***
Все тело ломило. Приложив неимоверное усилие и все-таки открыв глаза, Лип не увидел ничего, кроме слепящего света. На ум приходило только два варианта: первое – он умер и каким- то охуительно странным образом попал в рай, и второе – он снова в вытрезвителе, что более вероятно. Однако, когда глаза привыкли к свету, он увидел незнакомую уютную комнату. Стены и мебель светлые, как в стоматологическом кабинете, легкие шторы раздуваются под сквозняком. Он привстал. В голове стучали ебанные адские молоточки, а в желудке как будто разразилась атомная война. Хотелось блевать, однако, взяв себя в руки и сдержав ненужные позывы, кудрявый сел и осмотрелся. Как оказалось, он спал на вполне удобном диване, прикрытый теплым пледом в шотландскую клетку. Кто-то здорово о нем позаботился. Черт, ему становилось все хуже и хуже. Липа уже не так волновало, в чьей квартире он находился, его главной задачей было сдержать рвоту. Не хотелось подкладывать свинью тому, кому был признателен. Но сдерживаться уже сил не было, тошнота подкатывала к горлу, и Лип знал, что вот-вот блеванет. Первое, что пришло на ум – раковина. Он бегом побежал к ней, по пути запнувшись, и не без усилий выплеснул содержимое своего желудка куда запланировал. - Пиздец, Галлагер! Нахуй ты это сделал?! – он обернулся. Стоя в проходе, на него с одновременным раздражением и недоумением смотрела очень красивая и очень знакомая девушка. "Мэнди?"- догадался он. Охуеть, это была Мэнди. Она так изменилась и вместе с тем, она была собой. Волосы, выкрашенные в темно-красный цвет, спадают волной до плеч, длинная челка уложена набок. Глаза, как и прежде, густо подведены, а темная помада подчеркивает идеальные губы. На ней свободные джинсы чуть выше щиколоток и легкая блузка с сексуальным вырезом. Ничего обычного, но и ничего вызывающего. Ничего более прекрасного. О такой сразу можно сказать, что подростком она была главной неформалкой района. Милкович стояла и смотрела на Галлагера вопросительными глазами, пока тот, тупо раскрыв рот, пялился на нее. К сожалению, он слишком поздно понял, что вот-вот блеванет снова и ... - Блять, – Менди закатила глаза и вышла из комнаты. - Прости! - крикнул Лип, опомнившись. Когда Мэнди вернулась, Лип уже сидел на диване, с ужасом осознавая, что тот предмет, о который он запнулся, был ведром, специально поставленным около дивана для тех целей, для которых кудрявый счел нужным использовать раковину. Так что теперь не оставалось ничего иного, как придумывать блядские оправдания и извинения за свою тупость. Почему именно с ней чувствовал себя дураком? Он мог не видеть ее месяцами, годами и даже не вспоминать о ней, но каждый раз, когда Лип вновь лицезрел эту девушку, она вводила в его в такой ступор своей красотой и непринуждённостью, что он, как полный придурок, смотрел на нее, разинув рот, испытывая идиотское восхищение. Как будто она была гребанной картинной Пикассо или другим шедовром. - Держи, – она кинула ему тряпку. –Ты не уйдешь отсюда, пока не вычистишь эту блядскую раковину до такого блеска, чтобы с нее можно было есть. Она сделала многозначительную паузу, угрожающе нависая над ним. Однако Липа это только рассмешило. - Я сказала что-то смешное? – спросила она, сама невольно улыбаясь. Он заглянул в ее смеющиеся глаза, отчего она, засмущавшись, отвернулась от него, скрестив руки на груди. Так знакомо и так притягательно. – В общем, отмоешь раковину – с меня обед. - Хорошо, Мэнди, – прошептал Лип. Он посмотрел на часы. Ну конечно, уже почти час - время обеда. Она все говорила и говорила о себе. Не затыкаясь. То и дело носилась в рубашке навыпуск босиком