***
— Эй, меченая, сделай потише! Я молча проигнорировала требование, а что-то недовольно пробормотавшему Рику, сидевшему от меня через два ряда, было явно лень вставать с кресла самому. Несмотря на щемящую в затылке головную боль, начавшуюся сразу после взлета, я смотрела информационный канал, решив не надевать имеющиеся наушники, а пустив звук через динамики. Чисто из вредности я выждала, глядя в экран еще несколько минут. И, лишь когда в затылке кольнуло особо сильно, к вящему удовольствию Рика все же выключила ТВ-панель, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Но мысли настойчиво продолжали крутиться вокруг той передачи на научно-популярном канале. Человечество, благодаря сенсационному открытию, произошедшему в 2148 году, и последующему за ним громадному научному рывку, к нынешнему 2170-му уже вовсю покоряло Галактику, исследуя и колонизируя другие, далекие звездные системы. Такие слова, как Канопус, Денеб, Вега и Арктур, — больше не были лишь теоретической астрономией. Были открыты иные, разумные, и порой более развитые расы, с которыми были налажены контакты, — правда, не всегда мирные. И уже давно все надежды и устремления людей были направлены за пределы родной планеты — на изучение и освоение открывающихся горизонтов. Почти все мальчишки в нашем приюте грезили дальним космосом, собираясь стать пилотами кораблей, военнослужащими военно-космических сил, морпехами или хотя бы колонистами новых планет. И многие девчонки от них не отставали. Меня тоже тянуло туда, «наверх», но я хотела не осваивать новые миры, а именно быть в космосе. Ощутить фактическую бесконечность пространства, — но не глядя ночью в земное небо, будучи намертво привязанной к поверхности, а находясь там, посреди безграничной тьмы, разделяющей живые и мертвые планеты, черные дыры, завораживающие узоры туманностей и океаны разноцветного огня звезд. Но я трезво оценивала свои шансы: сирота из интерната, что к тому же вечно не в ладах с точными науками. Даже техником на космическую станцию попасть шансов было немного, однако надеяться мне же никто не запрещал?***
Пассажирский флаер слегка наклонился, заходя на посадку, и слепящее солнце ударило в вытянутый боковой блистер салона. Легкий толчок от касания посадочных опор и затихающий звон двигателей обозначили конец нашего полета. Вся наша группа интернатских — под сорок мальчишек и девчонок, — болтая, толкаясь, хватая сумки и надевая куртки, потянулась на выход. Я же, встав с сиденья последней, привычно пристроилась в хвост разномастной толпе. Яркие лучи уперлись в лицо прямо при выходе, заставив зажмуриться и отвернуться. «Меченая…» — произнесла я про себя, увидев свое отражение в прозрачной части отведенной в сторону двери. Оттуда на меня посмотрела одетая в стандартный костюм воспитанницы, обычная, слегка нескладная девчонка четырнадцати лет, с русыми, небрежно схваченными в хвост волосами до плеч и светло-карими глазами. Я машинально двинула головой, и отражение продемонстрировало на правой скуле давно заживший светлый шрам от ожога, похожий на выдавленную в коже перевернутую запятую. «Меченая», «ведьма», «ненормальная», «поджигательница…» Да, кличек в интернате у меня после того случая появилось много. Я всегда, сколько себя помню, отличалась от других детей. И отличалась сильно. Не любила компании и коллективные игры, никогда не возилась с куклами и ни с кем сильно не сближалась, предпочитая чтение. А еще у меня плохо получалось ладить с электроникой, без которой в наше время было совсем никак. У меня постоянно ломались и сбоили учебные планшеты, а терминалы и торговые автоматы давились платёжными картами, — или наоборот, начинали исторгать из себя поток банок и пакетов. Даже браслеты-коммуникаторы, выдаваемые всем интернатским — крайне прочные устройства, изначально рассчитанные на такую «агрессивную среду», как дети, — жили у меня от силы шесть-семь месяцев. Ну а тогда, три года назад, я вообще отличилась. Компания старших воспитанников, решившая проучить «косорукую неумеху», спалившую им голографическую игровую приставку, просто пройдя рядом с ней, загнала меня в стоящий на краю интернатского сквера склад садового инвентаря. Вот после того, что произошло потом, вернувшись через две недели обследования в больнице, я и получила целый ворох кличек. И резко увеличившееся личное пространство, потому как не всякий хотел даже сидеть рядом с «ненормальной». — Райан! Нам еще долго тебя ждать? — выдернул меня из воспоминаний голос сопровождавшей нашу группу воспитательницы. Не дожидаясь повторного окрика, я вздохнула, поправила рюкзачок на плече и присоединилась ко всем остальным.***
Все наши, как и я тоже, не очень-то и хотели лететь на эту экскурсию. «Древний замок! Мифы и легенды прошлого!» — это звучало как-то совсем уж по-детски, но группу приютских никто не спрашивал. Положено — значит, собрали, посадили и отвезли. Хотя и сам полет, и новое место были все же каким-никаким, а развлечением. Но, выйдя из флайера последней и воочию увидав этот замок, словно растущий серой громадой из каменистого холма над озером с темной водой, я внезапно передумала. Даже на том расстоянии, которое отделяло большую посадочную площадку от замка, бросалась в глаза его неподдельная, прямо-таки осязаемая древность. И особенно сильно она контрастировала с современным металлом и пластиком дороги, ведущей к громадному каменному комплексу, вздымающему свои башни и шпили в небо с редкими облаками. А уже подойдя к странным воротам, на столбах которых восседало по зеленому от дождей и времени каменному крылатому кабану, я чуть не споткнулась от странного мимолетного чувства теплого ветра, — на пару секунд