Решение

— Где ж его носит-то! — ругалась Редиска, валяясь на продавленном диване и дожевывая огрызок вчерашней сосиски, неведомо как найденный за ухом. Сосиска была по дайконскому дешевому рецепту, из крысиного мяса с приправами, а значит, очень вкусная. — Ночь на дворе, а он шляется, горе луковое… Небось, опять к этой вашей «Клубничке» поперся, уж я ему устрою!.. — Факт, факт, поперся, — глухо подтвердила из-под стола собака Держи-Хватай, недавно приблудившаяся к «семейству» бывших революционеров. — А вдруг его зарезали? — тяжко вздохнул Вишенка, от тоски в неведомо какой раз начиная протирать и без того негрязный — точнее, уже навеки неоттираемый — стол. — Я ж ему говорил, сто раз говорил — не ходи мимо Черносливного квартала, подальше обходи, так нет ведь, ему там, видите ли, короче! — Факт, факт, короче, — вновь подала голос Держи-Хватай, пожевывая ярко-розовый пластмассовый тапок. Тапок тоже был дайконского производства и стоил один юань на новые деньги, а от его погрызания у собаки порой происходили весьма занимательные глюки. Редиска, прознав о таком замечательном свойстве новой домашней обувки, однажды выловила из-под дивана второй тапок и, не долго думая, скурила изрядную его часть, на месяц провоняв всю квартиру. Однако после тяжкого и ломочного пробуждения девушка не могла вспомнить эффекта случайно добытой наркоты, а Вишенка упорно отказывался делиться своими наблюдениями. Бывший граф только взял с сожительницы клятву, что она больше не станет курить тапки и тем более приучать к такому Чиполлино. Редиска, глядя на ушатанную вусмерть квартиру и полулысую собаку, после долгих сомнений согласилась — больше для того, чтобы Вишенка отвязался и не нудил. Да и двух юаней на новые тапки было жалко. — Не каркай, буржуй недорезанный, — пробурчала девушка, ленясь вставать с дивана и потому просто выудив из-под мебели пустую бутылку и швырнув ее в приятеля. Уже наученный жизнью Вишенка лишь слегка отклонился с пути летящего снаряда, позволив легкой пластмассовой таре с негромким стуком врезаться в стену и заплясать по полу, разбрызгивая остатки ядовито-зеленого содержимого. — Напомни, зачем он пошел-то? Бля, ни хрена не помню с утра… У нас опять жратва кончилась? — Он дядю с поезда встречать пошел, — пояснил Вишенка, подбирая несчастную бутылку с непонятной иероглифической надписью, обозначавшей, видимо, нечто вроде «ГМО». — Ну и за едой, наверно, по дороге. Надо ж отметить… — Какого, нахрен, дядю? — удивилась Редиска, даже забыв сказать сожителю, чтоб не выкидывал бутылку и не делал из чистого ведра мусорку. — У него ж вроде всех старших тогда расстреляли… Серьезно, что за дядя еще?! — Да успокойся ты, — Вишенка, не предупрежденный и не любивший новомодного кустарного пойла, все же отправил бутылку в ведро. — Это не его дядя, а мой. Барон Апельсин, помнишь такого? — Ух ты, так он вышел уже, что ли? — обрадовалась Редиска. — Два года за убийство — маловасто как-то… — Амнистия вроде очередная, — просветил ее бывший граф. — И вообще, убийство по пьянке было, это нынче смягчающее обстоятельство. — Ну хоть веселее будет, а то только и вижу, что твою морду унылую, — хихикнула Редиска, все раздумывая, встать с дивана или продолжать валяться. — Чего ж ты раньше-то не сказал, зараза? Хоть бы бухла понормальнее достали. — Я тебе уже раза два говорил, просто трезвее надо быть и меньше дрыхнуть, — спокойно возразил Вишенка, почему-то начиная поглядывать в сторону темного окна с полузакрытыми внешними ставнями. Ночи еще не были холодными, так что заклеивать разбитое с весны стекло всем было лень. — Выпивки они, наверно, и сами сообразят купить. — Поговори тут еще… — угрожающе зыркнула на него Редиска. — Чего ты там увидел? — уже нормальным тоном спросила она, проследив направление его взгляда. — Опять эти?.. — Тихо! — с изменившимся лицом шикнул на нее Вишенка. Мгновенно выскочив из-за хромоногого стола, он бесшумно — навострился за прошедшие тревожные годы — подскочил к окну и, потянув за специальную веревочку, плотно закрыл внешние ставни. Редиска, которой не требовалось разъяснения происходящего, так же быстро сорвалась с дивана, метнулась к столу и сдернула с него чадящую лампу. Задвинув светильник в самый дальний угол комнаты, она прикрыла его предназначенным специально для таких случаев грязным абажуром. — Дверь закрой! — прошептала она Вишенке. Собака, не менее наученная жизнью, вместе с любимым тапком метнулась за диван и затаилась там. Как раз в тот миг, когда тихо щелкнул закрытый засов, где-то близко на улице