Каждый вечер Марка Блэкторна чудовищно напоминает предыдущий. Ничего не меняется. Он все так же сидит у окна, глядя на ночное небо, с неким мазохизмом вспоминая фейри, который давным-давно пробрался под кожу, растекся по венам до самого сердца. Звезды больше не кажутся такими прекрасными, они словно потеряли свое очарование так же, как жизнь Марка потеряла смысл без Кирана.
Что, черт возьми, вообще заставило его порвать с тем, кого он любил больше жизни, в ком нуждался каждую секунду, без кого он задыхался? Подобные мысли не покидают его голову ни минуты с тех пор, как они расстались. Это своего рода наказание для него, кара за то, что не дал любимому объясниться. Жизнь — не сказка со счастливым концом, и сказанного уже не вернешь, как ни пытайся.
Марк практически не спит с тех самых пор. Он просто не может, тревожное чувство съедает его изнутри, обжигает, словно зимнее солнце, которое опаляет, но ничуть не согревает. Каждую ночь в памяти вспыхивают обсидиановые волосы, глаза цвета ртути и оникса, и больше всего Блэкторн боится, что перестанет вспоминать. До ужаса боится, что не вспомнит острые черты лица Кира, его отталкивающую и притягательную одновременно красоту, его сильные руки, запах, от которого у него неизменно кружилась голова, запах Кирана, к которому он так и не смог привыкнуть и которым не сможет насытиться никогда. От Кирана исходил аромат альпийских лугов, ледяных ветров и соли. Когда они только стали узнавать друг друга, Марк поймал себя на мысли, что прожег бы легкие, лишь бы иметь возможность наслаждаться этим вечно. Втягивать носом запах, сводящий с ума, пока он не станет частью его самого. Впитывать словно губка запах человека, который раз и навсегда изменил его жизнь.
***
После первой же охоты Марка устраивают пир. Но вовсе не для того, чтобы поприветствовать нового воина. Это своеобразный способ поиздеваться, показать превосходство над убогим полукровкой, возможность наглядно показать, что он никогда не будет одним из них. Фейри потешаются над ним, безжалостно рассекая что-то отдаленно напоминающее гордость, не давая шанса отмыться от этой грязи, потому что он не был его достоин.
Он полукровка. Наполовину нефилим. Бракованный. Урод.
Таким не дают второй шанс.
Фейри в напоминание его происхождения вырезали на коже ангельские руны, уничтожив стило, не оставляя возможности для исцеления. Но даже раны не кровоточат так, как сердце Марка. Ему не по себе от мысли, что его родные могут быть уже мертвы, и он больше никогда их не увидит. Ему невыносимо осознавать, что он бросил их, хоть и не по своей воле.
Пару недель спустя к физическим пыткам добавляются муки душевные. Изощренные яды Дивного народца делали свое дело, уничтожая в Марке нефилима раз за разом. Ему приходится прилагать немало усилий, чтобы вспомнить всех своих братьев и сестер. Его любимую сестренку Хелен, Джулиана, Тая, Ливви, Дрю и малыша Тавви. А вскоре и держать в памяти их имена будет вовсе необязательно.
Их ведь нет в живых.
Он не вспомнит, когда точно встретил Кирана, учитывая, насколько обманчивым является время в мире фейри. Но что точно впечаталось ему в сознание — вздох восхищения при виде наследника Неблагого Двора, застрявший где-то на полпути. Нельзя было привлекать к себе внимание, но он невольно привлек. Их взгляды встретились лишь на секунду — и оба поняли, что пропали.
С появлением Кирана жить становится куда легче. Становится легче д ы ш а т ь.
Киран учит ему всему, что знает, с первого дня знакомства они словно связаны невидимой нитью, и им кажется, будто они знают друг друга всю жизнь. Марк безмерно благодарен судьбе за такой щедрый подарок. Киран будто глоток воды в засушливой пустыне, столь же ценен и жизненно необходим.