засквозившего, по моему впечатлению, прямо у меня в голове, и внезапно без остатка выдувшего оттуда мучившую меня с самого утра нудную головную боль. Я сбилась с шага и замерла, недоверчиво прислушиваясь к себе. Это уже становилось любопытно. Наш воспитатель, немолодая и спокойная миссис Виндж, представив нас ожидавшей девушке-экскурсоводу, уступила ей роль ведущей, сама заняв место в конце группы. И мы, пропустив выходящую из ворот и галдящую, как стайка мелких птиц, младшую школьную группу, пошли вперед. — Кто это, мисс? — спросила идущая первой, всегда любознательная Лайза и кивнула на пернатых кабанчиков, сидящих на квадратных столбах широких ворот. — Никто не знает точно, — ответила экскурсовод, взглянув туда вслед за ней. — Эти свинки — эдакий своеобразный дозор замка. По данным научного анализа, они были вырезаны из камня около полутора тысяч лет назад и равны по возрасту самому замку. Возможно, это животные из древних мифов, сказания о которых так и не дошли до нас, а может, и просто фантазия скульптора. Тут она иронически прищурилась, продолжив: — Или не исключено, что эти необычные животные, возможно, когда-то действительно обитали здесь. Ведь этот замок — одно из древнейших сооружений, построенных на Британских островах... И кто знает, может, эти занятные звери и впрямь жили когда-то на нашей планете? — Летающие свиньи? Ну да, как же! — насмешливо прокомментировал Дерек, самый языкатый из наших. — Надеюсь, их пастуху тоже выдавали крылья… Или реактивный ранец! Под затихающий смех экскурсия втянулась через ворота во внутренний двор и направилась к распахнутым, черным от времени высоким деревянным воротам, окованным железом, что вели внутрь замка. «Хочу на волю… В лес, в степь, к воде…» — невесело подумала я, оборачиваясь на поросшие лесом пологие склоны, подступающие прямо к воде озера. Нет, у нас хороший интернат. С полным пансионом, неплохим обучением, культурной программой и выездами на природу. Сиротским приютом называть его как-то даже не получается. Но ощущение скованности, несвободы, отсутствие чего-то неясного, но очень важного, периодически накатывало на меня всегда, сколько себя помню. «Хочу на волю и хочу видеть сны... А не тёмные, тревожные провалы, которые давно стали частью меня… И не хочу следующие сорок минут бродить в этом каменном склепе». — Итак, все на месте? — за воротами девушка-экскурсовод оглядела нашу группу. — Вот и хорошо. Вы уже взрослые, и у каждого есть свой комлинк. Если кто-то случайно отстанет от экскурсии, то просто свяжитесь с вашим воспитателем, и мы вас найдем. Здание нашего музея весьма велико и ввиду возраста не отвечает правилам современной планировки, из-за чего тут достаточно легко потеряться, что порой и происходит. — И что случается с потерявшимися? Они умирают от голода и жажды, заблудившись в каменных лабиринтах, или попав в тайные ловушки?.. А может, они превращаются в крылатых свиней? — снова подал голос Дерек, вызвав новую волну хихиканья. — Нет, молодой человек. Все потерявшиеся всегда находятся и отделываются лишь легким испугом. Так что просто будьте внимательны и идите за мной, — слегка покровительственно ответила экскурсовод. Но отчего-то я четко почувствовала в ее последней фразе некоторую неискренность. «Не поняла, — и я слегка наклонила голову. — В этом замке что, порой действительно пропадают люди? Становится все интереснее и интереснее…» Мы пошли за ней, разбившись на группы и компании. Я, разумеется, шла одна. Это было привычно, ничуть не мешало и одновременно позволяло задуматься о странных ощущениях, все сильнее накатывающих на меня. Мгновенно исчезнувшая головная боль сменилась необъяснимым чувством… комфорта? Ощущения, что я нахожусь в склепе, не было и в помине. Наоборот — окружающие меня стены из старого камня, что буквально впитали в себя прошедшие сотни лет, словно излучали нечто, что позволяло мне дышать полной грудью, как после дождя в весеннем лесу. Мне даже показалось, что я на самом деле чувствую витающие в воздухе какие-то едва уловимые, бодрящие и странные ароматы, — то пропадающие, то появляющиеся вновь. А экскурсовод, все дальше ведя нас по бесконечным широким лестницам, коридорам с высокими потолками, крытым переходам и пустым залам со стрельчатыми витражными окнами, продолжала свою лекцию: — ...Мы вступаем в замок, который, как музей, главным образом посвящён одному из самых необычайных мифов в истории человечества. Его ростки взошли практически одновременно с началом цивилизации, как таковой, а развенчан он был лишь в первые несколько десятилетий XXI века, оставшись лишь в истории. Это миф о так называемых «волшебниках» или «магах», — причем вовсе не книжных и сказочных персонажах, а якобы настоящих, реальных колдунах и ведьмах, тайно живущих среди нас. В группе кто-то иронически протянул: «Ну да…», кто-то прыснул от смеха, но большинство продолжало слушать. — С этим мифом в человеческой культуре любого исторического периода всегда было связано громадное количество сказаний и легенд, достойных древних времён. На любом историческом отрезке всегда можно найти целый перечень необъяснимых событий и явлений, которые людская молва приписывала в том числе и магам, которым были подвластны некие таинственные силы. На самом же деле волшебники, маги, колдуны и ведьмы, — или, вернее те, кто себя таковыми убежденно считали, — всего лишь составляли некую тайную общину, скрытую религиозную секту. Конечно, довольно малочисленную, по сравнению с человечеством, но весьма влиятельную. И одна из её важных мировых резиденций располагалась в этом самом здании. Экскурсовод остановилась и обвела руками обширный, слегка вытянутый зал, куда втянулась вся