Онлайн Ведьма

      Боги, когда-нибудь я возьму отпуск, уеду в леса, вырою себе землянку и, как медведь, впаду в спячку. Только, боюсь, и там мне не будет покоя.       Меня разбудили телефонные звонки. Настойчивые такие. Кто-то звонил и звонил, явно не понимая, что если человек не берёт трубку в десятый раз, то он занят. В конце концов я просто накрыла телефон подушкой и продолжила спать.       Только поспать мне суждено было недолго. Потому что вскоре начали не просто звонить во входную дверь, а ещё и зло барабанить по ней кулаком, словно от того, попадут они в квартиру или нет, зависела чья-то жизнь.       С горем пополам разлепив глаза и таки взяв телефон в руки, я поняла две вещи: во-первых, спала я не больше двух часов, а во-вторых, баснословное количество непринятых звонков было с незнакомого номера. Моему сонному мозгу никак не удавалось сложить всю картину воедино, а тут ещё и нескончаемая жуткая какофония звуков не давала сосредоточиться на чём-то одном.       Отчаянно чертыхаясь, я всё-таки вылезла из кровати и потопала открывать, готовая устроить если не словесный армагеддон, то маленькую квартирную Помпею.       Нине, которая с опаской выглядывала из Даровой спальни, я махнула рукой, чтобы не отсвечивала. И, наверное, вид у меня был устрашающий, раз уж она быстренько ретировалась.       Однако устроить скандал не получилось: сложно кричать на человека, который покупал тебе в детстве конфеты и отмазывал перед матерью за разного рода шалости. Да, на лестничной клетке стоял наш сосед по этажу дядя Женя. Нервный такой и явно куда-то очень торопящийся.       — Дрия, наконец-то! Я на работу опаздываю, а ты меня подпёрла! Я звоню-звоню, а ты никак трубку не берёшь! Можешь машину отогнать? — обрисовал ситуацию сосед, и вот тогда всё встало на свои места.       После этих слов меня накрыло дичайшим чувством вины, и я, извиняясь чуть ли не на каждом шагу, как была — в пижаме — пошла отгонять машину. А дядя Женя лишь отмахивался, мол, с кем не бывает, и поторапливал.       Родительская квартира находилась в старом районе с огороженными дворами, где было очень мало парковочных мест и очень много деревьев и лавочек. А так как люди тут жили далеко не бедствующие, машины имелись у всех, а у некоторых и по две. Так что с парковкой реально была беда. Хотя мне кажется, что сейчас беда с парковкой практически везде. Но мне повезло — рядом как раз освободилась парочка мест, и я практически без проблем переставила машину.       Делала я всё это под недовольным взглядом местной престарелой ОПГ, которая уже собралась на лавочках у подъездов. А так как знали они меня буквально с рождения и видели в самом непотребном виде, мои короткие пижамные шорты их нисколько не смутили. В отличие от моего мата, которым я тихо сопровождала процесс, когда у меня не получалось развернуться в ограниченном дворовом пространстве — в родительском доме проживали в основном зажиточные бабушки, так что слуховые аппараты у них были качественными, с какими вполне можно шпионить за всем и каждым.       И если сетования бабушек на мои маты меня не сильно волновали, то тот факт, что я отчаянно хотела спать, в результате чего все мои реакции были максимально заторможенными, очень даже мог бы подпортить мне и без того не доброе утро, так как, если бы не крик дяди Жени, я бы въехала жопой в дерево. Как понимаете, не материться в таких случаях просто невозможно.       — Ох, Дриечка, ты же девочка, как так можно! — с грустью, словно я разбила её светлые представления обо мне, воскликнула Настасья Михална, свекровь дяди Жени, когда я возвращалась к дому.       «Это вы ещё Нину вчера не видели!» — хотелось воскликнуть мне, но, послав ОПГ измученную улыбку, я поспешила в квартиру. Ругаться с бабулечками мне совесть не позволяла.       Зато вот с Ниной после вчерашнего позволяла! Ещё как позволяла!       Поднимаясь по ступеням подъезда, который вполне можно было назвать парадной, настолько ухоженным он был, я мысленно составляла гневную речь, которую планировала выдать стажёрке. Вчера смысла ругаться с ней не было — пьяная она даже не поняла бы, что конкретно не так. А раз уж сегодня она протрезвела, а я — зла, как чёрт, то почему бы и нет. Можно даже пару оплеух отвесить, отыгрываясь за испорченные нервы.       