Ночь перед Рождеством

      Это было глупо, но всю свою юность Сириус Блэк помнил только по этапам отношений с Ремусом Люпином. Он был как веха, как верстовой столб. Сбившись с пути, как по Полярной звезде, по тому месту, которое он занимал в жизни Сириуса, можно было определить, в каком направлении двигать историю дальше.       В одиннадцать лет Сириус впервые увидел Ремуса в очереди на распределение по факультетам. Его пихнул в бок Джеймс Поттер, с которым Сириус подружился ещё в поезде, и указал на встрёпанного мальчишку с болезненным лицом и грустными глазами, мантия которого, в сравнении Джеймса, была едва ли моложе Распределяющей шляпы. По одному виду можно было сказать, что он книжный червь и зубрила. Таких было принято задирать во всех школах, и магическая не могла стать исключением.       Джеймс уговорил Сириуса сделать ставку: попадёт ли оборвыш на Хаффлпафф или Рейвенкло. У обоих отвисли челюсти, когда Шляпа после недолгих раздумий назвала Гриффиндор, и мальчишка, ссутулившись и повесив голову, просеменил за свой стол, робко улыбаясь приветствующим его однокурсникам и старостам.       — Ну что, теперь либо на Слизерин, либо с ним, — подшутил Джеймс, ссылаясь на жалобу Сириуса, что почти всего его предки учились на змеином факультете.       Обоих отправили на Гриффиндор. Джеймс был первым и, проходя мимо Сириуса к столу, скорчил ему рожу, изображающую отвращение, и демонстративно сел на небольшом расстоянии от этого Люпина. Сириусу тогда ненадолго стало мальчишку жалко и, скрепя сердце, он уселся между ним и приятелем, специально громко сказав: «Спасибо, что придержал место», — и с любопытством глянул на Люпина — проверить, поверит ли он. Тот, казалось, огорчился ещё больше и едва не плакал. Сириус поспешно отвернулся и поклялся себе, что не станет к нему приставать.       Но препятствовать Поттеру он, к сожалению, не мог, и каждый день наблюдал и слушал, как тот задирает Люпина. Тот, как оказалось, был ребёнком болезным и каждый месяц на несколько дней, как по графику, сваливался с какой-нибудь хворью в больничное крыло. Пользуясь этим временем, Поттер ворошил его вещи, что-то прятал, что-то слегка портил, и по возвращении Люпина ждали самые неприятные сюрпризы. Но он молчал, хотя наверняка догадывался, кто стоял за розыгрышами.       На Рождество Поттер наколдовал омелу прямо над головой Люпина в обеденном зале. Сидел он рядом с самой некрасивой девчонкой на факультете, и падкие на развлечения и жестокие дети хором заголосили «целуй», и Люпин, покраснев, сбежал из зала, оставшись без праздничного ужина. Сириус прихватил тогда с собой кусок пирога и горстку конфет и спрятал их в тумбочке Люпина. Надо было видеть удивление на его просиявшем лице, когда он обнаружил подарок.       А на День Святого Валентина Джеймс прислал Люпину якобы любовное письмо. Тот, не поверив своим глазам, стал вскрывать его прямо за общим столом, и из конверта на него пыхнуло облаком розовой краски, надёжно въевшейся в кожу. Она не смывалась водой и не убиралась известными первокурсникам заклятиями, и тщетные потуги Ремуса вызывали в зале всеобщий смех, который не мог не привлечь внимание учителей.       К столу подошла молодая декан, и хохот тут же затих.       — Кто это сделал? — грозно спросила она.       Молчание. Все понурили головы, но исподтишка ухмылялись. Декан повторила вопрос более строго и настойчиво. Сириус видел, как начинает дрожать Ремус. Поттер делал ему какие-то знаки глазами с довольной улыбкой. И тогда Сириус встал.       — Это я сделал, — выпалил он. — Это было глупо и грубо с моей стороны. Я больше так не буду. Прости меня, Ремус.       Тот ошарашенно посмотрел на него огромными глазами полными надежды, и Сириус ему сдержанно, но тепло улыбнулся. Декан удовлетворённо хмыкнула и пригрозила в следующий раз наложить наказание, а Сириуса заставила Ремуса сопроводить в больничное крыло, чтобы там с него свели краску. Тогда мальчишки впервые по-настоящему поговорили, и Сириус повторно решил, что не будет задирать Ремуса.       Когда они вернулись в общую гостиную, на Сириуса тут же налетел Поттер.       — Спасибо, что прикрыл, дружище, — воскликнул тот.       — Я сделал это не для тебя, — холодно ответил Сириус. — Хоть ты мне и друг, а Ремус не заслуживает такого обращения. Если придётся, я буду его от тебя защищать.       Поттер сник и огорчённо захлопал глазами.       — Я думал, нам весело вместе, — пробормотал он.       — В издевательствах нет ничего весёлого, — возразил Сириус.       Поттер обиженно отвернулся и ушёл на другой конец гостиной. Сириус подсел к Ремусу, который уже успел зарыться в книги, и предложил делать уроки вместе. Так они стали лучшими друзьями, а с Поттером Сириус не общался вплоть до следующего учебного года.       За это время Джеймс завёл себе мальчика на побегушках — Питера Петтигрю, ещё более убогого, чем Ремус, и гонял его, как было душе угодно, вплоть до того, что заставлял делать за него уроки. Но Питер, бывший изгоем среди однокашников, был рад хоть такому общению. Тем более что компания Джеймса спасала его от нападок других.       На Рождество второго курса Сириус всё-таки не выдержал и написал Джеймсу открытку с извинениями и предложением попробовать снова. Джеймс согласился, даже несмотря на то, что Сириус пожелал оставить Ремуса в их компании. Ему Сириус подарил редкую дорогую книгу о магических животных, которую нигде нельзя было достать, а у Сириуса дома она пылилась, сколько он себя помнил.       — Только вот ума не приложу, Рем, — сказал он, почёсывая затылок, наблюдая, как Ремус благоговейно перелистывает страницы, — какой тебе от неё прок?       — Когда-нибудь поймёшь, — загадочно ответил Ремус.       Поттер тоже сделал ему подарок — как будто на прощание с их прежними отношениями задиры и жертвы. Это был набор леденцов-тросточек, и уже от первого у Ремуса здорово распух язык, а заодно и у Сириуса, с которым он решил поделиться, и которого Джеймс не успел предупредить. Пострадавших снова отправили в больничное крыло, а Джеймсу пришлось отбывать наказание, прописывая строчки: «Я не должен причинять людям вреда». Языки у Сириуса и Ремуса прошли, а вот тяга Поттера к проказам даже не думала сходить на нет.       Они стали дружить втроём. Под воздействием весёлых, раскрепощённых и общительных друзей потихоньку начал оттаивать и Ремус, хотя оставался своего рода ревизором и цензором их проделок. Следил, чтобы они не перегибали палку, по возможности заметал следы. Брошенный Питер Петтигрю так жаждал снова стать другом Джеймса, что повсюду бегал за троицей хвостиком. По высшему снисхождению ему стали позволять сидеть вместе с кумирами за обеденным столом и в гостиной и даже слушать их разговоры, но не встревать без спроса, разумеется.       