***
С уходом Кирана Марк наконец осознает, что тот прав.
Он
фейри, он не охотник. Его место — среди Дикой Охоты. Нет. Его место — рядом с Кираном, и лишь это имеет значение. Ему понадобилось расстаться с любимым, чтобы понять, что он теряет. Все совершают ошибки. Вот только не всем хватает времени исправить. Но он обязательно сделает все возможное, чтобы исправить свои.
***
Бескрайние просторы мироздания. Ветер свистит в ушах, завораживающе погружая в непередаваемую атмосферу, присущую лишь Охоте. Не описать словами, какое пьянящее чувство свободы накрывает с головой, когда мчишься на лошади, преодолевая сотни, тысячи миль за секунду. Но такие чувства Охота вызывала далеко не всегда. И этим он также обязан Кирану.
Он обязан Кирану всем.
Марк вглядывается в ночное небо. В Охоте фейри сделали привал, уставшие, изможденные после целой ночи усердной работы. Единогласно было решено, что всем воинам стоит отдохнуть, и Марк не мог с этим не согласиться. Он чувствовал усталость каждой клеточкой своего тела. Нет, не физическую, а моральную. Такое ощущение, будто бремя, непосильное для одного
человека фейри, свалилось махом, переломив хребет, а он не может сделать ничего, чтобы спастись, ему остается лишь смириться.
Они остановились где-то у речной долины. Марк слышит шум водопада, переливающееся журчание ручейков, и даже что-то смутно похожее на пение птиц.
Марк даже не знает, где конкретно они находятся, да и ему не нужно это знать. Его долг — служить Гвину, а больше от него ничего и не требуется.
Ручеек, мягкими волнами шлифующий камни, впервые вызывает ассоциации с домом. С Лос-Анджелесским Институтом. С местом, где он вырос и где выросли его братья и сестры. Они уже могут быть мертвы. Он отдал бы все, лишь бы убедиться, что они в порядке, лишь бы оказаться дома. Но судьба распорядилась иначе, и ничего не поделаешь. Судьба не спрашивает, она без предупреждения ударяет под дых, и вопрос только в том, сможешь ли ты выстоять. Порой Марк не верит, что у него хватит сил. Но он должен сражаться до конца.
Блэкторн замечает, что ветер стихает, и нутром ощущает, что кто-то крадется сзади. Он достает клинок, но успокаивается, замечая Кирана.
Киран для него был не меньшей загадкой, чем мир Дивного народца в целом. Он был удивительным, необычным, невероятным, и Марку порой казалось, что в нем скрывается столько внутренней силы, которой слишком много для одного фейри. Слишком много для живого существа. Киран для него был головоломкой, которую ему хотелось разгадать.
Размышления Марка прерывает завораживающий голос с особенными нотками холодности и отчужденности.
Голос Кирана.
— Не спится, полукровка? — Возможно, он и хочет вложить как можно больше презрения, с которым с Марком обращаются все фейри без исключения, но попытка терпит крах, когда Блэкторн улавливает звенящие нотки беспокойства, заставляющие его трепетать. Он не знает, когда конкретно Киран стал для него чем-то большим, но он отчаянно желает завладеть сердцем неприступного принца, и огонек надежды загорается сильнее. Он с горечью понимает, что только надежда и держит его на плаву. Марк не оборачивается, он лишь чувствует, как Киран подходит ближе и садится рядом с ним, вглядываясь в ночное небо.
— Я думал о том, какой непредсказуемой бывает судьба.
— Основа мироздания кроется в безумном переплетении паутины судьбы, которая в конечном итоге образует гармонию, каким бы хаотичным ни был путь к ней.
Марку все еще было сложно вникать в то, что говорят фейри, их хитроумные и заковыристые фразы, в которых наверняка содержался тайный смысл, и еще сложнее самому было выражаться подобным образом.
