Забвение

Когда я рассказала о своих кошмарах, о том, что каждую ночь я борюсь с демонами и другими мифическими тварями, многие из которых мне незнакомы. Что я будто бы Баффи и на моих плечах тяжелый груз ответственности за весь мир. Психотерапевт сказал, что это нормально. Его тонкие губы натянулись как струна в подобии улыбки, и он наклонился в мою сторону, сидя в мягком кресле напротив, располагая острый подбородок на костяшках своих пальцев, сцепленных в замок. Он сказал, что я переживаю трудный период в моей жизни, что мое подсознание таким образом борется с потерей памяти, обретая образы чудовищ. А ответственность, которую я испытываю, - ни что иное как страх перед новой жизнью, перед неизвестностью. Ведь сейчас я сама вольна определить свою дальнейшую судьбу. Сейчас я должна решить, оглядываться вечность назад или же гордо смотреть вперед. Когда я сказала, что кошмары не проходят, но они уже стали привычны. Что я не просыпаюсь с криками по ночам, срывая голос, а затем не бьюсь в истерике в руках Люка. Что я теперь знаю каждое существо, с которым борюсь по ночам в своих сновидениях, и вслух поблагодарила Гугл за это. Психотерапевт недовольно причмокнул и покачал головой, откидываясь на высокую спинку своего кресла. Он сказал, что я противоречу сама себе: на его сеансах утверждаю, что хочу жить дальше, а сама пытаюсь вспомнить то, кем была раньше. Но это тоже нормально. Сказал, что Гугл не поможет мне в этом, что мои сны лишь образы, а суть спрятана в них. И мне нужно решить, хочу ли я отбросить эту вуаль или хочу жить настоящим. Когда я сказала, что стала слишком вспыльчива, что иногда мне не удается остановить накрывающую с головой волну ярости, причину которой мне так и не удается понять. Психиатр ответил, что это нормально, что это обычная реакция при потере памяти. Когда я сказала, что меня пугают многочисленные татуировки на моем теле, что во сне я вижу, как они магическим образом возникают на мне. Психотерапевт ответил, что это нормально. Он задумчиво осматривает меня, а затем произносит, что я слишком много времени трачу на их изучение, и припоминает мне мой поход в исторический институт с рисунками всех моих тату в блокноте. Вспоминает мой рассказ о том, что я несколько часов стояла перед зеркалом, изучая их. Тогда я нервно говорю, что слишком много рассказывала ему на первых сеансах. Психотерапевт заключает, что это нормально. Мне просто необходимо было кому-то это рассказывать, а врачебная тайна – сильный стимул доверять таким как он. Когда я возвращаюсь к тому, что эти татуировки как-то связаны с моими снами, что они слишком странные и имеют отношения к мифологии. Психотерапевт выдвигает новую теорию о том, что возможно раньше я была в какой-то сатанинской секте, и это было неким обрядом посвящения или перехода на следующий уровень чего бы там ни было. И это нормально для подростка. Когда я говорю, что Люк уверенно заявляет, что я никогда не состояла в подобных организациях. Психотерапевт ухмыляется и говорит, что это нормально, когда подростки не рассказывают даже самым близким о таких вещах. Когда я говорю, что отказалась от предложения Люка забить эти странные символы чем-то более привлекательным, решая, что не хочу больше обсуждать мою возможную принадлежность какому-либо культу. Психотерапевт говорит, что это нормально. Это страх забыть ту часть прошлого, которая все еще мне доступна. Тогда я говорю, что сколько бы раз с его уст не слетало «это нормально», моя жизнь никогда уже не станет нормальной. Я больше не появляюсь у психотерапевта. Высокое здание Уэйн-Интерпрайз находится в самом центре Готэма. Я прохожу через крутящиеся двери и попадаю в холл, где мне приветливо улыбается секьюрити, пропуская через турникет в коридор, ведущий в мастерскую Люциуса. Походы сюда стали самым привычным для меня занятием. Каждый день я молча наблюдаю, как руки опекуна собирают какой-либо новый прибор. А когда мастерская пуста, изучаю языки программирования, к которым у меня оказалась склонность. Каждый вечер после недолгой прогулки по центру города я возвращаюсь в Уэйн-Интерпрайз со свежесваренным кофе и вкусной выпечкой. Когда Люциус проявляет недовольство тем, что свое свободное время я трачу на бесполезные посиделки со стариком, я усмехаюсь и уверяю, что он вовсе не старик, а эти посиделки уж точно нельзя назвать бесполезными. Опекун усмехается в ответ, вспоминая, что теперь я разбираюсь почти во всех его устройствах, и даже сама могу их собрать, ничего при этом не взорвав. Мои руки обнимаю Люциуса за шею со спины, а губы оставляют легкий поцелуй на его виске. Этот маленький ритуал означает, что пора оторваться от дел и выпить кофе. Я не люблю дни, когда после обеда назначен сеанс у психотерапевта, потому что провожу слишком мало времени в Уэйн-Интерпрайз. Губы расплываются в искренней улыбке, когда думаю о том, что этих сеансов больше не будет. Жгучее американо прокатывается по моему горлу, и я чувствую привкус добавленного апельсина. - Люциус, время вкуснейшего кофе от Рози! – спиной открываю дверь в просторную мастерскую и с удивлением смотрю на двух молодых людей. Черноволосые парни смеются, устроив шуточный бой позади рабочего стола Люциуса. - Хэй, Эми, - из-за спины раздается голос Люка, заставляя