На третьем курсе Сириус впервые узнал, что такое половое влечение. Он частенько подслушивал, как старшие однокашники обсуждают девичьи прелести, знаменитостей, в которых были влюблены, и что бы хотели с ними сделать. Сириус тоже начал приглядываться к девчонкам и шутки ради порой заигрывал с ними и даже зажимал их в тёмных уголках, но никогда ему не хотелось ни прикоснуться, ни поцеловать.       На рождественские каникулы Джеймс пригласил Сириуса и Ремуса поехать к нему в гости, мол, родители будут только рады. Сириус идею воспринял с энтузиазмом: возвращаться к своей чокнутой семейке ему не улыбалось, но вот Ремус, к его удивлению, отказался. Это было странно, ведь Сириус знал, что Ремус живёт в каком-то подобии приюта — неужели, он лучше встретит праздники там? Оказалось, Ремус намеревался остаться в школе, но больше ничего объяснять не стал.       — Когда-нибудь поймёшь, — всё так же загадочно пообещал он, но Сириус, тяжело переживавший переходный возраст, толком не понимавший, что с ним происходит, и всё, что его не устраивало, воспринимавший в штыки, закатил скандал, от которого Ремус просто ушёл, чем взбесил Сириуса ещё больше.       Гораздо позже он поймёт, что это было верное решение.       В ночь перед отъездом Сириус лежал без сна и думал о Ремусе и их ссоре. Тот всё ещё спал в соседней кровати. В темноте всё казалось ближе, и чувство было такое, что, стоит протянуть руку, Сириус дотронется до Ремуса. Контуры его лица были расплывчатыми и как будто даже красивыми. Его кожа, синеватая во мраке, будто светилась. Сириусу вдруг показалось жизненно важным узнать, какая она на ощупь: тёплая или холодная, мягкая или шершавая. В отличие от почти всех мальчишек в школе у Ремуса даже не было прыщей. Да, пожалуй, он всё-таки был красивым.       А ещё стройным, чуть ниже среднего. Может, конечно, ещё всех обгонит и превратится в гору мышц, но Сириусу бы этого очень не хотелось. Сейчас Ремуса было очень удобно обнимать, и Сириусу казалось, что своими руками он закрывает и защищает его от враждебного мира. А как он будет себя чувствовать, если Ремус станет крупнее него? Ведь тогда Сириус будет для него бесполезен. Хотя, возможно, тогда уже Ремус возьмёт его под крыло. Интересно, у Сириуса будут хрустеть кости, когда возмужавший Ремус будет сжимать его в объятиях?       Незнакомое тепло разлилось внизу живота и по телу пробежали мурашки. Сириус не сразу понял, что возбуждён, и был в ужасе от осознания, что это мысли о лучшем друге вызвали такую реакцию. А откуда у него вообще такие мысли? Они ведь неправильные и грязные. У него был какой-то дядюшка, охочий до мужчин и юношей, и матушка всегда отказывала ему от дома и многократно при детях его всячески хулила, вдалбливая им в головы, что он и ему подобные — извращенцы и аморалы.       Что ж, Сириус, похоже, в него пошёл, потому как, на чём бы он ни старался сконцентрироваться, мысли его всё равно возвращались к Ремусу и возбуждение становилось невыносимым.       Тогда он постарался как можно тише выбраться из спальни, пробраться в уборную и, примостившись там на закрытой крышке унитаза, стал гадать, как ему бороться со своим организмом. Попытался вспомнить, что подслушал в разговорах старших. Попробовал воспроизвести на практике. Получалось неуклюже и не слишком приятно, но хотя бы дало удовлетворительные результаты. Надо будет попрактиковаться. Только воображать всё-таки лучше каких-нибудь симпатичных девчонок, а не Ремуса в липнущей к телу после дождя рубашке.       В общем, пожалуй, это даже хорошо, что он не едет с ним к Джеймсу, иначе бороться с наклонностями в присутствии объекта вожделения было бы вдвойне сложно. Но написать ему письмо с извинениями за ссору всё-таки будет нужно. Этому Сириус посвятил остаток ночи, а перед отъездом утром оставил послание на тумбочке Ремуса.       Каникулы прошли отлично. По возвращении Ремус первым делом обозвал Сириуса дураком, кретином и идиотом, но потом примирительно его обнял. Эффект вышел неловкий, и Сириусу пришлось вывернуться из объятий раньше, чем ему бы этого на самом деле хотелось. Надо было срочно приступать к реализации плана по самоперевоспитанию, пока Ремус не заметил чего подозрительного. Сириус стал даже чаще ухлёстывать за девчонками, но тщетно, и если не конкретно к образу Ремуса, то к портрету какого-нибудь воображаемого идеального мужчины улетали фантазии Сириуса в минуты уединения.       Пришлось сделать неутешительный вывод: это его стезя. А Ремус — его первая любовь. И тогда Сириус стал исподтишка ухаживать за Ремусом и всячески тонко намекать ему на своё влечение. Но Ремус был словно невинный агнец, не понимавший мирской суеты и не знавший плотских потребностей, так что после летних каникул, также проведённых частично у Джеймса, Сириус решил действовать в лоб.       Подгадав момент, чтобы кроме них в гостиной никого не было, Сириус подсел к Ремусу и стал заговорщически рассказывать ему, как он по уши влюблён в такую-то девчонку с такого-то факультета, и собирается позвать её на свидание, но боится, что дело дойдёт до поцелуев, а она уже встречалась с несколькими мальчишками и наверняка знает, как это делается, а вот он полный профан и опасается облажаться и разочаровать её.       В ответ Ремус раздражённо захлопнул книгу.       — И чего ты хочешь от меня? — спросил он, не глядя на Сириуса.       — Потренируйся со мной, — попросил он. — Об этом никто не узнает, мне, в целом, всё равно, а с человеком лучше, чем на помидорах.       — Блэк, ты скотина, — заявил Ремус и встал было, чтобы уходить, но Сириус схватил его за руку и резко дёрнул обратно на диван, вызвав короткий болезненный вскрик.       — Ладно, я соврал, мне не всё равно, — оправдался он. — Мне кажется, я втрескался в тебя, и мне уже очень давно хочется тебя поцеловать. И не только.       — Ещё и лжец, — огорчённо добавил Ремус и на сей раз ему всё-таки удалось уйти, так как Сириус пребывал в слишком глубоком ступоре, будто его огрели «ступефаем», чтобы попытаться его остановить.       Тогда Сириус стал закидывать Ремуса любовными письмами, которые тот демонстративно жёг, едва пробежав глазами по строчкам. Тогда Сириус в отчаянии написал коротко и ясно: «Если тебе такие отношения претят, скажи прямо, не мучь меня, я оставлю эти домогательства. Или дай мне шанс. Обещаю, ты не пожалеешь». Ремус будто назло начал встречаться с девочкой с третьего курса, которая потом его бросила ради старосты факультета.       В итоге к Рождеству оба были озлоблены, угрюмы и молчаливы. На общешкольной вечеринке стояли по углам, играя в грозные гляделки, не веселились, ничего не ели, отказывались танцевать. Ремус улизнул первым. Сириус погнался за ним, не заметив, что Джеймс стрельнул ему вслед вопросительным взглядом.       Сириус настиг Ремуса в коридоре, заставил остановиться, схватив за руку, а потом взял за плечи и стал возбуждённо что-то ему вещать про любовь и страсть. Ремус собирался ответить, но вдалеке послышались косолапые шаги завхоза, призванного следить, чтобы школьники не шлялись где вздумается по замку, и Ремус затащил Сириуса за ближайший гобелен.       