группа. — Этот замок, согласно исследованной части древних хроник упомянутого скрытого сообщества, когда-то именовался «Школой Чародейства и Волшебства Хогвартс». Он был местом, где обучались своим тайным мистериям целые поколения этих людей, поклонявшихся неведомой всем прочим энергии — «магии», как они ее называли. И утверждавших, что они умеют использовать её. Эта «магия», согласно их убеждениям, позволяла им совершать недоступное обычным людям: летать по воздуху без технических средств, становиться невидимыми, дышать под водой, создавать предметы из ничего и наделять их необычными свойствами, исцелять все болезни и даже обрести бессмертие. — И это что, все было взаправду? — поинтересовался кто-то из наших, то ли Джон, то ли Кайл. — Такая секта, бесспорно, существовала, — кивнула экскурсовод. — Что же до приписываемых ее членам сверхспособностей… Вы что, все еще верите в сказки? Группа почти синхронно фыркнула, как бы говоря, что их, уже таких взрослых, можно было и не спрашивать. — Разумеется, многие из них, скорей всего, владели гипнозом достаточно высокого уровня или еще какой-нибудь действенной техникой внушения — иначе в них, как магов, и в практикуемое ими волшебство никто бы не поверил и не поддался их влиянию. Но ведь считать магией то, что доступно даже квалифицированным иллюзионистам, было бы наивно, не правда ли? И девушка продолжила объяснения: — На основании обладания этими, так называемыми «сверхспособностями», они отгородились от остального человеческого общества и практически выпали из течения времени, сильно замедлившись в развитии. Как и любой закрытый социум, объединенный возвышающей их навязчивой лжеидеей, они не желали иметь ничего общего с прочими людьми, якобы неспособными использовать их иллюзорную энергию «магии». А в финальный период своего существования это общество, пустившее корни, как оказалось, во всех государствах земного шара, так и вовсе готовило всемирный переворот. Так что в истории Земли есть момент, когда ведущие мировые страны, — а, возможно, и все человечество, — едва не оказались под властью религиозной секты. — Ого! И что с ними всеми стало? Их арестовали и судили? — вот тут, когда речь пошла о реальных событиях, а не о псевдоволшебных сущностях, у группы прорезался некоторый интерес. — В то время на Земле был очень непростой период, так что точных данных не сохранилось. Тем более, что тогда каждая страна сама принимала меры для самозащиты от сектантов и не делилась информацией с другими, — ответила экскурсовод. — Где-то были произведены массовые аресты, где-то даже дошло до открытых столкновений и жертв, но большей частью эти «маги» просто исчезли, породив версию о возможном массовом самоубийстве. — Какой ужас!.. — пискнула Карин, но на нее никто не обратил внимания. — Но в действительности вряд ли они покончили с собой, скорее просто ушли в глубокое подполье, со временем попросту изжив сами себя. Потому как спустя более чем сто лет о них по-прежнему нет ни малейших сведений, ни зафиксированной активности, — подвела итог экскурсовод и подняла руку, привлекая внимание. — Однако секта этих «магов» интересна не только в плане общей истории, но и в плане, так сказать, «вторичной», внутренней мифологии. Ведь сказания складывались даже среди самих «волшебников». И особое место в пантеоне «волшебных» преданий занимает легенда о так называемом «Избранном» — мальчике-маге Гарри Поттере, — и Великом Темном Лорде Волдеморте, которому мальчик, согласно каноническим законам сложения легенд, мстил за родителей, убитых этим самым Темным Лордом. Действительно, это очень интересный и живучий миф поздних времён существования данной секты, отражающий, видимо, противостояние двух кланов «волшебников», которое время и эпос превратили в две противоборствующие стороны: Добро и Зло. И это факт еще раз подтвердил выводы наших историков о мифологических канонах борьбы тёмной и светлой сторон в любом человеческом социуме, даже пораженном фактически коллективным помешательством... Слушая все это, я огляделась по сторонам. В весьма обширном помещении, в котором мы оказались, на стене за силовым защитным барьером располагались картины. Но имитации они, или нет, было неясно. Одни изображали группы странно одетых людей, другие — разнообразных сказочных существ. В следующем зале, за такими же силовым шторами, имелись экспонаты — манекены, облаченные в те же длинные одежды и остроконечные шляпы, что и у людей на картинах. На стойках красовались громадные, желтые и растрескавшиеся черепа — то с птичьими клювами, то похожие на лошадиные, но с натуральными волчьими зубами. На подставках лежали какие-то неимоверно толстые, пожелтевшие книги, несколько видов деревянных палочек с миниатюрными рукоятками и россыпи камней, выглядящих, как драгоценные. Вереницу странных и непонятных вещей заканчивал расположившийся прямо у выхода из зала еще один непонятный экспонат — заключенная для разнообразия в стеклянный метровый куб большая, ветхая даже на вид, темно-коричневая островерхая шляпа. Ее поля торчали пучками толстых ниток, а высокая тулья смялась набок, образовав целую гармошку складок. Но стоило мне на нее внимательно посмотреть — и у меня внезапно заломило в висках. Нет, это не было возвращением головной боли. Просто как будто кто-то невидимый обхватил мою голову сильными ладонями и на миг плотно сжал. И тогда мне показалось, что я брежу или сошла с ума: складки на тулье шляпы пришли в движение, сдвинулись и стали похожи на грубо вылепленное лицо, — сначала вопросительно надломившее бровь, а потом скорчившее довольную гримасу! В ушах засквозили шорохи и нарастающий многоголосый шепот, и я резко, рывком, внезапно