Примерно так утешала я себя, поднимаясь по лестнице на пятый этаж, так как лифтов в доме не имелось.       Наверное, у Нины сработала чисто женская чуйка, потому что, стоило мне открыть дверь, как я столкнулась с ней. В щедро дарованной ей футболке она выглядела маленькой и даже хрупкой. И всё ещё похожей на жертву насилия с этим своим грустным взглядом, поцарапанным лицом и без капли макияжа.       Такая совершенно обычная девчонка, а не «статусная подружка миллионера», как я её периодически называла.       — Александра Петровна, мне так стыдно! — с порога принялась извиняться она. Но я даже слушать не стала, а то накричала бы.       Самым разумным действием с моей стороны было пойти на кухню к кофемашине. И как же мне захотелось вздёрнуть брата на виселице, когда я поняла, что все капсулы закончились. Нет, ну что за утро! Громко хлопая дверцами шкафчиков, дёргая ящики и бурча, как ведьма над котлом, ну, или как престарелая бабка — тут уж кому что нравится, я таки нашла не начатую пачку молотого кофе и турку, а ещё пять бомж-пакетов.       Всё это время Нина следовала за мной и всё ещё пыталась извиниться. Держа в одной руке чайник, а в другой — турку, я обернулась к ней и настоятельно попросила:       — Нина, пожалуйста, молчи, пока я не поем. — И весомо так добавила: – А то прокляну.       Испуганный взгляд стажёрки, появившийся после этих слов, останется в моей памяти на века.       — А вы можете? — пискнула Нина.       — По сравнению с приворотом это полная ерунда. А я всё же дочь своей матери, — не то чтобы соврала я, но и правды не сказала.       Похоже, я была ну очень убедительной, потому что пока я варила кофе на светлой кухне со слегка устаревшим ремонтом, Нина сидела за небольшим круглым столом, прижав колени к груди и помалкивала.       Квартира, в которой прошло всё моё детство, была далеко не маленькой, купленной папой в ипотеку, когда мама была беременна Даром. Четырёхкомнатная, со светлой и просторной кухней, в которой свободно могла собраться большая семья, и целой гардеробной, которую давным-давно переделали в мамин кабинет, где она принимала клиентов. Именно такой была эта квартира.       В историях для «Блокнета» я пыталась придать героине-ведьме объёма, сделать её деятельность более масштабной, однако на деле первых своих клиентов Ведьма принимала в маленькой клетушке без окон два на два метра, где помещались разве что стол, парочка табуреток и небольшой шкафчик подо всякие нужды. Это сейчас у Марфы Васильевны огромный эпатажный кабинет и сотни клиентов по всей стране, а тогда, в самом начале, ни о каком объёме и масштабе и речи быть не могло.       На самом деле, если так разобраться, нормальных клиентов к маме приходило всё-таки больше. Чаще всего это были отчаявшиеся люди, которые зашли в тупик и решили пойти к ведьме, как к последнему человеку, который может им помочь: люди с домами, в которых завелись сущности; проклятые люди; люди, на которых навели порчу. В общем, люди в настоящей беде.       И лишь единицы были такими, как Юля, которым нужно было срочно наколдовать грудь и отвадить клиентов, которым она не по вкусу. Приходили и те, кто нёс в себе злой умысел. Таких мама всегда чихвостила так, как никогда не ругала нас с Даром. И Нина со своим практически безобидным приворотом в этой череде людей была не так уж и плоха, на самом деле.       Будь у меня такая возможность, я бы в тот момент села с ноутом и чашечкой кофе на подоконник и сразу начала бы строчить новый рассказ о злобной сестрице, которую ведьма веником выгоняла из квартиры, и привороте. На деле эта история даже пугающая, но, если правильно подать, получится даже весело.       Однако обстоятельства складывались таким образом, что у меня банально не было то времени, то возможности, то ментальных сил, чтобы писать. А голова уже начинала понемногу пухнуть от нереализованных идей. И это сильно подбешивало.       