысла полировать лавку, что для прогресса ему необходимо любой ценой играть… Сказано было много, Никита сделал вид, что все постиг и смирился, но в душе он был просто сломлен. А затем он поломался и буквально – тяжелая травма ноги в товарищеском матче через три недели после перехода поставила жирный крест на всех благих намерениях Слуцкого. Никита вернулся в Москву, оставив в Калининграде прифигевшего от такого развития событий Сашу Макарова, которого тоже отправили в аренду до лета, лечился, приходил в себя, молча внимал восторгам регулярно навещавшего его в лазарете Сашки Головина и старался ему не завидовать. Завидовать Сашке в принципе трудно, он такой мегаталантливый, что Никита сразу нутром почуял, что никогда с ним не сравнится, как бы ни лез из кожи вон, как бы ни делал скидки на разные позиции и функции на поле, это было очевидно. Так же очевидно было и то, какой Сашка хороший. Никита не знал, когда полюбил Сашку, но, кажется, это произошло где-то в феврале две тысячи тринадцатого года. На утренней тренировке Головин появился с покрасневшими от бессонной ночи глазами. Через дверь – после ремонта в интернате они были новыми, но не столько деревянными, сколько гипсокартонными, – Никита слышал, как в районе двух (а который час в Кемеровской области?) Сашка чуть ли не выл маме в телефонную трубку: «Заберите меня домой, иначе я уеду отсюда на товарном поезде!». Никита постоял в коридоре, послушал эту истерику, почесал в раздумьях репу и решил взяться за новичка всерьез. В конце концов, Сашка в открытую их, старожилов, не избегал, разве что немного сторонился, но охотно откликался на любую инициативу. Когда Никита был младше, то он тоже тосковал по родителям, но сейчас он этого уже не помнил. Оставалось одно недоумение. Оно не оформлялось в слова; получалось нечто в духе – «Саш, ну ты чего, все же классно, глупенький». Его душевные метания четко озвучил Саша Макаров: - Че делать будем? – спросил он Никиту, указав глазами на переобувающегося Головина, который продолжал прятать бледное лицо. - А что тут сделаешь?– задал Никита встречный вопрос. - Тебе эти ночные сольные концерты спать не мешают? – Макаров вытащил жвачку изо рта, скатал в шарик и бросил в мусорку. Он и Никита были ближайшими соседями Головина по комнате. – Еще сутки в таком режиме, и я буду выглядеть как труп, а то и краше. - Ну, ты прав. У меня сердце разрывается. Надо его отвлечь… как-нибудь… - Короче, – вздохнул Макар. – Беру на себя развлекательную программу, а ты на подхвате, договорились? - Ты что предлагаешь? – Никита слишком хорошо знал своего друга, чтобы не поинтересоваться заблаговременно. Под развлечениями Саша мог иметь в виду что угодно, и не факт, что такой домашний мальчик, как Сашка Головин, их заценит. - Давай сначала сводим его по магазинам и переоденем во что-то поприличнее вязанного бабушкой свитера, а потом сходим в караоке, – предложил Саша. – Умотаем его по полной так, чтобы он крепко спал. - Ээээ, может быть, тогда без меня? - Как же без тебя, лопух?! – Макар, прихватив Никиту за локоть, потащил его к Головину. – Без тебя он вообще за порог не пойдет, а меня без тебя тоже никуда не выпустят, ты же у нас паинька… Привет, Саш, у тебя на сегодня вечером ничего не запланировано?! Головин посмотрел на них, словно не узнавая, и непроизвольно утерся. Он был таким потерянным и обиженным на жизнь, что Никите стало его ужасно жалко. Он внезапно понял, что за три месяца, которые Сашка находится в команде, он ни разу не видел его улыбки, не слышал его смеха. Пока Саша Макаров соблазнял Сашку на вечернюю прогулку по городу, расписывая радужные перспективы, Никита упорно боролся с порывом погладить его по спине, да так и не поборол – похлопал по-дружески, когда Головин, выслушав Сашину речь, задумчиво кивнул, соглашаясь. Затем Сашка повернулся