Ещё одна городская сказка

— Ну что, ребята, хотите немного перекусить перед сном? — бодро поинтересовался Баки, доставая из бумажного пакета два горячих, ароматных гамбургера. Те, к кому он, собственно, обращался, восприняли идею с полным одобрением — Стив, которого Баки только днём забрал из клиники, радостно гавкнул и завилял хвостом, умильно заглядывая ему в глаза, а Сэм, углядев угощение, мягко спланировал к нему на плечо, явно стараясь не слишком сильно впиваться острыми соколиными когтями в тонкую куртку. Кот же, по своему обыкновению, вначале грациозно потянулся, тщательно умыл серьёзную чёрную мордочку и только потом выразил своё согласие басовитым мурлыканьем. Баки усмехнулся, разглядывая всю пёструю компанию, примостившуюся рядом с ним на видавшим виды клетчатом пледе. Повезло ещё, что Стива хорошенько откормили за пять дней, проведённых им в ветеринарной клинике, и теперь он не имел ничего против того, чтобы разделить свой гамбургер пополам с Баки. Второй достался Коту и Сэму, а Наташа, ловкая маленькая охотница, к счастью, сама добывала себе пропитание. Покончив с едой, они стали привычно устраиваться на ночлег. Баки, отыскав под опорой старого моста местечко посуше, натаскал туда побольше ящиков и газет, чтобы постелить всё тот же клетчатый плед не на голую землю, а хотя бы на это жалкое подобие матраса из бумаги и картона. Соорудив, таким образом, постель, он прикрыл её от порывов ледяного ветра, налетавшего с реки, остатками коробок, и выудил из своего потёртого бесформенного рюкзака пару скрученных в валики тонких одеял. Забравшись на плед, Баки постарался как можно лучше подоткнуть оба одеяла, чтобы не дать шанса холоду, а затем подозвал увлечённо вертящегося на берегу Стива. Стоило большому золотистому псу улечься рядом с Баки, как к ним присоединился и Сэм — он предпочёл забраться в одну из поставленных вертикально коробок, и нахохлиться там, распушить красивые коричнево-белые с чёрным перья для пущего тепла. Кот, независимый и гордый, явился последним — неторопливо прошествовал по «кровати» до самого бока Баки, и улёгся там, согревая и согреваясь. — Наташа, мы ложимся, — негромко сказал куда-то в сгущающуюся темноту Баки, надеясь, что крохотная чёрная паучиха его услышит и примет информацию к сведению. Иногда Нат пропадала где-то ночь напролёт, возвращаясь к компании только под утро, и Баки всегда ужасно боялся ненароком раздавить её во сне. Свернувшись калачиком под одеялами — причём он постарался максимально накрыть ими и только недавно поправившегося Стива, — Баки рассеянно думал о том, что ещё летом не мог и представить, что однажды станет бездомным бродягой, взвалившим на свои плечи заботу о таких же бездомных, никому не нужных животных. А ведь скоро, совсем скоро в Нью-Йорк придёт настоящая зима — может, и без снега, но зато с колючими морозами и со стелющейся по асфальту позёмкой… Уже сейчас вместе с теменью с Гудзона медленно наползал пробирающий до костей холод, и Баки с трудом представлял, как им с друзьями пережить это время. Да, всё это началось летом с одного крайне недальновидного, неосторожного поступка Баки… Впрочем, нет, каковы бы ни были последствия, даже сейчас он не жалел о своём решении. Это случилось во время летних каникул, когда Баки, как обычно, вернулся домой к родителям и сестре Ребекке.* Отучившись в колледже два года, познакомившись с относительно самостоятельной и свободной жизнью вне семьи и дома, он успел многое о себе понять. Переступая порог родительского дома, Баки чувствовал себя вполне уверенным, невероятно смелым и взрослым. Конечно, то, что ему нравятся не девушки, а парни, Баки понял ещё раньше, до колледжа. В выпускном классе он даже пережил трогательную, нежную влюблённость в одного паренька с параллели. К счастью, чувство оказалось взаимным, и, хотя они не продвинулись дальше неуклюжих мокрых поцелуев и вечерних прогулок за ручки, Баки вспоминал свой последний год в школе с теплотой и признательностью. У него была возможность сравнить и выбрать — Баки был хорош собой, обаятелен и общителен, слыл первым кавалером на школьных танцах и девчонки увивались за ним восторженной толпой. Он старался быть милым и галантным со всеми, но ни одна потенциальная подружка не могла тронуть его сердце всерьёз. Вначале он не собирался открыто говорить о своей ориентации. Необходимость держать всё в тайне тяготила такого открытого и честного человека, каким был Баки, но он боялся разочаровать родителей. И потом, успешно закончив школу, он уехал в колледж, находившийся за много миль от дома, где мог чувствовать себя свободно — а скрываться в течение летних каникул всё же легче, чем круглый год. Но именно учеба в колледже изменила точку зрения Баки. Сколько раз ему доводилось слышать от своих новых друзей об их вполне благополучных каминг-аутах! Конечно, не у всех ребят всё проходило гладко, но родные, пусть им и пришлось нелегко, в большинстве случаев принимали их выбор. Возможность не прятаться больше, открыться семье, объяснить им, что он нуждается в их понимании и поддержке — всё это захватило Баки. В конце концов, он уже взрослый человек, имеет право на собственный выбор, разве нет? Будет только честно рассказать обо всём самым близким людям! Да, его отец довольно строг, но и справедлив, он поймёт Баки, пусть и не сразу, как и мама, и Бекка. Он твердо решил признаться в своей гомосексуальности во время летних каникул, не дожидаясь Дня каминг-аута. Баки всё же хватило ума не начинать свои признания прямо с порога и в первый же день. Нужно было отдохнуть с дороги, заново привыкнуть к запаху и звукам дома, рассказать отцу об оценках и спортивных соревнованиях против другого колледжа, а маме — про то, как ему живётся в кампусе и про друзей. Нужно было, в конце концов, вдоволь поболтать с сестрёнкой — Бекки и Баки, они всегда были отличными друзьями, с самого детства. За всеми этими делами прошел почти месяц спокойной и размеренной домашней жизни, пока Баки не решил, наконец — пора. Даже теперь, закрывая глаза, Баки до боли отчётливо, будто наяву, видел тот тёплый, самую чуточку душный вечер, когда попросил родных собраться после ужина в гостиной, потому что ему нужно сообщить им кое-что очень важное. Помнится, Бекка казалась просто заинтригованной, отец — вполне спокойным, зато мама явно волновалась. Бак тогда подумал, глядя на румянец на её щеках, что мама, должно быть, ожидает рассказа о некой прекрасной девушке из колледжа, в которую он влюбился и теперь мечтает создать с ней семью. Он долго мялся, не зная, с чего лучше начать и как вообще подготовить семью к подобным откровениям, а потом вдруг решился, будто сиганул в воду с высокого утёса — заговорив, Баки уже не мог остановиться, потому что каждое слово снимало с его души тяжёлый камень. Он говорил о том, что давно знает про себя — ему нравятся парни, а не девушки, пусть он и способен по достоинству оценить их красоту и очарование, и относится ко всем женщинам с глубочайшим уважением. Он говорил, что пробовал встречаться и с девушками тоже, но ничего из этого не вышло, он только обманывал их и себя, а потому начал встречаться с парнями — ещё в старшей школе. Он говорил, что времена изменились, сейчас общество воспринимает такие вещи гораздо лучше и легче, и в его колледже хватает ребят-геев, не скрывающих своей ориентации. Он даже признался, что практически весь учебный год встречался с одним таким однокурсником, но, увы, они расстались весной. И ещё он сказал, что, несмотря на эту неудачу с первыми серьёзными отношениями, не намерен отчаиваться — ему бы только найти хорошего, доброго, честного парня. Баки говорил всё это и не замечал, что в гостиной с первых его слов воцарилась звенящая, напряжённая тишина, что мама побледнела и прижала ладони ко рту, прикрыла глаза, будто борясь с подкатившей к горлу дурнотой, и что лицо отца постепенно наливается краской, а челюсти плотно сжаты, и что Бекка уже давно вжалась в угол дивана и переводит испуганный взгляд со страшной, будто закаменевшей фигуры отца на беззащитно открытого старшего брата… А Баки говорил, точно на крыльях летел, и ничего не замечал — ровно до того момента, когда отец внезапно вскочил на ноги и наотмашь ударил его по лицу. Ударил не кулаком, а раскрытой ладонью, как будто больше не считал сына мужчиной, достойным настоящего удара, но зато с силой, звонко и под аккомпанемент отчаянного возгласа Ребекки. Оглушённый, Баки отступил на несколько шагов, слишком изумлённый и потерянный для того, чтобы что-то ответить на поток криков и ругани отца — да как ты мог, как ты мог стать чертовым извращенцем, грязным педиком, опозорил свою семью и моё доброе имя, и если ты сейчас же не откажешься от всего, от всей этой мерзости, не пообещаешь бросить колледж и без возражений вступить в военное училище, чтобы из тебя там выбили всю эту грязь и дурь, то ты больше не сын ни мне, ни своей матери! Мама, кстати, так ничего и не сказала — просто встала и силком увела упирающуюся Бекку в её комнату наверху. На Баки, своего сына, первенца, она даже не посмотрела, и именно после этого что-то в его груди оборвалось, мгновенно покрылось коркой из крови и льда. Баки вспылил — к горю и обиде добавились злость и отчаянная, безбашенная дерзость, какая бывает, когда человеку нечего больше терять. Он опомнился только тогда, когда, почти охрипнув от ярости, прекратил орать на тяжело дышащего, такого же взбешённого отца, а потом тоже метнулся на второй этаж за своими вещами. Перед тем, как уйти ночевать к школьному приятелю, он успел собрать только рюкзак и спортивную сумку, самый необходимый минимум, да на следующий день заплаканная, несчастная Бекка тайком вынесла ему