Никогда не знаешь

Дни Святого Валентина были просто ужасны. Конечно, подцепить одинокую и отчаявшуюся девчонку в них было даже проще обычного, но одновременно в этот день сложнее было переносить безупречное счастье окружающих, сумевших найти свою родственную душу. Сто лет назад, наверное, таких идеальных пар было поменьше, но сейчас, в век Интернета, найти своего суженого или суженую по имени, возникшему у тебя на запястье, было гораздо проще. Вот только Дин был зарегистрирован на миллионе разных сайтов, а его родственная душа по имени Кастиэль — ни на одном из них. И если десять лет назад его воодушевление, вызванное тем, что девушек с таким редким именем будет куда меньше, чем каких-нибудь Полли или Энн, после безуспешного изучения фэйсбука сменилось лёгким разочарованием, то теперь Дин утратил всякую надежду её найти. А вокруг сновали счастливые парочки, каждый квадратный сантиметр окружающего мира был украшен сердечками, а Сэмми сделал предложение Джессике. Которая, разумеется, была его родственной душой. Нет, серьёзно, их звали «Сэм» и «Джессика»; какова была вероятность, что люди с такими расхожими именами найдут друг друга, да ещё и встретятся в восемнадцать, случайно, в колледже, не успев устать от тщетных попыток выбрать среди тысяч Сэмов и Джессик свою половинку? А девушка по имени Кастиэль, должно быть, во всём мире была только одна, только она совсем не горела желанием находиться. И не искала Дина, не создавала аккаунты на множестве сайтов и не ставила на аватарку фото своего запястья с его именем. Так что в тот день Святого Валентина Дин не был настроен никого клеить. Он хотел просто завалиться куда-нибудь с Джо, которая тоже считала себя глубоко одинокой и несчастной, хотя ей было всего двадцать два, а количество Викторов вокруг неё не уменьшалось. Впрочем, в тот вечер она не казалась особенно мрачной. — Я недавно нашла одно место, — сказала она. — Тебе понравится. Место было баром, так что Дин был не против. Он устало брёл вслед за Джо, пока она не пихнула его локтем: — Пришли. Он поднял голову и озадаченно моргнул; простым разборчивым шрифтом вывеска над баром гласила: «К чёрту рдуш». — «Родственных душ» — слишком длинно, — пояснила Джо. — Идём-идём, хорош глазеть. — Что это за место? — с интересом спросил Дин, входя. В баре было людно. За столиками сидели и одиночки, и шумные компании; парочек, которые в этот день были повсюду, было немного. — Те, кому наплевать, чьё имя написано у них на запястье. Те, кто считает, что и сам разберётся со своей личной жизнью. Дин присвистнул. — Куча народу. — Да, здесь всегда так. Идём, я должна показать тебя Бенни. Тут есть правила. — Показать? — переспросил Дин, но Джо уже тащила его к стойке. Бенни, эдакий рослый детина, обнаружился за ней. Он тепло поздоровался с Джо, а та представила ему Дина. — Привет, Дин, — сказал Бенни. — Я должен взглянуть на твою руку. Но Дин сам уже пялился на его руку; имя, начертанное на его запястье, было аккуратно перечёркнуто посередине. Дин никогда ещё такого не видел. Бенни, отследив его взгляд, добродушно фыркнул. — Я нашёл свою «судьбу», — сказал он. — Мы и правда были родственными душами. Но она подумала и решила, что с моим богатым боссом ей будет житься лучше. Меньше взаимопонимания, больше комфорта. Они обокрали фирму и свалили куда-то, где их не найти. И давай без соболезнований, — добавил он, заметив, что Дин открыл рот. — Я эту историю рассказываю в тысячный раз, честное слово, не разрыдаюсь. — И имя… перечеркнулось? — спросил тогда Дин. — А, нет, — мотнул головой