к нему и, столкнувшись с ним взглядом, изобразил неумелую полуулыбку, как будто это движение ему совсем незнакомо, поэтому мышцы плохо слушались. Это показалось Никите таким неправильным, что он вопреки своему убеждению, что людей не стоит трогать без разрешения, прикоснулся к его губам и обоими указательными пальцами оттянул Сашке уголки рта вверх. - Вот так надо. Головин фыркнул и мягко ткнулся носом ему в ладонь, согрев руку своим дыханием. С того дня они везде тусили втроем, расставаясь лишь на каникулы, когда разъезжались по домам. Три года пронеслись как один день: в молодежке ЦСКА, в молодежной сборной страны, в главной национальной команде, и Никита почти не представлял себя без одного из Саш рядом. На январских сборах ЦСКА в Кампоаморе, где из молодежи были они, Илюха Помазун и Славик Георгиевский, он справлял день рождения с основой армейцев и надеялся, что весь две тысячи шестнадцатый так и пройдет, а все ушло в минус. Только не у Сашки. У Сашки дела шли в гору по всем фронтам, если не считать личного. Когда Никита понял, что Сашку понесло не в ту сторону, он тоже не помнил. Наверно, тогда же, когда впервые заревновал. Нет, он и раньше замечал, как Сашка реагировал на одно приближение Романа Широкова и на каждое его слово в свой адрес, особенно на вкрадчиво-вежливое «Александр Сергеевич», но откровенно возревновал где-то в конце марта. Полушутливое обращение за время их сосуществования в ЦСКА постепенно трансформировалось в чуть менее изысканное, но гораздо более вкрадчивое «Александр», от чего в животе замирало даже у Никиты, что уж говорить о Головине, у которого голова была черти чем занята. Но вот что там у Сашки уже каша вместо мозгов, Никита осознал слишком поздно. Сашка лежал на его постели в интернате, куда Чернову пришлось вернуться после неудачной аренды и успешной операции, и молчал. Кровать была узковата для двоих, и Сашка пристроился с краю на боку, повернув отстраненное лицо в потолок и лишний раз не шевелясь, чтобы ненароком не задеть многострадальное копыто. Никита спросил его, как прошли игры с Литвой и Францией, хотя официальной информации у него и без того было в избытке, к тому же вся она была на редкость позитивной, но Сашка отчего-то тупил с ответом и смущался. - Саш!.. - Знаешь, Чира, я и представить не мог, что так бывает… - Как? – Никита приобнял Сашку за плечи и, как смог, отодвинулся к стене. – Ты еще на Евро забьешь, да? Сашка посмотрел на него, тряхнул челкой и отвел взгляд: - Я не про это... Он начал издалека, настолько издалека, что будь на месте терпеливого и благодарного слушателя не Чернов, а кто-то другой, то он никогда бы не докопался до самой сути, не отследил, не выудил, не понял то несказанное, что Сашка Головин пытался утаить. Но Никита не раз видел Сашку с Романом Широковым на тренировках ЦСКА, поэтому он безошибочно распознал это выражение безмолвного обожания, которое появлялось на лице Сашки в такие моменты. Теперь, выходит, уже и при одной мысли о Романе Николаевиче. Да и, пожалуй, стоило предполагать, что тот отбросил формальности и позволяет Сашке называть себя просто Романом. Никита слушал, поддакивал, задавал уточняющие вопросы и потом, подло воспользовавшись тем, что Сашка увлекся комментированием фотографий на телефоне, атаковал Головина в лоб: - А с Широковым у тебя как? Даже не «что» – что у Сашки с новоиспеченным пятнадцатым номером ЦСКА, со стороны и так было ясно. Головин залился краской и чуть слышно пробормотал: - Никита, я не могу об этом говорить. Я не знаю, как объяснить. - Мне ты можешь сказать все, – прошептал Никита. - Все хорошо. Честно. Он мне очень помогает. Опекает. - А тебе нужна опека? – удивился Никита и тут же мысленно отвесил себе подзатыльник. Ведь Сашке всегда нужна была опека, много, много опеки, поддержки и любви. Это Никите и Саше