Знахарь

Шум гудящих компьютеров противно отдается болью по всей черепной коробке, мешая концентрироваться на плывущих перед глазами числах и словах. Даже шелест бумаг и мерное постукивание клавиш неприятно режут слух. Глаза слипаются; для того, чтобы держать их открытыми и фокусировать взгляд, приходится прилагать нечеловеческие усилия. - На ручку только не упади, - Чжухон потягивается, свешиваясь со стула. - Я слышал историю про парня, который случайно заснул и глазом напоролся на карандаш, вот кровищи было. Шону промаргивается, откладывает ручку и тянется к чашке с кофе. Чтобы с разочарованием обнаружить, что она пуста, только капли перекатываются по дну да коричневые разводы неровной каймой обрамляют первую треть поверхности. - По-моему, пора принимать серьезные меры, - Кихён выглядывает из-за кипы бумаг и приподнимает круглые очки. - У тебя ведь раньше не было такого, ты всегда был самый выносливый. Босс ты наш или нет, в конце концов. - Я не переношу снотворное, а по-другому бессонница не лечится, - Шону устало трет переносицу. - Смена обстановки, всякие ванны с солями, чаи ромашковые, или что там еще обычно пишут в журналах, не пробовал? - Чжухон загибает пальцы, перечисляя. - Бред, - отмахивается Шону. - Кстати, насчет ромашковых чаев, - спустя несколько минут снова поднимает тему Кихён. - Может к знахарю сходишь? Знахари или же травники сотни лет назад служили врачами. Маги, колдуны, волшебники - их именовали по-разному, но суть их оставалась одна: они обладали неизвестными обычным людям знаниями и умениями, которые передавали из уст в уста. Их эра прошла, в нынешнее время люди ходят к высококвалифицированным врачам и специалистам, однако же про знахарей никто не забыл. Нередко к ним обращаются за помощью, когда медицина бессильна. Или же когда нужно провернуть какое-либо дельце, в связи с чем их храмы и лавки постепенно прикрыли и их приходилось искать в общественных местах. - Идти к знахарю с обычной бессонницей? Глупость. - А какая им разница? - Чжухон отрывается от монитора. - Им что бессонница, что геморрой, что заноза - главное, чтобы заплатили. Помнишь моего знакомого Чангюна, в актеры который подался? Он к знахарю пошел, чтобы от синяка быстрее избавиться для фотосъемки, так тот ему без всяких дал какую-то примочку и на следующий день уже ничего не было. - Поддерживаю. Попробовать стоит. Если ты заснешь за рулем, то это как минимум кончится разбитой машиной, - Кихён смотрит настойчиво, ясно давая понять, что в случае отказа он будет каждый день со вкусом выносить ему мозг, напоминая об этом варианте. Шону косится на лежащие на столе ключи, припоминая, как неделю назад из-за невозможности сосредоточиться едва не влетел в столб. Действительно надо это решать и уже неважно каким способом. Обычная бессонница перерастала в угрозу. - Чжухон, не знаешь, куда ходил Чангюн? *** Прогресс неизменно и стремительно движется вперед. На месте святынь вырастают мегаполисы с невероятными высотками и тысячами заведений всевозможных направленностей. Знахарей буквально вынудили покинуть привычные храмы и деревни и приспособиться к ритму современного мира, слиться с толпой. В клубе тесно, душно и слишком громко. По голове в такт битам будто стучали даже не молотом, а сразу целой наковальней. Шону морщится и старательно пробирается к барной стойке через плотную толпу народа. По пути его пытаются втащить в свою компанию сначала две девушки, потом один очень нетрезвый парень. Шону кажется, что от одних только паров алкоголя у него в голове уже успела образоваться какая-то пульсирующая изломанная кривая. Он кое-как достигает цели и, повышая голос, чтобы перекричать музыку, обращается к бармену: - Мне нужен знахарь. - Приличия ради заказал бы что-нибудь сначала, - парень с короткими пепельными волосами, концы которых были окрашены в ярко-бирюзовый цвет, нагло улыбается и красноречиво вскидывает брови, поправляя сползшие рукава белой рубашки. - Стакан воды, будьте добры, - Шону смотрит на бармена в упор, он слишком устал для каких-либо