Между

Первое, что видит Райчи, когда открывает глаза, — белый потолок. Плитка старая и в некоторых местах трескается, уголки топорщатся. Райчи долго моргает, пытаясь сфокусировать взгляд, но перед глазами противная муть. Он шевелит сперва руками, потом пальцами на ногах, с облегчением отмечая, что все в порядке, почти. На правой ноге до самого бедра туго обмотанный слоем бинтов тяжелый гипс, такой же белоснежный, как все здесь. Воспоминания возвращаются не сразу, медленно и лениво, одно за другим. Визг тормозов на перекрестке, вскрики прохожих, чьи-то большие руки, несущие его до кареты скорой помощи, отец, не то взволнованный, не то смущающийся перед симпатичной медсестрой. Врач, размером с четыре Райчи, разговаривающий непонятными терминами. Единственное, что крутится в голове у Райчи, сможет ли он снова играть в бейсбол. Он не успевает спросить, как ему на лицо надевают маску и он засыпает. В палате кроме него никого нет, две заправленные кровати пустуют. Под потолком висит телевизор, на тумбочке ваза, на двери большая красочная памятка по оказанию первой помощи. Райчи ворочается и подтягивается выше, садится, осматриваясь вокруг. От наркоза немного подташнивает, но в целом никаких ужасных ощущений. Тело болит не больше, чем после двух игр подряд. Он так и сидит, вглядываясь в ослепительно белые стены, принюхиваясь к запаху средств для дезинфекции, прикидывая, сколько он проспал, потому что часов нигде нет. Дверь приоткрывается, и входит медсестра, полненькая, в ужасно смешной форме, украшенной изображениями пчелок. — Как себя чувствуешь? — спрашивает она, улыбаясь. Райчи потирает и так раскрасневшиеся щеки и кивает. — Хорошо. Медсестра ставит на тумбочку пластиковый колпачок с таблетками и бутылку воды, достает из кармана пульт от телевизора. — Обед принесут через час, много не ешь, плохо станет. Лекарства после еды примешь. Райчи снова кивает. А потом не выдерживает и выпаливает то, что не успел спросить раньше: — Я смогу играть в бейсбол? — Это ты у врача узнаешь, — отвечает она, поджимая губы, и быстро уходит. Наверное, у нее много дел, думает Райчи. Наверное, она не в компетенции сообщать пациентам такие вещи. Он расслабляется, откидываясь на кровать. И снова задремывает, пока его не будят в обед. — Не ешь это, — раздается голос, и Райчи вздрагивает. На кровати у окна сидит парень, судя по виду, не старше самого Райчи. На нем простая белая футболка, спортивные брюки и никаких гипсов. Райчи совершенно не помнит, когда тот успел войти. Он замирает с ложкой, не донесенной до рта, и спрашивает: — Почему? — Гадость, — пожимает плечами парень. — Живот будет крутить еще сутки. Райчи принюхивается к какой-то овощной каше и мотает головой. — У меня крепкий желудок. — Как знаешь. На вкус каша и правда не произведение искусства, но Райчи так голоден, что разом уминает полтарелки, забыв о том, что ему нельзя объедаться. Парень смотрит на него внимательно, с легкой ухмылкой, и от этого становится не по себе. — Сам почему не ешь? — спрашивает Райчи и отодвигает в сторону столик. — У меня диета. — Но ты и так худой. Парень смеется, откидывая голову назад, и в его темных волосах, подсвеченных солнцем, видны мелкие пылинки. Красиво, думает Райчи, и сглатывает, морщась от неприятного овощного послевкусия. — Мне нельзя, эээ, по состоянию здоровья, — наконец отвечает тот. Должно быть, не хочет говорить в подробностях, и Райчи не настаивает. Ему самому не очень приятно обсуждать свою травму. Ему хочется выйти из этих белых стен на свежий воздух, на желтое горячее поле, взять биту и махать — всю жизнь бейсбол был для него лучшим лекарством. — Как тебя зовут? — спрашивает он, смущаясь. Заводить новых знакомых всегда боязно, Райчи в этом не силен. — Санада Шунпей. А тебя я знаю, Тодороки Райчи. Райчи давится воздухом. — Откуда? — Магия, — шепчет Санада, взмахивая руками, словно дирижер. А потом опять тихонько смеется, добавляя: — У тебя на койке именная карточка. Райчи было тянется посмотреть, но мешает гипс. Он обиженно ерзает, совсем чуть-чуть ненавидя свою неповоротливость. Санада ложится на кровать и прикрывает глаза. — Тут очень скучно, да? — интересуется Райчи. — Сам-то как думаешь? Зато в школу не надо. Правда, по вторникам приходит учитель по лепке, а по средам математик, в четверг студенты складывают со всеми журавликов и прочих монстров из бумаги. — Математика — это ужасно. Санада ухмыляется. — Вот и я думаю, какой садист это придумал. Мы и так тут болеем, а нас еще и учиться заставляют, — он переворачивается набок и внимательно смотрит на Райчи. — Как у тебя с математикой, кстати? — Не очень. У меня со всем не очень. — Но в чем-то же ты силен? — Конечно! — Райчи вспыхивает, как облитый бензином клочок бумаги. — В бейсболе! Санада как-то странно отводит взгляд, и весь запал Райчи тут же исчезает. — Ууу, это плохо. — Что плохо? — Плохо, что у тебя нога серьезно сломана. Райчи с трудом сдерживает дрожь в теле, ладони становятся влажными, сердце бьется на износ, как бы не понадобилась другая операция. Страх липнет к коже, просачивается внутрь, холодный, противный. Санада, кажется, замечает это и тут же приподнимается, глядя на Райчи как-то обеспокоенно. — Ты меня не слушай, — говорит он. — Я ведь не врач. Смотри, мне всего пятнадцать, я в этом совсем не разбираюсь. Райчи кивает, раз, другой, но страх уже внутри, и от него не помогут никакие таблетки. — Я выздоровею и буду играть, — бурчит он, но от собственных слов еще хуже. — Будешь, — кивает Санада. — На какой позиции ты, кстати, играешь? — Третий базовый, я знаешь как люблю отбивать! — Представляю. — Но я и питчером могу, правда, пока бестолково получается. Санада улыбается опять, теперь уже как-то по-другому. И Райчи прикидывает, сколько разных улыбочек в арсенале у этого человека. — Я тоже играл на позиции питчера недолго. — Класс, — восхищенно выдыхает Райчи. — А почему «играл»? Санада закатывает глаза. — Потому что сейчас я здесь. Райчи становится стыдно за такой глупый вопрос. Он сжимает в кулаках угол одеяла и выдавливает тихое: — Прости. — Не извиняйся, я не очень люблю бейсбол. Просто нужно было вступить в какой-нибудь клуб в старшей школе. — А я очень люблю. Санада улыбается, снова, будто кто-то каждый раз тянет за невидимые ниточки. — Заметно. Они болтают еще пару часов обо всем, а потом Райчи включает телевизор. Где-то между в комнату заглядывает санитарка, забирает грязную посуду, не говоря ни слова, так что Райчи не сразу понимает, что кто-то вообще приходил. Еще звонит отец, и разговор у них выходит совсем неловким. Отец обещает навестить его завтра. За окнами начинает рыжеть, когда Санада встает и потягивается. — Мне пора в свою палату, сейчас будет врачебный обход. На Райчи стремительно накатывает бессилие и желание не то заплакать, не то спрыгнуть в окно прямо с гипсом и сбежать, чтобы не слышать того, что ему могут сказать. — Не паникуй ты так, — спокойно произносит Санада. — Не важно, что тебе скажут. Иногда люди лежат в коме годами и вдруг выходят из нее, возвращаются к нормальной жизни, знаешь ли. А уж вернуться в спорт после сломанной ноги шансов больше. Тем более ты еще только в старшей школе. Райчи сглатывает комок в горле и отворачивается к телевизору. В сериале про рейнджеров кульминационный момент. Санада выходит из палаты совсем бесшумно. К началу следующей серии появляется врач. Тот самый, которого Райчи вчера запомнил. На нем нормальный белый халат, но на металлическом бейдже цветные кролики — конечно, отделение-то детское. — Как самочувствие? — спрашивает врач, присаживаясь на крутящийся табурет возле кровати. — Хорошо. — Сильно болит? Райчи резко мотает головой. — Ничего не болит. Врач смеется, но совсем не так, как Санада, его смех Райчи почему-то не нравится. — Это потому что ты пьешь лекарства. Ты ведь пьешь? — Да, все. Врач