Макарову было вполне комфортно с основой ЦСКА, это им было достаточно пары шапочных знакомых в молодежной сборной, это им хватало доверия тренера. У него самого не было бы проблем с адаптацией – половина команды из армейцев, родной тренерский штаб, известная база, но Головин – тонкая штучка, конечно, его неслабо колбасило от непривычной обстановки и от ответственности. И вот, пожалуйста, вцепился в первого попавшегося, кто проявил минимум участия к его персоне. И как нарочно этим первым попавшимся оказался Широков. - Маленько нужна. - Саш… Сашка едва шевелил губами, не поднимал глаз и по слову выдавливал: - Он. Какой-то. Невероятный. Никита ощутил непреодолимое желание дать костылем по шее то ли Сашке, то ли Широкову, то ли себе за то, что недоглядел, не предотвратил, не задавил в зародыше – видел же, понимал, раньше, чем сам Головин, еще перед товарняком с Белоруссией год назад чувствовал… А теперь – теперь-то что делать? Отойти и не путаться под ногами, пусть сами разберутся? А как далеко у них зайдет, кто скажет? Что придется разгребать потом? Как он позднее пришел к выводу по Сашкиным рассказам про Евро, зашло все далеко. Что характерно, веселее от этого Сашке не стало. Впрочем, Никита сразу сомневался в том, что с Широковым будет весело, так что он только поражался тому, как деликатно эта тема замалчивалась всеми причастными. Второй раз на те же грабли Никита наступать не стал, принял предложение амбициозного «Енисея» и с энтузиазмом рванул куда подальше. Саша Макаров прикинул и тоже решил не рисковать, к тому же «Тосно» находилось не в такой уж жопе мира, да и в ФНЛ было на неплохом счету. Головин остался в Москве один и без Широкова, как впоследствии выяснилось. Узнав о завершении Романом Широковым футбольной карьеры, Никита выдохнул с облегчением. Получается, надо опять набрать побольше воздуха в легкие. До первого апреля пара месяцев, а трансферное окно, наоборот, на днях закрывается. И если то же самое, что и на ВК-странице «Енисея», написано на Sports.ru или Championat.com… Хотя новость такого масштаба будет везде, не только на специализированных спортивно-информационных порталах. Это же бомба. И он даже может назвать поименно тех, кого ранит осколками. Никита скривил губы и вбил в строку поиска «Роман Широков Енисей». Шутки кончились. Вместо ставших притчей во языцех четырехсот семнадцати рублей в час из легендарной переписки в твиттере Google равнодушно поставил его перед фактом контракта Романа Николаевича с красноярским клубом до 31 мая 2017 года. В договоре Чернова об аренде стояла та же дата – следующий день после Сашкиного двадцать первого дня рождения. «Бывший капитан сборной России присоединится к команде из ФНЛ на Кипре в ближайшие дни», – утверждал официальный сайт «Енисея». Чернов тер глаза, щипал себя, умылся холодной водой, но надпись с экрана не исчезала. Никита так и не присел за время своих поисков, будто ему жгло, а возможно, ему и жгло, но не стул, а в груди. Не везет ему как-то с Кипром. Ну да ладно, говорят, бомба два раза в одну воронку не падает. Да и он не собирается ломаться ни изнутри, ни снаружи. За этот чертов год он нажил немного ума, в отличие от некоторых – тех, кто только проснулись в Испании, открыли ленту и пишут ему в сообщениях ВК «Чира, это правда, что Широков переходит к вам????». Никита закатывает глаза, но берет себя в руки и отвечает: «Как я вижу, Саш, да. Мы сегодня летим на сборы. Завтра отпишусь, когда встречу его». «Почему ты мне не сказал, что у вас такое готовится?» «Сам был не в курсе. Ему передать от тебя привет?» «Нет, не надо», – так же быстро строчит Сашка и тут же добавляет вдогонку: – «Просто мне потом расскажи, как все прошло». «Что прошло?» – озадачен Никита, но раздумывать некогда, поэтому он коротко пишет «Хорошо, до связи» и захлопывает крышку ноутбука.

