1:0 в пользу Юры

      Несмотря на достаточную удаленность душевых от ледового поля битвы фигуристов, рев зрителей продолжает тревожить слух даже после того, как Отабек плотно закрывает за собой дверь. Поворачивает хлипкую задвижку - больше способ обозначить, что раздевалка занята, чем действительно серьезная помеха для желающих войти в наполненное влажным воздухом помещение.       Юрий согнулся на скамейке, борясь с тугой шнуровкой левого конька. Волосы, освобожденные от заколок, скрывают его лицо на манер шелковистого занавеса.       – Ну и как тебе? – интересуется он, не поднимая головы и продолжая терзать белоснежный шнурок, никак не желающий поддаваться напору тонких пальцев, слегка подрагивающих от усталости.       – Ты в последний момент поменял порядок прыжков. На тренировке комбинация была другой, – Отабек старается говорить строго, но ему не удается скрыть восхищение - Юрий смог сделать и без того идеальную, технически сложную программу еще невероятнее. Юное дарование пошло на риск, чтобы поразить своего парня.       – Всё так, как я спланировал, – по голосу слышно, что русский фигурист чрезвычайно доволен собой. – Зрители в восторге, судьи в восторге, да и ты, могу поспорить, тоже впечатлён.       Отабек решает оставить его хвастовство без ответа. Подходит и опускается на колени перед Юрием, мягко отталкивает его пальцы и принимается осторожно распускать плетение на коньке. В раздевалке невыносимо парит, а он по-прежнему в костюме, потому что переодеться банально не было времени, и теперь синтетическая ткань неприятно натирает в районе бедер и паха. Распахнутые дверцы узких душевых кабинок призывно манят полутёмным нутром, звук капающей на кафель воды кажется райской музыкой, а шнурок на чертовом коньке никак не распутывается.       – Ты обещал подумать, – негромко напоминает Юрий, слегка поворачивая обутую в конек ногу, чтобы Отабеку было удобнее возиться со шнурком. – Подумал?       Ноги у него необычайно тонкие и в то же время с проработанной мускулатурой. Точеные и гибкие, как и он сам, они притягивают взгляды. На мгновение отвлекшись от своего занятия, Отабек проводит рукой по голени, обтянутой почти прозрачной тканью костюма. Юрий выдыхает чуть громче и умоляюще глядит на него из-под каскада блестящих волос.       – Я не знаю, что должен делать, – признается Отабек, хмурится и отнимает руку, вновь возвращаясь к сражению со шнурком. Отношения никогда не давались ему легко, но то, что происходит между ними, вывело само понятие «сложности» на совершенно новый уровень.       – Если скажешь, что собираешься ждать до моего совершеннолетия - я затолкаю это лезвие тебе в задницу, – зловеще шепчет Юрий, наклонившись. Кончики его волос начинают щекотать Отабеку лоб. – Чего ты боишься? Сесть в тюрьму? Я на тебя заявлять не стану.       – Я боюсь, что потом ты пожалеешь об этом, ясно? – один из шнурков почти рвется, когда Отабек дергает слишком резко, выведенный из себя таким нелепым предположением. – Это единственное, что меня беспокоит.       – Иногда мне кажется, что девственник тут ты, а я ломаю голову, как же развести тебя на секс, – с унылым смешком жалуется Юрий.       – Иногда так кажется и мне.       Шнурок наконец-то сдается. Белый, в цвет костюму, конек летит под скамейку, присоединяясь к своему заскучавшему товарищу. Отабек поднимается с колен.       – Поможешь расстегнуть молнию? – последовав его примеру, Юрий встает и поворачивается к нему спиной, выжидающе поглядывая через плечо. – Я сам не дотянусь, серьезно.       Плисецкий вертит им как хочет, и они оба прекрасно это понимают. Сопротивление Отабека лишь вопрос времени, но Юрий слишком нетерпелив, чтобы просто дождаться, пока у его бойфренда сорвет предохранители.       Костюм прилип к коже почти намертво, и даже после того, как застежка молнии перемещается со спины на поясницу, края ткани не спешат разойтись. Отабеку приходится собственноручно стянуть костюм с бледных угловатых плеч. С остальным Юрий справляется сам – изящно изогнувшись и почти сложившись пополам, он стаскивает с себя костюм и небрежно бросает на стоящую около скамейки спортивную сумку. Белые плавки обтягивают его тело достаточно, чтобы не оставлять простора для воображения. Отвести взгляд сложнее, чем Отабек мог себе представить. Поэтому он отворачивается вовсе, терзая застежку, спрятанную в боковом шве узких брюк.       – Давай помогу, – Юрий подходит к нему сзади, вместо того, чтобы скрыться в одной из душевых кабинок, одним махом справляется с застежкой, которую Отабек едва не вырвал с мясом. – Я всё еще надеюсь, что ты примешь правильное решение, – вкрадчивый шепот отдается мурашками в районе паха. Когда его не удостаивают ответом, Плисецкий обиженно отступает и, схватив торчащее из сумки полотенце, пулей залетает в свободную душевую, демонстративно хлопнув дверцей. Шум воды смешивается с раздраженным бормотанием Юрия, в котором фигурирует мат и имя его бойфренда.       