Я была как раз из тех людей, которым нужно было писать, чтобы хоть немного разгрузить мозг. В детстве все выливалось в дневники, о которых я потом спокойненько забывала, но в которые я скидывала все свои мысли и идеи вкупе с обидами.       Мама как-то раз нашла один из таких дневников, где я писала о том, как обижена на неё, и размышляла, почему у меня не может быть нормальной и ласковой мамы. Тогда мы, пожалуй, в первый раз поругались. Не то чтобы масштабно, мы довольно быстро отошли, но тогда Марфа Васильевна впервые назвала меня неблагодарной.       Сейчас-то я понимаю, что детям свойственно чрезмерно реагировать на некоторые вещи: мол, если мама не купила куклу, но купила брату тетради в школу, значит, она тебя не любит. Ко всему приходишь со временем и ошибки свои тоже осознаешь не сразу. Однако я навсегда запомнила, как рвала несчастный дневник и рыдала, обещая сама себе, что больше никогда не буду ничего писать.       Но обещание провалилось с треском — я просто физически не могла не писать. Однако писать о себе больше не хотелось, а дневники стали маленькими рассказами: сначала абсурдной вариацией на тему сказок, затем фанфиками по школьной программе, а, когда начали шалить гормоны, я ударилась в ту самую псевдо-романтику. Вот только показывать маме свои рассказы я не хотела, опасаясь её реакции. Как боюсь её и сейчас: услышать осуждение из уст постороннего человека не так страшно, как напороться на непонимание кого-то близкого.       Я настолько задумалась, что буквально подпрыгнула, когда Нина вдруг закричала:       — У вас кофе убегает!       Пена не просто пошла через край, а буквально залила плиту. Я спешно выключила газ, думая о том, что в последнее время от меня убегает не только кофе, но и сон. Нет, я буквально нахожусь в каких-то абьюзивных отношениях с жизнью. И с этим нужно срочно что-то решать! Идея о личной землянке с вайфаем казалась мне как никогда прекрасной. Вот только если я заделаюсь отшельником, где мне брать деньги на существование?       Разлив остатки кофе по кружкам и залив кипятком лапшу, я села за стол. Стажёрка таким тоскливым взглядом смотрела на то, как я ем, что в какой-то момент до меня допёрло и, махнув рукой, я сказала:       — Тарелки над раковиной. Чайник ещё горячий, — и продолжила есть.       В целом, я человек гостеприимный, правда гости у меня бывают редко, так что я как-то забыла предложить Нине не самую полезную пищу богов. Хоть кофе ей поставила — уже хорошо.       — Спасибо, — неуверенно произнесла Нина, улыбаясь лишь уголками губ, будто опасаясь того, как я могу отреагировать на её улыбку.       Пока стажёрка хозяйничала на кухне, я доела заваренный супчик и взялась за сухой. Доза глутамата натрия немного притупила чувство негодования. Когда Нина вернулась к столу, двумя руками держа горячую тарелку, я тяжело вздохнула и произнесла:       — Ладно, Яйцева. Предлагаю забыть прошлую ночь, как страшный сон. Я помалкиваю о твоей любви к Мочалину, сталкерских наклонностях и неудачных попытках приворота. А ты держишь язык за зубами по поводу моих занятий на стороне и забываешь дорогу к маминому дому, — понимая, что мои слова в некотором роде звучат, как угроза, я решила немного их сгладить: — Мне кажется, это будет честно.       — Да я и не против, — пожала плечами Нина. — Просто не понимаю, почему вы так шифруетесь? То, что вы делаете, это же удивительно! Я даже сочинения в школе с трудом писала, всегда с интернета списывая, поэтому для меня авторы — прямо как небожители какие-то!       — Нин, — я сделала большой глоток крепкого кофе, — я не шифруюсь. Просто не хочу выносить свои увлечения на всеобщее обозрение.       Да уж… слова прозвучали как-то странно, особенно в моем исполнении. От них так и воняло двойными стандартами. Для людей с «Блокнета» Удачливая Ведьма была лишь образом — ведьмочкой в стиле поп-арт с классными и забавными рассказами, — а не живым человеком. И я не горела желанием раскрывать свою личность. Каким бы странным это ни казалось, но я никогда не любила лезть в биографию авторов, ведь для меня всегда на первом месте стояла история, а не то, кто её написал.       