увидела целый разворачивающийся калейдоскоп видений, в одно мгновение став осью окруживших меня оживших миражей, заслонивших собой реальность. Я увидела этот замок, полный разновозрастных детей, одетых в одинаковые длинные одежды, что были на манекенах. Они жили здесь, спали, ходили по коридорам, ели в большом зале за длинными столами, уставленными разнообразными блюдами, чему-то прилежно обучались в ныне пустых аудиториях. Это место было полным жизни — я видела летающих людей, странных маленьких ушастых созданий, снующих повсюду живых сов и даже настоящих призраков. На стенах висели движущиеся картины и цветные гобелены, в коридорах стояли начищенные рыцарские доспехи, а классы были полны совершенно непонятными вещами. Я слышала все их голоса, и они говорили, говорили без остановки, — словно этот замок, оставшийся в мире, где не было больше никого, кто мог бы его услышать, и внезапно найдя способного, решил не молчать, вспомнив всех, кто побывал в его стенах. Затаив дыхание и погрузившись в видения, я заметила, что жизнь этого замка не всегда была спокойной и мирной — вот мелькнул громадный трехголовый пес, показалась совершенно невообразимых размеров змея, скользящая по плитам пола, а затем и настоящий дракон, преследующий удирающую от него фигурку человека, летящего на… Неужели на метле? А вот уже группы взрослых людей в длинных одеждах и мантиях явно воевали между собой, пуская друг в друга разноцветные лучи из коротких палочек, и какой-то молодой парень, в окружении стелющихся под его ногами живых теней, неторопливо шел по коридору с длинным мечом на плече… Очнулась я от тонкого, но ясно слышного стеклистого хруста, который бывает при быстром охлаждении чего-нибудь жидким азотом, что нам показывали в опытах на уроках физики. Но услышала его, похоже, только я. — …принадлежали к культу так называемой тёмной магии, в то время как прочие волшебники культивировали поклонение светлой. Как видите, обычный дуализм… Продолжающая вещать девушка-экскурсовод и идущие за ней одногруппники — ни внимательно слушающие, ни откровенно скучающие, — отчего-то не заметили ни стремительно выписывающую прямо в воздухе синие узоры невидимую иглу, ни меня, оставшуюся в зале и завороженно смотрящую на возникающий из ничего сложный круговой рисунок, похожий на стоящее на ребре трехметровое кольцо, полное бегущих по его окружности неизвестных знаков и символов. Шагнувший сквозь него в зал молодой мужчина, на свободной, непривычного покроя одежде которого медленно гасла синяя светящаяся паутина, огляделся, посмотрел на старую шляпу, кивнул ей — и она ему тоже кивнула! — а потом перевел взгляд на меня, скрестил руки на груди и негромко произнес: — Ну, здравствуй, девочка… Он выглядел как обычный человек лет тридцати — светлые, подстриженные волосы, серые, внимательные глаза, правильные черты лица. Вполне доброжелательный внешний вид, — кроме странной одежды, обуви и того, что он вошел сюда, в зал, прямо из воздуха, пройдя сквозь громадный, светящийся символ. — К-кто вы? — спросила я, опасливо отступая на несколько шагов к выходу, но неизвестный визитер и не думал приближаться ко мне. — А как ты думаешь, кто может появиться из ниоткуда в таком месте, как это? — его губы тронула полуулыбка. — Этот замок, Хогвартс, ведь по-прежнему музей, где давно всё забывшие люди, сами того не зная, рассказывают правду под видом сказок? — Под видом?.. — я переводила взгляд с человека, возникшего из пустоты, на ярко светящейся синевой круг за его спиной. И про себя прикидывала, что будет лучше — ущипнуть себя или сильно хлопнуть по щекам? — Под видом якобы мифов о якобы волшебстве… Хотя, всегда лучше показать. И он сделал скупое движение правой рукой, на пальцах которой, как я заметила, было надето что-то похожее на массивное, сдвоенное кольцо. С кисти мужчины по направлению к полу выстрелил пучок жемчужно-белых нитей, которые, смешавшись в клубок, вылепились в небольшого кролика, словно отлитого из полупрозрачного, чуть голубоватого стекла. Но он был живой! Мелкий ушастый без боязни шустро допрыгал ко мне, я машинально присела на корточки, опасливо протягивая к нему руку. Несмотря на совершенно невозможный для живого существа облик, кролик на ощупь был теплый и гладкий, он двигал ушами, переступал лапками, шевелил носом и… слегка куснул меня за палец. — Ай! — от несильной, но неожиданной боли, я дернула рукой, а кроль с тихим хлопком лопнул облачком быстро тающих в воздухе огоньков. — Так что... Все это — волшебство, колдуны и маги… Это все правда? — потирая палец с розовой полоской от кроличьих резцов, поднялась я на ноги. После всего того, что я увидела и ощутила, эта мысль уже не казалась мне столь глупой. — Лекция экскурсовода? С точки зрения простых людей — да. Конечно, не вся, и изрядно искаженная, но большей частью правда. — И что: и волшебники, и магия, — когда-то действительно существовали? — решила все же уточнить я, глядя за его спину, где продолжал светиться завораживающий кольцевой рисунок с бегущими огоньками и остроконечными символами. — Почему это — «существовали»? Они существуют и поныне. Но мы не существуем, — мужчина явственно сделал упор на «мы». — Мы живем. Только с некоторых пор не здесь. То, что в нашей истории именуется «Великий Исход», начался в две тысячи сорок первом году, и через два года на Земле остались только маги-наблюдатели. — Так значит то, что эти маги, — то есть вы, — действительно готовили переворот и хотели захватить власть над миром? Это правда? В ответ гость из ниоткуда негромко рассмеялся. — Пожелай мы действительно захватить мир Земли, то ты бы сейчас росла, зная о реальности магии с пеленок. Если бы ваши