ещё коробку самого любимого и ценного барахла, потому что больше Баки в родительский дом не возвращался. Не стал он задерживаться и в родном городе — попрощался с сестрой, поразмыслил и купил билет на автобус до Нью-Йорка. Это ведь всегда так бывает, верно? Те, кто жаждет стать частью славы и блеска Голливуда, едут в Лос-Анджелес; те, кому милее мир высокой литературы и утончённой интеллектуальности, выбирают Сан-Франциско; все прочие, желающие свободы и новой жизни, но не знающие, к чему приложить свои силы, отправляются в Нью-Йорк. Баки планировал как-нибудь перекантоваться там до конца года — оплачивать его дальнейшее обучение в колледже отец, конечно, не стал, — а потом снова вступить туда же, но уже на стипендию. Не желая перекладывать свои проблемы на чужие плечи и жертвовать собственной гордостью, Баки по телефону сообщил друзьям из колледжа, что вынужден прервать учебу по личным причинам, но обязательно вернётся к ним в следующем году. Те немногочисленные вещи, которые остались в его комнате в кампусе, он попросил на время переслать Бекке. Вот так Джеймс Бьюкенен Барнс и оказался в Нью-Йорке. Поначалу всё шло не так уж и плохо. Баки снял светлую просторную квартирку в мансарде старого дома, с чердачным окном в потолке спальни, через которое можно было выбираться на плоскую крышу и кормить голубей, и нашёл работу — не самую высокооплачиваемую, но зато с «плавающим» графиком и не слишком суровыми требованиями. Не то, чтобы Баки настолько беспечно относился к своему будущему, но, опять-таки, это ведь только на время, пока он не сможет вернуться назад в колледж. Он завёл новые знакомства, некоторое время даже пропадал на безумных, длившихся до самого рассвета вечеринках, но по счастью не увлекся подобным времяпрепровождением. В Нью-Йорке и без того было чем заняться и что посмотреть — столько всего нового, яркого, увлекательного! Бродвейские постановки, разбросанные по всему городу небольшие художественные галереи, музеи, встречи с молодыми писателями, прогулки на пароме ранним утром до Лонг-Айленда и обратно, красивые уютные кофейни и маленькие итальянские ресторанчики — Баки попал в новый неизведанный мир, и жаждал прочувствовать город, узнать его вкус и запах, изучить характер. В течение нескольких месяцев он вел весьма богемный и беспечный образ жизни — а потом начались проблемы. Первой уступкой стал переезд из квартиры под крышей — как-то вдруг оказалось, что Баки больше не может её себе позволить, и нужно искать жильё попроще и подешевле. Он перебрался в один из тех высоких серых домов, которые однообразной скучной полосой тянутся по обе стороны спальных районов, а заодно и сменил работу из-за конфликта с руководством. Впоследствии он не задерживался подолгу ни на одном, даже самом выгодном рабочем месте — Баки, с его привычкой старшего брата защищать более слабых, то и дело ссорился с начальством из-за несправедливого отношения к молоденьким стажерам или курьерам, и тут же вылетал с работы. Что ж, менеджерам по подбору персонала проще было взять на его место кого-нибудь нового и старательного, а не спорить с упрямым и своенравным парнем — только вот понял это Баки слишком поздно. Параллельно с недолгими подработками сменялось и жильё — вначале он вынужден был перейти на крошечные квартирки, расположенные в самых неудобных и малопривлекательных частях города, потом начал снимать просто отдельные комнатки, а иногда и номера в паршивых мотелях, где всякий здравомыслящий человек старался не задерживаться больше, чем на одну-две ночи. Баки отказался от ставших уже привычными развлечений, от походов в любимые магазинчики винтажных музыкальных пластинок и старых, пропахших пылью и временем, книжек, но всё равно не унывал. В любом случае, он всегда мог позволить себе огромный, величественный читательский зал Нью-Йоркской публичной библиотеки, прогулки по Централ-парку и выступления уличных музыкантов. В тот период своей самостоятельной жизни Баки любил повторять, что не Большое Яблоко оказалось ему не по зубам — это он ещё окажется не по зубам равнодушному городу. Однако находить нормальную работу становилось всё сложней. Баки скатился от продавца-консультанта или официанта до кассира ресторана общественного питания, курьера, а потом и продавца ночной смены в круглосуточном мелком супермаркете. Широкий, казалось бы, круг новых друзей и необременительных романтических увлечений рассеялся как-то сам собой, а самым частым и преданным компаньоном Баки Барнса стало одиночество. Но он по-прежнему не желал просить помощи ни у старых друзей, ни у сестры, которая тайком от родителей звонила ему по несколько раз в неделю, ни тем более у отца. Баки бодрился, убеждал себя, что вполне может обойтись даже самым малым, что человеку для счастливой жизни вообще нужно гораздо меньше, чем он вечно стремится иметь, а все самые лучшие на свете вещи — голос Бекки, позолоченные осенью деревья в парках, обжигающе горячие хот-доги и кофе от уличного торговца, — бесплатные или почти бесплатные. Он понимал, что гораздо проще было бы выжить и найти себе занятие в каком-нибудь небольшом провинциальном городке, но вот незадача — Баки успел по-настоящему полюбить Нью-Йорк и ни за что не хотел с ним расставаться. Со Стивом и остальными Баки познакомился одним ненастным днем. Дождь тогда шёл, практически не переставая, с самого утра, превратив тротуары в берега полноводных рек. Баки же вынужден был по дороге с очередной мелкой подработки завернуть в магазин, чтобы купить что-нибудь к ужину. Он теперь экономил на всём, даже на еде, стараясь ограничиваться завтраком из тостов или бутербродов с кофе и вечером — более-менее плотным ужином. Тогда, в конце недели, в его вечно недовольно тарахтящем холодильнике набралось несколько кусков сыра, поэтому Баки намеревался приготовить его со спагетти. Собственно, за ними он и завернул в магазин, но дождь лил с такой интенсивностью, что будь он чуть теплее — и его спагетти сварились бы прямо на улице, вместе с картонной упаковкой и насквозь промокшим бумажным пакетом. Желая поскорее добраться домой, Баки дошлёпал до очередного поворота, от которого до его жилья было уже рукой подать, но тут кое-что привлекло его внимание — по правую руку от него, прямо на мокром тротуаре столпились люди, наблюдая за тем, как крепкие молчаливые ребята вытаскивают из приземистого старого здания разнокалиберные ящики и клетки, и сгружают их прямо на асфальт. Время от времени кто-нибудь из толпы начинал выкрикивать в их адрес упрёки и оскорбления, но мужчины в тёмно-синей униформе с логотипом компании «Старк Индастриз» на рукавах не обращали на зевак ни малейшего внимания. Количество коробок и клеток на тротуаре постепенно увеличивалось, и сквозь людской гомон и шелест дождя можно было разобрать доносившиеся оттуда жалобные скулёж и мяуканье. Нахмурившись, Баки свернул с намеченного пути и подошёл поближе. Судя по всему, могущественная корпорация наложила лапу на здание, в котором размещался приют мистера Эрскина. Старика хорошо знали в округе — вот уже много лет он собирал по подворотням и обочинам самых слабых, убогих и увечных животных, у которых практически не было шанса обрести когда-нибудь дом и хозяев. Горожане предпочитали брать более привлекательных и здоровых любимцев из других приютов — тоже более привлекательных и ухоженных, но мистер Эрскин не унывал. Он подбирал несчастных, шелудивых и исхудавших собак и котов и раненных птиц из чистого милосердия, и содержал свой небольшой приют на собственные средства да редкие пожертвования. Узнай Баки об этом месте хотя бы чуточку раньше, когда у него ещё водились свободные деньги — с радостью пожертвовал бы их на доброе дело. А теперь, выходит, всему этому пришёл конец. Самого Эрскина, кстати, не было видно — должно быть, он оставался внутри, пытаясь отстоять свой приют у стаи пираний-адвокатов, пригнанных сюда Старком. Зато Баки заметил поодаль несколько машин Службы контроля за бездомными животными — вероятно, в них и погрузят бывших подопечных мистера Эрскина. Вот только какая судьба их ждёт? Огорчённый, Баки развернулся было, чтобы продолжить свой путь к дому, когда заметил в тёмном переулке какое-то слабое движение. Он сомневался не больше минуты, прежде чем шагнуть в темноту. Свет затухающего над городом дня едва проникал сюда, но когда глаза Баки привыкли к слабому освещению, он сумел различить несколько грязных мусорных баков у стены дома, а затем и прятавшихся за ними беглецов — крупного светлого пса и птицу, явно хищную, с перевязанным крылом. Увидев человека, пёс угрожающе вздыбил загривок и заворчал, явно готовый защищать и себя, и своего пернатого друга. Но Баки был терпелив и осторожен — медленно опустился на корточки, чтобы быть на одном уровне с животными, и так же медленно протянул свободную от пакета руку вперед. Несколько мгновений томительного ожидания, и вот уже пёс сам потянулся к его мокрой ладони, чтобы обнюхать её и ткнуться лбом, будто сетуя — до чего же тяжёлый, паршивый выдался день! Баки осторожно погладил пса, почесал за ухом, а потом, кое-как пристроив пакет с продуктами у себя на коленях, поднял с земли большую птицу. Это оказался сокол — он неловко трепыхнул здоровым крылом, силясь уйти от прикосновения незнакомых холодных рук, недовольно заклекотал и даже весьма болезненно клюнул указательный палец Баки, но тот всё же сумел его осмотреть. Было совершенно очевидно, что, брошенные здесь, животные погибнут, либо их вскорости выловят молодчики Старка. Пёс, которого трудно не заметить из-за величины и цвета шерсти, птица, неспособная летать, и оба — мокрые, продрогшие и наверняка голодные… Их обнаружат или они сами быстро сдадутся