Оба тяжело дышали прислушиваясь. Шаги передвигались будто назло медленно. Сириус задрал голову, надеясь, что влекущий запах Ремуса не будет так беспощадно щекотать нос, и увидел над собой омелу. С трудом подавил смешок, но Ремус услышал и тоже посмотрел наверх. Шаги всё ещё тащились мимо.       — Ты идиот, Сириус Блэк, а я крупно об этом пожалею, — вздохнул Ремус и поцеловал Сириуса в закрытые губы, удерживая его за шею, как будто из них двоих Сириус был тем, кто мог попытаться вырваться.       Сириус, напротив, обнял Ремуса в ответ, прижал к себе крепче и разомкнул губы, заставляя Ремуса сделать то же. Поцелуй стал по-настоящему пылким и отчаянным, кровь у Сириуса в жилах забурлила, дыхание от возбуждения стало тяжёлым. Руки так и чесались облапить стройные ягодицы Ремуса, а потом переместиться вперёд и приласкать его, как Сириус делал с собой. Но Ремус, будто прочитав его мысли, возвращённый к реальности сдавленным стоном Сириуса, оттолкнул его и деловито утёр губы.       — Не всё сразу, — заявил он. — А то знаю тебя: наиграешься и выбросишь.       — Откуда ты взял, что я такой? — возмутился Сириус.       — Из возможного личного опыта, которым мне бы не хотелось обзавестись в реальности. Если в самом деле так любишь, как изливался в письмах, ничего, заимеешь терпение.       — А ты, оказывается, тот ещё хитрец, — ехидно, но одобрительно сказал Сириус. — Ладно, Рем, буду ждать. Можно только ещё один?       Ремус закатил глаза, но снисходительно позволил Сириусу поцеловать его снова. Затем осторожно выглянул из-за гобелена, чтобы убедиться, что горизонт чист, а потом первым удалился в гостиную факультета. Сириус с небольшим отставанием, чтобы не вызывать подозрений, последовал за ним, но всё равно опухшие от поцелуев губы выдавали их с потрохами.       Поттер одарил их ещё одним косым взглядом, но ничего не сказал, а затем как ни в чём не бывало традиционно обоих пригласил в гости, и традиционно Ремус отказался. Сириусу на этот раз не было стыдно, что он предпочёл Джеймса Ремусу. С его строгостью надеяться всё равно было не на что.       В течение следующего семестра Ремус изводил Сириуса, как только мог. Они стали тайком обмениваться записочками, и в них Ремус, в ответ на пылкие слова Сириуса, тоже обещал ему всяческие неземные блаженства. Но на деле всеми средствами избегал оставаться с ним наедине, говорил с Сириусом сухо и как будто неохотно, в основном по делу, каждый раз выдирался, когда Сириус пытался к нему прикоснуться, и только в самых редких случаях, когда они оставались где-нибудь одни и мольба в глазах Сириуса становилась невыносимой, Ремус проявлял милосердие и целовал его, но больше ни разу так горячо, как в ночь перед Рождеством.       А ещё он настрого запретил навещать его в больничном крыле во время его ежемесячных болезней. Сириус сперва слушался, потом решил пробраться туда тайком. К его удивлению, ни на одной из коек Ремуса не было, а когда он спросил у медсестры, она шикнула на него и погнала прочь, сказав, что Ремус в изоляторе и его нельзя беспокоить.       Из-за этих колченогих отношений Сириус был раздражительный и хмурый, и в то смутное время Джеймс как будто забыл все их прошлые разногласия и стал для Сириуса лучшей поддержкой и отдушиной. Сириус догадывался, что Джеймс на самом деле всё про его страсти знает, но тот героически не подавал виду, прикидываясь для всех, что Сириус переживает из-за некой девушки. Поскольку имя не называлось, многие его бывшие объекты симпатии перессорились, споря, по которой из них томится красавчик Сириус.       А потом мальчишка со Слизерина — Северус Снейп, которого за внешность и повадки гнобили даже свои, прознал, что это за болезнь каждый месяц сваливает Ремуса.       В детстве он стал жертвой нападения оборотня, собственные родители сдали его куда положено в таких случаях, но профессор Дамблдор каким-то образом допустил Ремуса до обучения в Хогвартсе и даже нашёл способ держать его «болезнь» в тайне. И вот теперь она вскрылась.       Директор каким-то чудом заставил Снейпа молчать, а Джеймса, Сириуса и почему-то Питера вызвал на ковёр и попросил как следует приглядеть за Ремусом. Теперь тот как никогда нуждался в поддержке.       Джеймс был в гневе. Он был возмущён, что директор считает не просто допустимым держать в школе такое чудовище, но и предлагает троим неопытным пятикурсникам взвалить на себя уход за ним.       — Я с самого начала подозревал, что с ним что-то не так! — голосил он, а Сириус просто ушёл от скандала, как когда-то поступил с ним Ремус, зная, что Джеймсу надо просто перекипеть.       Он отправился искать Ремуса и обнаружил его в Воющей хижине, тайный проход к которой им показал директор. Ремус сидел на полу в углу, обхватив колени руками и как будто плакал. Сириус молча подсел к нему и положил голову на плечо.       — Тебе за этим была нужна та книга — ты надеялся найти что-нибудь о лечении оборотней? — участливо спросил Сириус.       Не поднимая головы, Ремус кивнул и шмыгнул носом.       — И ты поэтому меня отталкивал? Боялся, что можешь причинить мне вред? — осторожно продолжал расспрашивать Сириус.       — Не хотел, чтобы ты отвернулся от меня, когда узнаешь правду, — ответил Ремус, по-прежнему не глядя на собеседника. — Было бы легче пережить, если бы ты постепенно перегорел и отстранился от меня, чем вот так сразу.       — Идиот. — Сириус перекинул руку через плечи Ремуса и крепко его обнял, утыкаясь носом в волосы. — Чтобы меня от тебя отвадить понадобится что-нибудь посерьёзней. Я же столько раз говорил тебе, что люблю тебя. Неужели, ты считаешь, что я настолько труслив и слаб, что сбежал бы от ответственности и позволил тебе мучиться одному? Знаешь, я не стану врать, что всё будет хорошо, потому что это вряд ли, но вместе, думаю, мы сможем сделать эту жизнь чуточку лучше, чем ты один, что скажешь?       Ремус наконец посмотрел на Сириуса и с вялой улыбкой кивнул. От сострадания и нежности у Сириуса разрывалось сердце, и он немного наклонился вперёд, чтобы припасть губами к губам Ремуса. Они были холодные, влажные и солёные от слёз. Ладонь Сириуса легла на щёку Ремуса, большим пальцем он погладил кожу. Ремус первым приоткрыл губы, но Сириус не успел углубить поцелуй, когда в хижине раздались шаги, и Сириус и Ремус едва успели отпрянуть друг от друга, когда в комнату вошёл Джеймс.       — Не стесняйтесь, продолжайте, — бросил он, не глядя на товарищей. — Я это, перебесился, подумал и решил, что будет неправильно бросить Ремуса справляться с этим одному. Мы должны придумать способ, как проводить полнолуния с ним, не подвергая себя опасности.       — И какие у тебя варианты? — поинтересовался Сириус, продолжая обнимать Ремуса за плечи, чего тот как будто не замечал, хотя раньше отталкивал и более невинные проявления чувств.       — Честно, никаких, — признался Джеймс. — Но чтобы их найти, нам надо не здесь рассиживаться, а начать шевелить попками. Айда, народ. Питер уже в библиотеке шерстит книжки, а четыре головы лучше одной. Дать вам ещё пару минут закончить начатое?       Сириус показал Джеймсу средний палец, а Ремус покраснел, нервно усмехнулся и ткнулся лбом в плечо Сириуса. Затем оба встали и пошли обратно в школу.       — Всё изменится теперь, да? — шёпотом спросил Сириус в тёмном тоннеле. — В лучшую сторону?       — Поживём увидим, — загадочно пообещал Ремус.       С неделю четвёрка друзей торчала в библиотеке, пока не нашли решение своей проблемы в анимагии. Превратившись в достаточно сильных, чтобы сдержать оборотня, животных, они могли бы без опасности для себя проводить с ним полнолуния, к тому же тормозить его, если он зарвётся, почуяв непозволительную добычу. Теперь оставалось только овладеть этой одной из сложнейших магий на свете, и начались недели упорных тренировок. Хуже всего получалось у Питера, и ему предложили взять более мелкое животное: так шансов на успех было больше, а сил Джеймса и Сириуса должно было хватить.       Когда настало время отчаливать на каникулы, Джеймс как всегда пригласил друзей к себе. Ремус как всегда отказался.       — Это из-за «мохнатой проблемы»? — спросил Джеймс, намекая на тайную сущность Ремуса. — Из-за этого ты все эти годы ко мне не ездишь? Брось, ничего не будет. У нас рядом с домом лес, зимой там никто не бывает — сплавим тебя туда на время полнолуния, перебесишься и будешь как огурчик! Только представь, как здорово мы втроём проведём время.       Но Ремус стоял на своём. Тогда Сириус, поглядев сперва на друга, потом на возлюбленного, вздохнул и обратился к Джеймсу:       — Знаешь, я бы тоже на эти каникулы остался. Всё-таки надо и отдыхать друг от друга.       — Вы-то двое друг от друга, смотрю, не успеваете уставать, — хихикнул Джеймс, но больше едких комментариев не делал и оставил товарищей в покое.       Сириус впервые видел школу такой пустой. На каникулы осталось с дюжину человек со всех факультетов вместе. И без того огромный замок стал словно необъятным, и Сириусу страстно захотелось изведать все уголки. Найти какие-нибудь потайные комнаты, коридоры, и всё это задокументировать для следующих поколений. Составить, например, путеводитель: «Там-то хорошо прогуливать уроки, здесь удобно выбраться ночью из школы, тут идеальное место для поцелуев».       Кстати, об этом. Они с Ремусом теперь почти всё время целовались и обнимались. Трудно было пройти по пустому коридору, слушая, как гулкое эхо шагов улетает под высокие своды потолка, и ни разу не притянуть Ремуса к себе и не поцеловать. И каждый раз от этих поцелуев Сириус заводился всё быстрее и ему хотелось большего. Но он уважал мнение и личное пространство Ремуса и смиренно ждал, пока тот сделает первый шаг или ясно даст понять, что хочет того же.       Первый раз Сириус прикоснулся к Ремусу в рождественскую ночь. Он уговорил его лечь спать в гостиной у камина, чтобы засечь, кто и когда принесёт подарки. Убаюкивающе трещали поленья, пахло хвоей от огромной (не такой, как в обеденном зале) живой ёлки, переливались игрушки. Сириус лежал позади Ремуса, обнимая его и стараясь не слишком прижиматься и не дразнить свою юношескую похоть.       И вдруг Ремус, будто назло, сам придвинулся ближе и притёрся ягодицами к паху Сириуса. Тот сдавленно ахнул, прикусил губу и попробовал отстраниться, пока Ремус не заметил его возбуждённое состояние, но тот снова подвинулся вслед за ним и потёрся уже откровенно, посылая дрожь по всему телу Сириуса.       — Рем, ну что ты делаешь, — страдальчески протянул он, утыкаясь лбом в затылок Ремуса и стараясь не слишком громко вдыхать запах его волос.       — Ты ведь думаешь обо мне, когда трогаешь себя, да? — полушёпотом спросил Ремус. — Мне интересно, что ты представляешь.       — Представляю, — повторил Сириус и чуть не подавился собственным языком — неужели Ремус и правда хотел это знать? — Представляю, что мы с тобой лежим рядом, как сейчас, я забираюсь рукой под твою рубашку и глажу сначала живот, потом грудь, целую и покусываю шею. Потом накрываю ладонью пах, через брюки массирую член, потом ныряю рукой под одежду и дотрагиваюсь до него…       — Да, Сириус, — пролепетал Ремус, запрокидывая голову и выставляя напоказ шею, — сделай это.       Сириус сперва не поверил своим ушам, затем встрепенулся, пылко поцеловал Ремуса в губы и перевернул его на спину, наваливаясь сверху. Задрал рубашку и стал покрывать поцелуями живот и грудь, поднимаясь выше, ненароком скользнул губами по маленькому розовому соску и был удивлён, когда Ремус сладко ахнул. Сириус попробовал тогда лизнуть сосок и пососать его — Ремус выгнулся в спине, подставляясь под ласки, и в голос простонал. Сириус сделал мысленную пометку насчёт того, что нравится Ремусу в ласках, и стал по очереди играть с его сосками, параллельно потираясь пахом о его пах. Оба юноши были до предела возбуждены.       Снова целуя Ремуса в губы, Сириус немного поднялся, чтобы освободить пространство между их телами, и скользнул рукой под резинку пижамных штанов Ремуса. Ладонь тут же легла на горячий твёрдый член, и по телу Сириуса пробежала волнительная дрожь. Он не знал, что предпочитает Ремус, а спросить стеснялся, но так как на ощупь орган был почти такой же, как собственный, Сириус решил попробовать поласкать Ремуса, как себя. Неплотно обхватил член ладонью и стал плавно двигать ею вдоль длины, время от времени проводя большим пальцем по влажной от смазки головке.       Ремус толкался в его кулак, извивался и протяжно стонал, обхватывая плечи Сириуса руками, царапался, судорожно его целовал, куда дотянется, и даже покусывал за уши, проявляя свои животные инстинкты. Сириуса это невозможно заводило. Свободной рукой он сперва поласкал чувствительные соски Ремуса, а затем взял в ладонь его яички и стал массировать, пытаясь попадать в такт движениям правой руки. Вскоре Ремус задрожал, его стоны стали похожи на всхлипы, и он успел несколько раз похлопать Сириуса по плечу, предупреждая, прежде чем излиться в его ладонь горячими струями семени.       Сириус тут же убрал руку, зная, что после оргазма член становится неприятно чувствительным, и скатился с Ремуса, улегшись на спину. Руку вытер об одеяло, пообещав себе, что не забудет потом его почистить. Ремус рядом с ним тяжело дышал и осоловело таращился в потолок. Сириус наблюдал за ним, впитывая красоту его лица. Потом вспомнил, что сам ещё не кончил, и его слегка опавший член снова налился кровью до состояния почти болезненного возбуждения. Сириус несколько раз сжал его в ладони через ткань штанов, а потом залез рукой под резинку и стал гладить себя, рассчитывая на быструю разрядку.       — Дай я, — попросил Ремус, заменил его руку своей и начал не глядя ласкать Сириуса, повторяя его недавние движения.       У Сириуса в горле встал ком, не позволивший сорваться с губ отчаянному стону. Прикосновения другого человека, оказывается, были куда приятнее собственных, пусть даже неопытные и робкие. Сириус неосознанно заскрёб ногтями по ковру, не зная, куда девать руку, и несколько раз почти подался навстречу ласкам Ремуса, в последний момент заставляя бёдра смирно лежать на полу. Когда дело дошло до развязки, Сириусу пришлось прикусить ладонь, чтобы в голос не кричать.       Он зажмурился, чтобы не смотреть, как Ремус вытирает руку о свою половину одеяла. Почему-то Сириус испытывал стыд за случившееся, но только за то, что позволил прикасаться к себе и получал удовольствие. Наверное, это пройдёт с привычкой к близости.       — Как получилось? — взволнованно и смущённо спросил Ремус.       — Чертовски потрясно, — лихо ответил Сириус, преувеличив разве что на самую капельку. — Если не испугаешься и позволишь повторить, обещаю, это будут отпадные каникулы.       — Обязательно, — пообещал Ремус и чересчур целомудренно и нежно для людей, которые только что занимались такими вещами, поцеловал Сириуса в щёку, а потом устроил голову у него на плече.       Их разбудил утренний свет и лёгкая прохлада из-за погасшего за ночь камина. Под ёлкой лежали подарки, которые они так и не увидели, кто принёс, но вопреки обыкновению, прежде чем кинуться к ним, Сириус для начала крепко обнял Ремуса и долго его целовал, пока у обоих не устали губы.       — Одеяло, — застенчиво напомнил Ремус, и Сириус нехотя выбрался из их уютного гнезда и отправился искать палочку, чтобы с помощью магии привести бельё в порядок.       Каникулы в самом деле были незабываемыми. Ремус принял участие в исследовании замка, и они облюбовали почти каждый уединённый уголок и потайную нишу. Ремус, имея небольшую склонность к рисованию, набросал схематичную карту, которую они с гордостью показали вернувшемуся Джеймсу.       — Занятия поинтереснее у вас не нашлось? — ехидно спросил он, и Ремус стыдливо поднял воротник рубашки, из-под которого светил яркий засос, оставленный Сириусом не далее, как прошлой ночью.       — А знаете, что ещё было бы здорово? — спросил вдруг Джеймс, не отрываясь от карты. — Если бы она показывала, кто где находится. Крадёшься такой ночью на кухню перекусить, гля на карту — а там завхоз за углом. Прячешься, ждёшь, пока пройдёт, и чешешь себе дальше. Или заблудился в незнакомом коридоре — себя на карте отыскал, и выбрался. Как идея?       Всем понравилось, и они засели колдовать над пергаментом. Попутно ещё отыскали многочисленные тайные ходы из замка в разные места в округе, которые не преминули нанести на схему.       — Будущие поколения скажут нам спасибо, — гордо заявлял Джеймс каждый раз, когда им удавалось достигнуть какого-нибудь прорыва в работе.       Дальше всё пошло наперекосяк. Джеймс влюбился в Лили Эванс — самую недоступную и незаинтересованную в отношениях девушку в школе. Она стоически игнорировала все приставания Джеймса, деловито задирала носик, когда он вторгался в её личное пространство, и всем своим видом показывала, что гусь свинье не товарищ. От злости Джеймс взъелся даже на лучших друзей, счастливых во флёре первой любви.       — Может мне тоже с парнями попробовать? Авось, у вас в этом плане легче? Никаких сюси-пуси? — спросил он, за что едва не получил в морду от вечно спокойного Люпина.       — Знаешь, девушкам обычно нравится, когда к ним относятся с уважением и пиететом. Для них важнее интеллект и манеры, чем демонстрация силы и самоуверенности, — намекнул Ремус.       — Это наверняка? Сто пудов ручаешься? Ясно-понятно, заодно выяснили, кто из вас за девочку, — нахально хихикнул Поттер, и на сей раз всё-таки схлопотал, только от Сириуса.       Лили между тем будто назло Джеймсу начала играть в лучших друзей с отвратительным Северусом Снейпом. Через третьи руки Джеймс выяснил, что они в детстве были соседями, двумя единственными волшебниками в округе, и потому поддерживали друг друга. У них за плечами была история, какой Джеймсу было не видать, и от бессилия он начал задирать и без того забитого Снейпа.       Сириус против воли присоединился, но причины у него были другие. Ладно Ремус — тот книжный червь и живёт на облаке, но вот Сириус, бывший сперва бойким в отношении девочек мальчишкой, а потом выросший в такого привлекательного юношу, отсутствием у него подружки или хотя бы увлечения начинал вызывать удивление.       Конечно, никто бы не поверил, что при таком прошлом Блэк может быть романтичным и сентиментальным в любовных делах, ждущим ту единственную. Оставался только ещё один скандальный, но, что самое страшное, правдивый вариант, и Сириусу пришлось занять такую роль в школьном обществе, которая не предусматривает объекта обожания.       Сириус заделался в хулиганы, к вящему своему стыду перед Ремусом, и помогал Джеймсу донимать Снейпа. Грубиянов и задир девчонки в массе своей не любили, а тех, которые были падки на «плохих парней», Сириус отшивал заявлениями, что они его недостойны, то есть рисовал себя в глазах однокашников этаким надменным засранцем, и слава его разнеслась по всей школе. Даже учителя стали хуже к нему относиться. Только директор Дамблдор нет-нет, да поглядывал на Сириуса в обеденном зале с каким-то грустным пониманием во взгляде.       На носу были переводные экзамены, но весна отбивала всё желание учиться. Сириусу больше, чем когда-либо до этого, хотелось всё бросить и пойти понежиться на травке у озера с Ремусом. Но тот был студентом серьёзным и ставил успеваемость едва ли не выше личной жизни, поэтому стойко осаждал воспламенённого страстью Сириуса, хотя порой тот замечал, что Ремус и сам скучает по их близости. Наконец Ремус не выдержал и сделал обоюдовыгодное предложение:       — Хочу попробовать кое-что новое, ну, в постели, — прошептал Ремус Сириусу на ухо, когда они сидели на занятии по зельеварению.       У Сириуса тут же обострились все чувства, он оживился и немного покраснел. Одних этих слов, тем более сказанных с придыханием, щекочущим кожу, было достаточно, чтобы зажечь тлеющую в Сириусе искру желания.       — И что же? — спросил Сириус.       — Не скажу, — заговорщически ухмыльнулся Ремус. — Но если ты хоть один экзамен сдашь меньше, чем на «выше ожидаемого», ничего не будет, во всяком случае, до тех пор, пока я не придумаю для тебя другое испытание.       — Эй, голубки! — раздался голос преподавателя. — Оставьте воркования для вашего гнёздышка. А мы здесь серьёзную науку изучаем.       Сириус вспыхнул и залился краской аж до кончиков ушей, стараясь не слышать смешков прочих учеников, зато Люпин был невозмутим, как будто это не он только что мотивировал Сириуса к успешной учёбе обещаниями сексуальных экспериментов.       