учителя знали и решились бы сказать вам полную правду, то она звучала бы где-то так. Он прокашлялся и, подражая интонациям экскурсовода, заговорил: — Люди и маги всегда, испокон веков, жили рядом друг с другом, и бывали времена, когда никто ни от кого не скрывался. Но в тысяча шестьсот восемьдесят девятом году, на фоне все возрастающей нетерпимости со стороны простых людей к волшебникам и магическим существам, был принят так называемый «Статут о Секретности», возводящий неразглашение сведений о магическом мире Земли среди широких масс в статус закона. И через каких-то сто лет мы все стали лишь фольклорными персонажами, в которых кроме детей почти никто не верил. В истинное положение дел были посвящены лишь главы стран самых высоких рангов — президенты, премьер-министры и правящие монархи. И такое положение дел всех устраивало почти триста пятьдесят лет, но к две тысячи сороковому году главы ведущих мировых держав, которые знали о реальном существовании на Земле магических анклавов почти в каждом государстве, на фоне усиливающегося мирового кризиса и достижений научно-технического прогресса, а также при поддержке военных, решили нарушить многовековую договоренность о нейтралитете. «С целью интеграции магов в общечеловеческий социум и постановке их сил и возможностей на благо всего человечества». — Но что в этом было плохого? — спросила я. — Если волшебники могли все то, что описывалось в преданиях и сказках… То почему бы им было не помочь простым людям? — В том, как это звучало, не было ничего плохого, — покачал головой маг. — Но вот что подразумевалось на деле… Ты же взрослая девочка, и должна понимать, что возможности магов — это в первую очередь сила, и явная, и тайная. И что в понимании богатых и власть имущих она должна быть исключительно под их контролем. Или не быть вообще. Ты думаешь, нам бы позволили сделать доступной для всех магическую медицину, разом лишив баснословных прибылей мировую индустрию по продаже лекарств? Или нашу энергетику и транспорт, что гарантированно бы подрезало поджилки нефтяной промышленности? Полагаешь, все эти важные и влиятельные господа могли бы спокойно спать, зная, что рядом с ними свободно ходят люди, способные легко прочесть их мысли? — Так вас всех хотели переловить и посадить под замок, заставив колдовать только то, что им нужно, — поняла я. — Почти, — кивнул мужчина. — Когда противостояние магов и людей перешло в активную, пусть и почти незаметную и очень короткую фазу, мы смогли заполучить данные о том, что нас ждало в случае успеха этой «интеграции». Неизвлекаемые биометрические чипы и проживание в специально выделенных поселениях. А еще — «обязательное трудоустройство и участие в научно-исследовательских программах и изысканиях». Пояснить, что это такое нормальным языком или и сама догадаешься? — Рабство. И роль подопытных. И наверняка попытки разводить вас, как… Как кроликов, — и я посмотрела на пол, где совсем недавно прыгал фантастический зверек. — Вот именно. Я на миг представила себе, что меня ловят и сажают в клетку до конца жизни только за то, что я теоретически могу помешать планам какого-то лживого политика, — и меня передернуло. — И чем же все кончилось? — Тогда главные лица магического мира уже были в шаге от того, чтобы дать приказ уничтожить всех «сильных мира сего», что объявили на нас негласную охоту. Они понимали, что это фактически обезглавило бы руководства всех ведущих стран, финансовых империй и транснациональных корпораций, что на фоне общего кризиса привело бы к гарантированному хаосу и, возможно, глобальной войне. Но внезапно появилась альтернатива этому решению. И мы просто ушли. Все. В другой мир, который подготовил для нас один из величайших магов по имени Гарри Поттер. Огромный, новый мир, целая и почти необитаемая, но полная жизни планета, на которой мы — и маги, и волшебные существа, и простые, обычные люди, — могли жить, не скрываясь друг от друга. — Что? — вскинула я взгляд. — Так эта сказка о противостоянии Гарри Поттера и Ворд… Вольт… Это тоже правда? — О, это вовсе не сказка, девочка, — маг заложил руки за спину и подошел к некоторым экспонатам за силовыми завесами. Он приблизился ко мне на расстояние вытянутой руки, но это меня, просто превратившуюся в слух, уже совершенно не испугало. — Здесь, на Земле, в самом конце двадцатого века тогда еще совсем юный Гарри Поттер действительно противостоял могущественному магу — Темному Лорду Волдеморту, который хотел подмять под себя всю Англию, хотя имел планы и на весь мир. И сил, и возможностей у него хватало, и если бы он победил — вот тогда бы всем людям, не способным к магии, с рождения была бы уготована роль вечных слуг при высшей расе волшебников-господ. Но Гарри Поттер и глава сообщества британских магов Сэр Корнелиус Фадж, пусть и немалой ценой, но победили Темного Лорда и его приспешников. А потом выяснилось, что все эти долгие годы — считай целых пятьдесят лет после этой великой победы, — Гарри Поттер со своими сподвижниками поднимал из руин и делал пригодным для жизни новый, иной мир, лежащий в другом пространстве. И в который они великодушно позвали всех, кто захотел покинуть Землю, внезапно ставшей для нас злой мачехой. — И вы все смогли просто… уйти? — Волшебников на Земле в то время было не так уж и много, чуть больше шести миллионов на все человечество, так что «переезд» не занял много времени. Тем более, что использование магии позволяло сниматься с места даже со своим жильем. Гораздо больше хлопот было с адаптацией в новом мире, вывозом волшебных рас и прочих разнообразных существ и консервацией магической недвижимости, вроде этого же Хогвартса. Сделать так, чтобы он, сам по