Усаги не шла – парила над залитым недавним дождем асфальтом. Она не отставала от Мамору, с недетской серьезностью не ныла, что у нее болят ноги, потому что они уже долго идут (и дальше заговорщицки... «а на руки?»), да и едва не махала руками в бодром ритме, как это делают солдаты: настроение у нее было не просто отменным, а самым лучшим на свете, таким, какого раньше не было никогда. Еще бы! Ведь они с Мамору несли в его квартиру их первую совместную елку!
Ну... хорошо, не они. Елку нес, разумеется, Мамору, взгромоздив не столько объемное, сколько достаточно высокое дерево себе на плечо. Усаги семенила рядом с видом Чебурашки и его известной фразой: «Мамо-чан, Мамо-чан... тебе, наверное, тяжело. А давай я возьму елку, а ты меня возьмешь?» На все это Мамору улыбался и с видом галантного джентльмена отказывался: елка доставала Усаги до груди, и ей проще было тащить ее волоком, чем нормально нести на плече.
– Усако, – спокойно ответил Мамору, когда Усаги спросила раз в пятнадцатый, – мне в самом деле не тяжело. Ты посмотри на меня, – Усаги кивнула, – и на елку. Для меня она ничего не весит, поэтому я как-нибудь справлюсь. А вот голод уже нашептывает мне про еду – и здесь мне понадобится чья-то помощь.
Мамору умел готовить, так как был сиротой и долго жил один, но заниматься всем этим не любил: у него была и учеба, и книги, и много всего занимательного, чему стоило уделять куда больше внимания, чем нормальному питанию. В силу этого его кулинарные таланты не ушли дальше простых салатов, отменного передержанного чая (чифиря) и еды на вынос из недорогих ресторанов.
– Хорошо! – радостно объявила Усаги. – Тогда я закажу суши, Мамо-чан!
Впрочем, таланты Усаги в данной области ут
опали не дальше.
Уже в квартире Мамору елка была выгружена сперва на пол, посреди коробок с разноцветными украшениями и гирляндами, а затем – в огромный белый горшок с землей. Мамору, как человек несгибаемый, крепко елку держал, а Усаги аккуратно сгребала вокруг ствола землю, убирая вырытую ямку.
Елка изначально должна была поселиться в центре гостиной Мамору – там как раз было свободное место, но, после того, как тоненькие зеленые веточки заслонили собой телевизор и поставили проблему застолья перед ним острым углом, новую жительницу с общего согласия было решено переселить поближе к окну – там она смотрелась даже красивее, а еще кокетливо выглядывала с края окна – можно было увидеть ее с улицы и понять, что жильцы такой и такой квартиры относятся к грядущему празднику очень серьезно.
– Со всеми этими украшениями мы точно сделаем эту елку самой красивой в Токио! – восторженно разглагольствовала Усаги, перетаскивая коробки на диван. Мамору справлялся быстрее, но и Усаги не сдавалась, полная стремления помочь. – Или во всем мире!
Половину украшений Усаги притащила из своего дома, вместе с кучей гирлянд разных размеров: елку в этом году у них дома было решено не ставить, так что все это осталось бесхозным (да и зачем ее ставить, если семьдесят пять процентов семьи Цукино (мама, папа и брат) уехали в теплые края встречать Сегацу-сана, а оставшиеся проценты были временно вверены представительному и вызывающему доверие жениху?).
– Все же Шинго такой... – бурчала Усаги, вспоминая это. – Вредный. Надо же было, садясь в машину, обязательно меня поддразнить: «А ты, Усаги, оставайся тут одна!» Хотя я вовсе и не одна, я с тобой, Мамо-чан, – Усаги улыбалась, когда Мамору ее обнимал. – Надо будет еще завтра основные вещи собрать: чего мне, и правда, в пустом доме куковать?
На семейном собрании (куда попал Мамору) две недели назад и было решено, что Усаги уже восемнадцать лет, девушка она взрослая и сообразительная, так что Новый год может встретить в квартире своего жениха. Там и поживет неделю до и после праздника – аккурат пока они не вернутся. Усаги такому раскладу несказанно обрадовалась, Мамору обрадовался тоже, хотя свои эмоции выразил чуть более сдержанно: улыбнулся и не стал никому кидаться на шею. Особенно главе семьи Цукино Кенджи. Да и странно бы это смотрелось: «Кенджи-сан, как же я Вас люблю, Вы будете самым лучшим тестем!» А вот Усаги примерно так и сделала – да от нее можно было ожидать.
