Рождество

МакКри успешно нажрался. Конечно, не до той степени, когда можно неосознанно вырубиться в ближайшей подворотне и нелепо умереть, захлебнувшись в собственной блевотине, но достаточно, чтобы предаться отчаянию и погрузиться в самые мерзкие воспоминания, которые вообще могли бы его посетить в этот праздничный вечер, — воспоминаниями о былом. И Джесси делал очередной глоток, пропуская дешевое пойло по всему языку, чтобы глубже почувствовать примитивный вкус, который сейчас не имел никакого значения: «Blackwatch» во главе с бывшим командиром чрезмерно навязчиво въелись в затуманенное сознание стрелка. Джесси отлично помнил, как в последние годы существования подпольного подразделения Гэбриел высказывал странные суждения каждому из сослуживцев и оставлял едкие отзывы относительно управленческого состава «Overwatch». В те годы МакКри испытывал больший страх за жизнь, чем за любой другой промежуток своей преступной деятельности: боялся и Рейеса, и Моррисона, и их отношений. Молодой Джесси всегда ненавязчиво поддерживал конфликт командиров: он понимал, что причиной его приема в организацию и беспрепятственной службы являлось банальное отстранение Рейеса от главенства над «Overwatch», и в случае примирения, нахождения компромисса или частичного налаживания отношений Гэбриел абсолютно точно отвернется от своего отряда, закроет подразделение, в ряды которого входит сам стрелок, а также вновь обратит все свое внимание на сучку Джека. Маккри отдавал себе отчет в том, что не страшится во второй раз брать на себя роль нелегального преступника, за голову которого назначена соблазнительная кругленькая сумма, но он точно знал, что не хочет терять имеющиеся отношения со своим командиром, которые были бы чужды многим другим агентам «Overwatch» и раскритикованы важными шишками, такими как Амари, Вильгельмом и, конечно, везде сующим нос Моррисоном. Однако за свой эгоизм в бездействии Джесси поплатился сполна: он потерял и Гейба, и честь, и легальность. Воспоминания выводили из равновесия больше алкоголя, и вернуть сознание стрелка в реальность помогло легкое прикосновение к плечу, которого Джесси ожидать не мог. Лениво выпрямившись и приподняв края старой шляпы, МакКри плавно оглянул снизу вверх того человека, который предстал перед ним, недовольно сощурился и плотнее закутался в свое рваное пончо. — Ты один, — убедительно констатировал факт мужчина, взявший на себя смелость прервать дрему стрелка. Он не стал ждать ответа и уверенно сел на соседний табурет, едва задержав свою ладонь на плече Джесси. МакКри оглянул помещение в поисках той, с кем еще недавно сидел за одной барной стойкой, и с раздражением для себя обнаружил, что находится в компании сонного бармена, недокуренной сигары и ряда опустошенных стаканов. Он смачно выругался, понимая, что дрянная девка абсолютно точно оставила свой счет на его имя, но, тем не менее, Джесси все-таки не позволял себе ненавидеть Сомбру, хоть и не любил ее. Он ее и не уважал, и не испытывал к ней отвращения: Сомбра просто не была той, с кем он хотел иметь тесную дружбу или вести кровопролитную войну, однако связь с ней казалась ему слишком полезной, что и служило стремлению стрелка в соблюдении ненавязчивого нейтралитета по отношению к одному из самых опасных хакеров сегодняшнего дня. МакКри встречался с Сомброй только тогда, когда она сама соизволит на него выйти, но и женщина никогда не приходила к стрелку за военной помощью или с целью легкого получения информации, — МакКри точно знал, что Сомбра обо всем прекрасно осведомлена и без его прямого участия в деле — она изредка навещала Джесси в непринужденной обстановке, составляла ему компанию на несколько часов и исчезала, как тень, вплоть до следующего неожиданного визита. И стрелка это, как ни странно, устраивало. — Как это: один? — Джесси почесал бороду и, подняв один из пустых стаканов, продолжил: — Я в компании веселья! — он натянуто улыбнулся и подал жест бармену, который успел моментально среагировать и наполнить стакан какой-то вонючей желтой жидкостью. Мужчина, сидевший рядом, молчал и ничего не заказывал. МакКри краем