Бенни. — Это татуировка. Тогда-то я и придумал этот бар. Здесь те, кому не нужна идеальная половинка, могут передохнуть от всеобщей родственной истерии. Но у нас тут своё сообщество, и я должен знать, что ты правда не собираешься искать свою родственную душу. — Не собираюсь, — честно сказал Дин. Он уже завязал с поисками и был совершенно согласен с барной вывеской; к чёрту Кастиэль. Бенни кивнул. — Но я всё равно должен взглянуть на твою руку, — сказал он. — На случай, если здесь твоя… половинка. Если это так, вам придётся уйти. Против воли Дин ощутил, как в сердце шевельнулась надежда. Если Кастиэль не хотела его искать… может быть, она как раз здесь. И разве не хочет он её встретить хотя бы для того, чтобы понять, почему он ей не нужен? Он с невозмутимым видом протянул руку Бенни, закатывая рукав, и тот, взглянув на имя, покачал головой: — Не знаю никого с таким именем, — и тут же буднично поинтересовался: — Что вам налить? — Здесь есть парочки, — заметил Дин, пока Бенни наливал им с Джо пива. — Конечно, — ответил тот. — Мы здесь не против отношений. Просто хотим иметь право выбора. Можешь к кому-нибудь подкатить, просто имей в виду, что запрещено просить показывать своё запястье или называть имя на своём. Просто потому, что нам это не нравится. Нам всё равно, что и где написано. Скрывать и ходить только с длинным рукавом, конечно, не обязательно. Мы просто не придаём именам никакого значения. — Понятно, — немного рассеянно кивнул Дин. Он уже заметил кое-кого и надеялся, что Джо не будет в обиде, что он попытается повеселиться без неё. — Хорошего вечера, — он хлопнул её по плечу и, взяв своё пиво, направился к столику, за которым сидел красивый темноволосый парень в компании потрёпанной книги в мягкой обложке. — Можно? Темноволосый поднял рассеянный взгляд. — Да, конечно, — он придвинул к себе тарелку с остывшей фри, освобождая место для кружки Дина. — А я не помешаю? — спросил Дин, прежде чем он успел снова углубиться в чтение. — Кажется, ты занят. На мгновение в синих глазах незнакомца застыла озадаченность, но потом он удивлённо моргнул. — Ты хочешь со мной познакомиться, — сказал он. Дин против воли расплылся в широкой улыбке, хотя и пытался держаться в рамках соблазнительности. — Ещё как хочу, — сказал он. Ни на этом, ни на следующем свидании с Джимми речь не заходила о метках на запястье. Это было даже удивительно; вообще-то имена суженых всегда занимали важное место в разговорах, и Дин давно привык получать свою долю сочувствия вслед за выражением интереса. И всё же — у них с Джимми нашлось множество тем для общения, и они проговорили часы, даже не вспомнив о кем-то предназначенных им половинках. После знакомства Дин, вернувшись домой, долго лежал, не в силах уснуть, и смотрел в потолок, думая, что никогда ещё не был так кем-то заинтересован. Было странно понимать, что этот интерес вспыхнул невозможно быстро, и, снова и снова перебирая в памяти отдельные реплики, взгляды и улыбки, Дин удовлетворённо подумал, что вовсе не обязательно было находить какую-то свою единственную, чтобы ощущать пережитые сегодня лёгкость, влечение и азарт. Во время второго свидания он тоже ни разу не вспомнил ни о Кастиэль, ни об имени на запястье Джимми. С ним было хорошо, и они снова говорили, говорили, о Лед Зеппелин и Тейлор Свифт, о Гомере и Воннегуте, о комиксах и нацистах. На обоих были рубашки с длинными рукавами, и Дину не хотелось, чтобы этот разговор заканчивался. И он не закончился; он перешёл в нечто иное. В квартирке Джимми была почти непроглядная темень, но