Не одна

      Дело было сделано. Рей вступила на этот нелегкий путь. Быть может, ей повезет больше, и она справится.       Сохраняя самообладание, Лея быстро направилась к своим комнатам. Ей приходилось всегда быть сильной. Люди видели в ней лидера, и она не имела права сломаться перед ними. Поэтому и приходилось всегда, несмотря ни на что, упорно двигаться вперёд.       Лея достигла двери и, надавив на ручку сильнее, чем требовалось, быстро зашла. Оказавшись внутри, она выдохнула. Ей так хотелось опуститься на пол и больше не вставать. Какой был смысл во всей этой борьбе? Очередная победа, очередное поражение. И столько горя. Оттолкнувшись, она пошла переодеваться ко сну, и, распуская волосы, тщательно старалась не смотреть в зеркало, чтобы не видеть, как истрепали и поломали её эти годы.       Продвинувшись вглубь комнаты, Лея выключила свет и, наконец, присела на кровать. На двойную кровать, если уж на то пошло, но спать она будет, как и всегда, в одиночку. Он больше не вернется, не в этот раз. Раньше была надежда. Теперь не было ничего.       Комната была погружена во мрак, и Лею это радовало. Она хотела, чтобы темнота поглотила ее, убаюкала в своем коконе. Она была уставшей и очень злой. Почему все они уходят? Может, причина была в ней? Темнота не давала ответов, но кое-кто мог.       — Вейдер, — сердито бросила Лея в темноту. Она знала, что он больше не использовал это имя, но ей так хотелось задеть его. Чтобы ему было так же больно, как и ей. Лишь тихое гудение генератора было ей ответом.       Лея встала, прислонилась спиной к стене, согнула ноги в коленях и позвала снова, на этот раз громче и настойчивее:       — Энакин!       Снова ничего. Выходит, даже он отвернулся от неё. Лея чуть не засмеялась. Она ведь никогда не хотела его видеть. И когда в единственный раз позвала, он не пришёл.       Лея уронила голову на колени, и волосы закрыли её, словно занавес. Они все еще были длинными и густыми, но теперь уже седыми, старыми и изношенными, как и она сама. Лея словно оцепенела, не в силах пошевелиться.       — Отец, — прошептала она в конце концов едва различимым в темноте шёпотом.       Затем она увидела это: свет, поначалу тусклый — лишь небольшое свечение в боковом зрении, через стену волос, скрывавших ее лицо.       — Лея, — тихо произнёс он.       Медленно приподняв голову, она посмотрела на него. Такой молодой. И молодость его казалась чем-то противоестественным, ведь сама она выглядела намного старше, а он всё же был её отцом, сколько она ни пыталась это отрицать. Иллюзия молодости рассеялась, когда она заглянула в его глаза, такие древние и так многое повидавшие. Он смотрел на неё с нежностью и состраданием. Да уж, Вейдер и сострадание — два слова, которые она никогда не смогла бы связать друг с другом. Но ведь это был не Вейдер, не так ли? Люк это утверждал, но Лея никогда не верила в это по-настоящему. При мыслях о Люке у неё укололо в груди. Он также оставил её. Сейчас, когда она больше всего в нём нуждалась.       — Почему? — единственное, что смогла выговорить Лея. Почему они все уходят? Почему Бен пал во тьму? Почему? Почему ты это сделал? Она едва сдерживала слёзы, и ей пришлось использовать всю выдержку политика и повстанца, накопленную за эти годы. Кем же она была теперь? Ей удалось справиться с собой.       Наклонив голову так, что прядь волос упала на лицо, он, как ни странно, выглядел более человеческим после смерти, нежели при жизни.       — Я не знаю, — проговорил Энакин, слегка качая головой.       К её удивлению, он обошел кровать и сел рядом с ней на полу, также опираясь спиной о стену и вытянув ноги. У Леи появилось ощущение, что он не хотел возвышаться над ней и внушать страх. Боялась ли она его? Ей хотелось думать, что нет.       Он терпеливо ждал, пока она заговорит.       — Я попросила его сделать это, я попросила, и теперь он мертв! Из-за меня, из-за того, что я попросила его! — её голос оборвался, и слёзы свободно покатились по лицу.       — Нет, Лея, нет! Он сделал свой выбор. Он сделал это для своего сына. Для вашего сына. Если бы он не отправился туда, то никогда не смог бы себя простить.       Его убежденность заставила её посмотреть на него, возможно, впервые по-настоящему. Лея вспомнила, как он уже являлся ей и как грубо она его прогнала. О, она так сильно его ненавидела! Глядя сейчас в его доброе лицо, она наконец-то видела человека, которым он когда-то был. Человека, не монстра.       — А отцы жертвуют всем ради детей, — прошептала она. Карие глаза встретились с голубыми, и они оба ощутили двойной смысл своих слов.       — Да, — тихо ответил он. Глядя в его глаза, Лея видела Люка. Это принесло ей немного утешения. Она так скучала по брату. В этот момент что-то в ней сломалось. Быть может, Люк был прав насчет отца всё это время. Но признать это, значит, отпустить столько лет боли. Этот самый отец заставил её смотреть, как уничтожают её родной мир. Как можно простить подобное? Люк говорил, что Темная сторона искажает, уродует, портит. И только после произошедшего с Беном она начала это понимать.       — Он потерян для меня, не так ли? — боль в сердце при мыслях о Бене угрожала поглотить ее.       — Я думал, что я был потерян, и не было никакой надежды, никаких оснований даже попробовать. Но вот я здесь, и, если была надежда для меня, есть надежда для кого-либо, — его голос был таким мягким, но это не успокоило её.       — Он убил собственного отца. Ты любил Люка достаточно, чтобы спасти. Но Бен никогда не любил Хана. Да и любит ли он меня? — теперь она почти кричала сквозь слёзы.       — Гнев ведёт к ненависти. Ненависть ведет к страданиям. Слова Йоды. Я не понял их по-настоящему тогда. Я думал, Тёмная сторона дарует мне силу, в которой я нуждался, чтобы спасти свою жену. Когда она просила, умоляла меня остановиться, я не слушал, но я любил её, Лея! Больше, чем кого-либо в жизни. Ты должна это знать. Но в тот момент этого было недостаточно, — его голос сломался, а плечи застыли. Она могла сказать, что он сейчас изо всех сил боролся со слезами. Когда он посмотрел на неё, его глаза блестели.       — В тот момент я был так уверен в своей непобедимости. И я не мог ошибаться сильнее, чем тогда. Страдания пришли после, и я не говорю об изувеченном теле, потому что это было ничто по сравнению с потерей Падме и нашего нерождённого ребенка. Только тогда я понял смысл слов Йоды. Но было слишком поздно, я уже уничтожил всё, что любил. Или я так думал. Поверь мне, Лея, он страдает, даже если не признаёт этого. И быть может, этого будет достаточно, чтобы вернуть его назад. Потому что ему есть куда возвращаться.       — Ты знал? Ты видел, что с ним происходит? — Лее так хотелось наброситься на кого-нибудь. Желательно, на него.       — Я не всеведущий, Лея. Будь я таким, я бы узнал свою дочь, стоящую рядом со мной и терзаемую моими руками, — молвил он печально, глядя свои руки, как бы не совсем веря в это сам. И хотя руки его выглядели весьма по-человечески, она всё вспомнила.       — А что-то бы изменилось, если бы ты знал? — Лея всегда удивлялась одержимости Вейдера Люком. В то время, как о ее существовании он даже не подозревал. Хотя едва ли это обстоятельство её задевало.       — Не думаю, что всё закончилась бы лучше для тебя. Вероятно, хуже. Поэтому я рад, что не знал, даже если причинил тебе боль, — он склонил голову, и одинокая слеза потекла по его щеке. Он сглотнул, словно пытаясь отодвинуть эмоции. Вид его терзаний испарил её гнев, оставив только боль. Вдруг он странно посмотрел на неё:       — Знаешь, я был уверен, что это девочка с тех пор, как прикоснулся в животу твоей матери и почувствовал, как ты пинаешься.       — Почему это? — образ матери промелькнул перед глазами Леи, смутный и неопределённый. Но всё-таки там было что-то. Наверно, любовь?       Он посмотрел на неё с теплой улыбкой, хотя глаза всё еще были полны слёз.       — Просто почувствовал.       — Пиналась слабовато? — язвительно усмехнулась Лея.       Энакин испустил небольшой теплый смешок:       — Ну, ты же не хотела навредить своей маме, — при этом улыбка исчезла с его лица, и он отвернулся от неё в темноту комнаты. Он был совершенно неподвижен, за исключением одной из его рук, нервно теребящей тунику. Она почти могла почувствовать его боль. Или на самом деле чувствовала. Повинуясь импульсу, она потянулась и сжала его руку, утешая или прося утешения, она не была уверена. Он удивленно напрягся от её прикосновения, но быстро оправился и накрыл своей большой и теплой ладонью её пальцы. Возможно, её должно было удивить, каким реальным было прикосновение, потому что лишь легкое покалывание свидетельствовало о призрачности её собеседника.       Глядя на их сложенные руки, Лея заговорила:       — Я думала, что из-за Бена буду ненавидеть тебя сильнее, чем когда-либо. Но возможно, я наконец начинаю всё понимать. Бен никогда не был жестоким. Но сейчас я и не знаю, на что он способен, — Лея почувствовала, что он крепче сжал её руку, поддерживая, и она наконец приняла его. За столько лет это был первый раз, когда она добровольно прикоснулась к нему, к своему отцу. К их с Люком отцу.       — Если бы я знал, что можно что-то можно сделать, чтобы избавить Бена от этой участи, я сделал бы это. Но мы не можем защитить кого-то от них самих. Мы можем лишь надеяться, что они найдут дорогу назад. Не теряй надежду, Лея. Даже если все вокруг тебя потеряют. Даже если это сделает Люк.       Сердце Леи забилось чаще при упоминании брата:       — Ты видел Люка? Ты знаешь, где он?       — Да, но он почти не говорит со мной. Часть его винит меня, и это, пожалуй, справедливо. Но в большей степени он корит себя. Он сломлен, и это разбивает мне сердце.       — Я не виню его, он должен знать! Пожалуйста, скажи ему, — Лея знала, что Люк считает произошедшее своей ошибкой. Неважно, сколько раз она пыталась убедить его в обратном.       — Я передам ему. Он нуждается в новой надежде. Как и ты. И я верю, что с помощью Рей вы обретёте её. Бен вернётся, Лея. Ты только верь.       Вера. Только за неё она могла сейчас цепляться. Она всегда старалась сохранить надежду, жить ради лучшего будущего. Но сколько боли и горя может вынести один человек, прежде чем исцеление станет невозможным? Она так устала, так безумно устала. Но рука отца в её руке придавала ей сил.       Словно почувствовав её измождённость, он отпустил её руку и перешёл в другую часть комнаты.       — Сейчас тебе нужно отдохнуть, но я приду всегда, когда ты позовёшь. И не важно, каким именем ты меня назовешь. Просто дай мне немного времени, — последнее он сказал с улыбкой.       Она вытянулась на кровати, готовясь погрузиться в забвение сна. Может быть, это даст ей столь необходимую передышку от боли. Она почувствовала, как её укрыли одеялом, и тёплая рука нежно погладила её по щеке. Тихо, словно прямо у неё в голове, прозвучал голос Энакина:       — Ты не одна, Лея. Ты никогда не будешь одна.       Тронутая его словами, она, наконец, закрыла глаза. На сердце больше не было так тяжело. Завтра она проснётся и продолжит двигаться вперёд. Всегда двигаться вперёд. Но возможно, она и впрямь не так одинока, как думала сначала.       Энакин посмотрел вниз на спящую Лею, и сердце защемило в груди. Если бы она только знала, как была красива для него. Сейчас так же, как и раньше. Всегда. Для него она была совершенством. Исчезая, он направился мыслями к Люку. Не теряя надежды, что Рей смогла добраться до него, что, возможно, она сможет достучаться и до Бена тоже.