Хотя я прекрасно понимаю людей, которые вгрызаются в биографию автора и пытаются понять, какие моменты из его жизни получили продолжение в его книгах. Так, к примеру, меня занесло в один книжный клуб, где ребята по выходным собирались и обсуждали книги. И я умудрилась поругаться, чуть не подравшись, на тему книг Джека Лондона.       Я никогда не любила тему самоубийства в литературе. Да, мне нравится иногда покушать стёклышка, но в то же время всегда хочется получить чувство веры в лучшее. А книги Лондона этого, по понятным причинам, не дают.       Вот я и сцепилась с парнем, пытаясь ему объяснить, что книга о саморазвитии и личностном росте, имеющая в себе подвязку к разочарованию в жизни, не должна заканчиваться последним заплывом в море. Он же, говоря о личности автора и его судьбе, пытался объяснить мне, что другого финала не могло и быть.       Именно поэтому, зная, что такие люди часто встречаются, на данном этапе своей жизни я не хотела публичности, чтобы кто-то пытался анализировать меня, оправдывая поступки героев личностью автора.       Примерно это я и попыталась объяснить Нине, стараясь не привязывать сюда маму, потому что Марфа Васильевна была лишь составной частью причины, а не её основой.       А Нина кивала и, кажется, понимала.       — Да… Фимочка тоже говорил что-то подобное.       — Он писатель? — удивилась я, потому что ничего подобного из вчерашних слезливых историй Нины не помнила. Во всем, что вчера рассказывала Нина, вообще было мало смысла и логики, потому что её пьяный мозг постоянно прыгал с темы на тему: то она пела дифирамбы его рукам, то рассказывала, что он живёт в лесу — и всё это в одном предложении.       — Нет, — Нина нервно хохотнула, накручивая на вилку лапшички. — Он скорее художник.       — А-а-а, — протянула я. — Так это не новость.       Нина неуверенно улыбнулась, а щёки её запылали.       — Он рисует комиксы…       — Вау! Молодец! — поддержала я, не понимая причины странного тона стажёрки.       — Эротического содержания, — продолжила Нина, и в этот момент у меня мозг завис.       Вот не вязался в моем представление тихий Фимочка, как назвала его Нина, с образом художника хентая. Благо, я хоть кофе не пила в этот момент, а то подавилась бы.       — Так, Нина. А вот с этого момента давай по порядку всё рассказывай. И, я тебя прошу, добавь в свой рассказ чуть больше структуры, пожалуйста.       Нина вздохнула и принялась говорить, честно пытаясь быть максимально последовательной.

***

      В день, когда я стала причиной разбитого носа Серёжи, Нина, окончательно отчаявшись, заделалась сталкером и решила, так сказать, брать быка за рога.       Стажёрка, прекрасно понимая, что её могут послать, всё же решилась подкараулить Фимочку после работы и поговорить с ним по душам, раз уж намёков и томных взглядов парень не понимал.       В этом плане я была солидарна с Серафимом: если бы Псих бросал на меня какие-то взгляды, а не сказал о своей симпатии в лоб, до меня могло бы и не дойти, что он во мне заинтересован. И это с учётом того, что в моем роду есть ведьмы, что как бы подразумевает, что я должна быть сообразительной в таких вопросах благодаря наличию чуйки.       Так что мне было даже жаль парня, который, скорее всего, просто не понимал, что от него надо эффектной блондинке. В этом плане решение Нины всё же поговорить с человеком и обозначить свою позицию, возможно, было верным. И всё бы ничего, если бы не череда событий, последовавших после принятия этого решения.       В тот день Нина после работы караулила Серафима у главного входа Агентства. Она планировала как бы невзначай столкнуться с ним, мол, да я просто стою курю никого не трогаю. Такая вот была бы своеобразная инсценировка первой встречи. Однако Серафим в тот день неожиданно задерживался, поэтому стоять Нине пришлось долго. На неё уже даже начинали коситься другие сотрудники здания, а потому через какое-то время девушка спряталась за клумбой, играя в шпионку, чтобы не привлекать лишнего внимания.       