раздались громкое нестройное пение на непонятном языке и выстрелы. Не в первый и даже не в тысяча первый раз Редиска мысленно возблагодарила саму себя, что выбрала квартиру в старом доме с толстыми стенами, да еще и на четвертом этаже. Вишенка, притаившись возле двери, прислушивался, не зайдет ли кто в подъезд. Слабый дергающийся свет из-под абажура выхватывал из плотного душного мрака сидящую у самой лампы Редиску, угол дивана, облупленные стены и щелястый пол поблизости. Но до краев комнаты и тем более до окна этот свет, к счастью, не достигал. Впрочем, бывшие революционеры жили тут уже достаточно давно и постоянно, чтобы отлично ориентироваться в своем небольшом жилище даже в полной темноте. — Дожили! — все тем же шепотом ругнулась девушка. — Только пьяных черносливов нам тут не хватало. — Они не пьяные, а под дурью, — тихо просветил ее Вишенка. — Пить им их обычай не позволяет. — Еще того не лучше… — Факт, не лучше… — донеслось из-за дивана. — Черт, они на углу остановились! — вздрогнул Вишенка. — Галдят там… — Пристали к кому-то, — разобрала Редиска, подобравшись к окну и прислушавшись изо всех сил. — Косоглазый, говорят… дайкона или батата какого-нибудь прижали. — И то лучше, что не местных, — особенно тяжко вздохнул Вишенка. — Совсем житья не стало, одни заводов с магазинами своими понастроили, работу у наших отнимают, другие стреляют на улицах, порядки свои проталкивают… На улицу выйдешь — везде эти рожи! — Ага, — в кои-то веки согласилась Редиска. — Понаехали тут! — Бэстыжий дэвка! — заорали на улице. Раздался отчаянный женский визг, что-то на дайконо-бататском, потом уже вполне понятная местная ругань… — Это Чиполлино! — ахнул Вишенка. — Они нарвались на этих! — Тихо ты, услышат! — зашипела Редиска, вцепившись в него, чтоб не вздумал высунуться. — Если повезет, они до подъезда добегут, тогда откроем. И так уже бесповоротно нарушенную ночную тишину разорвали частые выстрелы. Сидящим в квартире оставалось лишь молиться, чтобы ни одна из этих пуль не нашла свою цель. — Зарэжу! — рявкнули на улице. — Бля, мотаем! — заорал кто-то местный, чьего голоса Редиска сначала не узнала. — Девка, туфли брось! — Сюда, быстро! — раздался голос Чиполлино. Хлопнула раздолбанная незакрывающаяся дверь подъезда. Топот нескольких пар ног отдавался гулким эхом. — Я открываю, — объявил Вишенка, на что Редиска лишь резко кивнула, встав рядом и вооружившись табуреткой. — Люди, быстро сюда! — крикнул он, приоткрыв дверь. — Щас будем! — отозвался из подъезда Чиполлино, и через несколько мгновений в квартиру влетели четверо беглецов, тут же повалившись друг на друга. Вишенка тут же захлопнул дверь, однако Редиска еще успела разглядеть появившуюся за ней свирепую рожу громадного чернослива и еще кого-то толстого и очень чумазого — кажется, хурму. Девушка отчаянно налегала на дверь, содрогающуюся под мощными пинками бандитов, пока Вишенка задвигал засов и прилаживал крючок на цепочке. Она мысленно молилась, чтобы у нападавших не оказалось с собой огнестрельного оружия, как у их приятелей на улице, так как дверь была деревянной и от выстрела в упор не защитила бы. К счастью, приезжие просто еще пару минут ломились в квартиру, выкрикивая невнятные угрозы, а потом, судя по звукам, смылись восвояси. Проверять истинность предположения до утра все равно никто не собирался. — Я туфли свои там потеряла… — прохныкала Земляничка, выползая из-под Чиполлино и оправляя юбку, которая все равно едва прикрывала зад. Впрочем, ни разорванных чулок, ни размазанного макияжа вялые впорядкоприводительные действия исправить не могли. — Иди хоть умойся и перечешись, — сжалился над ней Вишенка, попутно поднимая опрокинутое условно-мусорное ведро и ставя на место лампу. — Вода в умывальнике еще осталась. — Может, я вниз схожу да еще ведро возьму? — беспечно, как будто и не бегал только что от бандитов, предложил Чиполлино. — Сиди уж, вредитель-трудоголик! — одернула его Редиска, еле удержавшись, чтоб не дать пинка шатающейся Земляничке. Однако загнанный вид конкурентки пробудил нечто вроде жалости даже в ее грубой овощной душе. — Ух ты, Апельсин, это ты, что ли? — затормошила Редиска упитанного фрукта, до сих пор сидевшего на полу и с интересом озиравшегося. — Отожрался на тюремных харчах, точно, вон брюхо себе опять наел! — Твою ж мать, какие тут овощи ходят! — восхитился Апельсин, в тюрьме явно избавившийся не только от излишней худобы, но и от интеллигентской манеры речи. — Редиска, ну я тебя еле узнал, красивая какая стала! После нескольких минут радостных