на милость людей. Пока Баки размышлял об этом, из темноты бесшумно вынырнул и присоединился к компании элегантный чёрный кот — значит, уже три практически беспомощных питомца мистера Эрскина дожидались своей участи в тёмном переулке. И Баки неожиданно решился — ещё раз ободряюще потрепав пса по загривку, быстро переложил большую часть продуктов в рюкзак, остальное рассовав по карманам. Стащив с шеи теплый шарф, он замотал в него негодующего сокола и спрятал плотно спелёнатый сверток под курткой. Подумав, Баки предложил коту тоже забраться в рюкзак — там вполне хватало места для одного не слишком упитанного кота. Тот посмотрел на него так, словно Баки нанёс ему смертельное оскорбление, но, помедлив, всё же соизволил занять предложенное место. Поднявшись на ноги — с некоторым усилием из-за возросшего веса рюкзака и трепыхающейся под курткой птицы, — Баки ладонью похлопал себя по бедру, подзывая пса, и тот, как ни странно, мгновенно послушался. Никем не замеченные, они быстро покинули переулок возле бывшего приюта мистера Эрскина. Добравшись до дома, Баки перво-наперво вымыл и начисто высушил всех животных. На шее пса обнаружился синего цвета ошейник, на котором болтался овальный жетон с именем — Стив, — а пластиковое колечко на лапе сокола извещало, что его зовут Сэмом. Исхитрившись, Баки приписал на жетон и кольцо свое имя «Дж. Б. Барнс», чтобы показать, что у животных есть хозяин. У кота не имелось какого-либо опознавательного знака — то ли мистер Эрскин не успел надеть на него ошейник с именным жетоном, то ли гордый зверь сам не пожелал его носить. Поразмыслив, Баки решил называть его просто Котом — именно так, с большой буквы, совсем, как в горячо любимом им «Завтраке у Тиффани». Позже, когда Баки разбирал свой вымокший практически насквозь рюкзак, он едва успел заметить маленькую быструю тень, выскользнувшую из бокового кармашка и тут же метнувшуюся к стене. Приглядевшись, он увидел замершего на полу чёрного паучка. К его удивлению, пёс, Стив, радостно взвизгнул и подполз на животе поближе, чтобы осторожно его обнюхать, а Кот бережно, чтобы не раздавить, тронул паука лапой. Баки было интересно, умудрился ли он спасти не троих, а четверых жителей приюта, или паучок просто воспользовался удобным случаем, чтобы убраться с мокрой улицы? Как бы там ни было, наблюдая за тем, как изящно, утончённо передвигается по стене его неожиданное пополнение, он, во-первых, решил, что имеет дело с дамой, а во-вторых, назвал её Натальей — в честь миниатюрной золотоволосой балерины, однажды восхитившей его лёгкостью и грацией движений в бродвейской постановке «Щелкунчика». К счастью, пауков Баки не боялся совершенно, и впоследствии Нат не раз с комфортом путешествовала по Нью-Йорку в его ладони или кармане куртки. Собственно, их совместные путешествия начались уже через несколько дней — хозяйка дома, в котором Баки снимал комнату, мерзкая, крикливая тётка, обнаружив, что постоялец привёл к себе бездомных пса, кота и сокола, закатила скандал и потребовала немедленно избавиться от животных. И проще всего, конечно же, было бы согласиться с этим, ведь Стив, Сэм и Кот — и Наташа! — пробыли у него всего пару дней, а кто успевает привязаться за такой короткий срок?.. Но Баки не прогнал животных — он привычно уже собрал свои немногочисленные пожитки и ушёл вместе с ними. Теперь его жизнь определённо стала и лучше, и труднее. Лучше — потому, что в этом городе у него, наконец, появились настоящие, верные друзья, рядом с которыми Баки не чувствовал себя одиноким. Сэм, правда, не сразу принял дружбу Баки, к нему пришлось долго подбирать правильные ключики, — а может, у сокола были свои причины не доверять всем людям вообще, — но, в конце концов, они справились. Кот изначально относился к Баки с поистине королевской снисходительностью, позволяя о себе заботиться с таким видом, словно делал этим величайшее одолжение. Но парень считал, что все коты ведут себя именно так, и потому отношения у них с Котом установились прекрасные. Зато Стив сразу стал самым лучшим, идеальным питомцем — нет, не питомцем даже, а другом, верным товарищем. Признательный за дружбу, он возвращал её сторицей. Баки знал, что Стив рад ему всегда, любит его — любого. Каким-то удивительным образом, тот умел угадывать настроение Баки — они вместе радовались и вместе грустили. Но, вместе с тем, жизнь Баки определённо усложнилась тем, что теперь он должен был обеспечивать едой и ночлегом не только самого себя, но и своих подопечных. А между тем, ему далеко не всегда удавалось найти хорошую подработку — слишком уж несолидным был его внешний вид. Правда, однажды, когда Баки крутился возле одного бара в рабочем квартале, расспрашивая местных завсегдатаев о вакансиях на ближайших строительных площадках, некий гнусный тип окинул его неприятным, сальным взглядом, и заявил, что такой симпатичный парень с лёгкостью может заработать, да еще и жильё — во всяком случае, постель, — для работы получить. Возмущённый Баки не успел ни огрызнуться, ни от души вмазать мерзавцу по физиономии — Стив вдруг зарычал и молнией метнулся вперед, чтобы вцепиться обидчику в ногу. Баки потом едва удалось заставить его разжать челюсти и отпустить отчаянно ругающегося, орущего типа — тот сразу же рухнул на асфальт, скуля и поджимая пострадавшую конечность. Бак же предпочел сгрести разъярённого пса в охапку и сделать ноги, пока дружки покусанного грубияна не вызвали полицию или не пожелали отплатить им самостоятельно. В какой-то момент Баки начал наведываться в ломбарды и комиссионки, и длилось это до тех пор, пока всё его имущество не стало вмещаться в рюкзак. С мобильным телефоном он не расставался дольше всего, заряжая его аккумулятор при первой же возможности — Бекка обычно сама звонила ему, улучив момент, когда родители точно не смогли бы её услышать. Однако в какой-то момент ради денег на еду пришлось распрощаться и с мобильным. В тот день Баки сам позвонил сестре и некоторым старым приятелям из телефона-автомата и самым убедительным образом наврал им — дескать, старый телефон он потерял, а теперь будет постепенно собирать деньги на одну из самых новых и модных моделей. Если с питанием они ещё как-то справлялись, то на номер в мотеле или комнату деньги находились далеко не всегда. Ночевали, где придётся — в сторожке охранника на платной парковке, куда Баки устроился работать, в вагончике для рабочих на стройплощадке, в необитаемых, предназначенных под снос кирпичных домах середины прошлого века… Довелось ночевать и на улице — осенью, в Нью-Йорке достаточно тёплой и сухой, это оказалось не так уж и страшно. Лучше всего для ночёвки подходил Централ-парк — там имелось вдоволь удобных скамеек и альтанок. Баки укладывался на деревянном сидении, Стив располагался на траве рядом, чтобы чутко оберегать сон товарищей, Сэм — на спинке скамейки или ближайшем дереве, а Кот, если не отправлялся на ночную прогулку, обычно засыпал на животе или груди у Баки. Правда, у ночёвок в парке имелись и свои минусы — там легче было нарваться на полицейский патруль и неприятности, а ещё Баки всегда было стыдно, если первые любители ранних пробежек заставали его спящим на лавочке. Поэтому приятели всегда старались выбрать местечко поукромней и потише, скрытое от чужих глаз. И всё же, это были, возможно, одни из самых счастливых дней в жизни Баки Барнса. Да, счастливых, как бы парадоксально это ни звучало. Он чувствовал себя героем романов Джека Керуака, городским бродягой, столь же свободным, сколь и нищим, но — бесконечно молодым, сильным, смелым. Весь мир лежал у его ног яркими огнями ночного Нью-Йорка, весь мир бросал ему вызов — а Баки принимал его. Каждый день был сражением, и каждый вечер он праздновал победу. Он упивался моментами свободы и радости — носился со Стивом по парку до изнеможения, затем картинно падал в ближайшую кучу листьев, дожидался, пока встревоженный пёс не подбежит к нему, обнюхивая и поскуливая, а потом одним рывком обхватывал его за шею и опрокидывал в мягкий, одуряюще пахнущий золотисто-бурый сугроб. Это была их излюбленная игра — кататься в обнимку в горе листьев, с лаем и смехом тормошить пёструю кучу до тех пор, пока она не разлеталась во все стороны. Кот в этих шумных забавах не участвовал, но иногда брал Баки на свои ночные прогулки по крышам домов или тихим сонным улочкам — это было всё равно, что открывать новые планеты. Сэм же приучился усаживаться к парню на плечо, не раня острыми когтями, и брать еду из его рук. Крыло его постепенно зажило, и порой Сэм даже позволял Баки бережно гладить свои чудесные блестящие перья — высшая степень доверия. Нат, правда, иногда исчезала куда-то на целый день, но всегда возвращалась к ним. Долгими осенними вечерами они всей компанией спускались к реке и там дожидались, пока с любимых улочек не схлынет бурный людской поток, пока спешащие домой после изнурительного дня офисные клерки и праздношатающаяся молодежь не оставят истоптанные тротуары в покое — тогда наступало время таких же, как Баки с приятелями, неприкаянных бродяг, обитателей тени. В ожидании этого часа, Баки бродил вдоль берега реки, то вглядываясь в светящиеся в отдалении окна высоток и стараясь угадать, что за люди живут и работают там, то рассказывая неотступно следующим за ним друзьям что-нибудь из своей прошлой жизни. Если же ему не хотелось говорить о прошлом, Баки придумывал истории сам — для себя и всех остальных. Так, он воображал, что они со Стивом, родись он человеком, вполне могли бы быть лучшими друзьями с детства. Не сейчас, соглашался Баки, когда пёс с сомнением склонял голову набок, а в эпоху более героическую — например, в двадцатых-тридцатых годах прошлого века, на