никто не стал заморачиваться включением света. Дин даже не вспомнил об этом, потому что Джимми поцеловал его, едва дверь за ними захлопнулась, и повлёк куда-то за собой; пробираясь ладонями под его футболку, Дин послушно тянулся следом, прекрасно зная, куда именно они направляются. В спальне было ненамного светлее, чем в прихожей, но кровать Дин разглядел, а если бы и не разглядел, то всё равно опознал бы, рухнув на неё под тяжестью тела Джимми. Смазка и презервативы тоже нашлись в прикроватной тумбочке без помощи освещения, и спустя несколько минут ни на ком из них уже не оставалось одежды, шея Дина обзавелась парой новых отметин, а пальцы Джимми, влажные от смазки, уже дразнили его вход. После этого безумная скорость сменилась обычной, торопливые движения — ласкающе-нежными, а спешка — осторожностью. Было темно, и хорошо, и томительно-сладко; каждый толчок Джимми ощущался так, будто они созданы, чтобы быть единым целым, и если бы Дин мог вспомнить сейчас об имени, написанном у него на запястье, он подумал бы, что судьбе такое родство душ и не снилось — но сейчас подобные мысли были от него как никогда далеки. Позже, когда они уже лежали, переплетясь конечностями, а воздух ещё словно был полон их шумным сбившимся дыханием и неотзвучавшими редкими стонами, и не было ясно, кто стонал громче и кто дышал тяжелее, когда мысли Дина начали понемногу приходить в порядок, первым, о чём он подумал, было нежелание куда-то уходить; и он почему-то знал, что уходить не нужно. Всё ещё оставаясь почти единым организмом, они потянулись в душ, и там уж никак нельзя было не включить свет; щёлкнул выключатель, и ощущение единения и родства пропало. Джимми застыл, глядя на имя на запястье Дина, взгляд которого, в свою очередь, был прикован к его руке. На запястье Джимми не было ничьего имени. Там, где оно должно было красоваться, был лишь ожог, огромный ожог, охватывающий большую часть его кожи от кисти до локтя. Он был слишком прицельным, а его границы — слишком аккуратными, чтобы это оказалось случайностью. Джимми сделал это с собой? До чего же он ненавидел свою родственную душу, чтобы… Или его пара мертва, и он не вынес страданий?.. — Это сделал мой отец, — негромко сказал Джимми. — В день шестнадцатилетия, когда там должно было возникнуть имя, я проснулся от боли. Его голос прозвучал подчёркнуто равнодушно, и Дин невольно вспомнил Бенни, его историю и просьбу не докучать сочувствием. — И ты так и не узнал имени… — Не узнал, — подтвердил Джимми. Дин сглотнул. — Что было потом? — спросил он. — Ты о чём? — вяло уточнил Джимми. — О моих попытках узнать-таки тайну? О походах к врачам и психотерапевтам? О поползновениях найти свою родственную душу, несмотря ни на что? — Нет, — сказал Дин. — Твоего отца лишили родительских прав? Он больше не… — Он не тронул меня и пальцем ни до, ни после, — мотнул головой Джимми. — Он просто истово верил, что все эти предназначения — от дьявола. Но, конечно, прав его лишили, а я уехал в другой город и начал новую жизнь с чистого листа. Только иногда думаю о том, как бы он отнёсся к бару Бенни. Дин сжал его ладонь, и взгляд Джимми снова упал на аккуратные буквы на его запястье. Дин прекрасно знал, что он чувствует. Страх; угрозу; ревность. — Она не встанет между нами, — твёрдо сказал ему Дин. — Никогда. Я не знаю её и не хочу узнавать. — Но если бы ты встретил… — Нет, — отрезал Дин. — Если бы и встретил, то с порога бы с ней распрощался. Она опоздала. У меня своя жизнь, и… я хочу, чтобы в ней был ты, — решительно закончил он. — К чёрту предназначение. Мне