между плитой, холодильником и барной стойкой, за которой сидел Лип. Свободная, легкая, естественная. То, что его всегда привлекало. Она говорила о том, что выучилась на стилиста, что работает в крутом салоне и что до этого работала в трех разных местах, пока не напросилась к стилисту пенсионного возраста в стажеры. Полгода училась у него мастерству, не получая вовремя стажировки ни копейки. Приходилось подрабатывать. «Как знакомо» - подумал Лип, невольно улавливая связь с ней. Рассказала, что после ухода этого мастера, несмотря на то, что он поручился за нее и, по сути, оставил свое место ей, ее не хотели брать, потому что дочь хозяйки салона, тоже стилист, нуждалась в работе. Но после «крайне дружелюбного разговора», как Мэнди сама выразилась, эта дочь хозяйки передумала устраиваться на работу. Кажется, для этого разговора она одолжила у брата биту. "Моя девочка с юга" - подумал Лип с усмешкой. Теперь Милкович получает больше, чем хотела, то есть дохера, и тусит с моделями, которые постоянно ходят в салон. - У меня даже есть постоянные клиентки, – нескромно, но все также естественно, похвасталась она, – богатые тетки с северной стороны, постоянно трещащие о своих мужьях-импотентах. Ну и модели, куда ж без них. Мозгов у них хрен да маленько, зато я всегда в курсе всех событий. Как бонус - приглашения на крутые закрытые тусовки. Лип слушал ее, в задумчивости накручивая на вилку спагетти, приготовленные ему его старой подругой. Ему нравилось, что она без умолку болтает, искренне радовался ее успеху. Черт, да у нее получилось! Она смылась из Саутсайда и построила нормальную жизнь! Но все же он боялся. Боялся, что она спросит только одно: как дела у него. Как сказать ей, девушке, боровшейся за него до последнего, что он все проебал? Что он насрал на все ее старания и даже думать забыл о ней будучи в колледже? Лучше испытать на себе сто разгневанных взглядов Фионы, чем один разочарованный Мэнди. Но тем не менее Лип знал, что врать ей – последнее дело. Она не заслуживала лжи. Поэтому если эта мелкая Милкович спросит - придется говорить правду. Но она не спрашивала. На данный момент она была увлечена едой. Мэнди намотала на вилку огромную порцию спагетти и запихнула в рот, не замечая затуманенного взгляда Липа. Ему вспомнилось невзначай, как здорово она делала минет: засасывая по самые гланды и шумно сглатывая. Ебать, только стояка не хватало. - А можно нескромный вопрос, – кудрявому срочно надо было отвлечься от своих мыслей. - Валяй, – растерянно ответила Милкович. - Где ты взяла деньги на квартиру? Такой реакции он не ожидал. Она сначала оцепенело смотрела ему в глаза, а потом растерянно начала что-то мямлить про то, что она ее снимает, и заплатила ренту только за два года. Настолько потерянной он ее еще не видел. Лип даже забеспокоился. Но все же он решил докопаться до истины: - Ты так и не ответила, – пристально глядя на нее спросил Лип. - Да, это ... это Микки, – она прочистила горло и продолжила. – Он грабанул какого-то богатея и закопал деньги. А когда я сообщила ему, что хочу переехать, Микки сказал мне место. Чтобы найти, пришлось повозиться, – она неестественно усмехнулась. Лип продолжал строго смотреть на нее, чувствуя подвох. - Что? – спросила она смущенно. - Да так. Повезло тебе с братом, – спокойно ответил он. Она явно не хотела говорить правду. Соврала. Лип понимал ее как никто: у всех есть вещи, о которых другому не стоит знать. Но все-таки она сумела соврать ему, а значит... Значит, он стал для нее чужим... - Да уж, – усмехнулась Мэнди. Галлагер сидел, растерянно озираясь по сторонам. - Мэнди, я, наверное пойду. - Хорошо, – спокойно