Черная клавиша, белая клавиша, две черных, одна белая.
Ты всегда был лучше и умнее меня, тянулся сильнее к изучению такого великолепного инструмента, а я просто следовал за тобой, словно собачка, которая бегает за мячиком. Ты всегда смеялся над моими пухлыми пальчиками, называя их маленькими колбасками, и говорил, что не смогу играть красивые и шикарные песни Моцарта, Чайковского или Бетховена. Мне было плевать на все твои насмешки, ведь я все равно верил, что когда-нибудь смогу доказать обратное. Я смогу заставить тебя плакать над теми произведениями, что будут создаваться моими маленькими пухлыми пальчиками. Мы всегда были рядом, но в какой-то момент все изменилось. В какой-то момент ты стал выше пианино, выше меня и стал другим. Мы изменились полностью. Не было больше той страсти, того огонька в глазах при виде пианино. Ты предпочел играть с другими в мальчишеские игры, оставив маленького светловолосого мальчика с огромным темным инструментом в прошлом. «Хен, давай сыграем на пианино?» «Мне некогда, отстань.» Ты оставил меня одного с таким тяжелым грузом на плечах. Я учился играть и в какой-то момент смог превзойти тебя. Так казалось мне, но такого не произошло бы никогда. Хен, ты всегда был и будешь лучше меня. В 14 мы встретились снова, но уже не были близки, как раньше. Твои взгляды на жизнь стали совершенно другими, так же, как и мои. Ту ночь мы провели вместе, играя уже на старом покрытым пылью пианино. В ту ночь из моих глаз катились прозрачные слезы, блестящие при свете луны. Я держал тебя за руку, встречая рассвет и обещал не отпускать, но так и не смог выполнить своего обещания. Это была наша последняя ночь, проведенная вместе. Время шло, а мы все так же менялись, забывая друг друга. Забывал ты, уезжая далеко, чтобы получить образование инженера, а я уехал, чтобы стать композитором. С того дня мы больше не общались с тобой. Помнишь конец нашей с тобой юности? Это было на Рождество. Тебя бросила девушка, проблемы с учебой затянули тебя в грязное болото отчаяния. Ты был очень усталый и потерянный, а я всего лишь хотел помочь тебе. « Хен, не надо так расстраиваться. Ты справишься с этим.» Ты меня оттолкнул, обвинил во всем, а потом крепко сжимал руку, не намереваясь отпускать. Я оставался с тобой рядом всегда, зная, что ты все равно рано или поздно забудешь это. Было больно, но мне нужно было побороть свою боль, чтобы любимому человеку было легче. Я не смогу никогда тебя отпустить и буду рядом всегда: с самого рождения и до самой смерти. Я буду присматривать за тобой, чтобы ты не наделал глупостей. Пойду за тобой на край света, прыгну в океан, умру, чтобы ты жил. Я осознал, что ты — моя первая любовь. Единственная первая любовь, которая останется со мной навсегда.На протяжении всей жизни.
Спустя годы я снова оказался с той же комнате, где мы проводили почти все свое свободное время в детстве. Вокруг все покрылось пылью, стояли коробки и старое коричневое пианино с пыльными клавишами. Слезы обжигали щеки и терзали душу воспоминаниями. Ты больше никогда не вернешься обратно. Мы больше никогда не сможем быть вместе. Я помню все, что тут произошло и никогда не забуду. Помню свои первые прикосновения к этим белым клавишам, интерес к ним и твой живой огонек любви, который неожиданно появился. Находиться в этой комнате больно, но на боль плевать, лишь только воспоминания заполняют разум, и желание прикоснуться снова к этим клавишам только растет. Сажусь на пыльный стул, не особо задумываясь о сохранении чистоты светлых джинс, и прикасаюсь к белому морю, среди маленьких черных островков. Пальцы сами начинают играть знакомую только мне мелодию, пропитанную грустью и окутываемую воспоминаниями. Почему так произошло? Когда мы стали так далеко друг от друга? В какой момент между нашими отношениями образовалась пропасть? Кажется, этого никто не узнает никогда. — Чимин? Этот голос. Оборачиваюсь и слабо улыбаюсь, озаряя комнату и еще одного ее обладателя неимоверно грустной улыбкой. Просто нет сил улыбаться так, словно в этом мире вокруг так красочно и красиво. Мы не бабочки, чтобы дарить всем красоту и наполнять жизнь красками. Мы всего лишь слабые люди и единственное наша схожесть с бабочками — мы все очень хрупкие. Наша душа подобна хрусталю, который при неверном движении ломается. — Пак Чимин? По его щекам стекают соленые капли, а руки сжаты в кулаки. Почему ты плачешь, хен? Что же ты сделал такого, что смогло расстроить тебя так сильно? Снова начинаю играть мелодию. Ту, которую мы играли в детстве и после которой ты смеялся над моими пальчиками. Сейчас эти воспоминания не кажутся пулями, что простреливают твой мозг, но ты по неизвестной причине остаешься жить. Эта мелодия до неприличия короткая и грустная, но у меня все еще остаются повернуться к своему слушателю, что в удивлении смотрит прямо в упор, а слезы с подбородка капают на колени, на которых он стоит сейчас. Улыбаюсь так же слабо, почти не заметно, но в этой улыбке тысячи извинений и сожалений. — Да, Юнги-хен, это я.