пороге войны. И они, конечно же, оба пошли бы воевать, и стали бы героями, и всегда-всегда были бы вместе — в бою, в разведке, на коротких привалах… Стив слушал внимательно, настораживал чуткие уши и гавкал на особенно волнующих моментах рассказа, а потом радостно лаял и принимался лизать смеющемуся Баки руки и лицо, когда в придуманной истории им удавалось одержать победу над врагами. Сэм в историях Баки становился супергероем в костюме с крыльями, а гордый, самоуверенный Кот — наследным принцем или умелым охотником из скрытого в густых лесах королевства. Тихая и ловкая Наташа же представлялась ему обольстительной супершпионкой, как в фильмах про Джеймса Бонда. Эти истории стали для них простым, безобидным развлечением, способом спрятаться от неприглядной реальности в самые плохие дни. Правда, многие собратья-бездомные, в чьей компании Баки иногда доводилось оказаться, явно считали его слегка сумасшедшим потому, что он разговаривал и советовался со своими животными, как с людьми. Но Баки не обижался и не огорчался по этому поводу. Он полагал, что гораздо лучше болтать с питомцами, чем с самим собой — а такое нередко встречалось в среде бродяг и попрошаек. И потом, Баки даже не считал Стива, Сэма, Кота и Нат животными — скорее, людьми в животном облике. Они стали ему друзьями, практически новой семьёй, они помогали ему по мере своих сил, а всё остальное не имело значения. В начале октября они на несколько дней прибились к большой компании бездомных, облюбовавших Ист-Сайд. Баки не слишком-то любил такие сборища — он не просил подаяния, не провожал спешивших мимо хорошеньких женщин грубыми криками и свистом, не вливал в себя дешёвое пойло прямо из горла. Но в последнее время в городе участились случаи жестоких нападений на бездомных — несчастных ловили в переулках или возле бесплатных столовок и нещадно избивали кулаками и палками, — поэтому Баки решил, что безопаснее будет держаться людей, а не бродить где-то в одиночку. Кое-кого из собравшихся здесь бродяг ему уже доводилось встречать на улицах раньше, с некоторыми он даже вежливо поздоровался, а потом вместе со своими животными расположился чуть в сторонке от основной шумной компании. Баки знал, что из-за этой его обособленности другие бездомные распускают о нем фантастические слухи — дескать, он бывший солдат, воевал в одной из горячих точек, был тяжело ранен и выжил только чудом, но, поправившись, стал вести жизнь бродяги и отшельника, потому что больше не мог общаться с другими людьми. Баки по опыту знал, что отрицать несостоятельность этих диких теорий бесполезно, да и не хотелось ему объяснять всем этим, по сути, незнакомцам, что на самом деле привело его на улицу. Поэтому Баки молчал, и этим только подтверждал самые причудливые и бесстыжие выдумки. С другой стороны, неожиданная и незаслуженная слава героя войны вызывала у бездомных невольное уважение — они не трогали странного молчаливого парня, не приставали к нему с расспросами или навязчивыми требованиями одолжить деньжат на выпивку. Так что однажды Баки просто смирился. В конце концов, здесь почти у каждого была своя выдуманная история падения на дно, подменявшая суровую реальность. В тот день Баки планировал только отдыхать и отсыпаться. Ему удалось найти место в доках, где всегда требовались крепкие руки и хорошая сноровка, но работа оказалась невероятно тяжёлой и выматывающей. К тому же, Баки, по сути, жил на улице и крайне скудно питался, и это, конечно, тоже не прибавляло ему сил и выносливости. К счастью, работал он посменно, через сутки, что давало хотя бы некоторую возможность восстановиться. К счастью — потому, что платили ему неплохо, а Баки прекрасно понимал, что зима на носу и стоит скопить хоть немного денег. Но его планам не суждено было осуществиться. Они с животными едва успели расположиться, когда сразу несколько служебных фургонов неожиданно вырулили из-за поворота и остановились аккурат напротив того тупичка, где собрались бездомные. Баки тут же напрягся, подозревая полицейскую облаву или что-то в этом роде, но из машин, вопреки всем опасениям, вышли не полицейские, а, судя по обилию телекамер на треногах и фотоаппаратов, журналисты. Будут снимать очередной остросоциальный сюжет о бездомных? Но почему в таком количестве? Тут размышления Баки прервало появление на дороге ещё одной машины, на сей раз — сверкающей, явно космически дорогущей спортивной тачки, а вслед за ней ещё и тёмного автомобиля бизнес-класса. Водитель хищно-узкой, обтекаемой спортивной машины ловко обогнул припаркованные на обочине фургоны журналистов и лихо, напоказ затормозил у края тротуара. Вторую машину без фокусов, аккуратно и тихо припарковали чуть поодаль. Баки с интересом смотрел на то, как плавно поднялась вверх дверца спортивной машины и из салона выбрался темноволосый, импозантный мужчина в шикарном сером костюме-тройке. Его глаза скрывали стекла дымчатых солнцезащитных очков, хотя день выдался пасмурный, а на кучку зашумевших и заволновавшихся бродяг он едва посмотрел, растягивая губы в насмешливо-презрительной ухмылке. Баки скривился — ну ясно, какой-то политик или общественный деятель решил устроить себе пиар-акцию, щедро одарив нуждающихся под прицелами бесчисленных теле- и фотокамер! Сплошная показуха и холодный расчёт, ничего личного. Хотя, холёный красавец больше походил на рок-звезду, чем на известного политика или почтенного мецената — он успел, приспустив очки на нос, довольно развязно подмигнуть молоденькой, тут же залившейся краской телеведущей, пока его внимание не отвлекла красивая высокая девушка с рыжеватыми волосами, собранными в аккуратный хвост. Всё в ней было именно таким, скромным и подчёркнуто элегантным — от тёмно-синих юбки и жакета и наброшенного на плечи светлого плаща до сумки на плече и планшета, на котором она что-то показывала политику-рокеру. Должно быть, девушка работала у него ассистентом, а чуть поодаль Баки заметил и широкоплечую фигуру телохранителя. Журналисты уже заканчивали вытаскивать из фургонов и настраивать своё оборудование, а Баки, не желавший участвовать во всём этом унизительном представлении — собирать свои нехитрые пожитки, когда девушка-ассистент, как раз выбиравшая, кого бы осчастливить подачкой её боссу, заприметила именно его. Она кивком головы указала начальнику на Баки, и в принципе, её можно было понять — он старался совсем уж не опускаться, мылся и стирал вещи при всякой удобной возможности, собирал отросшие тёмно-каштановые волосы в хвостик, а небольшая щетина, которую не всегда удавалось сбрить, только добавляла его облику суровой, сдержанной мужественности. Опять-таки, он не был пьян или откровенно неадекватен, и держал при себе колоритную компанию из пса, кота и сокола. Иными словами, Баки отлично смотрелся бы в кадре рядом с мистером Большим Кошельком — да только сам он совершенно не стремился попасть в объектив видеокамеры. Мужчина — рок-звезда, меценат и плейбой, — тяжело вздохнул, но после поощрительного тычка своей настойчивой ассистентки, всё-таки направился прямо к парню, а телохранитель и кое-кто из журналистов потянулись следом. Баки как раз прикидывал, как бы поскорее и повежливее отделаться от них всех разом и незаметно улизнуть, но тут Стив неожиданно весь напрягся, вздыбил шерсть на загривке и тихо зарычал. Это казалось странным — Стиви был на редкость добросердечным и ласковым псом, и всегда стремился подружиться со всеми вокруг, если они, конечно, не представляли опасности для его друзей. А потом Баки заметил на сумке топчущейся в сторонке девушки-ассистентки эмблему и надпись-название компании её босса — «Старк Индастриз». Значит, перед ним был не кто иной, как сам знаменитый изобретатель и отъявленный прожигатель жизни Тони Старк. И это он лишил Стива, Сэма, Кота и сотни других безвестных беспомощных животных дома, это он добился закрытия приюта старика Эрскина…** Теперь и Баки смотрел на приближающегося самоуверенного мужчину с нескрываемой враждебностью, а негодующее шипение Кота полностью соответствовало его настроению. — Привет обитателям социального дна! — тем временем, бесшабашно-весело поприветствовал всю честную компанию Старк. Судя по лицу горестно скривившейся ассистентки, по плану он должен был сказать нечто более возвышенное. — Я пришёл к вам с миром и подарками. Баки незамедлительно захотелось его ударить или хотя бы отпустить Стива, которого он крепко удерживал за синий ошейник, чтобы тот вцепился обидчику в ногу и как минимум попортил дорогой костюм. Либо позволить Сэму, который, сидя на рюкзаке у его ног, возмущённо взъерошил все перья, броситься на Старка — вот была бы потеха! Острые Сэмовы когти точно выдрали бы пару хороших клоков из щегольской бородки этого наглого и циничного бизнесмена. Но дураком Баки не был и потому прекрасно понимал, что за публичное нападение на самого Энтони Старка угодит в тюрьму и лишится животных — а что с ними станет без него? Так что, он только понадёжнее перехватил рычащего Стива, — Старк косился на него с явной опаской, — и как можно спокойнее ответил: — Спасибо, но нам ничего не нужно. Кажется, ему удалось отвлечь внимание мужчины от здоровенного и чем-то сильно недовольного пса — Старк поднял на лоб свои пижонские очки и в полном недоумении уставился на Баки. Однако, даже озадаченный отказом, он быстро взял себя в руки. — Правда? А мне показалось, что как раз наоборот, — он ухмыльнулся краешком губ, очевидно, посчитав, что паренёк просто набивает себе цену. — Вам показалось, — сквозь зубы процедил Баки, у которого возникло гадкое ощущение, что его пытаются купить, будто продажную девку. Пора было заканчивать с этим. — Но раз уж вы так хотите быть полезным, мистер… — протянул