_________________________________

Первое, на что Никита обращает внимание в Широкове – все-таки они уже сталкивались лицом к лицу – это то, каким он теперь кажется ненатуральным: почти стеклянные серые глаза, плохо видимые из-под постоянно насупленных бровей, неестественно белозубая улыбка, осторожные слова. По наблюдениям Чернова, Роман добровольно за неделю ни разу ничего не сказал, только в качестве ответов на немудреные вопросы окружающих, а в остальном предпочитал отделываться междометиями и простыми кивками – да, нет. Он говорит приглушенным и очень спокойным голосом, медленно и вдумчиво, и создается впечатление, что это ему дается с трудом. Никита украдкой прислушивается к его наигранно-ленивым фразам и вспоминает сказку Ханса Кристиана Андерсена про Русалочку, где главной героине, после того как она обрела способность ходить, каждый шаг приносил боль, словно она ступает по острым ножам и иголкам. В спортзале Широков выкладывается на всю – дыхание тяжелое, майка насквозь пропитана потом, темные волосы прилипают ко лбу, завиваясь кудряшками, мышцы перекатываются под кожей. Но от него исходит поток мощи, и Никита не может не согласиться, что он старателен и по-своему прилежен, не халтурит, да и класс при нем, вынужденный перерыв не повлиял. Футболисты «Енисея» большей частью – молодые парни, и Широков поневоле оказывает на них ощутимое моральное давление. И Андрею Валерьевичу это нравится. Никита не стал бы исключать, что Широкова для того и подписали – чтобы они привыкли работать против опытных мужиков, которых хватает в ФНЛ и которые сильны не столько по чисто футбольным скиллам, сколько тем, что знают свои плюсы и минусы и выкачивают максимум не из физического превосходства, а из идеологического. Об этом в свое время ему говорили в ЦСКА Игнашевич и Слуцкий – даже от тренировок с сыгранными возрастными игроками можно прибавлять. До определенной степени, разумеется. На каком-то этапе это перестает давать дивиденды, и Никита хорошо помнит перенасыщение теоретическими навыками, когда нет шанса применить их на практике. Собственно, потому он и здесь. А вот почему здесь с ним же оказался Широков – это тайна, покрытая мраком. Помимо обычных приветствий и нейтральных окриков на поле они никак не общаются, будто и не знакомы, хотя Никита порой ловит на себе пристальный изучающий взгляд Широкова, от которого бегут мурашки. Сашка Головин ежевечерне изводит его расспросами о том, как там у них Роман Николаевич, и Никите лень раз за разом повторять, что в команде в целом и с Широковым в частности все нормально. Скорее всего, потому что он и сам прекрасно понимает – ни черта это не нормально. Великий и ужасный Широков Роман Николаевич должен был закончить пафосно и с огоньком, а не втихаря и после провального турнира, едва ли не став посмешищем для всей страны. Он же не гордо ушел, а по-партизански нырнул в футбольное подполье, иногда высовывая оттуда нос и наводя шороха своими заявлениями, а затем зачем-то с шумом вернулся, причем на уровень ниже – в ФНЛ, в глубоко провинциальный клуб без громкого имени, богатых финансовых ресурсов и прочного положения в турнирной таблице. Из Кубка вылетели от «Сибири», промежуточное на зимнюю паузу четвертое место, позволяющее претендовать на стыковые за выход в Премьер-Лигу, еще надо удержать, а у Широкова контракт не по системе «2+1», как в московском «Спартаке», а лишь до конца сезона – несолидно, одним словом. Российский футбол, бессмысленный