ответила она, покручиваясь на барном стуле. - Спасибо тебе за все, – она лишь кивнула, задумавшись о своем. Лип уже надевал ботинки, когда Мэнди спросила: - Так значит тебя выперли из колледжа? – он замер на секунду, а затем продолжил обуваться, не произнеся ни слова. – Ты все проебал. Мне Йен рассказал, еще два месяца назад. Кстати, это он сообщил тебе мой адрес, если ты не помнишь. Сказал, ты хотел со мной разобраться, - она усмехнулась, глядя на него сверху вниз. - Полагаю, причины ты не помнишь. - Ты права, - усмехнулся кудрявый. – И ... да. Меня выгнали. Я пробовал восстановиться, но ... - Все пошло по пизде, – продолжила за него Мэнди и улыбнулась своей искренней улыбкой. - Точно, – он улыбнулся в ответ. Вдруг Мэнди стремительно подошла к нему и, приподнявшись на цыпочках, обняла. Лип неловко приобнял за талию в ответ. - Лип, пожалуйста, – говорила она, взяв его лицо в свои руки, умоляюще заглядывая в его глаза, - обещай мне, что не сольешь свою жизнь в унитаз. Ты со своими мозгами как никто заслуживаешь быть счастливым, – она стояла так близко, что Лип чувствовал ее дыхание. - Мэнди, – он приложил свою руку к ее щеке, нежно погладил, переводя взгляд с ее глаз на ее губы. – Не думай обо мне. Это ты... ты должна быть счастлива, а не я. Ты самый добрый человек, которого я когда-либо встречал. Ты не заслужила родиться на южной стороне. - Заткнись, Лип. Не говори глупостей, – Мэнди еще раз его обняла, смеясь от смущения. - Я же только что был умным? Мэнди разорвала объятия и с легкой улыбкой проговорила: - Лип, просто обещай мне, – она выжидающе смотрела на него. Долго, пронзительно. От взгляда ее прекрасных глаз невозможно оторваться. Но он должен был. - Хорошо, – ответил парень. – Обещаю. Попрощавшись с Милкович, Лип вышел из квартиры. Похмелье все еще не отпускало, но по крайней мере он смог отвлечься от мыслей о своем паршивом состоянии. Чем ближе Лип подходил к дому, тем четче Лип осознавал, что соврал Менди так же, как и она ему. И этого ему становилось еще хуже. * - дэлмор - марка дорогого вискиЧасть 1
29 декабря 2016 г. в 23:40
Охуенно, конечно, работать и зарабатывать, но, блять, еще охуеннее, когда ты, нажравшись низкосортного бухла, забывешь о всей поебени в твоей жизни.
Выгнали из универа – похуй.
В личной жизни опять дерьмо – похуй.
В семье раздор – вообще похуй.
Бухло спасает. От всего этого спасает. Теперь-то Лип прекрасно понимал отца и его запойную жизнь. Как можно было думать, что ты, родившись здесь, вскормленный с детства отборной нищетой и пьяно-наркоманской жизнью, можешь выбиться в люди?
Саутсайд - это навсегда.
Гетто – это навсегда.
В Алиби опять дохера народа. Лип, как обычно, радовал таких же как он запойных пьяниц выдуманной им самим отличной историей якобы из универа. Эти слабоумные уебки и не догадывались, что Филлип Галлагер вешает им отборную лапшу на уши каждый ебанный вечер .
- И вот это горячая шлюшка берет у меня в рот и начинает сосать, активно прям, смачно, - он отхлебнул пол бокала дешевого вискаря, давая слушателям возможность все хорошенько представить. - И когда я почти кончил ей в глотку, в комнату вбегает ее подруга со сраной битой в руке. Как начинает орать: «Ах ты, мать ее, шалава, я, нахуй, верила тебе!» Оказалось, прошмандовка, что мне отсасывла, - лесбуха с пятилетним стажем, а то была ее лесбо-партнерша. И знаете, что она заорала ей в ответ? Что долго меня хотела и не может больше быть лесбиянкой. Что она устала от лесбийский игр и хочет нормальный мужской член. После этого случая меня и прозвали целителем!
- И что было потом, Галлагер? - послышался хриплый бас за спиной.