Когда Мочалин таки вышел с работы, на ходу вставляя наушники в уши, то Нины, конечно же, не заметил и со спокойным сердцем пошёл к автобусной остановке. В этот момент Яйцевой следовало смириться с неудачей и отправиться домой, но Нина была не таким человеком, чтобы бросать начатое на полпути. Поэтому она решила так же случайно столкнуться с предметом воздыхания на остановке, разыграв сценку «О, вы тоже едете домой? Как хорошо, что нам по пути!».       Но Вселенная, похоже, была против подобных спектаклей.       Мало того, что у Мочалина был достаточно широкий шаг и Яйцева банально не поспевала за ним на каблуках, так ещё и автобус его уже стоял на остановке, из-за чего парень побежал, чтобы не ждать другой. Нина, естественно, бежать не могла, да ещё и ногу чуть не подвернула, пытаясь угнаться за Серафимом.       Это мог бы быть потрясающий финал истории про никудышную сталкершу, если бы не такси, остановившееся рядом, чтобы высадить пассажирку.       Нина, прижимая сумочку к груди, пулей побежала — ну, как могла — к белой машине и без приглашения заскочила на пассажирское сиденье.       — Поезжайте за автобусом! — приказала стажёрка офигевшему водителю.       Но тот не спешил ехать.       — И вам добрый день, девушка. У меня вообще-то другие заказы на очереди — вызовите себе новое такси!       — Послушайте, я вам по тройному тарифу заплачу, только, пожалуйста, поезжайте! — взмолилась Нина, хлопая своими длиннющими ресницами.       Не знаю, что сработало в тот момент — финансовый мотиватор, томный взгляд красивой девушки или их совокупность, — но водитель поехал.       А у меня назрел вопрос к Вселенной: она их сводит или всё-таки разводит? Потому что я уже запуталась. Вслух я, конечно, озвучивать это не стала. Лишь сидела пила кофе и чувствовала себя так, словно мне рассказывают сюжет блокбастера. Не хватает только спецэффектов и звукового сопровождения.       Хотя нет, звуковое сопровождение в Нининой истории всё же было: у водителя сломалась магнитола, из-за чего на повторе играла одна и та же песня — «Маршрутка» IOWA. Да-да, та самая, где «это не шутки, мы встретились в маршрутке». Я таки подавилась, одновременно с этим откровенно заходясь ржачем.       — Александра Петровна! Это не смешно! Дальше всё стало ещё хуже!       Я поражённо уставилась на стажёрку и буквально взмолилась:       — Нина, прошу тебя, продолжай!       И Нина выполнила мою просьбу.       Итак, прекрасная принцесса на белом коне с вычурным названием «Kia Rio» преследовала принца по всему городу: машина останавливалась на каждой остановке вслед за автобусом, и Нина зорко смотрела за всеми входящими и выходящими людьми. Моя больная фантазия дорисовывала ей бинокль и рацию. «Приём-приём! Объект ещё в буханке!»       Принц, решив, видимо, испытать горе-шпионку, не выходил до самой конечной.       Наверное, сейчас самый подходящий момент, чтобы объяснить, что именно имела в виду Нина, говоря, что Фимочка живёт в лесу. Нет, он не лесник и не грибник. И даже не бомж. Просто с одной стороны наш город действительно выходил в лес. Старый такой сосновый лес. Если посмотреть по карте, то можно увидеть, как тот полумесяцем охватывает весь город. И если на нижней точке находилось Подгорное, то на верхней — огромный комплекс областной больницы, которая действительно находилась в лесу. Именно там я, кстати, и лежала после дедушкиных экспериментов по самогоноварению. Комплекс больницы был настолько масштабным, что включал в себя и перинатальный центр, и несколько хирургических отделений, и детское крыло, и морг, и огромные парковые зоны. В общем, целый город внутри города.       Так что, когда Нина назвала конечную остановку, на которой вышел Серафим, я примерно поняла, о чём пойдёт речь.       Ну, и так как находившийся за больничным корпусом ЖК, в котором на самом деле жил Мочалин, был достаточно новым, к нему ещё не пустили автобусы, потому Фимочка и вышел у больницы, отправившись домой через лес.       А Нина, расплатившись с таксистом и подождав, пока Мочалин немного скроется в ночном лесу, пошла за ним.       