Madness — Безумие

Я всегда была послушной дочерью. Cвоих родителей я уважала и любила с раннего детства. Будучи единственным ребенком в семье, лаской и заботой я была окружена постоянно. У меня было все, начиная от понравившейся игрушки и заканчивая последней моделью сотового телефона. Я жила в мире иллюзий, считая, что все, чтобы я не захотела, мне обязательно достанется, стоит только попросить. Возможно многие посчитают меня эгоисткой, но таковой невозможно было не стать в доме, где все прихоти исполняются в два счета. Мой папочка считал меня подарком судьбы, лучшей во всем. Его главная цель заключалась в том, чтобы его малышка ни в чем не нуждалась. А я нуждалась, но только не в материальных ценностях. Я нуждалась в нем. Его любовь — все, что мне было нужно, дабы улыбаться. Да, я ненормальная, сумасшедшая девчонка, потерявшая голову от собственного отца. Эта зависимость появилась после случая, произошедшего летом. Мне тогда было шестнадцать. На тот момент я являлась самой популярной девушкой в своей школе, встречалась с симпатичным парнем из своего же класса, одевалась по последнему писку моды и имела в наличии собственную свиту. Все, о чем мечтали сверстницы, у меня было, и пользовалась я этим сполна. Тот вечер я проводила за чтением очередного детектива, найденного в домашней библиотеке, когда дверь открылась, и на пороге показался папа. Вид у него был слегка растерянный, а взгляд затуманенный, что говорило о не слишком трезвом состоянии. Я отложила книгу, перешла из положения лежа в положение сидя и улыбнулась. Всегда рада его видеть вне зависимости от ситуации. Но он, очевидно, сегодня был не в самом лучшем расположении духа.. — Карина, — с ходу начал отец, даже не поинтересовавшись, как прошел мой вечер. К слову, он всегда расспрашивал меня о бывалом дне и любил слушать мои рассказы. Поэтому такое положение дел меня слегка задело, но я не подала виду. — Да, пап, — улыбаюсь. Все-таки он — единственный человек, который меня понимает и во всем поддерживает; я не могу на него злиться. — Мне не нравится твой Миша, — он хмурится, а я удивленно поднимаю брови. Не думала, что разговор зайдет в данное русло. Мы с отцом никогда не обсуждали моих парней. Нет, конечно, он высказывал недовольство, что-то бурчал, но я особо не вникала в смысл. Знала же, что он просто волнуется и переживает. — Я не хочу, чтобы ты с ним общалась. — Пап, он мой парень вообще-то, — пытаюсь напомнить, все еще пребывая в непонятном для себя состоянии. С Мишей мы встречаемся почти год, и не разу у нас с отцом не заходили такие разговоры. С чего бы это? — Это меня и волнует, — он берет меня за руку, опуская мою голову себе на колени. Пожимаю плечами и устраиваюсь поудобнее. Сейчас будет гладить по волосам. Как в детстве. — Ты — моя девочка, — его рука с волос перемещается на щеку. Он неотрывно смотрит на меня, неторопливо поглаживая большим пальцем нежную кожу личика. Я непроизвольно вздрагиваю. Интересно, мне одной эта фраза показалась несколько двусмысленной? — Пап, ты, кажется, перепил. Иди ложись спать, а завтра поговорим, — конечно, никто ни с кем не будет разговаривать; я просто пытаюсь избежать ситуации, которая начинает принимать странный оборот. — Я не хочу спать, — отец берет мое лицо в руки, касаясь губами щеки. Я закрываю глаза. Люблю, когда он проявляет нежность, это так.. по-отцовски. — Пойду, но если с тобой, — широко распахиваю глаза, уставившись на него. Нет, он точно перепил. Пора это прекращать. — Пойдем, я отведу теб.. — я не успеваю договорить, потому что его губы плотно смыкаются на моих. Я замираю, все еще не осознавая реальность происходящего. — Карина, прошу.. — его голос звучит так близко, что я снова вздрагиваю. Пытаюсь сказать что-то, но папа, воспользовавшись ситуацией, проникает языком в мой рот, заставляя меня застонать. Он — горячий, влажный проходит по ряду зубов, соприкасаясь с моим языком и начиная с ним какую-то незатейливую игру. Я поддаюсь, не в силах сопротивляться. Ситуация до ужаса неправильная, но это действует как-то опьяняюще, что я невольно начинаю возбуждаться. Поцелуи из легких и почти нежных переходят в страстные, даже голодные. Мы