осматривает тумбочку, одобрительно кивая на пустые колпачки. — Ты, наверное, хочешь знать, что случилось? — спрашивает он. Райчи не очень хочет. Но он даже немножко благодарен, что не пришлось задавать вопрос самому. — У тебя перелом мыщелка бедра, — начинает врач и быстро добавляет: — Это там, где колено. Мы прооперировали, вставили пластины и винты, так что в гипсе лежать недолго. А через пару месяцев начнешь разрабатывать. Через год или чуть раньше пластины и винты можно снять. А тут у нас погостишь недели полторы. Здесь скучно, но по вторникам лепка из глины. — А по средам математика. Врач смотрит на него удивленно, сжимая в своих больших руках историю болезни. — Откуда узнал? — Да парень один сказал. Врач вздыхает. — Ну вот что с вами делать? Просим же не ходить по чужим палатам. Райчи немного стыдно, пусть правила нарушил Санада, а не он. Хорошо хоть ума хватило сразу не сболтнуть фамилию, а то бы Санаде наверняка досталось, и он бы больше к нему не пришел. В кармане врача пищит пейджер, он хмуро смотрит на экран, и его смывает из палаты в секунду, Райчи даже не успевает попрощаться и спросить не успевает тоже. Вечером ему приносят ужин — пресную кашу и фруктовое пюре, новую порцию лекарств и книжку страшилок, а еще ставят болезненный укол, от которого предательски щиплет глаза. Санитарка сажает его на каталку и везет в душевую, чтобы он сходил в туалет и умылся, и Райчи впервые осматривает коридор, длинный, что не видно конца, с большими окнами по одну сторону и дверьми по другую. В коридоре дети, почти все младше него, играют в планшетах, плетут какие-то фенечки, просто болтают. Райчи выискивает среди них Санаду, но не находит. Санада появляется, когда уже везде гасят свет, не успевает Райчи дочитать третью совершенно не страшную страшилку. Он садится на крутящийся табурет и перебирает ногами, вращаясь вокруг себя. — Что сказали? — Что я здесь недели на полторы. Санада останавливается, говорит: — Это же хорошо. Но в его голосе Райчи как будто слышит разочарование. — А ты надолго? — интересуется он. — На неопределенный срок. У Райчи сердце в груди делает кульбит. Конечно, он слышал о том, какими страшными порой бывают болезни, но и представить не мог, что у такого, как Санада, что-то похожее. Слишком уж бодро тот выглядит, слишком хорошо улыбается. Подробностей Райчи знать не хочет, поэтому быстро переводит тему, пересказывая Санаде только что прочитанную историю. Санада изредка фыркает на самых глупых моментах. Через какое-то время сон берет свое, но расставаться с Санадой не хочется. С ним комфортно и спокойно, не скучно. Пусть иной раз тот не может удержаться от какой-нибудь подколки или ведет себя как умный семпай, несмотря на то, что они одногодки. В классе у Райчи особо нет друзей. Есть, конечно, Мишшима и Аки, с которыми общение, правда, почти не выходит за рамки бейсбола. И болтать с кем-то вот так кажется большой удачей. Санада, судя по всему, лежит в больнице давно. Он знает всех врачей, сестер и санитарок по именам, что из блюд есть можно, а что не очень, какие дурацкие приметы и истории ходят в отделении. У Райчи слипаются глаза, но он все равно слишком шумно смеется над очередной нелепой ситуацией. А потом Санада вдруг замирает, будто вспомнив что-то важное, и говорит: — Ладно, спи. Дважды просить Райчи не надо. *** Во вторник, как и обещалось, проходит занятие с глиной. Райчи везет туда санитарка. В просторном светлом холле на стенах развешаны детские рисунки, под потолком солнышки из папье-маше, на окнах пестрые колечки гирлянд. Райчи понимает, что куда проще овладеть тяжелой битой и бейсбольным мячом, чем кучкой липкой массы. Его кот получается больше похож на слона, о чем ему сообщает Санада. Сам он отлынивает и лишь ходит кругами, заглядывая ко всем по очереди. Райчи хочет слепить еще биту и мяч, надеясь, что с чем-то знакомым выйдет лучше, но на больших ушах и длинном хвосте