себе являющийся мощнейшим Узлом магической силы, казался всем обычным средневековым замком… Поверь, это было непросто. Но при необходимости, когда настанет время, он снова будет пробужден. И мужчина провел ладонью по каменной стене. — Родись ты на сто пятьдесят лет раньше — и ты бы тоже училась тут. — Я? — А ты как думаешь? Зачем я тебе все это рассказываю? — Значит, я — маг? Волшебница? — иногда даже уже совершенно очевидные вещи нуждаются в подтверждении. И порой, чем очевиднее — тем сильнее. — Ты сомневаешься? Но маяк бы не сработал, не почувствовав в тебе магический исток. Да и вспомни: неужели с тобой в жизни не случалось ничего странного и ничем не объяснимого? Ведь наверняка что-нибудь, да было? Мне не было нужды что-либо вспоминать — я помнила это всегда, как будто это произошло прямо сейчас. Я помнила тот свой отчаянный страх, когда не на шутку разозленная компания приютских мальчишек загнала меня в тесную коробку склада. Страх — и пронзительное желание защититься. И внезапно рванувший во все стороны яркий, ревущий и слепящий огонь, меньше чем за половину минуты сжегший дотла строение из в принципе негорючего пластокарбоната, весь садовый инструмент и расплавивший его металлические части. Вставшая вокруг меня стена пламени, от которой я ощущала лишь мягкое, приятное тепло, только на миг выпустила в мою сторону длинный язык, что едва коснулся моего лица, лизнул и втянулся обратно. Через несколько секунд все кончилось. Внезапное, короткое и свирепое буйство стихии оставило после себя ровный круг дымящейся, обугленной земли со стоящей посередине оцепеневшей десятилетней девчонкой. Обуреваемой страхом и диким восторгом одновременно — с целыми волосами, в ничуть не тронутой пламенем одежде и только с одним, странным и безболезненным ожогом на лице. Все тогда произошло так быстро, что никто из взрослых даже не успел прибежать. Тем же воспитанникам, что все видели и наперебой рассказывали, опасливо тыкая в мою сторону пальцами, при разбирательстве, разумеется, никто не поверил. Но меня все равно несколько раз фактически допросили и, ничего не добившись, на неделю уложили в психиатрическую больницу. — Да, необъяснимое было, — и у меня вырвался слегка нервный смешок. — От испуга я как-то сожгла небольшое строение из материала, который вообще не должен гореть. Причем сама была внутри и отделалась только вот этим. И я коснулась шрама от ожога. — Сожгла? — свел брови мужчина. — Не спонтанная левитация, телекинез или частичная трансфигурация? Чистый огонь? — Да. — Как интересно… — и маг задумчиво положил пальцы на подбородок. — Знаешь, это очень необычно. Среди нас столь сильная стихийная направленность редка приблизительно так же, как и сами волшебники — среди людей. — Значит, вы как-то умеете определять способных к волшебству? — Ну, разумеется. Во многих местах на Земле нами оставлены магические маяки, что способны распознавать одаренных людей и подавать нам сигнал. Способность к магии — слишком ценный талант, а Земля и после нашего исхода продолжает рождать одаренных. Так что любой носитель дара важен для нас, и мы готовы собирать их буквально по крупице. — И что? Я теперь должна пойти с вами? — Нет, не должна, — и мужчина отрицательно покачал головой. — Имеешь право, как обладающая даром — и сильным притом, — но не обязана. Касаемо «обретенных» — тех потенциальных магов, кто родился на Земле, у нас существуют определенные правила. Родителям, имеющим хотя бы одного одаренного ребенка, просто предлагается переехать в наш мир. На любую из двух планет на выбор. Если нужно — со всеми родственниками, независимо от их магического таланта. При отказе им даже не корректируется память, и они живут, как и раньше. Кто им в вашем мире поверит, вздумай они что-то такое рассказать? Хотя из отказавшихся всё равно почти все в течение года меняют свое решение. Для этого им нужно только снова прийти в указанное место. Дети-сироты до пяти-восьми лет изымаются из приютов и интернатов без согласия их руководства. Но мнение самих детей все равно спрашивают, хотя еще ни один не отказался, узнав, что он на самом деле — волшебник. Конечно, некоторые сначала не хотят, надеясь, что их родители все же найдутся и заберут их из приюта; но им сообщают, что, обучившись магии и став совершеннолетними, они сами смогут вернуться сюда и найти своих родных. Тем более, что для обученного мага это куда как проще. Тем же сиротам, которым исполнилось девять лет и более, предоставляется выбор, как и взрослым. — Значит, я или пойду с вами, или после экскурсии отправлюсь обратно в интернат..? А если передумаю, то мне снова будет нужно попасть в этот замок? — Да. Так что решай, у тебя еще чуть более пяти минут. Если ты откажешься, то твой дар не убьет и не сожжет тебя, но с взрослением не пропадет, а лишь усилится. Однако без должного обучения будет почти бесконтрольным и станет опасным для окружающих. Особенно такой дар, как у тебя. — А что меня ждет там, у вас? — Для начала: почти такой же интернат, в каком ты живешь сейчас. Потом — проверка силы твоего дара, его направленности и, соответственно, выбор учебного заведения. Ты уже достаточно взрослая, обычно исток просыпается у детей лет в пять-семь, и тогда же его оценивают и учат начальному контролю. Так что у тебя, скорей всего, будет ускоренная программа подготовки, а потом зачисление в среднюю группу. Или же, если ты покажешь какой-либо значимый талант, то индивидуальное наставничество. Хотя это случается не так часто — чтобы стать учеником Мага-Мастера или даже Зодчего Теней, нужно действительно представлять собой что-то неординарное. — А после завершения обучения? — А после него перед тобой будут открыты, как