На счастье

Автобус резко тормозит, двери открываются, и выбитая из рук коробка летит вниз по ступеням, звеня и кувыркаясь. Падает на асфальт и из нее вылетают цветные осколки. — Прости… Тэхен смотрит на парня, смущенно отодвигающегося от него, моргает и соображает, что нужно все-таки выйти, его же остановка. Он приседает возле теперь уже остатков из шести разноцветных больших чашек и вздыхает. Долго он обещал Намджуну, что купит их. Каждый раз обещал, когда они с Юнги и Хосоком приходили и пили чай по очереди, потому что чашка у Тэхена всего одна дома. Ведь и Тэхен тоже всегда один дома. Они пригрозили ему, что на этот новый год припрутся все вместе и, если им некуда будет наливать все, что они принесут, заставят Тэхена идти в магазин прямо ночью. Шутка, конечно, но одна чашка все же мало, тут они правы. Поэтому он и выбрался сегодня из своего уютного убежища за покупками. И ведь почти донес! Парень из автобуса присаживается рядом, непонятно зачем помогает собирать осколки и говорит: — Я даже не успел удержаться, так резко меня на тебя швырнуло. Извини. — Ничего, — Тэхен мягко улыбается. — Надеюсь, это был не подарок? — Нет. Просто у меня дома дефицит посуды. — Я куплю тебе новые. Голос у парня мягкий и теплый, прямо как его пальцы, что касаются тэхеновых, пока собирают разноцветные кусочки керамики. — Не нужно. Ты ведь не виноват. Тэхен смотрит в по-детски наивные глаза и снова улыбается. — У меня третий разряд по тхеквондо, а я не способен удержать равновесие, — хмыкает парень. — Я это сделаю хотя бы в целях личного наказания. Где ты купил их? — В центральном… Парень заталкивает коробку в урну, отряхивает руки и просит: — Дай мне свой мобильник. Тэхен дает, не понимая, как вообще получилось, что он так просто тут болтает с незнакомцем, а тот набирает в его телефоне цифры, звонит сам себе и возвращает телефон. — Я Чонгук. Ты живешь возле этой остановки? Тэхен кивает и запоздало добавляет: — Т… Тэхен. — Я позвоню! И уносится на другую сторону улицы. Тэхен смотрит в цифры на дисплее и повторяет: — Чонгук… Такое сильное, звучное имя. Не то что у него — набор глухих букв. Интересно, фамилия под стать? Тхеквондо, надо же. Тэхену только в страшном сне приснилось бы, что он машет своими тощими ручонками в полном народу зале. От этой мысли передергивает, он ежится и спешит домой. Быстрее в свое укрытие — туда, где тихо и безопасно. Квартира Тэхена встречает Чонгука тихими звуками вальса из глубины комнат и запахом мяты. Смущенный хозяин, судя по его виду, честно не ожидавший, что Чонгук все-таки вернется, вертит в руках телефон и прячет глаза. На нем смешная пижама, до невозможности плюшевая, толстенная и ослепительно белая. На груди изображен Тоторо. На ногах — не менее теплые носки. Чонгук протягивает коробку и не может сдержать улыбку, понимая, что Тэхен заметил, как его рассматривают. — Любишь классику? Неуверенное кивание. Чонгук в своих черных джинсах и кожанке чувствует себя панком, попавшим в обитель бабушки-одуванчика. Тэхен, конечно, на бабушку не похож, но идеальная чистота в квартире и эта его одежда умиляют ужасно. — Ты один живешь? — вопрос вылетел сам по себе — Чонгук не успел подумать, как странно это прозвучит, но ему почему-то захотелось узнать — а может, это мама Тэхена причина всей чистоты? Тэхеновы глаза испуганно косятся, а руки нервно сжимают коробку. Мало того, что он сглупил и назвал свой адрес, так еще не хватало признаться, что он тут совсем один. Нужно было выйти навстречу! Ну и балбес же ты, Ким Тэхен. Уже открыв рот, чтобы что-нибудь