Про новогоднюю ночь, гирлянды и разлитое шампанское

      Послышался стук в дверь, ведь звонок давно уже пришел в негодность и сиротливо болтался на размохрившемся проводе. Иван, закинув на плечо полотенце, подоспел к двери и торопливо открыл её. Русский пару секунд молчаливо смотрел на пришедшего Гилберта, тот, в свою очередь, сверлил взглядом его. Затем отодвинулся, пропуская гостя внутрь. - Добро пожаловать опять, что ли, - замялся Иван, приводя замки в исходное положение и поворачиваясь к вошедшему. Он подрагивающими руками снимал с себя уличную одежду и ежесекундно шмыгал покрасневшим носом. - И тебе не хворать, Брагинский, - Пруссия усмехнулся, - выглядишь, конечно, хреново. - Спасибо, - скривился Россия и отвел взгляд от альбиноса, - пойду хоть чай поставлю.       Через пару минут Гилберт уже сидел за столом и неторопливо потягивал душистый чай из большой кружки. - Что я такого сделал, что ты снизошел приехать? Да ещё и на праздники? - прямо спросил русский, стоящий спиной к нему и наливающий себе что-то. - Не рад видеть, значит? - приподнятое настроение Байльшмидта вмиг улетучилось подобно пару из чайника, - могу хоть сейчас уйти обратно. - Нет-нет, - Россия резко обернулся и сел рядом, - я серьезно. Случилось что? - Да нет, просто так. - Врёшь. - Вру. Просто Запад куда-то ускакал с Фели, у остальных тоже своя жизнь, - немец махнул рукой, будто бы показывая, насколько она бурная, - ну а отмечать в одиночку совсем уж скучно. Не обольщайся.       Русский удовлетворённо кивнул, как будто от этого ответа что-то зависело. Настоящее значение имело лишь нахождение Гила рядом. Он не приезжал слишком долго и каждый раз, вот паршивец, находил причину. Иван снова и снова проходился взором по Пруссии в поисках каких-то изменений, но ничего не нашел. Всё такой же, как и много лет назад.       Остальные часы до темноты прошли за по-домашнему привычной суетой. Иван и Гилберт, перекидываясь незамысловатыми короткими фразами, завершали новогоднее убранство ёлки, доводили до ума все заготовленные на ночь праздничные блюда и убирали весь беспорядок, появившийся почему-то после приезда Пруссии. А в конце, когда на улице стемнело, они с чувством выполненного долга уселись на диван. Совесть была спокойна, только вот обоих терзало странное чувство предательской недосказанности. Байльшмидт то и дело поднимал взгляд на Россию, который старательно смотрел куда угодно, но не на него.       Медленно мигала гирлянда на пышной ароматной ёлке. Огоньки плясали на всём: на тарелках, еде, на бутылке шампанского и бокалах. Приглушённо тарахтел телевизор, в котором подводили итоги уходящего года. Даже жирный кот Брагинского, кажется, задумался о чем-то более существенном, чем еда и сон. Иван оставил эту глупую затею отворачиваться от гостя и уже сам открыто наблюдал за немцем, будто бы боялся упустить какое-то движение. - Чего смотришь? У меня что-то на лице? «Моя любовь, разве что» - всплыло в ответ у русского на уме. Но он сдержанно помотал головой и промолчал. Как и всегда делал это.       Куранты. Весь мир замер, даже гирлянда перестала пестреть. После двенадцатого удара всё вышло из оцепенения, за окном загрохотал фейерверк, зазвенела посуда. - С Новым годом, Гилберт, - почти прошептал русский и отставил тарелку с салатом. - И тебя, - наконец улыбнулся тот, поднося ко рту фужер для того, чтобы в следующую секунду шампанское стукнулось об пол и разлилось лужей по ковру. Правда, Гилберту было плевать. Он податливо раскрывал губы и силился отвечать на поцелуй, прижимаясь к России. Иван непрерывно целовал Байльшмидта то в щеку, то в уголок рта, потом снова перемещаясь на губы. Он ненадолго отдалился и, восстанавливая дыхание, впился взглядом в глаза альбиноса, под одним из которых почему-то поблескивала мокрая дорожка. А может, ему показалось. Русский толком не успел разглядеть, ибо в следующую секунду уже Пруссия прильнул слишком нежным, будто бы извиняющимся за своё долгое отсутствие поцелуем. Гил захлебывался внезапно вновь нахлынувшими чувствами, голова кружилась от эмоций. - Как Новый год встретишь, так его и проведешь, - тихо хихикнул русский, наблюдая за сверкающей ёлкой. Гилберт молчал. Гилберта не было. Он растворился в тепле сжимающих его рук, в том самом чувстве, умершем и вновь ожившим. Только бы этот миг не заканчивался. Всё было так, как и должно быть.