и беспощадный, – в нем случается что угодно. За последним ужином перед отлетом в Россию Широков садится с ним за один столик. Никита тревожно осматривается – как на это народ отреагирует? Но парни не страдают паранойей, поэтому никто и внимания не обратил. А вот Широков подметил его секундную растерянность и ехидно усмехнулся: - Как жизнь, Чира? Никита чуть не подавился. И часа не прошло, как с тем же вопросом к нему по Viber подкатывал Сашка, но – странное дело – в случае с Головиным он не мог однозначно сказать, что того интересует именно его, Никиты Чернова, жизнь, а вот Широков совершенно точно спрашивал про него. А что отвечать? - Нормально. - Сколько в Красноярске разница с Москвой? - Четыре. - Я там еще не был, – сообщает Роман. – Прямиком сюда полетел. - Угу, – отзывается Никита. - Так что даже не знаю, где жить буду, – продолжает Широков, явно довольный его ступором. – Пожалуй, сначала в гостинице. Там как, в феврале-марте холодно? - Придется играть в манеже. - И как? - Забавно. Там трибуна только с одной стороны. Роман накручивает спагетти на вилку, как будто хирург инструментами орудует, и не знает, что одновременно наматывает на эту же вилку кишки своего немногословного собеседника. А может быть, и знает. Облизывая губы от соуса, он бросает: - Сашка Головин говорил, что ты его лучший друг. Постоянно про тебя рассказывал. Он тебя очень любит. - Еще Саша Макаров, – вставляет Никита. «Про Вас он тоже постоянно рассказывал. Сашка Вас безумно любит, но Вы, наверное, это уже поняли», – думает он. Широков молча отхлебывает минералки и обжигает взглядом из-под ресниц. Никита чувствует, что за эту краткую беседу до боли искусал губы.

_________________________________

От первого после перерыва домашнего и по совместительству победного матча с хабаровским «Луч-Энергия» до встречи с дублем «Спартака» в Москве всего четыре дня, расслабляться и радоваться нет времени, завтра днем вылет в столицу. Никита и не задумывался о том, каково Широкову в его возрасте скакать в основе минут семьдесят-восемьдесят дважды за неделю, пока не узрел его на пороге своей съемной квартиры. - Ааауууаа… - Ну соври, что рад меня видеть, Чира. – Роман невозмутимо входит без приглашения. - Здравствуй…те. - И тебе не хворать. Не хочешь предложить мне чаю, а то на улице такой дубак, знаешь, Ни-ки-та? – Широков говорит его имя по слогам, при этом его голос издевательски нежен и пугающе ласков. Раньше, вроде бы, он использовал только прозвище… - Одеваться потеплее надо, – бурчит себе под нос Никита, запирая за ним дверь, и послушно идет в кухню, чтобы налить воды в чайник. – Минус пятнадцать обещали. Это климатическая норма, между прочим, – произносит он погромче и немного приветливее. – Вы бы следили за погодой! Вы нам нужны здоровым и полным сил! Широков приваливается к косяку: - Минус пятнадцать? Эх, скинуть бы мне так минус пятнадцать лет… - Говорят, у Вас была бурная молодость. – Никита ничего не может с собой поделать: к Широкову нельзя обращаться на «ты». Если Головин к лету и сподобился на робкое «Роман», то вот у него язык не поворачивается. - И не врут, действительно была! – Роман обнажает фарфорово-белые зубы в радостном оскале. – А ты, говорят, самый правильный парень в команде, умница с безупречной репутацией? - У меня желтая карточка есть, – смущается Чернов и чувствует, что начинает краснеть. – За игру с «Зенит-2». Нет, Широков даже бровью не повел на этом слове, зря Никита