Сумасшествие

Выдерживать это становится невыносимо. Терпение подходит к концу, забирая с собой здравый смысл. Нервы на пределе, кажется, что вот-вот они дадут сбой, и она получит нервный срыв. Тюльпана уже почти потеряла ощущение времени. Сколько она в этом поезде? Неделю, месяц, год? Кажется, что вечность. Вагоны — ее личные круги ада. Каждый новый вытрясает из нее душу, которую Тюльпана уже не чувствует. Ошметки ее самообладания давно потерялись где-то в череде путешествий, а впереди еще целая, неиссякаемая неизвестность. За время прибывания здесь, девушка теряла все, что только могла. И ладно бы это было что-либо материальное, но нет. Она теряла себя. Медленно, как бы невзначай. Каждый вагон забирал понемногу; сначала гордость, потом веру в хороший исход этой авантюры, после желание жить… Сейчас она на грани. Тело трясется, глаза болят, внутренности сводит. Тюльпана за всю свою жизнь не видела столько ужаса, сколько ей удалось наблюдать в этих вагонах. Хотя ей уже начинает казаться, что жизни «до» совсем и не было. Была лишь какая-то иллюзия, а реальность — это поезд. И она в нем. Без каких-либо гарантий на шанс выбраться. Цифры на руках все еще горят. Что они значат и почему меняются, ее уже не волнует. Только иногда зудят ладони, но это не так сильно привлекает внимание отчаявшейся Тюльпаны. Она практически не спит. Просто боится увидеть во сне то, на что насмотрелась бодрствуя. Слишком сильно это ее впечатлило, слишком болезненно отпечаталось в ее памяти. Помогите ей кто-нибудь стереть воспоминания, пожалуйста. Ощущение стучащего где-то в глотке сердца от ломающего ее кости страха стало привычным. Она чувствует это ежесекундно. Капсула из сковывающего напряжения облепила тело Тюльпаны, не давая возможности ни на минуту расслабиться. Она медленно сходит с ума, скоро, наверно, совсем свихнется. Но даже это не поможет ей освободиться. Забудь. Что-то кричит внутри нее, умоляя о помощи. Разрывая глотку, оно просит спасения. Оно бьет кулаками по ребрам девушки, мечется, плачет, но не может спастись. Это «что-то» — последнее, что еще существует в ней. Но и этому придет конец.