Сириус в самом деле взялся за ум, поднажал, и почти выполнил условие Ремуса, завалившись только по злополучному зельеварению вместе с Джеймсом, который тоже был весь в любовных переживаниях. Но Ремус всё-таки был снисходителен и в ночь перед началом каникул ускользнул с Сириусом из замка. Прижав его к первой попавшейся стене среди кустов, впился в его губы страстным поцелуем, тут же принимаясь ласкать сквозь брюки.       — Мы всегда делаем это руками и трёмся друг о друга, — хриплым от возбуждения полушёпотом произнёс Ремус и вдруг опустился перед Сириусом на колени, уверенно расстёгивая его брюки. — А я вычитал, что можно ещё и ртом.       — Что за книжки ты читаешь? — едва успел спросить Сириус, но тут же сорвался на стон, когда влажные и мягкие губы Ремуса плотным кольцом сомкнулись вокруг головки его члена.       Сириус едва рефлекторно не толкнулся навстречу, но Ремус, будто предвидя, обеими руками придержал его бёдра, прижимая к холодной шершавой стене, и, закрыв глаза, с сосредоточенным лицом вобрал член чуть глубже в рот и пососал, как леденец.       Это было слишком. Горячо, влажно, — куда приятнее руки. Сириус прохрипел что-то невнятное, подавился воздухом и зажал рот рукой, боясь, что стонами перебудит всю школу. Симпатичную же сцену они застанут, выбежав выяснять, из-за чего сыр-бор. А Ремус между тем продолжал его ублажать.       Губы скользили вдоль длины, язык облизывал головку, как поглаживал бы её большой палец. Ремус вбирал член почти до основания, втягивал щёки и присасывался, как будто намеревался выпить Сириуса до дна. Это было сногсшибательно, слишком много, но недостаточно. Сириусу даже не верилось, что для Ремуса это был первый раз, но подозревать его в чём-то было невозможно. Из них двоих если бы кто и пошёл искать опыт на стороне, так скорее бы Сириус. Зато у Ремуса было редкое умение достаточное количество теоретических знаний с успехом воплотить на практике. Чем он теперь и занимался.       Ремус помогал себе рукой, поглаживая член Сириуса у основания. Второй рукой он начал массировать яички. Сириус не заметил, когда запустил пальцы Ремусу в волосы, поглаживая его, словно в качестве поощрения, и немного надавливая, безмолвно прося не останавливаться. Внизу живота росло знакомое напряжение перед разрядкой.       Чувствуя её неминуемое приближение, Сириус всеми средствами подавал Ремусу знаки, но тот и не думал отстраняться, отсасывая только с большим усердием. И наконец Сириус не выдержал, крепко сжал в кулаке горсть волос Ремуса, запрокинул голову, слегка ударившись макушкой о стену, и кончил Ремусу в рот. И Сириусу бы сделалось за это стыдно и неловко, если бы он не почувствовал, как Ремус сглатывает вокруг его члена, и Сириус отчаянно застонал.       Ремус отстранился и утёр влажный от слюны и покрасневший от усердия рот тыльной стороной ладони. Выглядел он невероятно порочно и сексуально. Прорычав, Сириус наклонился к нему и поцеловал в губы. На языке Ремуса остался его вкус. В этом было что-то интимное и эротичное.       — Две минуты отдышаться, и я тоже хочу попробовать, — заявил Сириус, поглаживая Ремуса по щеке.       — С удовольствием погляжу, на что ты способен, — ехидно сказал Ремус, и Сириус мстительно заткнул его новым поцелуем.       Возможно, у него оральная ласка вышла не такой уверенной и изящной, как у Ремуса, но судя по реакциям на действия Сириуса, тот остался доволен. Когда всё закончилось, они немного повалялись в густой мягкой траве, обнимаясь и приходя в себя, а потом привели одежду в порядок и так же крадучись вернулись в замок. И вот должно же было их именно теперь подвести везенье, чтобы навстречу им вышла декан.       — Полагаю, у вас веские причины, чтобы вы считали возможным нарушать школьный устав? — поинтересовалась она.       Мальчишки были в ступоре, нелепо жестикулировали и невнятно крякали, пытаясь объясниться, но ни с того ни с сего к ним пришло спасение в виде директора.       — Вычтите сколько положено очков с факультета, профессор МакГонагалл, и пусть они идут, — отечески сказал Дамблдор. — Они молодые, им хочется жить.       МакГонагалл, вероятно, не поняла, что имеет в виду мудрый директор (и для Сириуса с Ремусом это, очевидно, было к лучшему), но поступила, как он велел, и отпустила мальчишек с миром. В полном изнеможении от пережитого стресса они завалились в спальню и бросились на кровати. Потом нервно захихикали.       — Эй, Ремус, — позвал Сириус. — Перебирайся ко мне?       Ремус неоправданно счастливо улыбнулся и забрался под одеяло к Сириусу и уютно устроился в его объятиях.       На следующее утро Джеймс заявил, что этим летом его родители уехали в заграничное путешествие и оставили дом целиком в его распоряжении, поэтому он и слушать не будет отказов от визита со стороны лучших друзей. Ремус как всегда упирался, и Сириус бы встал на его сторону — его ничто так не заботило, как душевный комфорт возлюбленного, но Джеймс был непреклонен. Велел Сириусу заткнуться и продолжил увещевать Ремуса. В итоге тот сдался. Сириус прикинул, что с такой силой убеждения Джеймс вполне может в будущем заделаться в министры магии.       Лето было незабываемым. Неподалёку от дома Джеймса были и поле, и река и лес. Во дворе была изумрудная сочная трава, валяться на которой было одно удовольствие, и густо посаженные деревья дарили в жару благодатную тень и благоухали сладкими ароматами зреющих плодов. Сам дом тоже был чудесный: в немного старомодном архитектурном стиле, искусно декорированный, пока ещё чистый, так как старшие Поттеры отбыли только недавно, и было ясно, что к их возвращению он должен будет быть возвращён в первозданный вид, какие бы катастрофы на него ни обрушили молодые хозяева.       — Ну что, вам две комнаты рядом или сразу одну? — ехидно спросил Джеймс, когда они приехали.       Ремус закатил глаза, улыбнулся Сириусу, и они поселились вместе. Впрочем, большинство ночей они всё равно проводили втроём в прогулках, купании и болтовне в гостиной при свечах. Джеймс потчевал их напитками из обильного отцовского бара, и мальчишки морщились от горечи, плевались, хохотали и, помня о приличиях, не пили ничего крепче сливочного пива, которое ящиками таскали из магического бара в соседнем городе.       Для Сириуса и Ремуса эти каникулы были полны истомы и неги. Редко они могли оторвать друг от друга влюблённые взгляды, держались за руки на прогулках, перестали стесняться обниматься и целоваться при Джеймсе. Целомудренно накладывали заглушающие чары на комнату, удаляясь на ночлег. После нововведения Ремуса их половая жизнь стала чуточку разнообразнее, но Сириус подозревал, что перед ними лежат ещё бескрайние неизведанные горизонты. Он решил попробовать написать своему пресловутому дядюшке и запросить всяких житейских и не только советов.       