Еще одно отличие, клеймом выбитое в сознании всех окружающих.
Полукровка. Изгой. Урод. Недостойный.
Но почему-то с Кираном было легко. С Кираном ему не нужно искать скрытый смысл, он пузырьками всплывал на поверхность, словно фейри и сам не хотел усложнять и без того трудную жизнь Марка в Охоте.
И Марк был ему за это чертовски благодарен.
— Я размышлял о том, какое у Вселенной прекрасное чувство юмора. Мне понадобилось попасть в Охоту, чтобы осознать, что все, во что я верил, так легко пошатнуть. — От тоски в голосе Блэкторна Кирану становится нехорошо. Но Марк куда сильнее, чем может себе представить. И Киран еще обязательно убедит его в этом.
— Возможно, твои убеждения были столь хрупкими, что не вынесли и малейшего потрясения. Это повод задуматься. — Голос такой нежный, успокаивающий, в него хочется закутаться, как в одеяло, хочется выпить, как чашку горячего какао, которое так любила делать Хелен Марку, когда они были детьми. И по мозгам молнией ударяет мысль, что Киран больше ни с кем так не разговаривает. От этого у Марка трепещет что-то внутри, вызывая неподдельную радость.
— Но я сумеречный охотник… — слетает с губ едва слышно, но Киран все слышит, — мое место рядом с ними, — говорит, но сам в это не верит, словно пытается убедить не Кирана, а самого себя.
— И именно поэтому нефилимы не приложили до сих пор никаких усилий, чтобы хотя бы навести о тебе справки? — он не хочет ранить, он не как другие фейри, которые давят на больное, уничтожая в Марке надежду каждый раз, когда она только возрождается как феникс из пепла. Киран просто констатирует факт, тем же тоном, как если бы он сказал, что солнце встает на востоке и садится на западе.
— Я не желаю об этом говорить, — голос Блэкторна срывается, а боль, льдинками застывшая в глазах, обезоруживает Кирана, когда их взгляды наконец встречаются. Оба ловят себя на мысли, что смотрят слишком долго, не в силах ничего сказать, но Киран знает, как важно Блэкторну высказаться, выпустить наружу своих демонов, которые адским пламенем сжигают его каждый день, и кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем они испепелят его дотла. А потому ему нужно быть храбрым, ему нужно забраться в самую душу и вырвать с мясом то, что гложет полукровку.
— Ты слишком слаб, чтобы признать, что твои драгоценные нефилимы бросили тебя, ты трус, если не понимаешь, что ты им не нужен. Что они не вернутся за тобой. — Ждет, затаив дыхание. Ждет взрыва, ждет вспышки, ждет хоть чего-нибудь, что покажет, что он задел Блэкторна. Ждет, мысленно считая до пяти.
Один.
Блондин удивленно хлопает глазами, будто думает,что ему послышалось.
Два.
Осознание накрывает с головой, и бирюзовый с золотым глаза покрываются корочкой льда, давая сигнал, что Киран пересек границы, переступил черту. Что ему не следовало этого говорить.
Три.
Холод во взгляде сменяется палящим пламенем. Это злость, ярость и обида, готовые горячей лавой вытечь наружу, не щадя никого.
Но Киран сам на это пошел. И Блэкторн в глубине души знает, что он прав.
Четыре.
Марк резко встает, рывком заставляя встать и Кирана, который давно ждет хоть каких-то действий, и решительность Марка свидетельствует о том, что план удался.
Пять.
Их лица в паре сантиметров друг от друга, дыхание Кирана обжигает кожу, но Марк не в силах оторвать взгляда. Он просто не может пошевелиться, понимая, что впервые Киран так близко. Ярость почему-то стихает, сменяясь на некоторое время бесконечной тоской, когда до него доходит, что Киран прав. А на правду не обижаются. Охотники действительно бросили его, нисколько не заботясь о том, выживет ли он. А он считал себя одним из них.