приветствий, уже слегка нетрезвых объятий и путаных рассказов о произошедшем хозяева и гости поняли, что в их жилище тихо присутствует некто лишний. — Привет, — мило улыбнулся притулившийся у двери тощенький дайкон, блестя узкими темными глазами на желтовато-белой физиономии. — Васа моя спасай, моя васа спасибо больсой! Сосиська — нада? — и продемонстрировал увесистый пакет, набитый вкусно пахнущими оранжево-розовыми сосисками — теми самыми, по национальному дайконскому рецепту, из крысятины со специями. — Ух ты ж бля! — икнула Редиска. — Зачем косоглазого приволокли? — Не боись, он смирный, — успокоил ее Апельсин, попутно пытаясь облапать за мягкое место, за что слегка получил по рукам. — Он попутно с нами шел, — рассказал Чиполлино. — Потом к нам те черносливы пристали, ну и до него прицепились заодно, не оставлять же было. — Народ, я жива, — вывалилась из темной ванной теперь уже несколько очухавшаяся Земляничка. Смыв с себя макияж, она теперь казалась старше лет на десять. — Ну что, жрать-то будем? — Дайкона оставляем? — деловито поинтересовался Вишенка, уже выгружая на стол принесенную товарищами еду и выпивку. — Оставляем, — вынес решение Чиполлино. Впрочем, белый овощ уже и сам принялся сновать вокруг стола, помогая Вишенке с распределением пищи и добавляя к общему запасу свои сосиски. Вдобавок в недрах его пакета обнаружился рисовый пирог с некой повидлообразной начинкой, слегка помятый, но пахнущий от этого не менее замечательно. — Факт, оставляем, — высунулась из-за дивана извозюканная в пыли Держи-Хватай. — Да завались ты уже со своими факами, сука! — вызверилась Редиска. — Где только слов таких набралась, хоть бы по-нормальному материлась! — Говно из ушей выгреби, — тихо шепнула Земляничка, заработав укоризненные взгляды от парней. Сама Редиска, к счастью, ее не услышала. — Да оставь ты ее, она и так жизнью обиженная, — махнул рукой Апельсин, уже присоседившийся к столу и опробовавший селедку в масле. — А мы, блин, не обиженные, что ли? — видимо, устала сдерживаться Редиска. — Сидим тут, на улицу выходить страшно, везде эти бандюки приезжие! Взрывают, стреляют, работы из-за них не осталось, жить не на что, уж занимаем-перезанимаем! Во что они страну-то превратили! Так ведь хорошо жили, так нет, понаехала тут погань всякая, как будто они тут у себя дома! — Угу, — счел за лучшее поддакнуть Чиполлино, тоже влезая за стол и выцепляя нечто колбасное, с добавлением салата. — Мы шли сегодня — ну ни одного лица нормального. Как будто мы в ихнем этом… как там его, не помню… короче, вы поняли. — И к девушкам пристают, — вставила свои пять копеек Земляничка. — Как кто в юбке выше колена, или с коротким рукавом, или еще что — проходу не дают, типа это значит продажная. Ужас! — Валить пора! — решилась Редиска высказать то, что и так давно бродило у всех в умах. — Подальше куда-нибудь от этих уродов, а там уж посмотрим. — Неплохо бы… — согласился Чиполлино. — А то сил уж нет смотреть, такую страну загадили, твари понаехавшие! — Мне тети недавно писали, — тихо вмешался Вишенка, не спеша приступать к еде. — Вроде хорошо устроились на новом месте, к себе звали. Можно было бы, наверно, нам всем туда и податься, тем более там вроде и так наших много живет. — Дело говоришь, — закивала Редиска. Чиполлино, занятый едой, молчал, но всем своим видом выражал согласие. — Братва, а меня возьмете? — жалобно взмолилась Земляничка, уже успевшая ополовинить свой стакан вина. — Мне тоже тут плохо, заступиться некому… — Возьмем, куда ж денемся, — печально улыбнулся давней подружке Вишенка, не обращая внимания на свирепый взгляд Редиски. — Ф… возьмем, — подтвердила собака, получив парочку сосисок от Чиполлино. — Там с ними, наверно, и мой Мастино тусуется… Дайкон, притулившись с угла стола, аккуратно подъедал селедку с черным хлебом. — Эй, ну чего это вы все? — удивился Апельсин. — Чуть чего — так сразу в кусты. Может, еще и тут все нормально станет, только подождать чуть-чуть надо! Однако он и сам, как позже оказалось, вовсе не прочь был уехать, просто боялся мести от родственниц за убийство герцога Мандарина, за которое и сидел в тюрьме. Однако общими усилиями младшие товарищи все же вправили ему мозги. Решение «валить нахрен из этой страны и от этих понаехавших» было принято… По крайней мере, на словах. Дайкон тихо жевал и думал, что ему (а также двум сотням его ближайших родственников) тут вроде бы вполне неплохо, во всяком случае, точно лучше, чем на исторической родине. Так что эмиграцию он в общем и целом вполне одобрял.