соврать, он закрыл его обратно, потому что его гость улыбнулся и сжалился: — Ладно, не говори, если не хочешь. Я правильно купил? Такие же? — Д… да. — Ну хорошо. Тогда я пойду. Тэхену вдруг стало почему-то стыдно. Чонгук ведь честно сделал, что обещал, а он его с порога гонит. Не объяснишь же, что ты затворник и в дом пускаешь только нескольких друзей… — Хочешь… чаю? Чонгук оборачивается, и глаза из-под темной челки будто спрашивают Тэхена: «Уверен?» У Тэхена волосы светлые, почти русые, и на их фоне румянец виден очень даже явно. Конечно же, он не уверен — ляпнул и сам испугался. — Хочу, — говорит Чонгук, — холодно там, на улице. И снимает обувь. Тэхен наклоняется, чтобы достать ему тапки из-под вешалки, и чуть не роняет коробку. Чонгук ловко подцепляет ее за уголок и смеется. — Если снова разобъем, это будет вообще обидно! Какая же светлая у него улыбка — думает Тэхен, чувствуя, как щеки расползаются в ответ. Чонгук идет следом за хозяином квартиры на кухню и осматривается. Кажется, что свет излучает все в ней. Мебель, стены, окна, занавешенные только полупрозрачными белыми шторами в пол — все создаёт атмосферу тепла и покоя. И музыка, тихо разливающаяся из другой комнаты, придаёт всему этому возвышенности и изящества. Тэхен распаковал чашки, вымыл и водрузил на сушилку, поставил чайник на плиту и присел с другого края стола от Чонгука. — Шостакович? Тэхен кивает, немного удивленный. Тхеквондист разбирается в классике, надо же. — Не все спортсмены олухи, — будто прочитав его мысли, улыбается Чонгук. — Я вот петь люблю, на вокал хожу раз в неделю. Тэхен смотрит на него своими глазами-блюдцами, трогательный такой, вертит пальцами зажигалку и не знает, что ответить. — Куришь? — зачем-то спрашивает Чонгук. — Нет. Это Юнги… Это его. — Твой друг? Тэхен кивает, а Чонгук пытается представить, как в этом царстве чистоты и света сидит какой-то Юнги и портит воздух дымом сигарет. Не очень получается. Чайник свистит, Тэхен встает и заваривает напиток в новых чашках. Себе фиолетовую, Чонгуку — красную. Запах мяты усиливается, и теперь его источник понятен. У Тэхена на полке целая коллекция чая, а того, что с мятой — самый большой пакет. В коридоре раздается звонок, Тэхен вздрагивает, подрывается с места и идет открывать. Чонгук уже представляет себе, как представляется такой же милой, как сын, женщине, но слышит в прихожей вполне себе мужские голоса. — Привет, хикка! Не ждал? А вот и мы! — Мы тебе тортик купили! В кухню вваливаются два крашеных блондина, высокий и пониже, застревают у входа и ошарашенно смотрят на Чонгука. Он склоняет голову в приветствии, а высокий спрашивает: — Тэхен, у тебя гости? Спрашивает так, будто это что-то из ряда вон выходящее. Тэхен тихо произносит имя гостя и своих друзей и ставит торт на стол. — Нет, серьезно? Чонгук, да? Как ты это сделал? — Юнги явно крайне удивлен. Чонгук краем глаза видит, как Тэхен краснеет, и спрашивает в ответ: — Сделал что? — Попал сюда-а-а… — страшным шепотом объясняет Намджун, и оба смеются. Чонгук все равно не понимает. — И давно ты знаешь нашего Тэхена? Чонгук смотрит на часы и говорит: — Примерно два часа. — Офигеть! — еще больше удивляются парни. — Тэхен, мы что-то пропустили? — А в чем проблема-то? — спрашивает Гук. — Не-не, никаких проблем! — Намджун как-то хитро улыбается и усаживается за стол. Юнги тоже. — Ты посмотри, и чашки появились! — проводил Юнги взглядом поставленные перед ними синюю и зеленую и косясь на другие две. — Неладно что-то в датском королевстве! — кивает Намджун. — С вами только в разведку