он, а потом обернулся к сбившимся в кучку за его спиной бездомным и, поставив ладони рупором, громко объявил: — Эй, ребята! Владелец заводов, яхт и закрытых приютов для животных не прочь подбросить всем деньжат на еду и выпивку! Разумеется, после этих слов начался настоящий хаос. Бродяги всех мастей немедленно ринулись к отшатнувшемуся Старку за подачкой, его телохранитель бросился в самую гущу толпы, расталкивая людей локтями, чтобы защитить своего патрона, а журналисты принялись щёлкать затворами фотоаппаратов и размахивать микрофонами. В образовавшейся суматохе Баки не составило никакого труда быстро и незаметно улизнуть, прихватив друзей и свои вещи. Чтобы не светиться на случай, если Старк возжелает отомстить им за такую подставу, они решили отправиться в доки — Баки всё равно пришлось бы с утра идти туда на работу. По дороге его друзья немного успокоились, а Стив чуть погодя даже ткнулся парню в ладонь холодным виноватым носом, должно быть, вообразив, что Баки отказался от денег Старка только ради них. — Неа, Стиви, — Баки успокаивающе потрепал пса за уши, — я бы ни за что не стал участвовать во всём этом балагане — гадко это. И не хватало ещё, чтобы Бекки или кто-нибудь из колледжа увидел меня по телевизору или в газетах среди бездомных! Остаток дня и ночь друзья провели на пристани, а потом и в одном пустующем грузовом контейнере. Устроились они вполне сносно, но спать отчего-то всё равно не хотелось, — может, ночь выдалась слишком звёздной, полной неявной, тянущей в груди тоски, — поэтому Баки решил, наконец, рассказать Стиву, Сэму, Коту и устроившейся у него на груди Нат свою настоящую историю. Конечно, он и прежде рассказывал друзьям о себе, но лишь урывками и только хорошее. Теперь же, после стычки со Старком, одним мановением руки лишившим его друзей их прежнего дома, Баки решил — будет справедливо рассказать им, как он лишился своего. И он рассказывал — о том, как жил с родителями и сестрой, о своей первой любви к парню, случившейся ещё в школе, об учёбе в колледже, настолько его окрылившей, что за ней последовало наивное решение признаться семье в собственной гомосексуальности. Баки рассказал о жуткой ссоре с отцом, о том, как он ушёл из дома и перебрался в Нью-Йорк, уверенный, что сумеет подчинить себе огромный равнодушный город, и как постепенно спускался всё ниже по социальной лестнице. Но может, оно и к лучшему — ведь избранный некогда, казалось бы, неудачный путь привел его к Стиву и остальным. Да, Баки ни о чём не жалел, но, закончив свое повествование далеко за полночь, он неожиданно для самого себя расплакался — из-за заново поднявшейся в душе горькой обиды, из-за тоски по дому и человеческому общению, теплу, прикосновениям… Стив жалобно заскулил и принялся вылизывать его мокрые щёки и лоб, а Баки, всхлипывая, крепко обхватил пса за шею, уткнувшись носом в светлую шерсть. Он слышал, как ободряюще-воинственно клекотал рядом Сэм, а Кот, мурлыкая, тёрся боками о его ноги, и даже Наташа ласково щекотала легчайшими прикосновениями его ладони. Все вместе, они помогли ему справиться с давившей на грудную клетку тяжестью. Баки считал, что неплохо подготовился к началу зимы. Работая в доках, он сумел собрать достаточно денег — теперь им с друзьями должно было хватить и на нормальную еду, и, вероятно, даже на ночлег, если удастся найти что-нибудь не слишком дорогое. Кроме того, Баки планировал приобрести для себя кое-какую тёплую одежду и парочку тёплых одеял или спальников для всех — на случай, если не получится подыскать подходящий мотель или комнатку. Но все его планы полетели к чертям одним промозглым вечером. Баки тогда возвращался с работы — он шёл вдоль берега реки к темнеющим впереди большим складам, где они с животными временно обосновались. Настроение у него было отличное — если всё пойдет, как надо, то уже завтра днём они со Стивом, Сэмом, Котом и Нат найдут себе, наконец, нормальное жильё, а пока что Баки прикупил в магазине всяких вкусностей, чтобы отпраздновать их последнюю ночь на улице. Кажется, он даже напевал какую-то беззаботную джазовую песенку, неторопливо приближаясь к складам. Однако, когда Стив не выбежал ему навстречу, как делал это всегда, Баки ощутил лёгкий укол беспокойства, быстро переросший в настоящую панику — из темноты доносились испуганный клекот Сэма и тоскливый вой Кота. Спотыкаясь и оскальзываясь, Баки ринулся вперёд, и с трудом нашёл своих питомцев в стороне от складов, у самой кромки воды. Только подбежав к ним, Баки различил среди плеска воды и мерного городского шума ещё один звук, заставивший его сердце сжаться от ужаса — едва слышный жалобный скулёж Стива. Пса он нашел на отмели — тот лежал на боку, не в силах даже подняться и перейти на сухое место, а его светлая шерсть потемнела от воды и крови. Судя по многочисленным рваным ранам, Стив подрался с целой сворой бродячих псов. Может быть, они тоже жили у этих складов, и напали на Стива, как на чужака, отстаивая свою территорию, либо погнались за Котом или Сэмом, а верный пёс заступился за них — кто теперь узнает? Увидев Баки, который с размаху плюхнулся перед ним на колени прямо в воду, Стив чуть приподнял голову и потянулся к нему с тихим вздохом, почти стоном. Едва не обезумев от ужаса, он схватил пса в охапку и вытащил из холодной воды, проклиная себя на чём свет стоит за то, что не подоспел раньше. Дрожащими руками завернув Стива в одеяло, Баки, не мешкая, бросился назад в город — искать ветеринарную клинику. Было очевидно, что его пёс получил серьёзные ранения и ему нужна профессиональная помощь. Кот с Сэмом едва поспевали за ними. Им повезло — водитель ночного автобуса, в который Баки влетел со своей ношей, пожалел и раненого пса, и белого, как мел, паренька, который судорожно сжимал одеяльный сверток дрожащими руками, и согласился слегка изменить маршрут, чтобы довезти их до ближайшей ветеринарной клиники. И только после того, как Баки, всю дорогу баюкавший Стива в объятиях и с трудом сдерживавший слёзы, осторожно выбрался из автобуса, растроганный и удивлённый водитель заметил, как следом за хозяином салон покинули абсолютно чёрный кот и большая хищная птица. В клинике на Баки посмотрели с явным подозрением — бледный, взъерошенный, с дрожащими губами и безумным взглядом, в поношенной и местами мокрой одежде, он явно не вызывал у девушки за стойкой регистрации ни малейшего доверия. Но дежурный врач, представившаяся доктором Картер, немедленно согласилась осмотреть Стива, и Баки немного неохотно, словно боялся хоть на секунду выпустить пса из рук, позволил забрать его в смотровую. Время, пока длился осмотр, оказалось, наверное, самым мучительным и долгим в жизни Баки. Чтобы хоть немного успокоиться, он монотонно поглаживал гладкую шерсть Кота, и всё умолял про себя: «Стив, Стиви, ты только выживи, только поправься, и мы будем вместе до конца. До конца, Стив, я обещаю». Сэм, устроившийся на стойке и изрядно напугавший этим девушку-регистратора, смотрел на него с сочувствием. — Есть несколько глубоких ран, но он выживет, — быстро сообщила выглянувшая из смотровой доктор Картер, и у Баки потемнело в глазах от облегчения. — Сейчас будем его зашивать, а вы готовьте деньги — собаке требуются лекарства и лечение в клинике. Баки немедленно и безропотно оплатил и первую помощь, и два дня пребывания в клинике — а потом, вкалывая, как заведённый, в доках и на нескольких дополнительных подработках сразу, внёс плату ещё за три дня, необходимые, чтобы Стив окончательно поправился. Доктор Картер, сразу попросившая называть её просто Пегги, кажется, понимала, что Баки находится в крайне стеснённых обстоятельствах — она сама предложила на время оставить в клинике и Сэма с Котом и незаметно примостившуюся на его чёрной спинке Нат, так что теперь Баки вечерами проведывал их всех разом. Стив стремительно шёл на поправку и явно очень скучал — стоило Баки появиться в клинике, как пёс радостно гавкал и рвался навстречу, ластясь к его рукам. — Замечательный у вас питомец, мистер Барнс! — смеялась Пегги во время заключительного осмотра перед выпиской. — И такой выносливый, что мы все только диву даёмся. Заживает всё на нём, как на… как на очень хорошем псе! Баки заподозрил, что Стив немножечко влюбился в своего доктора — он буквально млел от каждого её прикосновения и только что не светился от радости после всякого ласкового слова в свой адрес. И Баки совсем не осуждал Стива — в такую красавицу, как Пегги Картер, к тому же спасшую жизнь его псу, грех было не влюбиться. Но, тем не менее, Стив, казалось, обрадовался тому, что может вернуться к своим друзьям не меньше, чем Баки и остальные. Баки не решился признаться Пегги, что ему, по сути, некуда забирать Стива, Сэма и Кота — все деньги ушли на лечение Стива, так что теперь путь их лежал прямиком на улицу. Но Баки решил, что ни к чему тревожить чудесную доктора Картер этими временными проблемами, ведь она и так сделала для них очень и очень много. Поэтому, он горячо поблагодарил её за помощь — а гордец-Кот даже позволил молодой женщине в качестве исключения погладить на прощание свою тёплую гибкую спинку, — и покинул стены ветеринарной клиники вместе со своими животными. И вот, они очутились здесь — поужинав двумя гамбургерами на четверых, устроились на ночлег под мостом, соорудив постель из одеял и картонных коробок. Стив согревал Баки с одной стороны, Кот мерно урчал с другой, а где-то рядом спал Сэм и прогуливалась Наташа, и он подумал, что всё, пожалуй, не так уж и плохо. Им бы продержаться так всего пару деньков, чтобы он, Баки, смог восстановить силы, а потом можно будет снова поискать себе местечко в доках или на стройках, где нормально платят