отведенная ему глина заканчивается. Спустя пару часов Райчи тщательно моет руки, и гордо ставит уже обожженную учителем фигурку к себе на тумбочку, но потом все же прячет внутрь: кто увидит — засмеет, даже пятилетки справились лучше. Перед ужином приходит отец и приносит большую связку бананов. Райчи замечает у него под глазами синяки, от которых лицо кажется постаревшим. — Ты, главное, режим не нарушай, — неловко говорит отец. — И не скачи галопом по больнице, знаю я тебя. — С этим не поскачешь, — отвечает Райчи, постукивая по гипсу. Отец морщится и отводит взгляд. Им обоим сейчас неловко. Лучше бы отец вообще не приходил. Не потому что Райчи его не любит — любит, очень, каким бы порой хреновым отцом он ни был, — просто не хочет, чтобы тот расстраивался, иначе он сам расстраивается еще больше. Все потому, что отец уже знает. И Райчи знает — спросил на утреннем обходе, а врач ответил коротко, что случаи бывают всякие, надо следить за состоянием травмы. Санада потом заглянул к нему и, когда услышал это от Райчи, поднял вверх большой палец. — Это же не «нет», — сказал он. — Но и не «да». — Все лучше, чем «нет», Райчи. Даже один шанс на сотню может достаться именно тебе. — А может не достаться. — Ты уж постарайся, — хмыкнул Санада. — Складывай там журавликов, лепи слонокотов. Райчи даже не смог на него обидеться. *** На третий день дают рис с карри, видимо, чтобы скрасить занятие по математике, на которое в принудительном порядке идут все школьники, а, кто не может идти, того везут. Райчи дремлет носом в тетради с уравнениями, когда над ухом раздается шипящее «не спи». Он вздрагивает и ежится от хлестнувшего по шее прохладного воздуха. Санада делает умное лицо и смотрит на доску, расписанную заданиями в четыре ряда разных уровней сложности. Тетради у него с собой нет, еще и учитель ни разу не спрашивает — вот ведь везучий лентяй. Райчи перепроверяет уравнение, но что-то опять не сходится. — Помоги, — шепчет он. Санада чуть склоняется и тычет длинным пальцем в строчку: — Ошибка здесь. Наверное. Райчи переписывает снова, но результат по-прежнему провальный. — Ну вот, — улыбается Санада. — Я тоже в этом не силен. На второй день нога начинает болеть сильнее, будто вспоминает, что она вообще-то сломана. Но когда математика закачивается, Райчи чувствует себя даже лучше, чем после волшебного обезболивающего укола. Санитарка везет его в палату, а Санада молча вышагивает рядом. Заходит вместе с ними, садится на кровать у окна. Странно, что санитарка его не ругает, должно быть, она просто очень добрая и понимает, как скучно здесь одному. — Сегодня у моей команды тренировочный матч, — вспоминает Райчи. Настроение сразу портится. Он совершенно не знает, как смириться с тем, что в ближайшее время играть ему не светит. Он только начал привыкать к команде, к игре против реальных питчеров, не воображаемых, а теперь его этого лишили. — Знаешь школу Якуши? Лицо Санады становится таким испуганным, что Райчи пугается тоже. Он сказал что-то не то? Санада резко поводит плечами. — Знаю. — Отец говорит, мы станем лучшими в Японии, — и поправляется: — Говорил, то есть. — Твой отец наверняка хороший тренер, они справятся. Райчи кивает, запоздало удивляясь: — Откуда ты знаешь, что отец тренирует нашу команду? — Разве ты сам мне не говорил? Райчи задумчиво чешет затылок. — Да, наверное. Санада как будто расслабляется и кивает головой в сторону телевизора. Райчи быстро нащупывает на тумбочке пульт и жмет красную кнопку. Они допоздна смотрят спортивный канал, и, когда Райчи слишком бурно реагирует на происходящее в матчах, Санада шикает на него. — Какой ты бываешь шумный, — говорит он. — Интересно, какой ты на поле? Райчи чувствует, как щеки обдает жаром, и честно признается: — Громкий. Так ребята из команды говорят. — Почему я даже не сомневался. Райчи нервно сглатывает. Ему тоже интересно, какой на поле Санада. Как он играет, какими владеет