ходить, — вздыхает Тэхен и опускается на свой стул. — Просто Чонгук помог мне… выбрать чашки. Он бросил быстрый взгляд через стол и тут же потупился. Две хитрые рожи крутили головами от одного к другому и лыбились. Спустя примерно полчаса они втроем спускались по лестнице тэхенова подъезда, и Юнги, закинув руку Чонгуку на плечо, сказал совсем серьезным голосом: — Я вижу, ты немного озадачен. Понимаешь, Тэхен, он… — Хикка, — вставил Намджун. — Не называй его так! — возмутился Юнги. — Ненавижу это слово! — Пора уже привыкнуть! — Иди в задницу! В общем, Чонгук, если тебе значение этого слова понятно, то и наше удивление тоже теперь понятно. Так? — Так. — Я не представляю, как он подпустил тебя так близко, это ваши дела, да и нам только в радость, но я должен тебя предупредить. Как бы это сказать… — Он в этом мире вообще один, — опять влез Намджун, — не считая нас и еще двоих. Он боится людей и живет затворником уже… — Четыре года, — напомнил Юнги. — А родители? — спросил Гук. И, судя по помрачневшим лицам парней, понял, что ответ не нужен. — Но ведь… — Мой отец — его опекун. — И мы тебе все это рассказываем не потому, что ты милашка, а потому что… — Не вздумай его обидеть. — Вот просто даже не посмей посметь. — Даже словом. Даже намеком. — Иначе… Два тяжелых взгляда в сумраке подъезда уставились на Чонгука. Он кивнул, парни одобрительно похлопали его по плечам и все разошлись по своим делам. Чонгук мерил шагами тротуар и думал. Вот значит как. Понятно теперь, почему все так странно. Эта светлая квартира — убежище от всего мира. Почему же он правда его впустил? Нет, Чонгуку всегда говорили, что внешность у него вызывающая доверие, но тут особый случай. Взять и вот так открыться незнакомцу с улицы? Странно. Хотя, если подумать, будь он на месте Тэхена, тоже поверил бы ему. Почему? Чонгук не знал. Но, вспоминая большие грустные глаза, чувствовал, что ему хочется вернуться еще раз. Что-нибудь сделать для них. Один в мире. Почему он закрылся? Мы все кого-то теряем, но должно было произойти что-то еще, чтобы все так вышло. Что? Не то чтобы Чонгуку очень хотелось знать. Скорее помочь. Поэтому он уже на следующий вечер снова был на пороге квартиры Тэхена. Большие глаза встретили его удивлением. — Чонгук? Ты чего здесь… — Угостишь чаем? Жуть, как холодно! Знакомые тапки, тот же запах мяты, тихий свист чайника. На этот раз тоже красная чашка. — Почему мне именно красная? Тэхен долго молчит, видно, что думает, как сказать, но не решается. — Я для тебя такой, да? Взгляд замирает в его глазах, перестав метаться и будто зацепившись за понимание. Чонгук слегка улыбается и кивает, мол ясно, не парься. А Тэхен парится. Очень. Это чувство, когда кто-то понимает суть твоего поступка и описывает его твоими словами, попадая точно в душу — это очень волнующе. Ну сколько человек из всего населения земли, когда вы дважды нальете им чай в чашку одного цвета, вот так легко свяжут это с тем, что да, Тэхен воспринял его, как красный цвет: красивый, яркий, но все же опасный и пугающий немного. Или вообще придадут этому значение? А ведь так и есть. И Чонгук, так просто уловивший эту ниточку связи, будто нажал на клавишу рояля тэхеновой души. Первый звук, одинокий, как в том самом аниме про лесного музыканта, прозвучавший, как вскрик птицы в тишине, давно не нарушаемой никем. — Я тебе кое-что принес. Чонгук уходит и возвращается из коридора с пакетом, до этого забытым там, достает из него что-то серое и ставит на стол. Банка. В виде Тоторо. Банка для чая в виде Тоторо. И еще одна, поменьше — его маленький синий собрат — сахарница. Внутри Тоторо крупные листы зелени. Мята. Сердце у Тэхена заходится. Он смотрит в чонгуковы глаза и несмело улыбается. — Спасибо, — говорит еле слышно. Из комнаты плывут звуки скрипки, перемежаясь с чувственными клавишными, мелодия такая грустная, что только плакать под нее. Чонгук наблюдает, как его подарки занимают место на столе у плиты, как Тэхен их поворачивает, чтобы красивее, садится и любуется. Смешной. Трогательный и смешной. Тэхен смотрит на Тоторо, на свою пижаму, которая сегодня с синим котом Хэппи, и слышит звук второй ноты в своем заброшенном лесу. Листья испуганно шелестят, очнувшиеся от долгого сна, смотрят на нарушителя покоя и ждут. Нарушитель допивает чай, благодарит и спрашивает, любит ли Тэхен аниме. Тэхен хмурится от глупого вопроса, Чонгук смеется и говорит, что давно не смотрел. В зале у Тэхена так же светло и чисто. Светлый диван, светлая опять же штора и шкафы. Мягкий ковер на полу. Тэхен усаживается на него, перебирает диски и задает вопросы, а Чонгук притворяется незнайкой и предлагает выбрать на свой вкус. Как и ожидалось — Миядзаки. Автор миров, о которых мечтают миллионы потерянных душ. История Хаула пронзительная и трогающая сердце, а девочка, самозабвенно ворвавшаяся в его жизнь и вытащившая его из проклятья, раньше Чонгука просто восхищала - молодец ведь, смогла, справилась! Теперь смотрит на Тэхена, так и сидящего на полу, и завороженно разглядывающего прекрасный и яркий экранный мир - наверное, в тысячный раз - и думает, что тот очень похож на принца бродячего замка. Такой же красивый, странный и… одинокий. На следующий день, когда они снова выбирают, что посмотреть, Чонгук видит белые рубцы поперек запястий, выглянувших из-под рукавов пижамы, и невольно замирает. Тэхен прячет руки и глаза и резко уходит из комнаты. Выждав минут пять, Чонгук аккуратно пробирается следом и выглядывает из-за двери. Тэхен стоит у окна, не шевелясь и обхватив себя руками. Теплые ладони осторожно ложатся на плечи. Губы оставляют легкий поцелуй на макушке и исчезают. Всю ночь Тэхен не сможет уснуть, вспоминая эту секунду до того, как Чонгук тихо ушел. Ничего не сказал, не спросил, просто ушел. Оставив такое волнующее воспоминание. Тэхен видит красную воду, брызги красного на ванне и кафеле, испуганные лица Юнги и Намджуна, сломавших дверь в его квартиру и не давших ему уйти туда же, куда и все, кто его оставил. Скорая, больница, переливание крови и три месяца под наблюдением. Они до сих пор приходят почти каждый день, несмотря на работу и усталость, проверяют и звонят, спрашивают, как у Тэхена дела и что он сегодня ел. Они не захотели уйти, даже когда он их прогонял, остались верными друзьями даже спустя четыре года, даже несмотря на то, что Тэхен больше не был тем, кто шумел и смеялся в компании, кто был затевалой дурацких авантюр и не сидел на месте ни минуты. Он заперся в своей берлоге, выходя только за покупками, рисовал простецкие анимешные игрушки, чтобы зарабатывать на жизнь, и никого, кроме упрямых четверых, не пускал в то место, где раньше у него было все, а остались только пустота и эти белые шрамы. В его спящем лесу давно не слышно было музыки. Но три ноты уже прозвучали. И измученной душе до слез хотелось услышать мелодию целиком. Лишь бы он вернулся. Он вернулся. Снова надел уже привычные тапки, сделал вид, что не заметил рукавов с плотными резинками на пижаме Тэхена, и попросил покормить, отдав пакет с продуктами. Ел, рассказывал, как ошибся на выступлении и чуть не вывихнул себе руку, за что