Будь я на месте Яйцевой, ноги моей в лесу ночью не было бы. Но Ниночка то ли бесстрашная, то ли глупая, потому что она уверенным шагом отправилась за Серафимом, который, к тому же, шёл не через парковую зону, а прямо через лес, где дорожек и фонарей не было. Нине пришлось освещать себе дорогу телефоном, чтобы не поломать ноги. Хотя сомневаюсь, что это вообще было возможно с учётом всё тех же шпилек стажёрки.       Где-то в этот момент у меня закралось подозрение, что Мочалин заметил Нину: как по мне, сложно не заметить, когда кто-то идёт сзади тебя по тёмному лесу и освещает себе дорогу фонариком на телефоне.       — Вы уже, наверное, поняли, что в итоге я умудрилась потеряться? — спросила Нина, когда я пошла варить себе ещё кофе.       — Да, Нин, поняла, — улыбаясь, ответила я. Нет, это уже не блокбастер, это почти фильм ужасов.       — Блуждала я по лесу долго…       — Неудивительно.       — Сначала я наткнулась на цыган, которые рубили какие-то брёвна.       Я обернулась, пытаясь переварить услышанное.       — Подожди-ка, — попросила я. — Ночью? Цыгане ночью рубили брёвна в лесу?       — У них были фонари, — пояснила Нина с интонацией абсолютной уверенности.       — А-а-а, ну это, конечно же, всё объясняет! — фыркнула я.       — Александра Петровна, ну а кто ещё это мог быть? Там стояли женщины в длинных юбках. В руках — топоры, а на фоне слышно, как что-то падает на землю с глухим стуком. Цыганки рубили брёвна, очевидно. Ну и я же не совсем ку-ку, чтобы к ним идти? — возмутилась Нина. — Поэтому я развернулась и потопала в неизвестном направлении. К тому же, на телефоне тогда процентов пять оставалось, а без фонарика я сразу бы все туфли запачкала!       — Критическая ситуация, — кивнула я.       — А я о чём! Благо, я заметила какие-то здания впереди и направилась к ним. Я просто подумала, что там должны быть какие-нибудь более надёжные, чем те, что были в лесу, люди. Может, они бы мне и такси помогли вызвать.       — И? — спросила я, делая руками знак, что требую продолжения. Оно было нужно мне, как воздух.       — Что «и»? — воскликнула Нина. — Я вышла к моргу! Не куда-нибудь, а к моргу! Где санитары разгружали какие-то мешки!       У Нины то ли от возмущения, то ли от пережитого страха аж голос сорвался. А я буквально захлёбывалась от смеха. Прости, Яйцева, но по этому мотиву будет написан рассказ!       — И что, ты пошла в морг? — спросила я, мысленно рисуя себе офигевших санитаров.       — Нет! Меня Мочалин отловил! — как на духу выпалила Нина. — Можешь себе это представить? Стою я посреди леса, передо мной весело перемигиваются окна морга, и тут меня хватает за руку какой-то мужик и спрашивает, что я, чёрт возьми, тут делаю!       — Насколько громко ты завизжала? По десятибалльной шкале.       — На сто! Ещё и сумкой ударила по голове!       — А санитары вас услышали?       — Конечно, — Нина уже тоже смеялась. — Даже мешки свои пороняли.       Я просто представила санитаров, от страха роняющих трупы, на фоне морга, и Нину, дубасящую предмет своего воздыхания сумкой. В этот момент моя жизнь показалась мне вполне себе обычной.       Вот только потом я вспомнила события последних двух недель, и в голову пришла идея о кликухе для нас с Ниной. Лаконичная такая аббревиатура в духе ЧИЖа, которую я поспешила озвучить:       — ББ — Бедовые Бабы.       Ниночка непонимающе уставилась на меня, а затем всё же уточнила:       — Это вы к чему, Александра Петровна?       — Это мы с тобой, — пояснила я. — Знаешь, такой своеобразный аналог ЛП, только ББ.       — Что есть, то есть, — хохотнула в итоге Нина, расслабившись. — Мне продолжать свой рассказ?       — Конечно! — махнула я рукой, разливая кофе по кружкам.       Вот так вот слушаешь людей и понимаешь, что у всех в жизни есть цирковая программа, и ты далеко не единственная суперзвезда — или скорее клоунесса — на арене.       И вот теперь начинается новый стратегически важный кусок истории.       До Нины не сразу дошло, что она мутузит парня своей мечты, а санитары подумали, что на бедную девушку напали. Поэтому они, конечно же, побежали спасать красивую женщину из лап извращенца. Герои, не иначе.       