у нас говорят, все восемь сторон света. Жизнь мага в нашем мире по определению не может быть скучной. — Но почему восемь сторон? — Запад, Восток, Север и Юг. Небо и глубины земли и морей. А еще — прошлое и будущее. — Неужели волшебники умеют даже путешествовать во времени? — В вашем понимании — нет, машину времени мы не изобрели, хотя кое-какие осторожные манипуляции со временем вполне допустимы. Правда, чем больше ты постигаешь силу и возможности магии, тем больше размывается граница между возможным и невозможным. Но в этой поговорке имеется в виду, что в прошлое можно заглянуть, но его нельзя изменить. А в будущее мы идем сами, день за днем, шаг за шагом. — Восемь сторон света… Небо. А космос? Я всегда мечтала увидеть иные звезды. — Что? — на лице мага отразилось искренне изумление, а потом он лишь хмыкнул, покачав головой. — Нет, ты определенно не похожа на других. Все прочие дети и подростки, особенно девочки, узнав, что магия и волшебство — не миф, чаще всего спрашивают о чудесах, существуют ли у нас единороги и феи, и смогут ли они увидеть русалок или живых драконов. А ты — космос и звезды. И мужчина кивнул. — И звезды тоже. Ведь то, что мы не живем на Земле, не означает, что мы разорвали с ней все связи и не следим за ее прогрессом. Второй раз мы этой ошибки не повторим. В истории человечества от теории космических полетов и до первого человека на орбите прошло всего шестьдесят лет. До первой обитаемой космической станции — восемьдесят. Первопроходцы-основатели Даймона, пять десятилетий поднимая из руин наш мир, все это время тоже не стояли на месте. А после Великого Исхода минуло уже больше ста лет. И как выяснилось, в плане прогресса сочетание технологий и магии дает в результате даже не сложение, а возведение в степень. Я ведь не просто так упомянул про два мира, принадлежащих нам. Наши техномаги, возглавляемые кланом Уизли, уже давно освоили космические полеты и не только их. — А могу ли я взглянуть на ваш мир? Или это слишком сложно? — Да нет, не слишком… И маг протянул руку к светящейся кольцевой конструкции, которая плавно налилась светом. Он прикрыл глаза, сосредотачиваясь на чем-то — и несколько ее медленно вращающихся внутренних окружностей вспыхнули ярче, пронзительно засияв. Их центр, сквозь который могли пройти, не нагибаясь, пара взрослых людей, стал похож на полупрозрачное стекло, с проступающими неясными и темными контурами. — Пойдем, — и мужчина сделал приглашающий жест. — Лучше всего все увидеть своими глазами... И я шагнула вперед, не чувствуя ни капли страха. Переход ощутился, как волна резкой прохлады, скользнувшей по всему телу, и на той стороне я вступила в высокую, до колен, мягкую траву, покрывающую некую возвышенность, куда выходил портал. В нос ударили витающие в воздухе запахи влажной земли, зелени и еще чего-то незнакомого, а почти из-под ног, шурша в траве, наутек кинулся какой-то мелкий зверек. Но я на него даже не обратила внимания, остолбенев от открывшейся картины. В этом мире было очень раннее утро, когда разгорающийся рассвет только начинал вытеснять ночной сумрак, еще позволяя рассмотреть незнакомые созвездия на светлеющем небе и широкую ленту планетарного кольца. Теплый свет от тонкого края восходящего местного солнца, заметно более крупного и косматого, чем земное, уже ощущался на лице, но не слепил и не обжигал. Первым, что бросилось мне в глаза, был расположенный ближе к темной линии горизонта колоссальный ячеистый купол. Будучи не менее сотни километров в диаметре, он мягко светился бирюзой; а изнутри его, пронзая, такое впечатление, всю атмосферу, вверх устремлялись несколько десятков игл лазоревого света. А между ажурным, будто кружевным куполом и нами, стоящими на возвышенности, километрах в десяти, окруженный лесами и равниной, располагался крупный город, занимая собой почти всю долину. Центром его являлись три громадных размеров пирамиды, расположенные углом: крупная посередине, а две поменьше — сзади и по бокам. Они очень походили на египетские, но были в несколько раз больше, а их обсидианово-черные, зеркальные грани рассекали на отдельные плиты и ярусы глубокие черные линии. По периметру все три пирамиды окружала широкая кольцевая дорога, окаймленная примерно двухкилометровым кольцом густого леса с виднеющимися крышами редких строений, потом еще одна отсвечивающая в утреннем свете улица или дорога, затем простирался еще лес или парк, а дальше начинались концентрически расширяющиеся, явно жилые, светящиеся огнями кварталы необычной архитектуры. Слегка наискось, через всю долину и пересекая город, несла свои воды широкая, полноводная река, местами перечеркнутая мостами. И от всей этой кольцевой структуры с пирамидами в центре радиальными лучами расходились четыре широких дороги, уходящие куда-то вдаль. А еще дальше, тоже расширяющимися участками и островками, виднелись самые различные здания и строения. В одном месте они даже поразительно напоминали собой земной то ли аэродром, то ли космодром, только увеличенный раз в пять. На его территории я заметила как вполне привычные и знакомые взлетные полосы, широкие шестиугольники явно стартовых площадок, так и странные, мерцающие конструкции в виде сложных кругов, от которых вверх поднимались невысокие полупрозрачные сиреневые колонны. На моих глазах одна из таких колонн налилась все усиливающимся светом и выстрелила вверх двумя светящимися объектами, — что, выбрасывая длинные хвосты, синхронно умчались по восходящей дуге в сторону гор на горизонте. Стоя всего в шаге от мягко сияющего синевой портала, ведущего назад, в мой родной, привычный и ставший внезапно таким скучным мир, я отчетливо вспомнила историю с