тренер отложил его аттестацию на второй разряд, и теперь ждать еще полгода. Что учитель по вокалу его похвалил, и Чонгук даже записал одно свое исполнение в студии, и Тэхен, если хочет, может его послушать. Тэхен сидел, положив лицо в ладони, слушал его и вспоминал свою прошлую такую же яркую жизнь. Курсы программеров, танцевальная студия, колледж - у них не было ни минуты остановиться и задуматься, они жили свою шумную юность на полной скорости. А теперь ему двадцать два, и на свое совершеннолетие он не выпил ни капли алкоголя. Просто позвонил отцу Намджуна и поблагодарил за опеку и помощь. Теперь он взрослый, все сможет сам. Чимин с Хосоком снова смогли заставить его смеяться где-то полгода назад. С ними же невозможно не улыбнуться, они как два ярких солнца, добрые и сияющие. Оранжевая и желтая чашки — именно для них. Тэхену — фиолетовая, Чонгуку — красная. Он думает о том, что хотел попросить продавца убрать из набора одну чашку тогда, ведь ему нужно всего пять. Сейчас смотрит, как Чонгук пьет чай и думает, что продавец, наверное, прорицатель, ведь он сказал: «Всегда будьте готовы к еще одному гостю». Тэхен не был готов, но ощущение, что все так, как должно быть, все сильнее с каждым приходом Чонгука. Красный цвет символизирует не только опасность. Еще он — цвет сердца. Пришли четверо, шум подняли неимоверный, стали отбирать у Чонгука еду, пока не сообразили, что на плите есть еще, и уже Чонгук отбирал у них, чуть не разбили младшего Тоторо - Тэхен его поймал и вскрикнул так, что все притихли. Пока хозяин бережно ставил сахарницу на место, любовно протирая, Чонгук смотрел на это и даже забыл жевать. Пальцы осторожно стерли налипший сахар, погладили маленькие ушки, и теплая улыбка тронула губы Тэхена. Будто что-то дорогое сердцу чуть не было утрачено, но обошлось. Позже, когда вся компания вываливалась из дверей, чтобы снова оставить Тэхена в его любимой тишине, он вдруг понял, что ему не хочется остаться одному. Они спускались по лестнице, махали ему, а он сжимал дверную ручку, смотрел Чонгуку в глаза, а в его собственных был страх. Не оставляй меня... Без новой ноты в моей пустоте, не оставляй! Мне так нужна эта музыка твоего понимания. Они уходят, Тэхен сползает на пол у двери и плачет. Тихо давится всхлипами, все еще держась за ручку, размазывает слезы по рукаву пижамы, который задрался, и белые шрамы на тонком запястье оголились. Дверь дергается, Тэхен от неожиданности чуть не выпадает на площадку, Чонгук наклоняется, сгребает его в охапку, потом поднимает вверх заплаканное лицо и сдвигает брови. — Не смей. Я здесь, я вернулся, не плачь. Тэхен хватается за его одежду, пытается притянуть, спрятаться на груди, Чонгук прижимает его к себе и с силой сжимает веки. Тэхеновы слезы такие тяжелые, разрывают ему сердце, на это больно смотреть, но теперь он точно знает, что ему не показалось. Огромные эти глаза не соврали, когда умоляли вернуться. Он находит губы своими и целует, забирая соленую боль. Тэхен весь раскрывается, словно бабочка, подается навстречу и отвечает, все еще судорожно всхлипывая. Музыка в заброшенном лесу распахивает кроны деревьев навстречу солнцу силой каждой ноты, клавиши души танцуют под нежными пальцами, и птицы слетаются восторженно слушать песню возрождения. Давно засохшие цветы оживают, наливаются краской, тянутся к теплу, и все их лепестки — красные. Тихими звуками рояля льется жизнь, и мелодия, наконец, обретает свою форму, звучит и переливается, трепещет аккордами. Имя ей — Чонгук. Сильное имя для слабого Тэхена. Пожалуйста, звучи…