Дай мне тебя спасти.

Форточка окна приоткрыта, впуская внутрь прохладный воздух с улицы. Давно стоит ночь, а в окно пробиваются лучи небывало яркой луны. Вокруг белые стены — больничная палата, палата онкологического отделения клиники безнадежно больных. Палата под номером пятьсот двенадцать, за дверью которой находился молодой парень, лежа на больничной койке и смотря в стену, но сквозь нее из—за дум, окутавших его голову. Новое дуновение ветра колышет легкую тюль — единственный атрибут большого окна. Парень лежит здесь уже три года, а может и больше, он перестал считать дни: дни до своей смерти, перестал отсчитывать время, отведенное ему. Переводя расфокусированный взгляд на окно, за котором было обычное, скудное даже на растительность прогулочное место, он прокручивал в своей памяти дни, которые проводил в кругу своих «друзей»… хотя нет, бывших знакомых, что отвернулись от него, когда узнали о его неизлечимой болезни. На его пухлых, потрескавшихся от сухости губах появилась грустная, глупая улыбка и невольно сорвалось едва слышное «Идиот». Он чувствует, как остатки его жизни покидают его с каждым днем — он чувствует свою скорую кончину. Может это произойдет сегодня, может завтра, но это совсем скоро случится. Юноша хочет встать с кровати, которая им уже пропахла, и глотнуть свежего воздуха в последний раз. Приложив максимум усилий, последние силы, что в нем еще остались, он встает и мелкими шажками идет к окну. Его встречает вечная спутница ночи — луна, ласкающая его бледное и изнеможенное долгой болезнью лицо своими холодными лучами, будто принимала его болезненную душу, что вот—вот покинет тело, в свое царство. — Как же я раньше не замечал такой красоты? — спрашивал он у себя, но обращался к луне. — Все эти пьянки с «друзьями», которые не стоят подобного звания. Они все — гиены, что дружелюбно улыбаются и отрывают от тебя лакомые куски плоти! — шептал он, не отрывая взгляда от своего последнего собеседника. В глазах луна начала двоиться, голова шла кругом, а колени пробрала дрожь. Ослабший организм дал о себя знать, не позволяя хозяину насладиться последними прекрасными крупицами жизни в его оставшиеся часы. Держась за стойку для капельницы, юноша на ослабевших ногах добрался до койки и не без усилий забрался на нее. Ему необходим был сейчас сон, потому что только так ему становилось хоть чуточку легче. Снизу послышалось какое—то копошение, от чего парень не мог заснуть. «Опять эти кошки!» — в сердцах возненавидел их юноша и попытался больше не отвлекаться на возню на улице. Но шум становился все громче и противнее: складывалось впечатление, будто какой—то сумасшедший царапал стену вилкой, что очень раздражало парня. Юноша уже готов был пожертвовать своими последними силами и вновь встать с кровати и что—нибудь кинуть в этих бессовестных зверей, но так и остался быть прикованным к кровати, смотря на окно полными ужаса глазами. На подоконнике его окна сидел странный парень, задрав одну ногу и облокотившись локтем на колено, прикрывая кистью свои губы, но не скрывая странную, немного пугающую улыбку. — Какого…? — начал было больной, но запнулся на половине предложения. — Стоп, как Вы сюда попали? Моя палата на пятом этаже, — испугавшись необычного «гостя», парень вцепился в края кровати. — Для начала позволь мне представиться, — «гость» бесшумно спустился с окна и сделал поклон в вальяжной манере, вновь смотря в глаза парня перед собой. — Мое имя Ким ДжонИн, и я хочу спасти тебя, КёнСу—я. — Откуда Вам известно мое имя? — прошептал парень, но тут же осекся, осознав вторую часть сказанного незваным «гостем». — И каким же, позвольте узнать, образом Вы собираетесь меня спасти? — шепотом, наполненным сарказмом, продолжил он, потому что начал терять даже голос. — Ты уже четыре года лежишь здесь, и каждый день я прихожу сюда, к тебе, пока ты спишь, а сегодня ты удостоил меня аудиенции, — ухмыльнулся парень, назвавшийся ДжонИном. В глазах напротив мелькнул страх, и «гость» добавил: — Я уже давно за тобой наблюдаю. И только я знаю, как тебя спасти. — И как же?! — разозлился КёнСу на него, что играл на его нервах, задевая больную тему. — У меня лейкемия, последняя стадия. Это уже все — конец. Последний шаг, и меня закроют деревянной крышкой и закопают где—нибудь. Нет лекарства, которое может меня исцелить мгновенно, — больной перешел на крик (с остатками возможностей его голоса), но тут же смолк. ДжонИн задорно усмехнулся, будто доказывал упрямому ребенку, что мир устроен по-другому. — Твое лекарство совсем близко, КёнСу—я. Им являюсь я, — ДжонИн еще шире улыбнулся, наблюдая в глазах напротив вновь проснувшийся страх. — Я могу спасти тебя, очистив твою кровь, которая так вкусна, мм… — Ким облизнул губы, как будто недавно отведал ее, и обнажая два ряда зубов, откуда виднелись клыки. — В ком? Подождите, Вы что, ВАМПИР? — КёнСу от испуга вжался в кровать. — Но если Вы укусите меня, то я стану… таким же? — он обвел пальцем мужчину. — Возможно… — ДжонИн подошел к парню, касаясь ладонью его щеки, проведя большим пальцем по сухим, обветренным губам, скользнул вдоль шеи, отодвигая горло больничной одежды и открывая вид на изгиб шеи. — Все зависти только от тебя. Если захочешь, то взамен получишь новую жизнь, забудешь о старости и болезнях, смерть будет обходить тебя стороной, — продолжал вампир шептать уже в самое ухо КёнСу, с каждым предложением спускаясь ниже, задевая носом бледную кожу и вдыхая сладкий запах тела. Укус, и КёнСу вздрагивает в руках Кима с немым криком на устах и замирает. — Забавно, не правда ли? — проговорил мужчина, смотря, как больной медленно падает с койки, задевая собой стойку с капельницей. — Большинство не привлекали меня так, как ты, и я просто оставил их умирать. На монитор у медсестры, что была дежурной, поступил сигнал о том, что состояние пациента ухудшилось. Девушка проследила, откуда поступил сигнал — пятьсот двенадцатая палата, До КёнСу. Взяв необходимые вещи, она коротко постучала в дверь и заглянула в палату. — Мистер До, с Вами все в порядке? Но вместо пациента ее встретила пустая больничная кровать, открытое настежь окно и прохладный ночной ветер, колыхающий легкую белую тюль.