Еще задолго до этого, как только наступила самая скучная на свете обыденная жизнь (ну да, после двух лет демонов, лезущих из каждой дырки), Усаги занялась одним из важнейших дел, которые поручила себе сама: стала обживать холостяцкую, пустоватую и не очень-то уютную квартиру Мамору. «Мамо-чан, – на первых порах убеждала Усаги жениха, на правах невесты сверкая серебряным колечком, подаренным почти год назад, – теперь твоя жизнь изменится раз и навсегда: ты уже давно не одинок, и твоя квартира имеет право что-то говорить о твоей жизни. А не только то, что ты вчера заехал, а завтра выедешь».
Таким образом, с упорных трудов Усаги две комнаты и кухня в квартире Мамору начали потихоньку преображаться: сначала на стенах появились разноцветные натюрморты самой Усаги и картины, переданные Сецуной от Чибиусы (причем вторые, несмотря на нежелание Усаги это признавать, были лучше первых, пусть и ненамного). Затем на окне поселились розы в небольших горшках – красные, розовые, бордовые, все цветущие, как заведенные, и активно растущие.
На этих нововведениях Усаги, обживаясь, останавливаться не стала: бесцветное серо-голубое постельное белье Мамору постепенно заменили комплекты покрасивее: синий атлас, искусственный шелк с нарисованными Купидонами в подгузниках и с крыльями, изумрудно-зеленый с рисунками листвы, и, как пик творческой мысли, комплект абстрактного стиля с разноцветными квадратами. Мамору не радовался, как ребенок, которому подарили желанную лошадку, но и не препятствовал: Усаги все же старалась выбирать нечто более-менее приемлемое, да и... рано или поздно подобные метаморфозы должны были произойти в его жизни. Сейчас, в Хрустальном дворце, возведение которого Мамору себе все еще не мог представить. Тогда какая разница?
Потому спать Мамору стал красиво.
Закончив прихорашивать гостиную и спальню, Усаги переключилась на последний имеющийся в распоряжении объект – кухню. С гордым видом заявляя: «У тебя раньше, Мамо-чан, один коридор был красивый – за счет вазы с розами, а теперь будет все шикарно», – Усаги в один день притащила кучу разноцветных магнитиков, приютившихся на холодильнике, а после Мамору стал замечать: каждый раз после прихода Усаги у него в шкафу появлялись либо новая красивая кружка, либо тарелка.
Ну, откуда у этого явления росли ноги, догадаться не представлялось сложным.
– А вот этот стеклянный шарик со снежинками – это мне Ами подарила, снежный шар – Мако, – рассказала Усаги, вешая первый шарик на робкую елочку с тоненькими ветвями, вызывающими одни лишь трогательные и нежные мысли, а шар со снегом ставя в центр стола в гостиной Мамору. – Гирлянда со звездочками – это от Минако, потому что она сама вся как звезда и любит подобное людям дарить.
– А от Рей было что-нибудь? – уточнил Мамору, оборачивая елку самой длинной гирляндой с маленькими лампочками.
Усаги с лицом волка из «Ну, погоди» выпутала, вытащила из коробки с дождиком длинный, золотистый, и обернула его вокруг шеи наподобие шарфа.
– Ага, набор декоративных свечей, от которых у меня уже давно ничего не осталось. Рей в подарках принципиальна и не любит дарить то, что будет долго стоять. Она знаешь как говорит, Мамо-чан? – Мамору покачал головой. – «Дарить надо то, что быстро уходит, потому что иначе ты рано или поздно натолкнешься на стену – человеку будет уже нечего дарить, потому что у него стоит целый шкаф твоих подарков. А повторяться – плохо. То ли дело подарки расходуемые...» Точно! – Усаги бросила один из шаров на диван, подбежала к стене, куда сама же и повесила «Лист важных покупок» и схватила ручку. – Надо купить нам декоративные свечи – это красиво. А Рей я подарю свечу ароматическую – пусть учится на своих идеях.
– Давай тогда еще купим кораблик такарабуне, – предложил Мамору, становясь рядом Усаги и ожидая, что она решит. – Так сказать, запустим его в наше светлое будущее, пускай счастье приносит.
– А ты раньше никогда не покупал кораблик такарабуне? – спросила Усаги, сверху вниз на Мамору посмотрев. – Мамо-чан, как же так?
– Да что сказать, – Мамору пожал плечами, – мне раньше было это не нужно: зачем все эти талисманы, все эти обереги, когда ты сирота и живешь один?
Улыбнувшись, Усаги крепко-крепко обняла Мамору, сцепляя пальцы «в замок» у него на спине. Обняла с такой силой, на какую только и была способна, с той любовью и нежностью, какую могла выразить через нехитрое объятие – один из лучших способов передать единение и сильные чувства.