глаза наблюдал за действиями компаньона и был несколько удручен его пассивностью, однако он понимал, что этому, скорее всего, служила безупречная сдержанность Хандзо, а не его скромность: японец был таким всегда... за редким исключением, конечно. Временами Джесси вспоминал младшего Шимаду, — одного из лучших агентов позднего «Overwatch» — и, как ни странно, именно с ним стрелок сразу нашел общий язык. Джесси даже находил Гендзи в некоторой степени похожим на себя: они оба были вынуждены работать на организацию не из личного стремления к миру во всем мире, а под давлением со стороны начальства, только киборг имел честь работать на Моррисона, а стрелок — на Рейеса, и общих миссий у них никогда не было. Некоторое время МакКкри удивлялся тому, насколько братья различны, и на таком внутреннем контрасте долго не мог привыкнуть к холодному поведению старшего из них. Но в конце концов Джесси удалось растопить лед Хандзо: и это было то редкое исключение, когда старший Шимада плевал на свою честь. Сейчас, сидя в дешевом баре, Джесси вновь захотел услышать неровное, сбивчивое дыхание Хандзо и почувствовать солоноватый вкус его члена. МакКри закусил губу, представляя, как лучник расставляет перед ним ноги и послушно растягивает свою узенькую дырочку, наспех пытаясь подготовить себя к тому, чтобы Джесси смог в него безболезненно войти. МакКри беспардонно впивается взглядом в профиль Шимады и вспоминает покрасневшее от возбуждения лицо азиата, его затуманенный в экстазе взгляд и еле заметную слюнку, стекающую с уголка невольно открытого рта. — Что это? — неожиданно для самого себя прервал молчание Джесси, невежливо ткнув указательным пальцем по коробке, которую Хандзо держал в руках. — Это то, с чем я ошибся, полагаю, — парировал Шимада. Японец поставил коробку на барную стойку, довольно грубо подвинул ее в сторону стрелка и продолжил: – Кажется, мне нужно было прийти с саке. Джесси почувствовал укол совести, и возбуждение, одолевающее его разум менее минуты назад, моментально спало. Механической рукой стрелок неуверенно потянулся к коробке и аккуратно зацепил пальцами самый край, вытянул шею и любопытно заглянул внутрь: клубнички, украшающие слой бисквита, пропитанного сливками, выглядели достаточно аппетитно. — Торт, — голос был выше обычного, что выдало искреннее удивление Джесси, которому вмиг стало и неудобно, и жарко, и тесно, — ты принес торт, дарлин? — Мне хотелось провести праздник в твоей компании, — Хандзо говорил достаточно громко и, несмотря на выраженный японский акцент, четко выговаривал каждый звук, а бармен, увлекшись наблюдением за незнакомыми мужчинами, позволил себе услышать часть их диалога. — Очевидно, ты меня не ждал сегодня. Джесси продолжал молча вглядываться в коробку, которая неожиданно стала ему важнее любого секса, но японец не смог долго поддерживать воцарившееся молчание: — Праздник проводят с родными и близкими, — Хандзо замялся, — ты никогда не рассказывал мне о друзьях, о любимых или о родственниках, и я осмелился предположить, что в этот день смогу претендовать на одну из ролей, — старший Шимада говорил слишком прямо. МакКри громко выдохнул и распахнул свое любимое пончо, ссылаясь на то, что в помещении стало слишком душно. В глубине души он надеялся, что Хандзо придет к нему сегодня, завтра или хоть когда-нибудь, но всей душой не хотел встречи с ним в подобном месте. Стрелку стало неуютно от осознания того, что Шимада знал, где его можно легко найти: конечно же на «Шоссе 66» — месте, которое сильнее всех прочих объединяло Джесси с Рейесом. МакКри почувствовал себя беззащитным и сильнее надвинул шляпу на глаза, окончательно спрятавшись за ее полями, и непроизвольно улыбнулся, накрывая своей грубой ладонью кисть руки лучника. Стрелок был уверен, что сейчас Шимада его всецело осуждает и что ему бесконечно больно. А еще он знал, что Шимада его никогда не погубит, и в искренности этих чувств было невозможно усомниться: здесь МакКри мог сомневаться только сам в себе. – Спасибо. Как бы стрелок хотел, чтобы Шимада не обратил внимание на неестественную хрипоту, выдающую дрожь в его голосе.