кусаем губы друг друга, тут же зализывая места укусов. Я обнимаю его за шею, прижимаясь всем телом, трусь животом об его пах, за что тут же получаю сочный шлепок по заду, непроизвольно вскрикивая. Отец резко кладет меня на постель, нависая сверху. Его рука опускается на мою талию, сминая ткань хлопковой футболки, служащей у меня пижамой. Я широко расставляю ножки, чтобы обхватить его торс и прижать к себе еще ближе. Желание распаляется огнем внутри, поэтому терпеть становится невозможно. Тянусь к его рубашке, расправляясь с пуговицами, и откидываю ее в сторону. Кладу ладошки ему на грудь, поглаживаю рельефное тело, чувствую, как мое нижнее белье тут же намокает. — Ты такой красивый, — шепчу, запечатляя легкие поцелуи на его ключицах. — Я безумно тебя хочу, — не понимаю, какой бред несу, но говорю чистую правду. Я хочу собственного отца. Наверное, это безумие? В таком случае, я окончательно и бесповоротно съехала с катушек. Для него, видимо, это тоже послужило сигналом. Он разрывает мою майку на две части, и она остается валяться где-то на полу. Особо не переживаю о потере, потому что горячие губы накрывают мою грудь, а зубы впиваются в кофейный бугорок, уже затвердевший от перевозбуждения. Папа начинает ласкать, покусывать, в тот момент, когда вторая рука играет со второй грудью, сжимая ее и скручивая. Откидываю голову и выгибаюсь, постанывая. Так хорошо мне еще не было. Возможно, так на меня влияют эмоции от происходящего или же все дело в умелых руках родителя. — Стонешь, как маленькая шлюха, — шепчет папа, с ухмылкой глядя на меня, заставляя покраснеть и замолчать. — Не смей прекращать. Я хочу слушать то, как тебе хорошо. Тебе ведь хорошо? Отвечай. Хорошо? — Очень хорошо, — шепчу, прикладывая ладошки к красным щекам. Отец приподнимает мои бедра, рывком снимая шорты вместе с трусиками. Шире раздвигает мне ноги, откидывается и внимательно рассматривает, еще больше меня смущая. — Идеальная, — он проводит пальцем по моей промежности, а я вновь стону. Он нажимает на клитор, ловко находит все чувствительные точки и заставляет меня извиваться под ним. Он резко вводит в меня два пальца, и я не сдерживаю крик. Молю его, чтобы не прекращал, потому что мне срочно нужна разрядка. Отец выполняет мою просьбу, жестко начиная двигать ими, не забывая про грудь, которой также требуется внимание. — Да.. Господи.. Даа.. Ммм.. — кричу что-то непонятное, сжимаю руки настолько, насколько это возможно, и взрываюсь, испытывая мощнейший оргазм. — Ты очень красиво кончаешь, Кариша, — он вставляет мне в рот влажные пальцы, и я принимаюсь их посасывать, все еще отходя от испытанных эмоций и заодно пробуя себя на вкус. Отец убирает руку и раздевается полностью. Я смущенно осматриваю его, отмечая, что достоинство у него, скажем, не из маленьких. Это заставляет низ живота приятно сжаться от предвкушения еще более приятных ощущений. — Нравится? — я киваю и тянусь к нему, чтобы также не остаться в долгу, но папа останавливает. — Не сегодня. Этой ночью я хочу доставить больше удовольствия тебе, — его слова явно намекают, что это не последняя наша встреча, и я улыбаюсь, потому что точно потеряла голову от яркости испытанных ощущений. Вновь обхватываю ногами торс, желая поскорее принять его в себя. Он не медлит. Сначала вводит головку, а после резко входит полностью, заставляя меня задохнуться. Он не оставляет времени, чтобы я успела привыкнуть. Рывками входит меня и почти полностью выходит, а затем насаживает полностью, доставляя боль, смешанную с наслаждением. Папа трахает меня без ласки или нежности, кусает, оставляет отметины, явно показывая, что с этого момента я только его. Я в свою очередь подстраиваюсь под его ритм, интенсивно начиная двигать бедрами и царапая его спину от переизбытка чувств. Кончаем мы вместе. Чувствую, как вязкая жидкость стекает по моему бедру, но у меня совершенно не остается сил, чтобы убрать ее. Отец берет свою рубашку, бережно вытирая все, укладывая меня на постель и накрывая одеялом. — Спи, принцесса. Тебе нужно набираться сил, они тебе еще понадобятся, — он усмехается, прижимая меня к себе, а я засыпаю с глупой, уставшей, но счастливой улыбкой на губах.