подачами, сложно ли его отбивать, что за ощущение — играть с ним заодно. Он мог бы спросить, но разговоры про бейсбол часто заканчиваются напряженным молчанием и болью в ноге. В первые дни они с удовольствием это обсуждали, но чем дальше, тем тяжелее становится. От осознания, что все, что им остается, это бейсбол обсуждать. *** В четверг урок оригами Райчи пропускает. К нему приходит отец и путанно рассказывает о вчерашнем тренировочном матче. — Проиграли, — произносит Райчи за него это неприятное слово. Отец кивает. Его лицо жесткое и непроницаемое, но руки шарят по коленям будто в поисках чего-то, выдавая все переживание. Райчи пытается улыбнуться, но выходит, наверное, криво. Потому что, глядя на него, отец кривится тоже. В такие моменты Райчи хочется, чтобы Санада был рядом, но тот сбегает, как только слышит, что придет отец — а зря. Райчи почему-то уверен, что Санада отцу понравится, как понравился ему. И многим, наверное. Такие, как Санада, просто созданы, чтобы нравиться. Райчи очень хочет встретиться с ним за стенами больницы, пригласить его домой или лучше под мост покидать мяч, поваляться на зеленой траве под темно-синим небом, когда все вокруг будет цветным, а не белым. Отец одергивает небрежно накинутый на плечи халат и чешет за ухом. Как только он находит, куда пристроить руки, сразу выдыхает. — Будешь хорошо лечиться, после выписки отвезу тебя поесть кацудон, — говорит он. — Тут вас наверняка кормят всякой гадостью. — Ну дома-то ты меня вообще иногда не кормишь, — возражает Райчи. И на секунду губы отца складываются в настоящую, не натянутую улыбку. В голове проскальзывает мысль, что все как раньше, как всегда. Все на своих местах. Райчи даже тянется, чтобы потрепать отца, но гипс мешает. *** За неделю Райчи совсем привыкает к жизни здесь. К противному чаю с привкусом сена, к уколам, от которых уже вся задница в синяках, к медсестре Наоки-сан, той, что в форме с пчелками. К Санаде Райчи привыкает тоже. И от одной мысли, что скоро им придется разойтись, начинает крутить живот. В ночь с понедельника на вторник Райчи будят шумные колесики каталки. Он приоткрывает глаза и трет их, присматриваясь к происходящему. — У тебя соседка, — шепотом сообщает врач. Санитары аккуратно перекладывают на постель у окна девчушку лет восьми. Райчи видит ее лицо всего пару секунд в узкой полоске света из коридора. Оно совсем беззащитное — интересно, Райчи выглядел так же? Санитары накрывают ее одеялом и выталкивают каталку в коридор. А врач наклоняется к Райчи и шепчет: — Как старший, приглядывай. Хлопает его по плечу и тоже уходит. Райчи чуть обидно, что новая соседка заняла именно ту койку, которую облюбовал Санада. А еще он так и не может уснуть до утра, прислушивается к чужому мерному дыханию, разглядывает звезды за тонкой шторой. Утром девочка просыпается. Она рассказывает, что ее зовут Киоко, что у нее сломан позвоночник после падения с качели и что она даже рада пропустить контрольную по математике. Райчи рассказывает ей про занятия сегодня, и та морщит свой веснушчатый нос. Санада не появляется после завтрака, и даже к обеду, так что Райчи начинает серьезно волноваться. На обходе врач приносит ему костыли и сообщает, что тот может выходить на них в коридор, только очень осторожно. Райчи тут же спешит этим воспользоваться. Получается у него хреново, но он все равно медленно продвигается мимо дверей в другие палаты, стараясь просмотреть их насквозь, найти Санаду. Но тот нигде не находится. Не является он и на урок математики, куда заставляют идти даже Киоко. Все занятие она проводит стоя, канюча примеры попроще. А у Райчи впервые получается решить задачу повышенной сложности, но ему не перед кем этим похвастаться. К вечеру Райчи расстраивается окончательно, и вместе с тем в нем копятся волнение и страх. Санада мог выписаться и не сказать об этом, что было бы страшно обидно. А мог разболеться сильнее. Райчи