не нужно, чтобы кто-то выбирал за меня. Какая бы она ни была классная, она мне не нужна. Джимми отвёл взгляд, и Дину показалось, что есть что-то ещё, но он тут же мотнул головой, улыбнулся и сказал: — На нас уже всё засохло. Мы полезем в душ или нет? Они всегда ссорились из-за одного и того же. Они были вместе, были счастливы, но Джимми упорно не хотел по-настоящему пускать Дина в свою жизнь. Он не знакомил его со своими друзьями и родственниками, не хотел знакомиться с семьёй Дина и увиливал от намёков на то, что им стоит съехаться. Дин не давил. Не потому, что был ангелом во плоти, а потому, что ему казалось, что он знает причину. Он по-прежнему иногда ловил взгляд Джимми на имени Кастиэль и уже понял, о чём тот в это время думал. У Джимми была знакомая Кастиэль, это точно. Какая-нибудь двоюродная сестра или одноклассница из прошлой жизни, и он боялся, что если познакомит Дина хоть с кем-то, те сразу вспомнят эту Кастиэль и сообщат об этом Дину. Джимми боялся, и это злило Дина, твёрдо решившего остаться с ним, но он мог его понять. Ему должно было быть легче, ведь Джимми найти свою пару было почти невозможно, но иногда он замирал в ужасе, когда тот обменивался парой дружелюбных реплик с официанткой, курьером или стоящей перед ним в очереди девушкой. Что если следующий момент покажется ему переворотным? Дин мирился с закрытостью Джимми — мирился месяц, два, полгода, но теперь они были вместе уже почти год и… — …и это Рождество, Джимми! — воскликнул он в сердцах. — Это семейный праздник! — Как и День благодарения, — угрюмо ответил тот. — Я не против, если ты проведёшь его с семьёй. Я могу побыть один. — Разве ты не моя семья? — с горечью спросил Дин. — Дин… — Слушай, я понимаю, что ты не хочешь знакомить меня со своими. Но что такого в том, чтобы познакомиться с моей мамой и братом? Они умирают от желания тебя увидеть! — Я уже говорил, — ещё угрюмее сказал Джимми. — Я не не хочу знакомить тебя со своими. У меня просто никого нет. Дин раздражённо выдохнул. — Слушай, хватит прикидываться. — Что? — Что слышал! Думаешь, я не знаю, в чём причина? — И в чём же? — Ты её знаешь! На лице Джимми отразилось искреннее непонимание. — Кого? Дин сжал кулаки, сказав себе, что отступать поздно и бесполезно. Он больше не сможет терпеть эту недосказанность. — Кастиэль. Ты её знаешь. И боишься, что узнаю и я. Ты не веришь, что я пошлю её к чёрту, если она захочет быть со мной. Джимми сел, почти упал на диван, словно резко обессилев. — Я тебе верю, — горько сказал он. — Ты не отрицаешь, — кивнул Дин. — Ты знаешь её. — Его, — раздражённо поправил Джимми. — Это мужское имя. С чего ты взял, что это девушка? Его. Кастиэль — мужчина. Дин тряхнул головой. Ему было плевать. — Я люблю тебя, — почти умоляюще произнёс он, опускаясь перед Джимми на колени. — Но я больше не могу играть в прятки. Я хочу познакомить тебя с семьёй, хочу жить с тобой. Если ты этого не хочешь, ты должен мне сказать. Он тут же разозлился на себя и на Джимми за эту мольбу в своём голосе и, стиснув кулаки, опустил голову и уставился в пол. Джимми болезненно выдохнул. — Ты ненавидишь его, — сказал он с болью. — Чёрт, Джимми, если это твой обожаемый братишка, я согласен мило ему улыбаться и слать открытки на Рождество! — сердито выплюнул Дин. — Но ты всё равно его ненавидишь. — Тебе самому не надоело? — Дин резко поднялся. — Потому что мне надоело. Не понимаю, что ты так боишься испортить. Всё и так хуже некуда. Джимми закрыл глаза, и его лицо так исказилось, что Дину почти захотелось взять свои слова обратно. Но