и не слишком интересуются тем, кто ты и откуда пришёл. Всего несколько дней — и они что-нибудь придумают… Но к середине ночи Баки проснулся от жуткого холода. Привстав на локте, он бросил взгляд на спящий, но всё так же сияющий золотыми огнями город, на тёмную реку, и на тяжело нависающее над ним необъятное небо, с которого медленно сыпались колкие мелкие снежинки — первые в этом году. Судя по всему, ночью ударил настоящий мороз — во сне Баки промёрз до костей и теперь мелко дрожал. И это неудивительно — на нем была тонкая, не по погоде, куртка с капюшоном, который он немедленно натянул на спутанные волосы, а тёплое зимнее пальто давным-давно осело в одной из нью-йоркских комиссионок. До чего же не вовремя пришёл этот холод! Можно было бы, конечно, снова поискать убежище на каком-нибудь пустующем складе вдоль берега, но после случая со Стивом Баки опасался соваться в незнакомое место, да ещё и среди ночи. Ничего, до утра не так уж много времени, можно и потерпеть. Баки снова улёгся в свою импровизированную постель, успокаивающе потрепав по загривку заворчавшего пса, и постарался заново уснуть, несмотря на сильный ветер и первый трескучий мороз. Дрожа от холода, Баки провалился в муторное, зыбкое забытьё, полное кошмаров — ему снилось, что они вдвоём со Стивом-человеком снова сражаются на войне, только в этот раз ему никак не спастись. Не от вражеской пули — от жуткой белоснежной круговерти, в которую он провалился, как в пропасть, не успев дотянутся до спасительной руки Стива, и от кошмарного, заставляющего кровь стынуть в жилах холода, который охватил его после. Баки знал, чувствовал, что вот-вот замёрзнет насмерть, погибнет в этой бескрайней белой пустыне, он звал на помощь — Стива, Бекку, родителей и прежних друзей, ну хоть кого-нибудь, — но голос его терялся в злом вое ветра среди невесть откуда взявшихся отвесных скал. Сквозь сон он почувствовал, как зашевелился и отчаянно заскулил рядом с ним пёс, как он тянул его за рукав куртки и тыкался носом в лицо, силясь разбудить замерзающего хозяина, но поделать ничего не мог — кошмар захватил его сознание, оплёл со всех сторон цепкими щупальцами, будто отвратительный осьминог. Потом ему почудилось, что кто-то обхватил его сильными горячими руками — настолько горячими, что заледеневшему Баки становилось больно от их касания. Он неосознанно попытался оттолкнуть их от себя, но слишком слабо и вяло, а чей-то приятный, до боли знакомый голос тем временем взволнованно повторял ему на ухо: — Баки, ты должен проснуться, немедленно. Пожалуйста, Бак, иначе ты умрёшь от переохлаждения. Ну же, очнись, тебе нужно согреться! — Я не могу, Стиви, я не помню, как… — почти неслышно прошептал Баки онемевшими губами и опять провалился в забытьё. Теперь во сне он попал в плен к врагам — Баки пытали то холодом, то мерзким, каким-то неестественно тяжёлым и душным теплом до тех пор, пока он не утратил всякую чувствительность и стремление к жизни. Поначалу он ещё сопротивлялся, даже зная, что это бесполезно — кричал, проклинал своих мучителей, звал Стива и остальных. Но они были сильнее, гораздо сильнее, а у Баки, которого попеременно погружали то в ужасающий, пробирающий до самого сердца холод, то в опаляющий жар, просто не осталось сил. Он уже не чувствовал левой руки, на которой засыпал — она ощущалась, как сплошной кусок ледяного металла. Его сломали, подчинили, разобрали на части и использовали, превратили в саму Зиму. Он позабыл самого себя, не знал, что когда-то звался Баки Барнсом, что родился и вырос в Бруклине, а его самым лучшим другом с детства был Стив — или это тоже только привиделось ему во сне? Неважно, ему никогда не выбраться из этого кошмара, никогда не вспомнить того, кем он был когда-то — должно быть, он давным-давно замёрз на берегу реки, куда его каким-то образом занесло… Очнувшись, Баки поначалу не понял, где находится. Он лежал, кажется, в самой обыкновенной постели, а светлый потолок расплывался у него перед глазами — пришлось несколько раз с силой зажмуриться, чтобы сфокусировать взгляд. Оказалось, что он слишком слаб не только для того, чтобы сесть, но и даже приподняться на локтях, поэтому пришлось глупо вертеть головой, рассматривая небольшую светлую спаленку с добротной деревянной мебелью и неплотно задёрнутыми шторами на окнах. У противоположной стены стоял двустворчатый платяной шкаф, одна дверца которого приоткрылась из-за свисающего снизу вороха одежды — как будто кто-то в такой спешке запихивал внутрь свои вещи, что даже не потрудился сложить их, как следует. Баки растерянно осмотрел прикроватную тумбочку с лампой для чтения по одну сторону от кровати и большое, удобное на вид кресло — по другую, а также краешек тёмно-зелёного ковра с валяющимся на нём светлым кедом, который он мог увидеть, не вставая с места. Но как, ради всего святого, он сюда попал? Чья это спальня и в чьём доме она находится? И откуда эта странная, сонная слабость, не дающая ему толком думать и двигаться? Баки точно помнил, что засыпал на пледе и коробках под мостом, вместе со своими питомцами. Ему пришло в голову, что его могли похитить и накачать какими-нибудь наркотиками. Только зачем тогда понадобилось заботливо укладывать его в постель, оставлять на тумбочке рядом с кроватью стакан с водой и долькой лимона, и даже, о Боже, переодевать Баки в чистые мягкие домашние штаны и футболку?! А главное — что неизвестные похитители сотворили с его друзьями, со Стивом, Сэмом, Котом и малышкой Нат? Они ни за что на свете не позволили бы каким-то чужакам забрать Баки — значит, от животных каким-то образом избавились?.. Это последнее соображение заставило Баки похолодеть — неимоверным усилием, он всё же приподнялся в постели на локтях и позвал: — Стив! Сэм, Кот, Наташа, где вы? Не успел он закончить эту фразу, как дверь отворилась и в спальню буквально влетел высокий светловолосый парень, явно сильно взволнованный. Красиво, гармонично сложенное крепкое тело, широкие плечи, коротко остриженные светло-пшеничного цвета волосы, голубые глаза — как-то так Баки всегда представлял себе Стива-человека. Он был совершенно уверен, что никогда прежде не встречался с ним, но парень, очевидно, откуда-то его знал. Он воскликнул: «Баки! Наконец-то ты пришёл в себя!», причём в голосе его чувствовалось так много облегчения и неподдельной радости, словно они были ближайшими друг другу людьми, и Баки растерялся. Он готовился дать своим предполагаемым похитителям самый решительный отпор, он готов был биться с ними за себя и своих питомцев, но парень, без обиняков опустившийся на краешек кровати, только что не сиял от счастья, а потом ещё и заботливо коснулся его лба тёплой ладонью, проверяя температуру — это было уже слишком. Окончательно сбитый с толку, он безропотно позволил не только ощупать свой лоб, но и отвести с глаз отросшие неопрятные волосы. При этом странный незнакомец не переставал говорить, а его голос казался Баки, наоборот, смутно знакомым. — Слава Богу, ты очнулся! Я так рад, Бак — словами не передать! Ты чуть не замёрз насмерть, ты понимаешь это? А потом лежал в лихорадке, почти не приходя в сознание — всё то время, что мы здесь! Я ужасно боялся за тебя. — Кто… кто ты? — жалобней, чем хотелось бы, поинтересовался Баки, как только парень на секунду умолк. — Где я? Где животные, которые были со мной? Как-то не верилось, что этот человек способен был причинить вред ему или его друзьям, но Баки всё равно весь подобрался, не зная, чего ожидать. — Ох! — парень растерянно взлохматил свои волосы и отодвинулся на самый краешек постели. — Глупо было рассчитывать, что ты сразу меня узнаешь, но я всё же надеялся на это. Потому что объяснить будет сложно, понимаешь? — Нет, не понимаю, — признался Баки, хотя на самом деле не мог отделаться от ощущения, что знаком с этим парнем. Кстати, а как его зовут-то? Его имя он знает, так почему же сам Баки понятия не имеет, как к нему обращаться? На мгновение он испугался, что у него действительно начались провалы в памяти, как в тех лихорадочных кошмарах, преследовавших его несколько последних дней. Что, если сейчас этот знакомый незнакомец сообщит ему, что и ссора с родителями, и переезд в Нью-Йорк, и жизнь на улице, и даже Стив, Сэм, Кот, Наташа, его любимые друзья, были только сном, игрой его воспалённого воображения?.. Нет, только не это! Впервые в жизни Баки почувствовал, насколько страшно сомневаться в самой окружающей его действительности. — Баки. Бак, посмотри на меня, — настойчиво позвал его парень. Видимо, Баки успел совершенно уйти в себя, но теперь послушно встряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и взглянул на собеседника. Тот тяжело вздохнул, явно собираясь с силами, но всё же заговорил — предельно серьёзно: — Баки, я и есть Стив. Знаю, это звучит дико, но мы все с самого начала были людьми в обличье животных. Так вышло, что мы — я, Сэм и остальные, — просто не могли снова стать самими собой, а ты нам помог. Несколько минут Баки потрясённо смотрел на него, не в силах вымолвить и слова, но, когда парень с надеждой потянулся к его руке, резко отшатнулся. Подтверждались худшие его опасения — Баки похитили, причём похитителем оказался явный сумасшедший. Одному Богу ведомо, что он сотворил с его друзьями! — Это безумие, — озвучил Баки свои мысли, прикидывая, сумеет ли как-нибудь справиться с очевидно неслабым противником и сбежать отсюда. — Ты же не ждёшь, что я поверю в такую наглую, абсолютно невообразимую выдумку? Не знаю, для чего я тебе понадобился, но если ты сейчас же не… — Нет, Баки, пожалуйста, поверь мне — я говорю чистую правду! — отчаянно затараторил парень, всё-таки вцепляясь в руку Барнса. — Я Стив, ты знаешь меня, а