боялся. Или не зря. - А у меня в «Зените» и прямая красная была, – смеется Широков и подходит ближе. – И в КДК целых три дня решали, по какой статье регламента мне впаять штраф. - И что решили? – Никита непонимающе хлопает на него глазами. - Не помню, – разводит руками тот и внезапно ставит их на столешницу по бокам от Никиты, преграждая пути к отступлению. Никита старается не паниковать, но такое близкое присутствие Романа выбивает его из колеи. Широкова слишком много, от него некуда деться, он везде, его пальцы опаляют сквозь одежду, его глаза повсюду, таращатся изо всех углов, и нечем дышать, кроме как его поцелуями. Никита просто остолбенел и зажмурился, когда Роман опустился перед ним на колени и спустил с него домашние шорты. Если не смотреть, то не так жутко. Секунд пять. Потому что остальные органы чувств, как назло, от этого заработали только лучше. Терпкий запах мужского парфюма. В тишине слышно, как чайник закипает, побулькивая. Руки-ноги не слушаются, но тело откликается на каждое прикосновение. - Мммм… Уууу… Аааахххх!

_________________________________

- Ааааааххх! – застонал Сашка и проснулся от собственного крика. Глаза буравили темноту, пытаясь зацепиться хоть за что-то реальное, сердце затравленно билось, грозя пробить ребра, дыхания не хватало, вырез неприятно затягивал горло. Сашка весь извертелся, и футболка на нем вся перекручена. Головин откинул тяжелое одеяло и свернулся калачиком. Ф-фух, и приснится же такое! «Енисей», Никита, Широков… Неужели он перед первым матчем под руководством Ганчаренко так разволновался, или это последствия нагрузок от Паулино Гранеро? Или это у него уже крыша поехала? Сашка сел на постели и потер виски. - Сань? - А? - Ты в порядке? - Да, просто страшный сон, – ответил Сашка и задумался: был ли это настоящий кошмар или он стал свидетелем того, как его самые потаенные фантазии материализуются, пусть и необычным образом. Назвать это кошмаром?.. А если так оно и есть? Как там Слуцкий говорил: «Хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах»? Или тут уместнее присказка «Когда Боги хотят нас наказать, они выполняют все наши желания»? Потому что он сейчас видел сон, где сбываются его мечты, и при этом чуть с ума не сошел от ужаса… Нет, нет, он больше не хочет, чтобы Широков вернулся в футбол. И не надо, чтобы «Енисей» стал лидером ФНЛ с чьей-либо помощью, они сами всего добьются, Никита считает, что у них отличная команда. И уж, конечно, он, Сашка, не хотел бы пережить то, что… Или?.. Нет, ну если быть честным с собой, то он горячо хотел этого полгода назад. А вот теперь – да или нет? Вообще-то у него до сих пор стояк от этого сна, в трусах тесно и мокро. Еще пару минут – и здравствуйте, ночные поллюции как у закомплексованного подростка. Федя Чалов зажег свет: - Ты точно в порядке? Сашка обернулся к соседу по номеру: - Федь, пожалуйста, скажи, какое сегодня число? Чалов прищурился в раздумьях и приподнялся на локтях: - Пятнадцатое. Сашка вдруг понял, что это никак не привносит ясности в то безумие, в котором он только что тонул. - А… эээ… месяц какой? – спросил он. - Январь, – Федя ничуть не удивился. – Две тысячи семнадцатый, если тебе важно, – добавил он и зевнул. – Все, можно дальше спать? - Да. Спасибо, Федь. Чалов пожал плечами, отвалился обратно в подушки и погасил лампу. Сашка схватил телефон и залез с головой под одеяло, чтобы ввести в Яндекс «Роман Широков Енисей» и убедиться, что это ему всего лишь приснилось.