***
Он начал преследовать её после этого. Говорить. Флиртовать. Нура стала называть его Вильгельмом, чтобы хоть как-то отделить от имени, что было на её бедре.***
Она свернулась на его кровати, с твердой решимостью не раздеваться, даже если под одеялом станет совсем жарко, и ещё более уверенно отвела взгляд, когда Вильям начал стягивать рубашку. Имя у него на груди было маленьким, слишком маленьким, чтобы рассмотреть, но, несомненно, оно там было. От этого факта по горлу, грудной клетке и животу прошлось странное ощущение. У него была метка. — Не хочешь увидеть моё имя? — спросил он, плюхнувшись на барьер из подушек. Звучало, как вызов, а не вопрос. Нура сильнее зарылась в одеяло. — Я знаю твоё имя. Вильгельм. Когда Вильям попытался отомстить ей, взмахнув подушкой, она подняла руку, чтобы защититься, и cпрятала улыбку за волосами. — Многим любопытно. Она фыркнула. — Весь этот концепт с именами ужасен. Люди ведут себя так, будто это судьба, хотя мы даже не знаем, почему они появляются или правда ли принадлежат родственным душам или же это случайность. Словно отметина на коже означает, что ты кому-то принадлежишь. Отвратительно. Ей не нужно было смотреть на Вильяма, чтобы знать, что уголки его губ дернулись. Это было единственной реакцией, которую она от него получала, независимо от того, сколько оскорблений швыряла. — У тебя есть метка. Её губы приоткрылись, и она пару секунд колебалась. — Нет. Нура не сдержалась и взглянула на него. Одеяла скрывали его грудь, где было имя, так что она встретила его позабавленный взгляд. — Да, есть. Когда её язык прошёлся по губам, она почувствовала оставшийся на них вкус какао, которое Вильям так старался ей приготовить. — Ты так уверен, — сердце пропустило удар, когда она продолжила его испытывать. У него был спокойный, устойчивый взгляд. — Да, — а потом он вернулся к своему вибрирующему телефону. — Почему это? Вильям пожал плечами и разблокировал экран. — Иначе тебя бы это так не волновало. И Нура могла бы ответить, что дело в её наблюдениях за повернутой на соулмейтах Вильде или эгоцентричном романе родителей, который обеспечил её неприязнью к феномену родственных душ, но Вильям прочёл сообщение Эскиля и разговор сошёл на нет. (То, что её метка стала необычайно теплой, ничего не значило).***
Они не перестали целоваться, дойдя до квартиры. В тот момент, когда Нура поддалась искушению и прижалась губами к губам Вильяма после сбора средств для Пенетраторов, вся сила воли, что у неё была, испарилась. (Она была уверена, что может, конечно, остановиться, если захочет, но какой в этом толк?) Вильям определенно не был заинтересован в том, чтобы отпустить её. Его пальцы проходили сквозь её волосы, скользили по щекам, задевали края водолазки, сжимали бедра. Каждое движение было всегда где-то на ней. И всё-таки, когда он привёл её в спальню, Нура оторвалась, чтобы произнести: — Я не буду здесь сегодня ночевать. — Будешь, — сказал Вильям между прикусываниями её шеи, его лицо затерялось у высокого воротника водолазки. — Нет, — солгала она, легко рассмеявшись. Отчетливо вздыхая, он поднял голову и встретился с ней взглядом, оторвавшись от внимательного рассматривания её бледной кожи. — Можем притвориться, что Эва снова забрала твои ключи, — его невинный тон сопровождался кривой ухмылкой. — Но Эва действительно забрала тогда мои ключи, — возразила она, прикрывая глаза, когда теплые губы скользнули вдоль её челюсти. — Тогда твоего соседа нет дома, — пробормотал он. — Придумай, что хочешь. Просто останься. И Нура кивнула, прежде чем произнести: — Ладно. Его рот снова нашёл её, и она почувствовала его усмешку.***
Переодеваясь в светло-голубую футболку, которую Вильям бросил ей, Нура старалась, чтобы он не заметил её метку. Она не знала, как он отреагирует на собственное имя, уместившееся у края футболки, но предполагала, что это будет или самодовольство, или унизительная паника, и у неё не было желания видеть ни то, ни другое. Так же, как не было желания прочесть имя на его груди. Ноль. Вообще нет. — Ты никогда не говорила, где твоя метка, — пробормотал Вильям в её волосы, когда она села рядом. Уже через мгновение она лежала на боку, а его руки крепко сжимали её в объятиях. Нура повернула голову, и её губы прикоснулись к его. — Спокойной ночи, Вильгельм.***
Это произошло только после того, как её мир затрещал по швам, пока страх перед сообщениями Никко, фото, занял все мысли и жизнь, она рискнула взглянуть на грудную клетку Вильяма. Устроившись в его объятиях, долгие часы столь необходимого сна песком осели в глазах, Нура не желала двигаться, думать или снова открывать фейсбук. Она просто хотела лежать тут с Вильямом и притворяться, что никогда не встречала его брата. Течение её мыслей совпадало с его размеренным дыханием. Осторожно Нура потянула ворот его кофты. Достаточно для того, чтобы обнаружить крохотные, почти нечитаемые буквы, завивавшиеся у его ребер. Всхлип застрял у неё в горле. — Я думал, тебе плевать на имена, — сонно пробормотал Вильям напротив её лба и, открыв глаза, прижался губами к виску. Она и не хотела, честно, но в самые одинокие дни после Мадрида, она размышляла о Вильяме, чье имя появилось у неё на коже. Думала, каково будет рядом с ним, о нём самом, каково с кем-то, о ком-то. Когда тебя знают, выбирают и любят. Когда знаешь, выбираешь и любишь. Следуя порыву, она запустила ладонь под его кофту и прикоснулась пальцами к знакомым буквам своего имени.***
Вильям не видел своего имени на её коже до тех пор, пока её вещи не оказались на полу его спальни в их первый раз. Его пальцы и губы потратили огромное количество времени, прикасаясь, опаляя и изучая, пока он не нашёл, наконец, тонкую надпись. (Она была больше чем уверена, что он пробормотал «чертовски горячо» больше одного раза, пока стаскивал её черные трусики вниз). — Я знал, — сказал он позже, целуя её в щеку. Усталость накрыла их обоих, и руки Вильяма обвились вокруг её талии. — Нет, не знал. — Знал. Нура закатила глаза, пряча улыбку в подушку и прижимаясь к нему теснее.