не находит себе места, от походов на костылях по коридору уже болят руки, и в какой-то момент он получает выговор от заметившего его в десятый раз врача. В крыло реанимации он сворачивает случайно — там царит пугающая тишина, и только из-за толстых дверей изредка доносится писк приборов. Райчи боится здесь находится и еще больше боится обнаружить за одной из дверей Санаду, поэтому сматывается оттуда моментально. Кажется, он поставил рекорд по скоростному бегу на костылях. Вечером он долго ворочается, не в силах уснуть. Киоко уже сопит, все время норовя повернуться на бок, хоть ей нельзя. У Райчи ноет нога, он никак не может устроиться достаточно удобно, и в итоге садится, берет с тумбочки книгу не страшных страшилок, подсвечивает страницы мобильным. Когда раздается тихий стук, Райчи едва не подпрыгивает на постели. Сердце колотится где-то под языком, потеет загривок. Дверь приоткрывается с почти неслышным скрипом, прямо как в прочитанной только что истории. А потом в проеме появляется лицо Санады, и Райчи непроизвольно дергается в его сторону, забыв о гипсе, о боли, вообще обо всем. Телефон звонко падает на пол. Санада морщится и вжимает голову в плечи. — Ты, как всегда, очень шумный. — Где ты пропадал? — восклицает Райчи и тут же испуганно оглядывается, не разбудил ли Киоко, но та даже не шелохнулась. Санада прижимает указательный палец к губам и мотает головой, приглашая выйти. Райчи с трудом выпутывается из одеяла, спускает на пол босые ноги, которые тут же обдает непонятно откуда взявшимся сквозняком. И, провозившись с минуту, все же осторожно выходит в коридор. Санада сидит на широком подоконнике, подобрав ноги под себя. Он высокий и смотрится ужасно нелепо. — Пока тебя дождешься, — зевает он и спрыгивает. Это тебя, тебя пока дождешься, хочется вспылить Райчи. Он ведь за этот день чего только не надумал, переволновался и глупо, безнадежно соскучился. Сердце щемит, когда Санада улыбается: тепло и открыто, только для Райчи. В приглушенном свете больничных ламп его кожа кажется почти прозрачной. Райчи с макушки до пят прошибает любопытством — интересно, какая она на ощупь? Становится жарко, неловко от самого себя, и он быстро отводит взгляд. — Пойдем, — шепчет Санада. — Идти сможешь? Райчи кивает. — Да, только не быстро, но смогу. Санада хмыкает и направляется в темноту, а Райчи ковыляет за ним, удивляясь, как еще никто из сестер или врачей не выскочил на шум. Он смотрит в коротко остриженный затылок и практически не замечает тяжести гипса. Кажется, если Санада чуть прибавит в шаге, Райчи сорвется на бег, чтобы не отставать. Они тормозят в самом конце коридора, где сразу перед входом на лестницу прячется невзрачная дверь. Санада уступает Райчи, и тот, зависнув на одной ноге, берется за ручку и толкает. В комнате размером с обычную палату теснятся какие-то коробки, контейнеры и стойки для капельниц. Райчи недоуменно оглядывается на Санаду, но тот улыбается и кивает. Они оба проходят внутрь. Из маленького окошка под потолком на пол падает прямоугольник света, должно быть, от фонаря. — Я тут нашел кое-что, — говорит Санада. — Посмотри в той коробке справа. Райчи подбирается к ней, заглядывает внутрь и захлебывается пыльным воздухом. Хорошо, что он стоит к Санаде спиной, потому что лицо у него сейчас наверняка совершенно ненормальное. В коробке лежит бита, маленькая, деревянная, разрисованная цветными фломастерами. Райчи тянется и обводит пальцами цветочки с солнышками, а потом берет ее в руки. Знакомое ощущение дает в голову — самое лучшее ощущение. Райчи нерасторопно поворачивается, и сейчас он способен переулыбать даже Санаду. — Откуда она здесь взялась? — Да так, — отмахивается Санада. — Сюда иногда приходят спортсмены поддержать нас. Глупо, как по мне. Райчи осматривается, выбирая коробку понадежнее и опускается на одну, откладывает в сторону костыли. Бита кажется почти невесомой, такими играют в