– Зато теперь ты со мной, – прошептала она Мамору в грудь. – И с Чибиусой. Только пускай она празднует этот новый год в Хрустальном Токио с нами будущими, а не как в прошлый раз...
В прошлый раз Чибиуса в самый канун Нового года свалилась Усаги прямо на шею посреди улицы, уже в доме семьи Цукино, наскоро всех загипнотизировав по сложившейся традиции, привлекла на свою сторону все внимание, опустошила праздничный стол, как бездонная бочка, и главное – обыграла саму Усаги в новейшую видео-игру по Сейлор Ви, с улучшенной графикой и наметившимся сюжетом. Подчистую.
– Хорошо. Ей это полезно, – согласился Мамору. – А то кто знает, станем ли мы точь-в-точь такими же, каких нам самим показало наше будущее.
Наобнимавшись вдоволь, они вернулись к украшению первой совместной елки. Трогательная красавица постепенно обряжалась разноцветными шариками – большими и маленькими, переливающимся дождиком, игриво подмигивающими гирляндами, которые своими огоньками придавали веткам и украшениям нечто завораживающее и по-хорошему загадочное.
– Я попрошу Мако испечь нам тортик и моти, – сказала Усаги, когда они, наконец, добрались до заказанных суши: они все были горячими и все уже успели остыть, так много времени и сил ушло на украшение елки и квартиры заодно. – Ты прости меня, Мамо-чан, но я совсем не умею печь моти.
– Я тоже, – Мамору улыбнулся. – Поэтому, так как в преддверии Нового года у всех будут большие каникулы, думаю, мы сможем вместе пойти к Макото и поучиться готовке этого традиционного блюда. Кхм... а то мне и самому как-то неудобно: чем же я хуже в этом тебя, Усако, чтобы не уметь.
– Главное: не говорить Мако заранее, что ты придешь, – хихикнула Усаги, – а то она любит волноваться, если к ней приходит кто-то новый. Ты же раньше никогда не был у Мако дома? – Мамору мотнул головой. – Воот... она разнервничается и к нашему приходу начнет напоминать белое привидение с зелеными глазами: Мако же важно показаться хорошей хозяйкой. Если с порога – она не успеет.
– Ну... если ты считаешь, что так будет лучше.
Усаги нагло увела с тарелки остатки суши, обмакивая в соевый соус. Мамору, правда, не растерялся, приступив к поглощению последнего вида суши из заказанных, – того, который Усаги любила больше всего на свете из суши вообще.
***
– Смотри, Мамо-чан... – радостно попросила Усаги, за шею наклоняя Мамору к банке с водой. – Еловая веточка, которую я оторвала тогда, она... пустила корешки! Ура! Она пустила корешки, она пустила корешки, как здорово!
Три месяца назад, за день до празднования Нового года, Усаги в голову что-то ударило, она отломала от елки веточку и засунула ее в банку с водой, надеясь, что та даст корни. Усаги плевать хотела на то, что веточку тогда придется садить, а также на то, что растить дома елку – как-то... странно? Непрактично? Нелогично, в конце концов?
«Логика – это скучно!» – бодро заявила она тогда.
Все двенадцать недель веточка мучилась в банке и молчала, как будто обиделась на весь свет. Усаги старательно опрыскивала ее какими-то средствами, о которых вычитала в журналах и выспросила мамину знакомую, помешанную на цветах и прорастившую елку самостоятельно, не переставая меняла воду по графику и ничего старалась не выпускать из вида.
До поры до времени веточка продолжала упорно игнорировать весь свет, пока...
– Ура! – еще раз воскликнула Усаги и от счастья кинулась Мамору на шею. – Я загадала, Мамо-чан, что, если у меня эта веточка даст корешки, у нас с тобой всегда-всегда все будет хорошо. Захотела сделать такую поддержку нашему будущему.
– Здорово, Усако, – похвалил Мамору, и вполне искренне при этом. – Я только не знаю, что мы дальше будем с ней делать – теперь-то не выкинешь. Да и... – Усаги хихикнула, Мамору просто улыбнулся. – Эта елка, несомненно, красивая, но скоро ханами – надо бы ее как-то вынести... сомневаюсь, что у кого-то в Японии елка стояла так долго.
– Это ничего, – оценила Усаги. – Главное, что было красиво и всем приносило радость.
***
– Почему?! – бушевала Чибиуса, прыгая вокруг Усаги, любующейся своим платьем, как бешеный заяц. До свадьбы оставалось два дня. – Ответь мне, Усаги, с какого вдруг перепугу в моей комнате во дворце появилась большая, пушистая... елка?!