я знаю тебя, и мы… — Ты ничего обо мне не знаешь! — крикнул Баки, вырывая свои пальцы из крепкой хватки. Он вжался в высокую спинку кровати, досадуя на собственные слабость и страх. Как будто мало ему было несчастий — теперь он ещё и оказался во власти этого ненормального! Если бы только Стив, настоящий Стив, и Сэм, и Кот, и даже маленькая отважная Нат были здесь и помогли ему! Голову Баки будто сдавило стальными тисками, а комната снова заплясала-закружилась перед глазами. Сильные руки, совсем как во сне, обхватили его за плечи. — Баки! Только не отключайся сейчас, хорошо? Успокойся, ты в полной безопасности — ни я, ни кто-либо другой не причинит тебе вреда. Просто выслушай меня, ладно? Даже если не веришь — просто послушай, что я тебе расскажу. Баки медленно вдохнул и выдохнул, изо всех сил стараясь преодолеть дурноту и панику, потому что ему совсем не улыбалось действительно лишиться чувств рядом с этим странным типом, считающим себя его псом. Затем, когда перед глазами немного прояснилось, он осторожно высвободился из рук взволнованного парня и кивнул, соглашаясь — в конце концов, что ещё ему оставалось? Может, пока лже-Стив будет нести свою околесицу, Баки успеет что-нибудь придумать. Тот вгляделся в его холодный, полный недоверия и опаски взгляд, и горько усмехнулся. Выудив что-то из кармана, парень протянул этот предмет Баки — это оказался синий ошейник Стива, на котором болтался жетон с именем пса и инициалами самого Барнса. Баки не знал, что и думать — значит ли это, что Стиву нанесли непоправимый вред, а ошейник зачем-то отобрали, или, наоборот, это является своего рода авансом, обещанием, что его животные живы и в безопасности? Как бы там ни было, но, перебирая пальцами гладкий тёплый жетон с именем друга, Баки понемногу успокаивался. А парень, назвавшийся Стивом, заговорил. Но не о своей бредовой выдумке про превращающихся в людей животных, нет — он говорил о Баки. Повторял всё то, что Баки рассказывал друзьям тёплыми осенними вечерами или ненастными ночами под мостами и в переулках, где их точно никто не мог бы подслушать. Стив — Господи, неужели, и правда, Стив? — пересказывал Баки им же самим выдуманные истории о друзьях детства, отправившихся на войну, о супергерое Сэме, приключениях Кота в величественных лесах неведомого края и о шпионской карьере Наташи. Более того, этот парень действительно знал о Баки всё — всё, что тот рассказал о себе своим друзьям однажды ночью в доках. Он знал о родителях и сестрёнке Бекке, и об их размолвке, знал о переезде Баки в Нью-Йорк и почему тот, в итоге, едва сводил концы с концами к моменту встречи со Стивом, Сэмом, Котом и Нат — где и как именно они встретились, он тоже знал. Потрясённый до глубины души, Баки слушал рассказ о своей жизни, об их жизни на улице — о том, как они едва перебивались от подработки до подработки и о том, как поссорились со Старком, и как готовились к зиме, но потом, пока Баки был на работе, за Котом погналась целая свора бродячих собак, а Стив вмешался и пострадал сам. Упомянул он и ветеринарную клинику, и доктора Пегги Картер, спасшую Стиву жизнь, и даже то, как все они тосковали и беспокоились о Баки, который пропадал на всевозможных работах с утра до ночи, чтобы оплатить лечение. На лицо Стива набегала тень, когда он рассказывал о самых тяжёлых их временах, но куда чаще его глаза зажигались теплом, радостью — каким-то удивительным внутренним светом, который совершенно очаровывал Баки. Наконец, Стив добрался до той ночи, когда Баки едва не замёрз под мостом. За время рассказа они успели взяться за руки, но даже не заметили этого. — Больше всего я боялся, что мы не успеем тебе помочь, — рассказывал парень. — Ну что мы могли поделать, будучи животными? Ты весь заледенел и дрожал так, что зубы стучали, но не просыпался, что бы мы ни делали. И вот, когда я окончательно отчаялся, мы все внезапно снова стали людьми — без видимой причины и какого-либо предупреждения. Но я не жалуюсь, это было чертовски вовремя — у тебя к тому моменту, кажется, даже губы посинели. — Ты мне снился, — неуверенно припомнил Баки. — Я имею в виду, снился человеком. Будто мы были героями той моей истории про войну, только на этот раз я то ли погиб, то ли попал в плен к врагам… Стив вздрогнул и сильнее переплёл их пальцы. — Это был только плохой сон. Но, как я теперь понимаю, те же кошмары мучили тебя последние три дня, пока ты болел. Ты бредил, всё время звал меня и остальных ребят на помощь, а иногда мне приходилось тебя удерживать за руки или плечи, потому что ты кричал и рвался, рискуя свалиться на пол. Мы и медиков хотели вызвать, но потом решили, что ты вряд ли захотел бы очнуться в больнице, среди незнакомых людей, и лучше справиться своими силами. — Стив… Чёрт возьми, все это так невероятно, что мне кажется — я всё ещё сплю, — пробормотал Баки, опустив голову, чтобы избежать почти осязаемо участливого и полного безумной надежды взгляда Стива. — Но ты веришь, что я — тот, за кого себя выдаю? Твой Стив? — Баки почувствовал, как Стив подался вперёд и легонько прижался лбом к его лбу в ожидании ответа. Почему-то такое нарушение личного пространства не казалось чем-то неправильным — как раз наоборот, и именно это убедило Баки вернее любых других доказательств. — Пожалуй, да. Но теперь я чувствую себя немного сумасшедшим, — пожаловался он, заставив Стива неуверенно улыбнуться. — Может, если бы ты увидел наше превращение, тебе было бы проще принять всё это. Но ты тогда уже был без сознания… — Ой, нет, приятель, это плохая идея! Неожиданно прозвучавший возглас заставил Стива и Баки отшатнуться друг от друга и разжать руки. На пороге спальни стоял незнакомый темнокожий парень — он весело оглядел их обоих, а потом ободряюще подмигнул Баки. Он оказался примерно одного роста со Стивом, но не таким широкоплечим и мощным с виду, а его тёмные проницательные глаза очень напоминали о… — Познакомься заново с Сэмом, твоим соколом, — с явным удовольствием представил его Стив. — Только я, пожалуй, не буду садиться к тебе на плечо — габариты уже не те! — весело подхватил Сэм, подходя поближе к кровати. — Лучше сделаю вот так. И он, улыбаясь, от души похлопал Баки по плечу. Тот невольно улыбнулся в ответ — обаянию Сэма-человека невозможно было сопротивляться. — Сэм, а почему ты сказал, что превращение на глазах у Баки было бы плохой идеей? — уточнил Стив. — То есть, это, конечно, стало бы для него шоком, но так, наверное, проще было бы объяснить ему, кто мы такие на самом деле? — Да я и так достаточно шокирован, знаете ли, — проворчал Баки, а Сэм отрицательно покачал головой: — Стив, ну сам подумай — превращение ведь не обеспечило нас новой одеждой, верно? Ты только представь реакцию Баки, если бы он вдруг обнаружил себя в компании троих незнакомых голых мужиков! А про Нат я вообще молчу — до сих пор не понимаю, как ей удалось добраться до телефонной будки и связаться с Клинтом. Но помню, что только о том и молился, чтобы Баки не очнулся, пока он за нами не приедет. Стив, видимо, оценив ситуацию в новом свете, охнул и покраснел, а Баки зацепился за новое имя и переспросил: — Клинт? — Это друг Наташи, мы сейчас в его квартире находимся, — объяснил Сэм. Он с удовольствием потянулся, разминая мышцы — было заметно, что Сэму очень нравится снова быть человеком. — А где сама Наташа? И где Кот? — Баки наконец-то осознал, кого здесь не хватает, и тут же здорово смутился, потому что человека, о котором он спрашивал, вряд ли звали Котом на самом деле. И действительно — Сэм и Стив тут же рассмеялись, смутив Баки ещё больше. — Нат вместе с Клинтом сопровождает Т’чаллу в посольство Ваканды, — не слишком понятно ответил Стив. — А Т’чалла — это …? — Кот! — ухмыльнулся Сэм. — Такое имя ты, конечно, не смог бы угадать, а Его Своенравное Высочество наотрез отказался носить ошейник с жетоном, сделанный мистером Эрскином. Высочество? Ваканда? У Баки снова голова пошла кругом от обилия новой информации. Он собирался задать ещё приблизительно миллион вопросов, но тут Стив спохватился: — Мы столько на тебя вывалили, а ты ведь даже толком в себя не пришёл! Тебе нужно отдыхать и набираться сил. Но я боялся, что ты напридумываешь себе всякого и сбежишь от нас, а в твоём состоянии это не кончилось бы ничем хорошим. — Кстати, да. Клинт недавно звонил — сказал, если мы будем наседать на больного, он нам и головы, и хвосты, которых больше нет, открутит, — подхватил Сэм. Баки начал было возражать, но и Стив, и Сэм остались непреклонны — все вопросы откладываются на потом, а сейчас пациенту положены еда и сон. В конце концов, он вынужден был согласиться. Стив оставался с ним до тех пор, пока Баки не заснул — спокойным и крепким сном без сновидений. Десять дней спустя, Баки, набросив на плечи новую тёплую куртку с капюшоном, стоял на балконе и с удовольствием прислушивался к мерному городскому гулу. Всё это время они с ребятами оставались у Клинта, который оказался замечательным парнем, общительным и дружелюбным. Он не только радушно принял их разношерстную компанию у себя дома, но и помог им обзавестись хотя бы самыми необходимыми вещами. Кроме того, Клинт не скрывал своей радости по поводу возвращения закадычной подруги. — Представляешь, я ж каждого встречного паука допрашивал: «Наташа? Это ты там? Хоть лапой шевельни, женщина!». Как меня в сумасшедший дом не отправили — сам не знаю! — смеялся он, по привычке взъерошивая коротко остриженные русые волосы. Познакомился Баки и с Нат — настоящей Нат, которую он прежде так бережно усаживал в нагрудный карман. Только она вовсе не была блондинкой, как та танцовщица, в честь которой Баки её назвал — миниатюрная, изящная девушка могла похвастаться целой