игр. - Даже утруждаться не буду, - парень закатывает глаза, после чего поворачивается в сторону второго бармена у другого конца стойки. - Эй, Хёнвон. - Налички на размен нет, можешь даже не надеяться, Вонхо, - тот качает головой, продолжая что-то ловко смешивать. - Во-первых, у тебя из заднего кармана торчат смятые тысячи, во-вторых, я не за этим, мне нужен Минхёк. Хёнвон поворачивается и слегка наклоняется вперед, окидывая Шону не очень заинтересованным взглядом, после чего наклоняется уже в другую сторону и пытается что-то разглядеть в дальнем конце переполненного зала. Шону прослеживает за его взглядом и замечает, что за танцполом есть небольшое помещение, закрытое шторами, между которыми лился свет. - Он занят пока. Придется подождать. - Ты слышал его, - Вонхо кивает Шону. - Можешь пока пойти развеяться. - Я так понимаю, кофе здесь не подают? - Шону садится на стул и расстегивает кожаную куртку. - Могу намешать коктейль с кофеином. - Я за рулем. - Вот же зануда, - парень фыркает, кривя губами. - Пять тысяч вон. Он ставит перед Шону чашку с горячей водой и кладет рядом выуженный из выдвижного ящика пакетик быстрорастворимого кофе. Шону расплачивается и с минуту размешивает мутный порошок в темнеющем кипятке. Запах кофе слегка перекрывает вонь из смеси спирта и пота. То и дело снующие туда-сюда люди постоянно задевают его спину сумками и локтями. Из-за мощных битов, сотрясающих помещение, кажется, что мозг взбивают в блендере. Шону мечтает о своей тихой квартире с ожидающей его таблеткой обезболивающего. - Эй, зануда, знахарь идет. Бармен щелкает перед его лицом пальцами, выводя из полудремы, и Шону оборачивается. Он сразу понимает, про кого из всей толпы шла речь. Этого человека по каким-то непонятным причинам невозможно было не заметить - взгляд сам цеплялся намертво. На него обращаешь внимание чисто инстинктивно, даже не осознавая этого. Парень в черных облегающих джинсах и в широкой белой кофте, слегка разорванной в некоторых местах в районе ключиц. Идеально выбеленные волосы, в которых, кажется, были убиты все остальные пигменты, будто бы неярко светились в темноте и блестели в бегающем по залу луче света. На пальцах массивные, но аккуратные кольца из серебра. Взгляд твердый, походка уверенная, он был на своей территории. Несколько человек обернулось ему вслед. - Виски со льдом, - обращается Минхёк к Вонхо и садится справа от не сводящего с него глаз Шону. - Твой посетитель, - указывает бармен подбородком. Минхёк поворачивается и встречается с Шону взглядом, тут же лукаво улыбаясь. - Что-то серьезное? У Минхёка глаза светло-карие, как слабозаваренный черный чай, с темным обрамлением вокруг радужки. Взгляд пронизывающий, улыбка слегка походит на оскал, голова наклонена немного вбок, изучающе. Шону тут же понимает, почему про знахарей говорили, что они не совсем люди. В Минхёке было что-то хищное, первородное, неподвластное пониманию обычных людей. Аура вокруг него была вязкая и тягучая, длинная сережка в виде тонкого серебряного креста на левом ухе мерно качалась из стороны в сторону, гипнотизируя, ритмичный бит из динамиков будто стал приглушенным, как если бы все помещение вдруг оказалось глубоко под водой. - Бессонница, - отрывисто отвечает Шону. Его сознание одновременно и ясное и слегка плывущее, он ловит себя на том, что не может отвести от знахаря взгляд. Он четко видит его слегка поблескивающие в свете софитов глаза, розоватые губы и покачивающиеся из-за кондиционера волосы, остальное же размывается. Мягко говоря, Шону чувствует себя странно. - Давно? - Минхёк, будто считывая чужую реакцию, дергает уголком губ, и тянется длинными пальцами к лицу Шону. Пальцы у него холодные, приятные, мягко проходятся по появившимся недавно черным кругам под глазами. Массивное кольцо с витиеватым символом случайно касается щеки Шону, обжигая своим холодом. - Полтора месяца. - Значит, со второй половины марта, - Минхёк пальцем касается его верхней губы и убирает руку, вместо этого наклоняясь слегка вперед. Шону чувствует его запах: заснеженная хвоя в лютый мороз. - День весеннего равноденствия. Ночь равняется дню, день равняется ночи. Природа умирает и рождается вновь, наступает биологический новый год, новая жизнь. Лицо обычно спокойного Шону не выражает ничего, даже недоумения, вызванного словами знахаря, но он чувствует, что человек напротив ловит все изменения внутри него. В глазах Минхёка горит первозданный огонь какой-то неизвестной скрытой мудрости. Древней, практически забытой, но по-прежнему существующей внутри людей, которые всегда разрывались меж двух миров. А в глазах Шону горит нечто похожее на легкое помешательство. Играет что-то из стиля дип хаус и лаунж, крыша слегка слетает от тягучей поглощающей музыки и ритмичных битов, Шону косится на кофе, думая, что бармен мог туда подсыпать что-то, потому что не может стальной Шону просто так взять и потеряться, смотря в глаза другому человеку. "Знахари люди лишь наполовину", - вдруг всплывает в голове гулявшая в прошлом среди масс фраза. - Думаю, с теоретическими подробностями мне лучше повременить, - Минхёк хитро улыбается, легко похлопывает Шону по коленке, берет со столешницы свой стакан с виски и встает. - Подожди немного. Он легкими шагами огибает бар, ловко лавирует между людьми и скрывается за дверью служебного помещения. Шону неосознанно провожает его взглядом и приходит в себя лишь какое-то время спустя, понимая, что смотрит в никуда. Он пару раз промаргивается и поворачивается обратно, пытаясь идентифицировать тот странный дурман, паривший где-то над диафрагмой. Он с удивлением отмечает, что вновь начинает слышать музыку четче, ощущая каждый бит как он есть, а не так, будто он сам находился под плотной пеленой воды. Головная боль куда-то исчезла, оставив после себя легкое головокружение. - Сейчас полегче станет, - Вонхо снисходительно-насмешливо улыбается, протирая столешницу. - Что? - Обычные люди редко могут спокойно на него реагировать, это нормально. Минхёку очень сложно противиться, его природная энергия притягивает вне зависимости от того, хочет он этого или нет. Хотя ты первый, кого так быстро с него вынесло, интересно. - А насчет тебя что? - Меня? – абсолютно спокойный бармен вытирает руки полотенцем и поправляет посуду на полке. - Было поначалу, я ведь тоже человек. Под влияние знахарей попадают только те, у кого нет привязанности к кому-либо. А когда у тебя появляется такой человек, то ты начинаешь спокойно реагировать на все эти их штучки, потому что твоя душа уже привязана к кому-то определенному. По крайней мере, так мне объяснил Минхёк. Звучит, конечно, это все возвышенно-отстойно, но смысл в этом есть. Шону проводит пальцем по тонкой ручке своей наполовину опустошенной чашки кофе. В голове у него что-то друг с другом явно не вязалось, а с лица и колена по-прежнему не сходил приятный холодок от чужих прикосновений. Это все было ново и странно, а потому вызывало кучу вопросов. - Вонхо, - обращается Шону к бармену, когда тот заканчивает обслуживать подошедших клиентов. – Ты сказал, что я первый, кого так быстро с него вынесло. То есть? - Обычно нужно какое-то время, чтобы человек проникся его энергией. Ну хотя бы минуты три, сам посуди, по крайней мере, надо парочкой слов перекинуться. А ты, - Вонхо цыкает и несколько раз кивает головой своим мыслям, облокачиваясь на столешницу. – Ты как один раз на него посмотрел, так ни разу глаз не отвел, пялился, как апостолы на Христа. Как я говорил, влиянию знахаря поддаются те, у кого нет привязанностей. Чем меньше сильных чувств ты испытываешь, тем сильнее на тебя влияют. Так что либо ты очень одинок, либо… - Либо? - Либо ты попал, парень, и мы с тобой еще не раз тут встретимся. Вонхо довольно улыбается, откровенно получая удовольствие от всего происходящего. Реакция Шону и его непонимание своих собственных ощущений забавляли бармена. Шону может и скуп на выражение эмоций, но за несколько лет работы Вонхо научился смотреть сквозь лица людей, прямиком внутрь. Вонхо видел его смятение и вдруг перевернувшиеся с ног на голову жизненные