Вот только когда эти герои оттащили Фимочку от Ниночки и были уже готовы прописать ему несколько кулачных препаратов, Яйцева распознала свою жертву и выпалила:       — Не трожьте моего парня!       Нина, судя по её словам, в тот момент готова была сама броситься на санитаров, если бы те не отпустили Мочалина сразу же.       Однако мужчины застыли, как истуканы, переводя взгляд с Нины на парня, которого от массовых побоев и ноги-то уже не держали.       С большими, как у оленёнка, глазами, в рубашечке, застёгнутой на все пуговички, и с рабочей сумкой, валявшейся неподалёку, Серафим рухнул на землю. На щеке его уже наливался синяк, а волосы были всклокочены, как у домовёнка Кузи, не иначе.       Один из санитаров — тот, что помельче и постарше — громко выругался и выдал что-то, ближайшим эквивалентом к которому будет «дурная женщина», и пошёл обратно к моргу. А санитар помоложе, вежливо попрощавшись, засеменил за ним, то и дело оборачиваясь, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Нина нагнулась к Серафиму и помогла ему подняться.       — Фимочка, мне так жаль, — старательно улыбалась она, хотя на деле ей хотелось сквозь землю провалиться, утянув санитаров с собой, чтобы о её позоре больше никто не знал.       — Я-я-яйцева! — воскликнул Мочалин. — Вы-ызывай такс-си и пиз… — парень сделал глубокий вдох, — поезжай домой!       Сконфуженно улыбаясь, стажёрка достала телефон.       — Я бы с радостью, Фимочка, но у меня телефон разряжен, — девушка помахала своим новеньким айфоном, на экране которого перемигивалась несчастная единица — ещё чуть-чуть, и смартфон отключится окончательно.       — Я тебе вызову, — произнёс Серафим, сделав глубокий вдох.       Нине этот план не понравился, поэтому она решила, что хуже уже не будет и, раз позоришься, бери от ситуации по максимуму. В данном случае девушка надеялась хотя бы узнать, где её парень мечты живёт. А потому, недолго думая, она выпалила:       — Я в туалет хочу. Очень.       Мочалин колебался. Он явно не хотел тащить ходячую катастрофу к себе домой. Но мы же помним, что он джентльмен по натуре, так что, сделав несколько очередных глубоких вдохов, он всё же сказал:       — Пошли, Яйцева.       И Нина пошла.       Как оказалось, Мочалин снимал небольшую однушку с новым светлым ремонтом. Квартира стоила недорого, так как была сильно удалена от города. Но Фимочке это даже нравилось.       Забегая вперёд, я всё же дам небольшую характеристику жизни Мочалина: он оказался мальчиком из очень бедной семьи. Его родители всю жизнь прожили в деревне. До поры до времени мама, единственный фельдшер на три деревни, Фимочку чрезмерно опекала, ну а папа — сварщик-автомеханик — не отсвечивал, всё время пропадая в гараже.       И вот, когда Фимочка после школы таки поступил на бюджет в наш местный государственный институт искусств, мамочка, привыкшая контролировать его во всем, очень не хотела отпускать сына. Как же бедный Серафим выживет в большом городе? Кто его будет кормить? А кто постирает вещи? Да и вообще кому такое образование нужно, художник-иллюстратор — это вообще что за профессия такая? Но Серафим, которому хотелось вырваться из деревни, их каким-то образом убедил, и его всё-таки отпустили.       Однако родители помогать Мочалину не могли от слова совсем, поэтому жил он в общаге, где не знаешь, что хуже — тараканы или буйные соседи. Первое время он жил на стипендию, которой практически ни на что не хватало, ведь те же краски, которые требовали преподаватели, стоили отнюдь не дёшево. Так что вскоре Фимочка начал искать работу, да такую, чтобы не отнимала много времени. Тогда-то он и попал в Агентство на должность внештатного художника, рисуя чуть по чуть и прокачивая навык digital-рисунка.       После того, как он закончил университет и бесплатная общага ему больше не полагалась, Фиме пришлось перебраться на съёмную квартиру. Благо, тогда он уже работал на полноценной ставке и мог позволить себе снять жилье.       Именно в это жилье он и привёл Нину. Вот только, прежде чем запустить её в квартиру, парень забежал вовнутрь и закрыл спальню, чем немало разжёг Нинин интерес.       