Сириус удивился с каким восторгом отозвался на его послание сто лет не виданный родственник. Исписал длиннющий пергамент, в добавок к ответам на вопросы Сириуса добавив ещё каких-то полезных подсказок и замечаний, а кое-что порасспросил сам. Сириус не заметил, как у них началась активная переписка, и к концу лета дядюшка предложил Сириусу бросить отчий дом и переехать к нему вместе с Ремусом.       Прямо сразу брать Ремуса с собой в неизвестность Сириус побоялся, но сам приглашение принял и перед самым возвращением в школу тайком наведался домой, собрал вещи и переправил их к дяде. Матушка впоследствии обоих засыпала гневными письмами, а в школе Сириус всем друзьям говорил, что поселился у Джеймса. Тот каким-то загадочным образом подговорил родителей в случае необходимости поддержать эту версию.       Ни с того ни с сего Ремус сблизился с Лили. Джеймс был в бешенстве, мол, да как? Да ты? Да с ней? Да с какой стати?       — А с такой, — рассудительно ответил Ремус, — что из нас четверых только мне хватило баллов, чтобы быть допущенным в этом году к продолжению курса зельеварения. А вы, два оболтуса, и дальше пинайте балду и надейтесь, что вас возьмут на работу хотя бы подмастерьями в Косой Аллее.       — Слушай, друг, ну, а может, ты как-нибудь поговоришь с ней обо мне? — заискивающе попросил Джеймс.       — Оставь Снейпа в покое, начни как следует учиться и перестань выпендриваться, будто ты пуп земли, и она сама посмотрит на тебя по-другому, — сухо сказал Ремус. — А ещё перестань шутить про нас с Сириусом. Это никогда не было смешно, а скоро начнёт вызывать догадки у остальных.       — Всё-всё, молчу, — пообещал Джеймс.       Отстать от Снейпа сразу он не смог, но потихоньку к этому двигался. Его оценки тоже пошли на поправку и, Джеймс даже подал заявку на пересдачу зельеварения. И поскольку для подготовки ему нужен был наставник, это стало хорошим поводом сблизиться с Лили. Она великодушно согласилась ему помочь, а по мере общения оттаяла и даже стала к Джеймсу хорошо относиться.       В тот год она впервые пошла на рождественский бал, приняв приглашение Джеймса, и все ахнули, увидев, какой она может быть красавицей. Сириус был уверен, что Снейп кусает локти от зависти, а про себя сокрушался, что не может сейчас кружить по залу с Ремусом в объятиях. Впрочем, у него на вечер был запланирован их персональный бал.       Не так давно троица открыла для себя Выручай-комнату. Сириус уже заранее отрепетировал, какой надо давать ей запрос, чтобы получить желаемое, и незадолго до окончания бала выманил Ремуса из зала и, держась за руки, побежал с ним туда. Из стены выступили очертания дверей, взволновано переглянувшись, мальчишки вошли. Внутри всё было украшено атрибутами Рождества. А ещё была просторная мягкая кровать. Горели свечи. Пахло мандаринами и хвоей. С потолка шёл крупный пушистый снег, растворявшийся в воздухе, не долетая до пола.       Дав Ремусу насмотреться, Сириус поцеловал его, заключая в объятия, и стал осторожно подталкивать к кровати. Они повалились на неё, весело пружиня на пышном матраце, и Сириус привычно перевернул Ремуса на спину, оседлал его бёдра и продолжил его целовать, скользя руками по телу, чувствуя, как они оба быстро заводятся.       — Я хотел попробовать ту штуку, про которую мой дядя писал в письме, — робко произнёс Сириус. — Ты позволишь?       Понимая, о чём идёт речь (с настояния Сириуса Ремус читал фрагменты переписки), Ремус ахнул, прикусил губу и нервно кивнул. Сириус восторженно улыбнулся и набросился на Ремуса с новыми поцелуями, параллельно его раздевая, совсем забыв про себя. Когда же Ремус оказался перед ним полностью обнажённым, Сириус перевернул его на живот и поцеловал в шею, руками обнимая за талию, а потом проложил дорожку из поцелуев по всей спине, остановившись у самых ягодиц.       — Ты точно уверен? — спросил на всякий случай Сириус.       Ремус слабо простонал утвердительный ответ и приподнял бёдра, выставляя напоказ промежность.       Сириус с интересом и лёгкой тревогой за то, что они собираются делать, рассмотрел сжатое колечко мышц. Иногда раньше, играя с яичками Ремуса, Сириус ради эксперимента дразнил его пальцем, никогда, впрочем, не проникая внутрь. А теперь вот собирался сделать это языком.       Сириус наклонился и несколько раз поцеловал каждую ягодицу Ремуса, заставляя того нетерпеливо елозить. Затем, развернув язык плашмя, провёл им одну линию от мошонки до ануса. Ремус задрожал и засопел. Сириус сделал так ещё раз, задержав язык на сфинктере и покружив языком вокруг. Ремус подался бёдрами назад, прося о большем. Тогда Сириус руками развёл ягодицы Ремуса пошире и скользнул языком в его тёплое нутро, принимаясь самозабвенно вылизывать, стараясь не пьянеть от терпкого запаха, перемешивавшегося с мылом. Ремус явно готовился к любому исходу вечера.       Ремус громко сопел, но не стонал. То ли ему мешала подушка, то ли ласки были не так приятны, как другие. Тогда Сириус попробовал сменить тактику. Большими пальцами скользнул слегка растянул внешнее кольцо мышц и кончиком языка затанцевал по окружности, только изредка ныряя внутрь или проводя им плашмя. Сопение сменилось сдавленными стонами, и Ремус снова начал подаваться навстречу. Тогда Сириус снова проник языком внутрь него и стал двигать им вперёд и назад. Тут-то Ремус вскрикнул и снова задрожал, отчаянно насаживаясь на ласкающий его язык и вслух прося об большем.       Сириус сжалился, отстранился, перевернул Ремуса на спину и, не теряя времени, вобрал в рот его возбуждённый горячий член. Ремус прогнулся в спине, схватил Сириуса за волосы и принялся неистово толкаться в его рот. Сириус уже давно научился бороться с глоточным рефлексом и теперь с удовольствием принимал Ремуса почти на всю длину.       — С-Сириус, — простонал он. — П-пальцем. Можешь… Внутрь пальцем?       Сириус как-то понял, что Ремус имеет в виду и приставил средний палец правой руки к влажному и расслабленному после оральной ласки проходу и осторожно, медленно ввёл его внутрь. Ремус громко простонал, и движения его стали сбивчивыми: с одной стороны он пытался глубже проникнуть в рот Сириуса, с другой до основания насаживался на его палец, который Сириус слегка изгибал внутри и шарил по мягким горячим стенкам, пытаясь найти ту волшебную точку, которая, по словам дядюшки, должна доставить мужчине божественное удовольствие.       И судя по тому, что Ремус не успел даже предупредить Сириуса, а с протяжным криком кончил ему в рот, Сириус её нашёл. Сглотнув, он выпустил член изо рта и стал медленно и осторожно доставать палец, боясь причинить Ремусу неприятные ощущения, когда он ко всему чересчур чувствительный.       Ремус лежал, широко раскинувшись на кровати, и лицо его было таким самозабвенно блаженным, как после их первого раза. Сириус никогда не видел его таким умиротворённым и счастливым. Поднявшись на руках, он ласково поцеловал Ремуса в губы, не углубляя поцелуя, а просто наслаждаясь моментом.       — Я мог бы сделать то же для тебя, — сиплым голосом предложил Ремус. — Ощущения невероятные.       — Может, в другой раз, — с улыбкой ответил Сириус. — Давай пока ограничимся чем-нибудь привычным.       Ремус довёл его до разрядки ртом и потом они лежали рядом, сплетшись всеми конечностями, и наслаждались теплом, примешавшимся к хвое и мандаринам терпким запахом секса и доносящейся откуда-то рождественской музыкой, словно играл невидимый оркестр. Не хотелось даже думать о том, что рано или поздно придётся встать и покинуть этот персональный рай, вернуться в большой перенаселённый мир.       На зимние каникулы они уехали в гости к дядюшке Сириуса. Тот встретил их гостеприимно и радушно, развлёк различными байками, а так же интеллектуальными разговорами, его молодой любовник угощал гостей самыми изысканными блюдами, будучи большим любителем кулинарии. Дядюшка настаивал, чтобы после школы Сириус и Ремус непременно переселились к нему, мол, места всем хватит, но Сириусу всё больше казалось, что он слишком долго жил на чьём-нибудь содержании и пора ему взяться за устройство самостоятельной жизни. Ну, может, не прямо сейчас. Может, со следующего учебного года.       На лето Сириус увёз Ремуса путешествовать по стране. Незадолго до этого он выяснил у одного знакомого зельевара, что есть особое зелье, которое подавляет в оборотнях агрессию на время преображения, и с большим трудом его раздобыл и убедил Ремуса принимать. Оно сработало, и когда в Эдинбурге их застало полнолуние, Ремус превратился в совершенно спокойного и немного любопытного волка, и Сириус, воспользовавшись анимагией, в обличие пса слонялся с ним по пригородам и деревням.       Когда полнолуние закончилось, Ремус обратился обратно и не испытывал привычных побочных эффектов вроде дезориентации и провалов в памяти. Сириус был на седьмом небе от счастья. Теперь с этим зельем у них был шанс на спокойную счастливую жизнь.       Мироздание решило иначе. Вскоре после начала учебного года началась война в волшебном мире, когда адепты тёмной магии ополчились против полукровок и начали терроризировать не только магическое, но и магловское сообщество. Были мобилизованы все силы. Занятия в школе продолжались, но кое-как. Многие совершеннолетние студенты бросали учёбу и уходили в ополчение. Молодые влюблённые парочки, едва начавшие мечтать, как заживут после выпуска, теперь тоскливо и тревожно сидели в гостиных своих факультетов обнявшись и молчали, стараясь не думать, что ждёт их завтра. В том числе и Джеймс с Лили, которые наконец перешагнули через гордость и предубеждение и сошлись официально.       В рождественскую ночь бала не было. Не было даже декораций. И когда Сириус и Ремус улизнули в Выручай-комнату, чтобы хоть там оторваться от тяжёлой гнетущей атмосферы, их ждало разочарование, поскольку даже там не было ни украшений, ни музыки. Только полумрак, разрываемый пламенем нескольких свечей, неприветливый снег и холодная кровать, которую им предстояло согреть самим.       Сириус снова ласкал Ремуса пальцем, отсасывая ему. Ремус извивался, сдавленно стонал, словно боясь, что кто-нибудь услышит, может, даже враги, и прикусывал ладонь. Было очевидно, что этих ласок ему мало и он не может даже толком расслабиться и получить удовольствие.       — Ещё, — полушёпотом попросил Ремус, — добавь ещё один палец.       Сириус послушался. Массируя простату Ремуса обоими пальцами и слегка растягивая ими проход, ему удалось хоть немного снять напряжение Ремуса. Его дыхание стало ровным, пальцы забрались в волосы Сириуса и стали перебирать пряди. Зажмурившись, Ремус шептал поощрения. Вскоре попросил третий палец, и Сириус понял, к чему это идёт.       Выпустив член Ремуса изо рта, он тревожно заглянул ему в лицо и спросил:       — Ты уверен?       — Я уже ни в чём не уверен, — отозвался тот, не смотря на Сириуса. — Но что, если завтра не наступит? Хочу успеть узнать, каково это. Стать без остатка твоим. Ведь что у нас есть? Только мы сами.       Сириус с отчаянием поцеловал Ремуса, с трудом сдерживая слёзы, и послушно добавил третий палец, теперь уже всё внимание уделяя тому, чтобы подготовить Ремуса к своему члену. В тумбочке у кровати нашлась смазка — комната всегда точно знала, что нужно её гостям. Обильно смазав член, Сириус приставил его к проходу Ремуса и, заглянув ему в глаза, стал медленно входить, преодолевая сопротивление мышц. Ремус ахнул, запрокинул голову и обхватил Сириуса за плечи, глубоко царапая.       Когда же Сириус погрузился до основания, он замер, давая Ремусу привыкнуть. Оба тяжело дышали, Ремус смотрел строго в потолок. Сириусу было так горячо и тесно внутри него, что он едва находил в себе силы сдерживать желание начать двигаться. Но через несколько мгновений, показавшихся вечностью, Ремус ему позволил, и Сириус начал с медленного ритма с небольшой амплитудой, постепенно наращивая темп и время от времени меняя угол проникновения, пытаясь отыскать простату Ремуса.       Тот вскоре начал подаваться навстречу. Сперва пробовал обхватывать ногами талию Сириуса, потом, наоборот, раскинул их как можно шире, позволяя Сириусу проникать глубже, и наконец облегчённо застонал, изгибаясь и закидывая руки за голову, когда член Сириуса скользнул по его чувствительной точке.       Запомнив угол, Сириус продолжил двигаться в том же ритме, стараясь не замечать, как устают руки держать его навесу, а потом ещё и оторвал одну от матраца, чтобы начать ласкать требующий внимания член Ремуса. Тот ещё больше заелозил по кровати, пытаясь насадиться ещё глубже, и схватился руками за изголовье кровати, оставляя на дереве глубокие царапины от ногтей.       Сириус почувствовал, как вокруг него сжимаются стенки прохода Ремуса, близкого к разрядке. От этого обострились ощущения самого Сириуса, и он всё-таки не выдержал и рухнул на согнутый локоть, оказавшись нос к носу с Ремусом, тут же страстно его целуя. Движения стали сбивчивыми. Сириус толкнулся внутрь ещё несколько раз, а потом замер, содрогаясь всем телом и изливаясь внутрь Ремуса. Тот тоже не шевелился, дожидаясь, пока Сириус отойдёт от оргазма, и только ласково поглаживал его по усталой спине.       Придя в себя, Сириус осторожно вышел из Ремуса и нежно провёл пальцами по влажному от смазки и вытекающего семени опухшему сфинктеру. Ремус задрожал. Сириус наклонился и несколько раз невесомо лизнул промежность Ремуса, собирая свою сперму, а потом взял в рот напряжённый член Ремуса и стал медленно ему отсасывать, пока со стоном, больше похожим на всхлип, Ремус не кончил.       Тогда Сириус лёг рядом с ним, обнял и накрыл их обоих одеялом. Ремус уткнулся носом ему в грудь.       — Что же мы будем делать дальше? — задумчиво и стараясь не выдавать страха спросил Ремус, и Сириус со вздохом поцеловал его в макушку.       — Боюсь, это уже не нам решать, — смиренно ответил он.       На этом юность Сириуса Блэка закончилась.