меня вздрогнуть. Сделав пару шагов в мастерскую, понимаю, что эти незнакомцы никто иные, как отпрыски Уэйна. К моему удивлению мой друг прерывает их баловство грубым высказыванием, а затем все втроем они закатываются искренним смехом. - Не знала, что вы близки. – заключаю я, ставя кофе и пакет с выпечкой на стол. - Дик Грейсон, - старший из «Уэйнов» протягивает мне руку, обойдя стол, и мило улыбается, на что я не уверенно трясу его руку в ответ, вызывая смешок из уст Люка. – А это мой брат Тим, он стесняется. Парень в красной кожаной куртке криво улыбается и слегка машет мне рукой. Я лишь киваю в ответ, засмотревшись в его голубые глаза. Уэйн их по цвету глаз что ли выбирал? Мне не удается сдержать сдавленный смешок, и поэтому я надеюсь, что он останется без комментариев. - Как поход к психотерапевту? – этот вопрос от Люка заставляет мои глаза округлиться от шока, вгоняя друга в ступор. - Ты говоришь, что мне надо найти друзей, а затем, когда я с кем-то знакомлюсь, начинаешь диалог именно с этого? Конечно, это же совершенно нормально. – растягиваю последнее слово недовольно уставившись на Фокса. - Прости. – по его выражению лица понимаю, что извинения искренне, волна злости почти сходит на нет, но вдруг до меня доносится тихий смешок, а волна вновь накатывает, накрывая меня с головой. - Думаешь, усыновил популярный толстосум, и тебе дозволено насмехаться над всеми, у кого на счету меньше миллиона? – замечаю, что давно уже хотела выплеснуть негатив наружу. Тим удивленно смотрит на меня, собираясь что-то ответить, но его опережает Люк: - Эми, остынь, ты чего? Одергиваю его руку с плеча и пихаю в грудь, дабы освободить прямой путь к выходу. - С психотерапевтами покончено, Фокс! Все они твердят, что все в моей голове, пытаются дать какие-то советы, направить в какое-то русло, но единственное, что остается в моей голове после их сеансов, единственная фраза – «это нормально»! Но это нихрена не нормально! Я просто забыла 20 лет своей жизни, а начать жить заново не так легко, как твердят все вокруг! – срываюсь на крик, а пелена слез размывает окружающий мир, я лишь успеваю заметить взгляды всех троих, они будто бы боятся, что сейчас произойдет взрыв. – Знаешь, почему я каждый день торчу здесь, Люк? - Боишься, что… - он решает, что это был не риторический вопрос. - Потому что Люциус не смотрит на меня, как на сломанную! Ни разу с его уст не слетали вопросы про сеансы, он никогда не говорил о том, что я любила делать или что мне нравилось! Он пытался узнать меня новую, позволял пробовать все самой! Понимаю, что истерику не остановить, поэтому вылетаю в коридор, затем через турникет, крутящиеся двери, и вдыхаю вечерний воздух Готэма. Всю ночь не могу уснуть из-за разрывающих меня изнутри противоречивых чувств. Ярость и стыд борются в моей голове, не позволяя мне провалиться в свои кошмары. Дверь в комнату приоткрывается, и в проеме я вижу Люциуса. - Могу я зайти? – тихий голос разрезает повисшую тишину, я включаю торшер и сажусь в кровати, давая безмолвное разрешение. Матрас слегка прогибается под телом опекуна. Его глаза, окруженные многочисленными мимическими морщинками, кажется, всматриваются в мою душу, заставляя слезы собраться в уголках моих глаз. Следующие несколько минут я тихо плачу в его плечо. - Ты сильная и справишься со всеми трудностями. – теплая рука гладит меня по голове, а спустя некоторое время я успокаиваюсь и виновато смотрю на опекуна. – У меня для тебя есть кое-что, Эми. Мужчина протягивает мне конверт, который я не заметила раньше. - Что там? – испуг в голосе мне не удается скрыть. - Не переживай, там нет никакого намека на твое прошлое. – тихо произносит Люциус, помня свое обещание не рассказывать мне ничего, пока я сама об это не попрошу. Немного помедлив, я все же разрываю конверт и достаю из него билет до Нью-Йорка и ключи. Не дожидаясь вопросов, опекун решает все пояснить: - Я все думал, как помочь тебе пережить этот непростой момент, Эмили. – он тяжело вздыхает, заправляя прядь моих волос за ухо. – Думал, что тебе поможет работа вместе со мной в мастерской, но ты только больше закрывалась от окружающих. Поэтому я решил, что возможно новый город, другая атмосфера, помогут тебе лучше Уэйн-Интерпрайз. Я поговорил со старым знакомым, у него небольшая ремонтная контора в Бруклине. Для начала поработаешь там, повисишь на телефоне, если, конечно, захочешь переехать. Ох, эти его маленькие приемчики, дающие иллюзию собственного выбора. Но, возможно, он прав, мне нужно сменить обстановку. - Откуда квартира? Или от чего эти ключи? – трясу маленькую связку из трех ключей. - Один от парадной, один от почтового ящика, другой от маленькой квартирки в Бруклине. – будто бы не уловив суть вопроса, пояснят мужчина. - Люциус… - Брюс выплатил мне ей годовые премии на десяток лет вперед, - опекун тихо усмехается, наблюдая над преображением выражение моего лица от удивленного до недовольного. – Я не приму ключи обратно, квартира оформлена на тебя, Эмили Фокс. Характер заставляет меня просидеть несколько минут с обиженным выражением лица, всматриваясь в стену напротив. Затем выражение смягчается, а губы расплываются в улыбке. Кажется, на пару мгновений мне становится легче, как будто был сброшен невидимый балласт.