копной огненно-рыжих волос. Зато, Баки всерьёз подозревал, что угадал с её шпионской карьерой — всё, что касалось Наташи, было окутано тайной. Так, на вопрос Баки: «Неужели, тебя и вправду зовут Нат?», она загадочно усмехнулась и непонятно ответила, что это имя ей подходит. А вот первая встреча с Т’чаллой оказалась довольно неловкой — Баки очень стеснялся того, что называл, между прочим, наследника престола иностранного государства просто Котом. Тот и правда поначалу как будто бы обижался на такую вольность, держался подчёркнуто равнодушно и холодно, но потом, к радости Баки, всё же сменил гнев на милость. Двигался он с той же неторопливой, естественной грацией и плавностью, что и в обличье чёрного кота. — Баки, ты зачем сюда выбрался? Сегодня довольно холодно, а ты только-только выздоровел, — Стив вышел на балкон вслед за Баки и осторожно коснулся его плеча. Баки только фыркнул, хотя чрезмерная заботливость Стива его даже забавляла. — Брось, погода чудесная — ни снега, ни ветра! Честно говоря, я немного соскучился по нашим любимым местечкам, — неожиданно для себя самого признался он. Баки заново привыкал к нормальной жизни — чего стоили хотя бы возможность принимать горячий душ, спать в чистой постели, носить одежду, которая нравится! А главное, он наконец-то смог поговорить с Бекки. Сестра плакала, ругала его за то, что он так долго ей не звонил, а потом вывалила на него целый ворох новостей — о том, как идут дела дома и в школе, что нового происходит в их городе и даже о колледже, который она уже выбрала для себя. Они договорились, что так или иначе обязательно увидятся во время приближающихся рождественских каникул. Баки рассчитывал к тому моменту найти хорошую работу и собственное жильё, чтобы не стеснять своим присутствием Клинта. И всё же, иногда он парадоксально скучал по тому, как они с друзьями могли в любой момент сорваться и места и отправиться бродить, где вздумается, скучал по шумной суете доков, неоновым узорам ночных улиц и тихой нежности предрассветного города. Удивительно, как раньше даже самые простые и незатейливые удовольствия приносили им чистую, почти детскую радость! Теперь у них была возможность не только с восторгом рассматривать уютные маленькие ресторанчики, но и провести там вечер — но Баки почему-то не решался предложить это своим изменившимся друзьям. Да, больше всего ему не хватало их прежней сплочённости. Баки тосковал по Стиву, хотя тот почти всё время был рядом — но это был новый, незнакомый Стив, которого он не мог запросто потрепать по загривку и позвать подурачиться в парке. Стив будто мысли его прочитал — он тут же встрепенулся и с готовностью предложил: — Хочешь, пойдём на улицу? Можем погулять в Централ-парке и по Мэдисон, или прокатиться на пароме до Кони-Айленда, а потом посидеть в моём любимом кафе. — Звучит, как свидание, — усмехнулся Баки, и тут же осёкся, мысленно обругав себя последними словами. Ему действительно нравился Стив, но теперь у него была своя жизнь, в которой Баки, казалось, просто не нашлось бы места. Ему объяснили, что превращение в животных стало результатом некоего шаманского ритуала, устроенного недругами Т’чаллы из Ваканды, а обязательным условием возвращения в человеческий облик оказалось наличие рядом кого-то, кто воспринимал бы Стива, Сэма, Кота и Нат как людей. Мистер Эрскин, владелец закрывшегося приюта для бездомных животных, видел человека в Стиве — тот даже смог ненадолго вернуть себе прежний облик и объяснить старику, что с ними случилось. Но, на беду, Эрскин совершенно не принимал ни Сэма, ни Т’чаллу, ни тем более Нат за людей, и превращение не могло состояться по-настоящему. А затем, одним дождливым осенним вечером они встретились с Баки. Тот едва ли не с самого начала не воспринимал ребят, как питомцев — они были его друзьями, а то, что Стив и остальные оказались ещё и животными, не имело для него значения. В ту ночь, когда Баки, замерзая под мостом, видел друзей во сне людьми, его воображение подтолкнуло их превращение. Но теперь, когда Стив, Сэм, Т’чалла и Наташа снова стали людьми, зачем им вообще Баки? Осталась ли их дружба прежней после того, как ребята вернули себе человеческий облик? Т’чалла всё время проводил в посольстве Ваканды, готовясь к возвращению на Родину, Сэм, до недавних пор служивший в армии, разыскивал старых товарищей, Нат же и вовсе пропадала неизвестно где… Стив, правда, оставался рядом, и даже предлагал ему вместе переехать в свою квартиру в Бруклине, но Баки опасался, что тот делает это только из чувства благодарности за помощь. Его не смущало то, что Стив раньше вроде бы был его псом — Баки про себя считал его заколдованным принцем, — но он не хотел, чтобы тот чувствовал себя чем-то ему обязанным. Романтическое же чувство к Стиву делало их отношения ещё более запутанными и неловкими. — Я не против, если ты не против, — тихо откликнулся Стив и смутился, когда, удивлённый его словами, Баки повернулся к нему. — В смысле… Я знаю, это немного странно… нет, даже очень странно, потому что совсем недавно ты считал меня собакой, да? То есть, нет, ты считал меня человеком, и именно поэтому я смог снова им стать, но ты понимаешь, что я хочу сказать, так ведь? Боже, я несу полную чушь… — Я понимаю, — поспешно заверил его Баки. — Но мы... Как бы получше это сказать? Мы друг друга совсем не знаем. Да, ты знаешь мою историю, я отчасти знаю твою, и мы уже были друзьями, поэтому понимаем, что нам хорошо и весело вместе. Но понравились бы мы друг другу, если бы с самого начала познакомились людьми? Вот это не даёт мне покоя. Ты мне нравишься, правда, Стив, и ты в курсе моей ориентации. Но я не хочу, чтобы ты заставлял себя делать что-то, чего на самом деле не хочешь, просто потому, что я ненароком вам помог. — Так давай проверим, — Стив вдруг шагнул ближе, так близко, что у Баки перехватило дыхание, взял его за руку и представился: — Привет, меня зовут Стивен Грант Роджерс. Я родился и вырос в Бруклине. Некоторое время служил в армии, но теперь хотел бы освоить более мирную профессию. Я люблю рисовать и когда-то даже мечтал стать профессиональным художником. О, а ещё я увлекаюсь историей. Честно говоря, я довольно старомоден и немного зануда, так что по-настоящему близких друзей у меня немного, но ты — точно один из них. И да, ты тоже мне нравишься, я хотел бы с тобой встречаться и вовсе не потому, что чувствую себя обязанным. Всё, твоя очередь, Бак! Говоря все это, Стив улыбался — глаза его лучились теплом и нежностью, — и Баки, несмотря на безумное волнение, не мог не улыбаться в ответ. — Привет, я Джеймс Бьюкенен Барнс, но самые близкие люди зовут меня просто Баки. У меня есть любимая младшая сестра Ребекка. До недавних пор я изучал современную литературу в колледже, но теперь, наверное, выбрал бы что-нибудь более практичное. А ещё я умею играть на гитаре и неплохо танцую. В Нью-Йорк перебрался около полугода назад и уже очень люблю этот город. Я хотел бы произвести на тебя впечатление, рассказав о себе что-нибудь действительно невероятное, но, по большому счету, сейчас я — безработный бездомный парень, и понятия не имею, зачем я тебе такой нужен… Баки хотел сказать что-то ещё, но не успел — Стив перебил его, обхватив ладонями лицо и крепко поцеловав в губы. А в следующее мгновение они уже вовсю целовались, причём Баки намертво вцепился пальцами в клетчатую рубашку Стива, нещадно её сминая, а сам Стив безостановочно гладил его лицо, волосы, спину и плечи, сбросив на пол куртку. Всё это ощущалось так идеально, словно они с самого начала были предназначены друг другу, и так головокружительно, что им бы прерваться хоть на минуту и уйти с балкона, но чёрт, Стив выглядел таким красивым и самую малость смущённым, что просто невозможно было не поцеловать его ещё раз. Баки понятия не имел, сколько времени прошло, прежде чем они сумели хотя бы немного успокоиться и отодвинуться друг от друга — но только на расстояние одного вдоха. — Так что, Стиви — вместе до конца? — пьянея от восторга и близости, прошептал Баки в его губы. Стив рассмеялся и уверенно кивнул, а потом снова потянулся к нему за поцелуем, как будто уже жить не мог без этого, а Баки, конечно же, был только рад сначала быстро и легко коснуться губами его виска, длинных ресниц, щеки и кончика носа, потом — подбородка и самого уголка тут же приоткрывшихся губ, чтобы перехватить, разделить на двоих горячий выдох… … но тут их прервал недовольный окрик Клинта: «Уйдите с балкона, черти! Да соседи со мной здороваться перестанут!», а вслед за ним ироничное Наташино: «Они с тобой и так давно не здороваются, Клинт», и тут же — возмущённый возглас Сэма: «Ради всего святого, не мешайте им! А то они до пенсии будут ходить вокруг да около, печально вздыхая, скажи, приятель?» и нарочито равнодушный ответ Т’чаллы: «Да мне как-то всё равно, пусть сами разбираются», напомнившие Стиву и Баки, что они в квартире, вообще-то, не одни. Сопровождаемые беззлобными шуточками Сэма и фырканьем Нат, они поспешили выбраться на прогулку, или, вернее, на первое настоящее свидание, а Нью-Йорк радушно встретил их, беспечных, любимых мальчишек, разноголосьем улиц, людей и событий, мириадами цветов и запахов и повисшими к вечеру в окнах домов и фонарях звездами. И едва ли не впервые, Баки по-настоящему чувствовал, что здесь, рядом со Стивом, в городе, где жили Сэм, Наташа и Клинт, куда приезжал и упорно делал вид, что ему это не нравится, Т’чалла, в том самом городе, где старик Эрскин, должно быть, как раз заново собирал на улицах своих четвероногих и пернатых подопечных, а миллионер Старк возводил над крышами небоскрёбов огромную сияющую башню из стекла и металла — именно здесь он был дома.