средней школе, когда только начинают. Санада взмахивает рукой, чудом не зацепив стопку каких-то пакетов, и Райчи едва успевает неуклюже махнуть битой в ответ. Санада посмеивается. Полтора метра между ними вытягиваются в воображении Райчи, пространство ширится, темнота отступает. Фонарь в окне желтый, как солнце над полем. А Санада красивый и собранный, как настоящий ас. И пусть каждое движение ленивое и кривое, на несколько минут Райчи верит во все происходящее. Они дурачатся, пока Санада не говорит решительное «хватит». Райчи не спорит, только долго мнется на пороге кладовки, мечтая забрать биту с собой, как ребенок любимую игрушку в кровать. По дороге обратно Санада молчит. Даже когда Райчи спрашивает, придет ли он завтра, как его можно найти, в какой палате он лежит, его номер телефона, название школы, смогут ли они встретиться там, за стенами больницы, когда-нибудь, он лишь поджимает губы, будто это не в его компетенции — отвечать на такие вопросы. В горле стоит кислый ком — Райчи сам не понимает отчего. Или просто не хочет понимать. Они прощаются, и он тянет руку в каком-то странном порыве, хочет ухватить Санаду за край футболки, нащупать, но тот отшатывается назад, ускользая. И либо он действительно ловкий, либо рука Райчи проходит насквозь. Санада смотрит виновато и говорит: — Спокойной ночи, Райчи. Кутаясь в одеяло, Райчи думает, как здорово звучит собственное имя, когда его говорит Санада. А еще — что, наверное, они не увидятся завтра, и послезавтра тоже. Он просто откуда-то это знает. Через два дня Райчи выписывают. Отец приезжает за ним и долго о чем-то разговаривает с доктором, пока Райчи выгребает из тумбочки подгнившие шкурки бананов, фантики от конфет и складывает их в пакет для мусора. Там же находится дурацкий слонокот с большими нелепыми ушами. Он сует его в карман, а потом выкладывает на один из широких подоконников в коридоре, надеясь, что Санада, а не кто-нибудь другой, его там найдет. Райчи действительно не хочет прощаться по-настоящему. Как будто не сделай он этого, жизнь обязательно даст им шанс повидаться снова. Ради такого Райчи научится складывать журавликов. Сколько их надо? Тысячу? *** На третьем году старшей школы Райчи убирают всю ту хрень, что была у него в ноге. К старым шрамах добавляются новые швы, которые все время хочется почесать, пощупать. Райчи закатывает брюки, совсем не стесняясь этих отметин, и бежит трусцой от умывальников в сторону поля. Сентябрьская жара припекает макушку, опаляет листву на кустах вдоль дагаута, и та начинает чуть желтеть по краям. У Райчи очень щадящие тренировки, совсем детские, но он уже привык и смирился — это лучше, чем наблюдать с трибун. Он проскальзывает в калитку и щурится, разглядывая вдалеке отца, болтающегося с кем-то. Парень высокий и болезненно худой, совсем не похожий на спортсмена. Съедаемый любопытством, Райчи подбирается к ним, улавливая обрывки разговора. А потом парень поворачивается, и узнавание, мгновенное, яркое, бьет под дых. — Отоспался хоть за три года, спящая красавица? — говорит отец и хлопает Санаду по спине. — И за что вы мне такие, господи, любители бросаться под колеса. Санада виновато пожимает плечами. — Извините. — Но я рад, что ты вернулся. — И я рад, — весело отвечает он. — Лежать в коме, скажу я вам ужасно скучно. Отец хмыкает и переводит взгляд с Санады на Райчи, а потом резким движением взъерошивает волосы и уходит, крича Аки что-то про колени. Райчи боится шевельнутся, и Санада подходит к нему первым. Он выглядит более худым и высоким, старше, чем Райчи его помнит, но нет никаких сомнений — это он. — Меня зовут Санада Шунпей. А ты, я знаю, Тодороки Райчи. Райчи кивает, сглатывает слюну и тянется вперед, хватая Санаду за край футболки. Пальцы комкают ткань, костяшки мажут по теплой мягкой коже, чужое дыхание слышно даже лучше, чем свое. Райчи отдергивает руку и быстро прячет ее в карман. Санада улыбается.