он не мог. И Джимми заговорил. — Отец был очень религиозен, — выговорил он. — Он назвал меня в честь ангела. — Джи… — И когда, — перебил Джимми, — он сделал… это, — он шумно сглотнул, — я хотел начать всё сначала. По-настоящему с чистого листа. Забыть всё, что было. Я уехал в другой город и сменил имя. Он замолчал. Дин тоже молчал, слушая то, что уже знал; дошло до него не сразу. — Подожди, что? Теперь Джимми опустил голову, глядя в пол. — На самом деле меня назвали Кастиэль. Но я… забыл это имя и никогда не использовал. Я не… не думал, что кто-то на самом деле меня ищет. Я так поверил в то, что у меня нет пары, что и не понимал по-настоящему, что этот безымянный для меня человек где-то существует. Это было… я понимаю, почему ты меня ненавидишь. Дин какое-то время тупо смотрел на него, не сразу оформив мысли в слова. — Джимми, ты что, дурак? — спросил он наконец. Тот поднял на него затравленный взгляд. — Ты серьёзно все эти месяцы забивал себе голову моей ненавистью и боялся неправильно дыхнуть? — недоверчиво спросил Дин. — Я всё это время пытался доказать тебе, что именно ты мне по-настоящему нужен, а ты… ты это знал, но не хотел сказать? — Я не понимаю, — сказал Джимми-Кастиэль. — Оно и видно, — ответил Дин. — Вот интересно, если моя родственная душа такое дурачьё, это и обо мне что-то говорит? — Ты на меня не злишься? — Ещё как злюсь! — воскликнул Дин. — Я, блин, в ярости просто! Ты идиот и тихушник! Поверить не могу, что ты настолько мне не доверяешь! — Не доверяю? — оскорбился теперь и Джимми. — Ты сказал, что ненавидишь Кастиэля, и я поверил! Дин даже задохнулся от возмущения. — Ну как-то мне не пришло в голову уточнить мелким шрифтом «за исключением случаев, если указанный Кастиэль является моим парнем Джимми под прикрытием, пережил личную трагедию или умер»! Ты серьёзно мог подумать, что я обвиню тебя в том, что ты захотел сменить имя после того, что с тобой случилось? Это было глупо, не спорю, но ты вообще, как я погляжу, не очень умный! Джимми сердито скрестил руки на груди. — От умника слышу, — отрезал он. — Надо же, ты думал, что я знаю Кастиэля и скрываю его от тебя! За кого ты меня вообще принимаешь? Что за подлец так поступит с человеком, которого любит? Дин отзеркалил его движение. — Так это были все секреты? — раздражённо спросил он. — Теперь ты поедешь со мной в Лоуренс на Рождество? Джимми недовольно передёрнул плечами. — Хорошо. Дин выругался про себя. Знал бы он, что дело в такой ерунде… — Джимми, — сказал он мягче. — Я не ненавидел Кастиэля. Я на самом деле склонялся к мысли, что она… он умер. Я просто… просто отстаивал своё право сделать выбор. И я сделал его. И из-за того, что он совпал с тем, что кто-то решил за меня, я не буду лишать себя того, чего хочу. Может, я и правда не умник, но и не настолько дурак. Джимми закусил губу. — Я очень хочу съехаться с тобой, — сказал он. — Но мне правда не с кем тебя познакомить. У меня нет семьи и близких друзей. Дин вздохнул, делая шаг вперёд и притягивая его к себе. Джимми обнял его в ответ, и какое-то время они просто стояли, прижимаясь друг к другу. — Поверить не могу, что ты думал, что я девушка, серьёзно, — пробормотал наконец Джимми. — Совершенно не женское имя. Дин хихикнул. — Я думал, оно тебе не нравится. — Нравится, — недовольно признался Джимми. — Но было бы глупо передумать и поменять его обратно. Пропал бы весь смысл. — «Было бы глупо», — передразнил Дин, закатив глаза. —Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Джимми вздохнул. — Кас, — сказал он. — Называй меня Кас.