Demonstrating Love

Он приехал в город в середине весны. Одетый в выцветшую джинсу и кожу, насквозь пропитанный запахами табака, перегара и машинного масла, нарушил обособленную уединённость орегонской глубинки и одним своим видом уже с первого часа пребывания в Гравити Фолз выглядел плевком в лицо местной общественности. Закурил сразу, как только вывалился из салона чудовищного детища американского автопрома, созданного, если прикинуть навскидку, ещё в восьмидесятые. Детище было выкрашено в обколувшийся ядрёно-красный и, на взгляд Диппера, на ведро с гайками смахивало больше, чем на обычную машину — по части производимого дребезжания так наверняка. Диппер наблюдал за происходящим издалека. Он стоял за кассой и разглядел ещё через окно «Хижины», как неспешно приезжий тип достаёт сигареты из кармана, прикуривает и щурит глаза, всматриваясь в покосившуюся от времени вывеску единственного здешнего мотеля. С заднего сиденья, когда этот парень полез за тощей дорожной сумкой, на землю посыпалась куча мусора — упаковки из-под чипсов и бургеров, пустые коробки, в каких продают китайскую еду, смятые пивные банки и сигаретные пачки. Поднимать он их, разумеется, не подумал — Диппер только поморщился брезгливо, но удивляться не стал. Дверь в мотель этот парень открыл прицельным пинком ноги и ввалился в помещение, ещё с порога создав ощущение избыточности. Его плечистая двухметровая туша зрительно сузила стены и словно бы сделала ниже потолок. Из-за крепкой табачной вони у Диппера защипало в глазах, а от вида зубастого, не в тридцать два даже, а во все пятьдесят оскала заломило скулы и остро захотелось отыскать в ближайших выдвижных ящиках солнечные очки. Диппер зацепился взглядом за длинную, до самого пояса, и нечеловечески толстенную косу и почувствовал, как нервно начинает дёргаться левый глаз. В сплетённом виде пшенично-золотистые волосы казались в две-три его руки-макаронины толщиной; от одного только взгляда на эту дикую причёску он отчётливо испытал катарсис в сочетании с совершенно неуместной для доброго христианина завистью. Патлатый тип ухмыльнулся и свойски облокотился о стойку. Туда же он кинул водительские права на имя Арчибальда Уэствуда и одарил Диппера ещё одной клыкастой улыбкой. — Номер на одного, будь такой кисонькой. С завтраками, поближе к выходу, без ежедневных уборок. Диппер бросил на карточку с правами придирчивый взгляд и с трудом подавил смешок. Арчибальд Уэствуд?.. Серьёзно? Кем вообще нужно быть, чтобы назвать своего ребёнка Арчибальдом? Разумеется, вслух Диппер не произнёс ни слова и очень постарался не выражать своих чувств лицом. — Принимаем только наличные, — кротко пропел он и вернул документы новому постояльцу. — Двадцать пять за ночь, тридцатка с завтраками. — Оформляй сразу на месяц, — Уэствуд задорно ему подмигнул, после чего, порывшись в карманах куртки, швырнул на стойку перехваченную тонкой резинкой пачку банкнот. Пачку Диппер сгрёб отработанным движением и, отсчитывая от неё нужную сумму, не сумел сдержать приступ острого любопытства — ещё одного небиблейского грешка у него за душой. — И зачем приехали в Гравити Фолз, мистер Уэствуд? — Осведомился он, сразу как убрал деньги в радостно звякнувшую кассу. Журнал постояльцев, обычно удручающе пустой, дополнился ещё одной к двум уже имеющимся на этой неделе записям. — Вот тут распишитесь. Мужчина с готовностью пододвинул к себе журнал и поставил в нём размашистую малочитаемую подпись, ни фамилия, ни имя в которой не угадывались нисколько. — Зови меня отцом Арчибальдом, — предложил он насквозь прокуренным голосом. Подхватил свою дорожную сумку, смял оставшиеся в сдаче деньги и сунул, не расправляя, прямо в задний карман джинсов. Недоверчивый взгляд Пайнса заставил его ухмыльнуться, и Диппер подумал, что не стоит верить собственному слуху, потому что ответил Уэствуд, вытащив из-за уха припрятанную там сигарету — подпалил кончик, закурил прямо под знаком «не курить» и улыбнулся елейно и крайне недобро. — Меня к вам послала епархия, — объяснил он и выдохнул к потолку густой сизый дым. — Я, типа, ваш новый священник.

***

…как показывала статистика, верующих в Гравити Фолз насчитывалось шестьдесят пять процентов от общего населения. Ещё пять процентов причисляли себя к агностикам, семь подписались как атеисты, а тринадцать ещё до прозвучавшего вопроса послали соцработника, разгуливающего по городу с целой кипой анкет, в направления самые занимательные и дальние. Сам Диппер к возможности существования Бога относился скептически. Тот формат веры, который преподносила Библия, казался ему эталоном идиотизма, но, с другой стороны, с позиции социологии религия выглядела куда интереснее. В общем и целом, католицизм Дипперу не нравился, но он, тем не менее, официально причислял себя к прочим праведным католикам местного прихода. И, безусловно, факт того, что волонтёрство при церкви засчитывалось как практика, весьма полезная при поступлении на выбранную Диппером специальность, никоим образом не влиял на его взгляды. Прежде это не доставляло никаких хлопот. Отец Кевин, воистину святой человек, прекрасно понимал, как и почему Диппер записался к нему в ассистенты, и без лишней надобности подростка не дёргал. В церкви Диппер появлялся всего пару раз в неделю. Помогал с проведением служб, разбирал завалы в бухгалтерии и участвовал в репетициях церковного хора. В хоре, помимо него, пели ещё пятеро мальчиков. Трое из них едва ли перешли в седьмой класс, один, на год младше Диппера, уже лет с двенадцати не выносил его на дух и пакостил при любом удобном случае, а пятый был совершеннолетним, обладал крайне гнусавым голосом и вместо пения издавал звуки, больше смахивающие на прокуренное карканье. Впрочем, выбирать на безрыбье не приходилось. После скандала месячной давности, когда отец Кевин обратился в местную клинику с запущенной формой генитального герпеса, город на несколько недель остался без священника. Епархия, как удалось узнать Дипперу, ответственному за поддержание церкви в приличном состоянии, со дня на день должна была выслать нового человека. И теперь подросток заторможенно глядел новому постояльцу вслед, думая: очевидно, церковь переживает сейчас непростые дни и катастрофическую нехватку кадров. «И весеннее обострение психических заболеваний», — добавил он мысленно и решил, что воскресную службу всему приходу придётся переживать не иначе как с божьей помощью.