И прежде, чем он собирается с мыслями, чтобы что-то сказать, Киран протягивает ему меч, отходя на расстояние в пару шагов. В ответ на недоумение, ясно читающееся на лице Марка, Киран произносит, — Если ты будешь столь отчаянно цепляться за прошлое и отрицать очевидное, в Охоте тебе не выжить. Тебе нужно выплеснуть свой гнев. Расскажи мне.
Покажи мне.
— Ты хочешь, чтобы мы сражались? — Кажется, растерянность в голосе Марка лишь забавляет Кирана, ведь его губы растягиваются в ухмылке.
— Я недостаточно хорош для тебя, Блэкторн? — Он бросает вызов, он дразнит, он будто издевается. Этого хватает, чтобы Марк сделал первый выпад, сосредоточившись на поединке. В конце концов, он опытный охотник, и он не может ударить в грязь лицом, особенно перед фейри. Боязнь показаться слабым подстегивает, прибавляет смелость, а нарастающий азарт будоражит кровь.
Они движутся в безумном танце, отражая удары друг друга. Ни один не собирается сдавать позиции. Проходит некоторое время, прежде чем Киран замечает перемены в поведении Марка. Движения становятся отрывистыми, а из горла хрипами вылетают отдельные слова, обрывки фраз, и принц Неблагого Двора останавливает бой.
«Они бросили меня…»
«Как ты не понимаешь, даже моей семье наплевать. Я пропал, а им будто все равно. Словно я чужой».
«Я никогда не буду нормальным».
«Бракованный. Полукровка. Охотничек. Урод».
Попытки Кирана возразить пресекаются Марком, который и слышать ничего не желает.
Вот она. Неконтролируемая ярость, гнев, который взорвался, будто динамит, от одной лишь вспышки.
— Ты тоже так думаешь, да? — Слезы бегут ручьями по щекам Блэкторна, но он их и не замечает. — Думаешь, что я неполноценный? Что я ничего не стою? — Киран видит, как Марк со злостью крушит все вокруг, рассекая растения, одиноко расположившиеся по ту сторону у ручья, вверх по долине. Он мечется, словно пойманная в силки птица, но Киран знает, что он обязан прекратить это безумие, иначе Марк не успокоится никогда. Он осторожно подходит сзади, чувствуя, как дрожь сотрясает тело Блэкторна. Фейри проклинает всех охотников с их вшивыми правилами и законами, с их кодексом чести, который ничего не стоит, если они вот так запросто бросают одного из них. Он проклинает их за то, что сломали парня, только начавшего жить. Они оставили его на произвол судьбы, не думая о том, что с ним будет и выживет ли он. Принц выбивает эльфийский меч из рук, прижимаясь сильнее, он слышит тихие всхлипы Блэкторна, разрывающие тишину.
И Киран не осмеливается что-то сказать, но то, что он слышит пару секунд или минут спустя, слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Спасибо, Кир. — произносит ласково, нежно, с трепетом, с благодарностью, от которой между ребер разливается тепло. Тепло, которого он не чувствовал уже давно.
Марк впервые называет его именно так, и от этого любовь патокой обволакивает каждую клеточку его тела.
Кир.
Что-то личное. Сокровенное. Что-то, что есть только у них двоих.
Пальцы Блэкторна невесомо касаются рук Кирана, робко, неуверенно, а сам Киран понимает, что отдал бы все, только бы Марк называл его так все время.
Может, не так уж и плохо, что его собственный отец продал его в Охоту.
Может, не так уж и плохо, что ему теперь есть ради кого жить.
***
Марк вспоминает тот самый вечер, когда он понял, что влюбился в Кирана.
Знал бы он, что Кирану хватило секунды.
Он не мог не влюбиться, увидев потерянного мальчишку, ставшего ключиком к его сердцу. Мальчишку, с которым они были родственными душами, не иначе. Сломленного мальчишку, которого он смог починить.