устои. За его барной стойкой и не такие раскалывались. Вонхо сразу мог определить, кто пришел тупо надраться или подцепить себе пассию, а кто пришел просто потому, что не знал, куда ему идти со своей ноющей душой. - А конкретнее? Игра в кошки-мышки Шону не то чтобы нервировала, а скорее сбивала с толку. Он ясно видел, что бармену есть, что сказать, но тот этого делать явно не собирался, смакуя ситуацию. Шону задумался, вместо ответа получив ухмылку, но через какое-то время вдруг резко выпрямился, почувствовав покалывание в районе лопаток и, казалось бы, растворившееся чувство легкого дурмана над диафрагмой. Не успел он повернуться, как на плечо ему легла прохладная ладонь. - Завари как обычный чай и выпей перед сном, - Минхёк протягивает пакетик с неизвестными Шону мелкими листьями. - Что это? - Твое лекарство, - знахарь улыбается и слегка сжимает его плечо пальцами. – Оно поможет. Я обещаю. - Но что это? - Вереск, сушеница, пустырник, валериана. Все экологически чистое, собранное точно в срок, доведенное до нужной консистенции и соотнесенное в идеальных пропорциях. Законом не запрещено, не переживай. У Шону имелись все причины ему не доверять и выкинуть в ближайшую мусорку эту дрянь, которая могла оказаться как обычной травой с газона, так и ядовитым растением или наркотиком. Но все доводы «против» были перечеркнуты одной большой безосновательной уверенностью в том, что Минхёк знает свое дело и ему можно доверять. Просто лишь потому, что бит музыки опять отошел на второй план, чужие светло-карие глаза цвета слабозаваренного черного чая по-звериному чарующе поблескивали в свете софитов, и пахло зимним хвойным лесом. - Сколько? - Двадцать тысяч вон. Шону расплачивается и убирает травы в карман куртки, аккуратно свертывая пакет. Минхёк снова садится на соседний стул и просит повторить виски. - А ты так и не созрел пропустить стаканчик другой? – Вонхо забирает чашку Шону с остывшим кофе и убирает к остальной грязной посуде. - Отстань от него. Он устал и хочет скорее домой, это место его нервирует. Шону вопросительно вскидывает брови, Минхёк практически слово в слово продублировал его мысли. Знахарь дергает уголком губ и, как и в прошлый раз, кладет ладонь ему на колено. - Тебе нужно отдохнуть. Завтра станет полегче. На улице ощутимо прохладно, туман из головы выветривается менее чем за минуту. Дымка в районе диафрагмы притихает, но никуда не исчезает, легкой завесой покачиваясь внутри. Шону, не торопясь, вдумчиво выкуривает сигарету и, прежде чем сесть в машину, оборачивается, чтобы бегло осмотреть неоновую вывеску и осознать, что даже на таком расстоянии он отчетливо чувствует присутствие Минхёка в нескольких метрах от себя. Странный вечер. Чай из трав на вкус оказывается абсолютно никаким. Чувствуется легкая горькость, но не более. Шону относится к нему довольно скептически. Когда вокруг не маячат проницательные глаза знахаря, в чудодейственные свойства желтоватой жидкости верится с трудом. Но Шону честно допивает весь стакан и ложится спать. - Тебя прямо не узнать, - Чжухон удовлетворительно хмыкает и покачивает головой, расслабленно распластавшись по всему креслу. - Ты стал похож на человека больше, чем на трупа двухдневной давности. - Я же говорил, что стоит попробовать, - Кихён методично скрепляет листы степлером. Прошла неделя и Шону чувствовал себя так, будто изматывающей бессонницы никогда и не было. Он каждый вечер пьет по стакану чая из трав, данных Минхёком, и крепко спит, отрубаясь практически сразу же, как только ложится. Можно сказать, что он вернулся к своему прежнему стабильному состоянию, если не считать того, что, во-первых, та легкая дымка над диафрагмой никуда не делась, а, во-вторых, на протяжении всей недели сон ему снился один и тот же. Приглушенная ритмичная музыка, выбеленные волосы и качающийся из стороны в сторону крест на чужом ухе, гипнотизирующий, не позволяющий отвести взгляд, делающий пульсацию собственной крови в голове невероятно громкой. Минхёк не выходил у него из головы и сам как будто бы находился