Та, разувшись в маленьком коридорчике и пройдя в объединённую ванную с туалетом, включила воду для подтверждения легенды, закрыла унитаз крышкой и села думать. Ей нужно было хоть каким-нибудь способом задержаться в этой квартире и поговорить с Серафимом. Но она пребывала в такой растерянности из-за произошедших событий, что никак не могла собраться с мыслями и придумать, как начать диалог. Парень же явно испугается, если она в лоб скажет, что любит его.       К сожалению, сидеть долго в туалете у Нины не получилось — минут через пятнадцать Мочалин постучал со словами:       — Нина, ты там в порядке?       «Нет», — подумала девушка, а вслух ласково ответила:       — Конечно. Я уже выхожу! — и нажала на кнопку унитаза, чтобы легенда была достоверной, а потом ещё и руки якобы помыла. Когда Нина смотрела на мокрое полотенце, её вдруг осенило и в голове родился план. Банальный, но действенный.       Она вышла из ванной, улыбаясь, как женщина, которая понимает, что всё давно летит в тартарары, но пытается делать вид, что она сказочная фея. Лёгкая и воздушная. Не женщина, а праздник.       — Фимочка, — в голосе было столько придыхания, что, будь Мочалин стеклом, давно запотел бы, — может, выпьем чаю, пока ждём такси?       — Ладно, — легко согласился тот, ещё не понимая, что его ждёт.       — И можно я немного заряжу телефон?       — Конечно, роз-зетка на кухне.       Нина достала из сумки зарядку. Вообще, её сумка была хоть и маленькой, но очень вместительной. Да и Нина жила по принципу «носи с собой всё, чтобы, если вдруг тебя повезут на море, ты могла, не заходя домой, тут же отправиться в путешествие».       Нина поставила телефон на зарядку и села за стол на маленькой кухоньке. Очень маленькой кухоньке — у девушки гардеробная в родительском доме была размером с эту каморку, где кроме холодильника, парочки белых шкафчиков, электроплиты и стола с деревянными табуретами не помещалось ничего.       Яйцева уродилась единственной дочкой пускай не очень богатых, но как минимум способных обеспечить своего ребёнка родителей. Это была та самая семья, где у папы с мамой есть собственные машины и свой комфортабельный дом. Обычная семья с нормальным достатком.       И люди, с которыми Нина общалась, обычно были точно не такими, как Мочалин.       Все её предыдущие ухажёры ездили на своих машинах, жили в своих квартирах. Да, никто из них не был безумно богатым, но они свободно могли позволить себе дорогостоящие подарки и походы по ресторанам.       Поэтому, сидя на маленькой кухне и наблюдая за тем, как Серафим заваривает пакетики с чаем, Нина пыталась понять, что она вообще здесь делает и почему сходит с ума из-за человека, которому она, скорее всего, безразлична и которого вряд ли оценят её родители. Серафим был обычным парнем — таких, как он, сотни.       Однако, даже понимая это, Нина продолжала сидеть и улыбаться в тридцать два зуба.       Серафим поставил перед ней кружку, над которой поднимался парок, и сел напротив. На его скуле фиолетовым цветком распускался маленький синяк, который пройдёт за пару дней. И Нина старательно смотрела на этот синяк просто для того, чтобы не смотреть в глаза парню, потому что знала, что если встретится с ним взглядом, то её мозг просто отключится, а из глаз посыплются сердечки.       Вот, вроде бы, нет в человеке ничего такого, но как же он цепляет. Словно всё нутро дребезжит и тянется к нему.       — Нин, — Серафим делал большие паузы и тщательно выговаривал слова, — а зачем ты меня караулила?       — Ты заметил?       Он кивнул.       Ну и как, скажите на милость, объясняться? Выдумывать историю? Или, может быть, покаяться?       — Просто хотелось, — брякнула Нина, так и не поняв, чего больше в её ответе: борзости или всё-таки флирта. — Нельзя что ли?       Фимочка, вероятно, не ожидал такого ответа. Мне кажется, никто бы не ожидал.       В маленькой квартирке на окраине города воцарилась тишина. Нина нервно стала стучать ноготками по кружке. Теперь всё зависело только от реакции Серафима.