Хладнокровия Отабека хватает лишь на то, чтобы относительно спокойно избавиться от одежды, а после его начинает терзать некстати поднявшая голову совесть. Возможно, стоило вести себя мягче, еще раз попытаться донести свою позицию. Он смотрит на закрытую дверь душевой, ругань за которой стихла, сменившись равнодушным шумом воды. Юрий наверняка всё еще злится, а может, даже обижен…       Вздохнув, он подходит к дверце и стучит, окликая Плисецкого. Тот упрямо молчит в ответ, не подавая никаких признаков жизни. Зная наверняка, что пожалеет об этом, Отабек наудачу толкает дверь кабинки. В его голове мелькает догадка, что щеколда нарочно не была повернута, но мысль эта испаряется, едва он видит поникшую фигуру, застывшую под струями горячей воды. Казенная душевая тесна и незамысловата – кафельный пол со сливным отверстием, рассекатель душа, укрепленный на ответвляющемся от стены металлическом отростке, да пара крючков на обратной стороне дверцы, вне досягаемости водных брызг. На фоне такой скудной обстановки хрупкий силуэт Юрия выглядит особенно беззащитным. У Отабека болезненно щемит в груди.       При его появлении Плисецкий быстро вытирает лицо ладонями и вызывающе кривит губы. Смущение от их наготы выражается порозовевшими щеками и тем, как резко переместился взгляд зеленых глаз с лица Отабека в район его паха, и тут же обратно.       – Всё в порядке?       – Конечно! – Юрий силится выглядеть непринужденно, но его выдает напряжение в плечах и слегка покрасневшие глаза. – Обязательно было вламываться? Вроде свободных кабинок полно.       – Ты что, плакал?       – Ты дебил? Вода в глаза попала! – Плисецкий возмущенно отбрасывает облепившие лоб волосы, смотрит зло и обиженно. – Еще вопросы будут или я могу спокойно помыться?       Отабек недоверчиво вглядывается в его лицо, а Юрий, не выдержав, отводит взгляд. Обхватывает себя руками и бормочет:       – Уходи.       – Прости, ладно? Я просто хочу сделать всё правильно.       – А может, я нравлюсь тебе недостаточно сильно? – Юрий принимается рассматривать покрытую конденсатом бледно-голубую плитку на стене. – Не настолько, чтобы… – он раздосадованно умолкает, не договорив.       – Дай руку, – Отабек подходит ближе и берет неохотно протянутую ему ладонь, прикладывает к своей груди, по которой весело сбегают вниз тонкие нити горячей воды.       Его сердце бьется с такой силой, словно вот-вот разорвется на тысячу клочков. Юрий должен почувствовать это, и он чувствует. Это видно по глазам, которые Плисецкий наконец-то соизволил оторвать от изучения стены.       – Этого достаточно, чтобы ты понял? А если нужны еще доказательства… – он проводит чужой ладонью от своей груди до паха, глубже вдыхая насыщенный паром воздух, когда рука Юрия замирает на его затвердевшем члене. Как у Плисецкого вообще хватило наглости предположить, что Отабек его не хочет? У него же колом стоит просто от того, что они в замкнутом помещении и без одежды.       – Ты пришел подразнить меня? – к его удивлению, Юрий обиженно прикусывает губу и пытается одернуть руку. – А потом снова продинамить? Знаешь, иногда я ни черта тебя не понимаю, Бека! И меня это бесит, – он снова злится, с горечью выплевывает слова. – Я чувствую себя приставучим малолеткой, который выпрашивает ласку, – ему удается вырваться и отступить назад, вслепую налетев спиною на стенку.       – Просто я слишком люблю тебя, чтобы бездумно идти на поводу у своих желаний, – не успев подумать, произносит Отабек, инстинктивно делая шаг вперед.       – Тогда у нас проблемы, потому что я слишком люблю тебя, чтобы сдерживаться еще сраных несколько лет, – сквозь зубы цедит Юрий, шагая навстречу и яростно хмуря брови. Вода стекает по его алеющему лицу и блестит на ресницах, а намокшие волосы живописными завитками спадают на лоб, делая парня похожим на разгневанную речную нимфу.       Неловкая пауза между ними занимает секунд двадцать – столько им обоим требуется, чтобы осознать, что они только что довольно неуклюже признались друг другу в любви. Юрий краснеет еще сильнее и выглядит так, словно хочет сей же миг провалиться сквозь несколько слоев кафеля и бетона.       Прежде чем Отабек успевает нарушить напряженное молчание, снаружи раздается характерный шум – кто-то дергает за ручку дверь раздевалки, запертую на одну лишь ненадежную щеколду. Парни встревожено переглядываются. У Плисецкого вырывается нервный смех, который глушит ладонь Отабека, опустившаяся на его рот.       – Тише, – одними губами шепчет он, косясь на дверцу кабинки, словно через нее можно увидеть, что происходит в раздевалке. Если их застанут в таком виде – у обоих будут неприятности. И сильнее Отабека волнует участь Юры, которому точно влетит по первое число от строгого тренера. Напряжение усиливается в разы, когда где-то там раздается легкий треск и задвижка приходит в негодность. Вслед за этим кто-то входит в раздевалку, оживленно переговариваясь. Сквозь шум воды голоса кажутся знакомыми, но точно определить их обладателей не удается.       От тревожных мыслей его отвлекают обвившие талию руки и прижавшееся к нему влажное тело. Отабек удивленно отнимает ладонь от чужого лица, обнаруживая на губах Юрия едва уловимую улыбку. Тот стреляет глазами в сторону двери, и Отабек без слов понимает – нужно повернуть щеколду. Протягивает руку и осторожно поворачивает крохотный металлический рычаг, обезопасив их хотя бы от вторжения в душевую.       Плисецкий прижимается к нему плотнее, пользуясь теснотой кабинки. Запрокидывает голову, гипнотизируя взглядом, в котором смешиваются желание и легкая робость. Отабек ощущает чужое возбуждение, и сила воли, удерживающая от того, чтобы вдоволь полюбоваться обнаженным телом Юрия, дает сбой.       Гладкая светлая кожа, плоский живот, никакой лишней растительности. Набухший аккуратный член, упирающийся в его бедро. Всё, что раньше было скрыто пестрыми шмотками или чересчур обтягивающими костюмами, подстегивающими фантазию, теперь оказалось перед его глазами и в его власти. От желания прикоснуться к Юрию ладони охватывает зуд.       А тот умоляет одними глазами, машинально слизывая оседающую на губах воду. Накрывает ладонью пах Отабека и тут же, не давая времени на сопротивление, обхватывает пальцами его член, слегка сжимая у основания. Нежно поглаживает шелковистую кожу и отчаянно старается не выглядеть смущенным.       От сочетания этих неумелых движений и риска быть застигнутыми врасплох ведет так, что желания спорить уже не остается. Отабек бесшумно прижимает довольного таким поворотом Юрия к стене и целует его, сминая податливо раскрывшиеся губы. Отталкивает чужую руку, сам обхватывает пальцами одновременно собственный член и горячую плоть Плисецкого. Не отрываясь от его губ, принимается не спеша двигать рукой, размазывая воду и выступившую смазку. Всё происходит слишком быстро и напоминает бесстыдную эротическую фантазию. Вопрос лишь в том, кому из них она могла бы принадлежать.       Захваченный новыми ощущениями, Юрий мелодично стонет, тихо, но от этого у Отабека едва не подкашиваются колени. Прочие звуки перестают существовать, в ушах отдается только дробь льющейся воды и бешеный стук собственного сердца.       Он свободной рукой придерживает Плисецкого за талию, потому что того выгибает оргазмом уже спустя пару минут.       То, что существует за пределами душевой кабинки, перестает иметь значение, когда Юрий, прервав поцелуй и уткнувшись в его плечо, кончает, заливая спермой руку и пульсирующий член Отабека. Цепляется ломкими пальцами за его предплечья, что-то сбивчиво бормочет, мешая русские слова с английскими.       Приходит в себя Юрий быстро и, тяжело упершись ладонью в грудь Отабека, дрочит ему, мило пунцовея скулами, но неотрывно и жадно наблюдая за своей рукой, скользящей по напряженному органу.       Это куда больше, чем один из них может себе позволить, но меньше, чем хотел бы получить второй.       Кончая, Отабек инстинктивно подается вперед, толкаясь в узкую горячую ладонь и сильнее вжимая Юрия в стену. Он слышит своё имя, произнесенное таким восхищенным шепотом на таком восхитительном русском.       Кто бы ни посягал на раздевалку, они давно уже ушли.       Юрий выгоняет его из кабинки, едва позволив смыть с себя результаты их беседы. Отабек натягивает сменную одежду на еще влажное тело, опасаясь, что лишенная замка дверь раздевалки может в любую минуту открыться. Когда Плисецкий выбирается из душевой в одном лишь обернутом вокруг бедер полотенце, Отабек хмурится и уходит в коридор, сторожить. Он просто не может позволить кому-то увидеть то, что предназначено для него одного. Вышедший пятью минутами позже Юрий награждает его насмешливым взглядом. А затем, быстро оглянувшись по сторонам, целует в губы. Самодовольно улыбается, закинув на плечо сумку и натянув капюшон пятнистой толстовки. Безмятежно машет рукой показавшемуся в дальнем конце коридора Якову и бегом устремляется ему навстречу, оставляя своего бойфренда плестись позади. Глядя на удаляющуюся узкую спину Плисецкого, Отабек никак не может отделаться от мысли, что Юрий каким-то образом обвел его вокруг пальца. Когда подросток на бегу оборачивается и по-хулигански показывает ему язык, это лишь укрепляет его подозрения.       «Один - ноль в пользу Юры», – констатирует Отабек, не чувствуя, впрочем, ни малейшей досады от своего поражения.