Лип сделал еще глоток виски, дабы додумать дальнейший ход истории, и высказал еще одну гениальную мысль, которая пришла ему в голову.
– А что потом? Потом это швабра с битой отшвырнула свою лже-лесбо-подружку и закончила за нее ее недоделанную работу. Вроде в знак мести. Конечно, она немногим красивее ебанной гориллы во время течки, но, блять, мне уже было похуй как-то, – Лип искоса довольным взглядом оценил реакцию своих слушателей и допил стакан дешевого виски, – а после я вдул обеим недогомосексуалкам. И это был охуительный тройничок, я вам скажу.
Алкашный смех постепенно стих, и в баре снова возродился старый добрый гул полуночной забегаловки. Не найдя рядом других барменов, Галлагер с большой неохотой попросил Кева повторить заказ, уже догадываясь, что за этим последует нудное бесполезное промываение мозгов.
- Знаешь, кудрявый, - начал Кевин будто в подтверждение опасений Липа. - Ты превращаешься в своего отца. Мне жаль тебя.
- Завали, Кев, – заткнул его Лип, – на другую жизнь у меня не было шанса.
Бармен зло взглянул на парня исподлобья:
- Слышь, у тебя было дохуя таких шансов. Просто ты все просрал, как и всегда, так и говори. Не лги самому себе. - Лип наигранно усмехнулся, но Кев не обратил внимания. – Если бы ты не вел себя как последний уебок, не протирал штаны, то бухал бы не в Алиби низкопробную хуйню, а сраный дэлмор* в каком-нибудь охеренно дорогущем ресторане с какой-нибудь охеренно дорогой телкой.
- Если бы да кабы, – затараторил бывший студент, вставая с барного стула и хватая куртку. – Не трахай мне мозги, Кев. Тебя там не было. Ты понятия не имеешь, был ли у меня шанс.
Лип вышел из бара, пошатываясь, жадно глотая морозный воздух. Как же охеренно, одно из самых прекрасных чувств. Он побрел вниз по улице, кутаясь как можно сильнее в куртку. Остановивишьсь, он достал косяк и глубоко затянулся. Теперь еще охереннее. В голове он прокручивал диалог с Кевом. Бля, да кто он такой, и какое ему вообще дело? Но в душе все-таки было погано. Как-будто целая стая мартовских котов принялись драть его хилую душонку, или что там от нее осталось. Он знал только два способа заглушить душевную боль: жесткий секс и херова туча алкоголя. В ближайшем супермаркете он взял первую попавшуюся бутылку вискаря и вышел на улицу мимо спящего кассира. Хоть здесь везет. Блять, да сама Вселенная хочет, чтобы он нажрался в эту ночь. Со Вселенной спорить нельзя. Он побрел дальше по городу, периодически присасываясь к бутылке. Вискарь оказался хорошим, баксов на 50.
Блядский Кев не выходил из головы.
- Да пошел ты в жопу, хуйло поганое! – проорал кудрявый в пустоту. – У меня, сука, никогда не было шанса! Ни у кого из нас не было шанса. Мы такими родились! Мы – Галлагеры, мы никогда не будем нормальными, – Лип отдышался и продолжил. - Мы всегда будем сидеть за решеткой, бухать и ширяться, рожать в пятнадцать, периодически лежать в дурке. Это наша жизнь. Для нас – это норма. Да откуда вообще этот лже-шанс у меня появился? И все для чего, чтобы меня потом все носом тыкали в этот просранный лже-шанс, которого у меня никогда не было? – он оглянулся вокруг и обратился к невидимой аудитории. – Людии! Я Галлагер! И каким бы, блять, распиздатым гением я не был, я все равно буду Галлагером. Даже если бы я стал, мать его, ученым или, да хуй с ним, нобелевским лауреатом, я б все равно нашел способ все просрать, – Галлагер снова присосался к бутылке, еле держась на шатких ногах, и неразборчиво пролепетал. – Гребанный, мать его, Кев. Такое хорошее настроение было.