одной картиной, которую видела несколько лет назад на выставке, куда нас опять же возили группой от интерната. И которая прочно засела у меня в памяти. Та картина скромно висела в самом углу, и почти все проходили мимо нее, привлекаемые современными, яркими и объемными композициями, но... Но вот меня притянуло к ней, как магнитом. Выполненная в старой «2Д»-манере, она изображала обычный, безликий коридор современного жилья в мегаполисе, немного похожий на помещения интерната: шероховатая, легко моющаяся керамика на полу, стандартно-утилитарная мебель, стены и несколько дверей из серого и голубого металла и пластика. За окном на картине был вечер, и в коридор проникал лишь слабый, идущий откуда-то со стороны, искусственный свет. Но освещал картину не он. Одна из дверей был полуоткрыта на треть, и оттуда… Оттуда лились мягкие, живые солнечные лучи, буквально разлетающиеся в воздухе чуть светящимися, тающими комочками и искрами. В том месте, где они падали, прямо на керамитовой поверхности пола росла трава и расползался изумрудный мох, а по стенам вбок и вверх из приоткрытой двери стелились вьюнки и тонкие лианы, держась за которые, на зрителя смотрело забавное пушистое существо, похожее на толстого лемура с большими, опасливо-любопытными глазами. Не помню, сколько времени я тогда простояла перед этой картиной. Контраст современного, утилитарно-техногенного мира, — мира стали, пластмассы, машин, проводов, оптического волокна и электроники — и пронзительно живой природы, с явственным оттенком некоего волшебства, просто загипнотизировал меня. Я была готова поклясться, что среди негромкого гомона людей, пришедших на эту выставку, я слышала легкий шум ветра, доносящийся из-за той, нарисованной двери. Я очень сильно, прямо до слез, хотела купить эту картину, чтобы рассматривать ее еще и еще, но экспонаты, разумеется, не продавались. Да и денег у меня не было. Но служащая выставки сжалилась над хлюпающей носом девчонкой в казенной одежде и, сфотографировав картину, через пару минут принесла мне запаянный в прозрачный пластик, почти неотличимый от оригинала снимок. Счастью моему не было предела, и с тех пор я всегда носила его с собой, захватив и сейчас, сунув в рюкзачок. И вот теперь я уже наяву стояла у такой же полураспахнутой двери, ведущей в неизвестный, громадный, манящий и реальный иной мир. В который, как оказалось, я имею полное право войти, и который даст мне возможность достичь всего, чего я захочу. Как думаете, долго ли я сомневалась? Подняв глаза на своего проводника, я сняла с запястья коммуникационный браслет, и аккуратно положила его на пол по ту сторону портала. А затем протянула магу руку, и окончательно вышла из вертикального кольца синего света.***
Флайер, звеня турбинами, плавно набирал высоту, удаляясь от старого замка, затерянного где-то в лесах Шотландии. Рик недовольно хмурил брови, раздраженно складывая в гармошку зачем-то прихваченный рекламный буклет этого дурацкого музея. Повод злиться был: после окончания экскурсии их группа вынужденно задержалась на посадочной площадке почти на час, и он уже сильно хотел есть. И кого за это следовало благодарить? Правильно — Райан Хэйс! Эта ненормальная и вечно проблемная девчонка и тут отличилась, — умудрилась мало того, что потеряться в этом замке, так еще и снять и бросить свой комм-браслет! Она специально, что ли, это сделала?! После сорока минут безуспешных поисков, миссис Виндж решила остаться в музее и помочь сотрудникам ее найти, а группу отправили обратно в интернат с временным провожатым. Но обед был безнадежно пропущен. Вот только попадись мне эта дурочка потом!.. Впрочем — и черт с ней, с этой вечной нелюдимой одиночкой. Рик посидел пару минут, повертел головой и, вспомнив, что Райан весь полет что-то смотрела, от нечего делать тоже включил панель инфо-ТВ в спинке переднего кресла. Возникшая на экране миловидная ведущая заканчивала читать выпуск текущих новостей: — …по-прежнему сохраняется крайне напряженная ситуация вокруг земной колонии Мендуар, подвергшейся варварскому нападению силами крупного соединения батарианских рейдеров. Силы ВКС Альянса, по тревоге переброшенные к фактически выжженной пиратами планете, продолжают наращивать свое присутствие в Аттическом Траверсе и Скиллианском пределе. Правительство Альянса Систем направило официальную ноту протеста Батарианской Гегемонии и Совету Цитадели с требованиями… Рик резким движением выключил инфоканал, отвернулся от экрана и зло фыркнул. Батарианцы! Из всех инопланетных рас, с которыми человечество вошло в контакт, эти четырехглазые уроды-работорговцы оказались самыми подлыми и злобными. Даже твердолобые вояки-турианцы на их фоне выглядели куда ближе к людям... И какие еще протесты?! Эти твари, внезапно напав, сожгли человеческую планету и убили кучу мирных колонистов! Надо ответить им тем же! Ну, ничего: до окончания общего курса образования и выпуска из интерната ему осталось всего четыре года, и он не потратит это время зря. А где находятся вербовочные пункты ВКС Альянса, он знает уже сейчас...***
Я шла вперед и едва сдерживалась от желания побежать, не жалея ног, по плавно извивающейся тропке, ведущей вниз. Понестись, обгоняя своего проводника, чтобы поскорее дотронуться руками до всего, ощутить и окончательно убедиться в неоспоримой реальности этого нового мира, что так неожиданно упал мне под ноги, — как по-настоящему волшебный дар. Мира, где есть волшебники, русалки и драконы, и одновременно — магия, достигшая иных звезд и планет. И открывающая для своих избранников пути на все восемь сторон света, по которым мне очень хочется пройти. И еще... Я надеюсь, что отныне мне будут сниться сны.