рядом. Его лукавая улыбка почти постоянно маячила у растерянного от такой непонятной ситуации Шону перед глазами. И тот факт, что лекарственные травы постепенно заканчивались, заставлял слегка побеспокоиться. Беспокойства оказались не напрасными. С желтоватым чаем закончился и крепкий сон, Шону снова лежал до утра, чувствуя невероятную усталость, но так и не проваливаясь в сон, а лишь иногда плавая где-то между-между. Как и в прошлый раз, в клубе душно, полно народу и музыка настойчиво бьет по мозгам. Туда-сюда снуют люди, толкаясь и громко пьяно смеясь. - О, - с усмешкой тянет Вонхо. - Давно не виделись. Стакан воды? - Не утруждайся, - Шону садится за стойку и оборачивается в сторону зала, закрытого от посторонних глаз тяжелыми шторами. - Он скоро закончит. - А что там, за шторами? - Там в мягких креслах сидят богатые дяденьки с симпатичными девочками и мальчиками на коленках, курят сигары, пьют все, что подороже, и решают важные проблемы за колодой карт и фишками, - бармен, посмеиваясь, пересчитывает наличку из кассы. - Ты же взрослый мальчик, должен понимать что к чему. Шону понимает. На задворках сознания что-то неприятно щелкает, но также Шону понимает, что это все абсолютно не его дело. Он никогда ни в чьи жизни не лезет и лезть не собирается. Он умеет уважать чужие решения. Его спину снова то и дело задевают чужие локти и сумки, голова буквально трещит по швам. Вонхо умело творит с напитками какую-то магию, уверенно двигаясь и практически не глядя беря с полки бутылки. Тело само помнит местонахождение всех нужных ему предметов, Вонхо даже не нужно было лишний раз задумываться о следующем действии. Может он и довольно таки вальяжный, даже наглый, но в своем деле он профессионал, с этим нельзя было не согласиться. Шону наблюдает за ним, когда вдруг чувствует знакомое покалывание где-то внутри и оборачивается. Из-за штор появляются Минхёк, небольшая компания молодых парней и девушек и несколько солидных мужчин в дорогих костюмах. Некоторые уходят вместе, некоторые стоят и что-то обсуждают, Минхёк же прощается и направляется к барной стойке, издалека ловя взгляд Шону. - Привет, - знахарь улыбается и садится рядом с ним. - Как самочувствие? Снова дурман в голове, снова музыка кажется приглушенной, снова тот уже слишком хорошо знакомый крест, как маятник, качается из стороны в сторону. И снова головная боль слегка притупляется. - Лучше. - Но бессонница опять вернулась. Как и все ее последствия, - Минхёк протягивает руку и прохладными пальцами слегка надавливает Шону на переносицу, мягко массируя, его рукав задевает кончик носа Шону. - Легче? Шону с удивлением отмечает, что теперь голова перестала болеть полностью, и кивает. Чужой рукав снова задевает его, теперь уже щеку, и в нос ударяет живительный запах свежей хвои. - Как ты это делаешь? - Я этого желаю и оно происходит, - знахарь посмеивается. - Годы тренировок. Как и в прошлый раз, вокруг все плывет, лаунж кружит голову, но Шону чувствует себя более осознанно, не теряя связи с реальностью. Чужая мощная энергия, похожая на магнит, не сбивает напрочь, а плавно окутывает. - Ты больше не похож на зомби, ого, - насмешливо вклинивается Вонхо, когда рассчитывает посетителя. - Ко второму разу люди уже могут себя контролировать, - Минхёк кивает и Шону замечает, что его светло-карие глаза практически неуловимо, буквально на долю секунды, будто слегка тускнеют. - Первое впечатление уже должно отпустить. - Пока что я все еще... - Шону прерывается, осознавая, что если он скажет "Все еще не могу отвести от тебя взгляд", то это будет слишком... слишком. Вместо этого он переводит тему. - Все еще нуждаюсь в лекарстве. Заинтересованный взгляд знахаря говорит о том, что мимо его внимания не ускользнула данная заминка. Но он позволяет перейти к заданной теме. - Я могу дать тебе тот же сбор, что давал до этого. Он поможет, но я думаю, что навсегда он от бессонницы все равно не избавит, - Минхёк склоняет голову набок и слегка прищуривается, внутренним чутьем сканируя человека напротив. - Мы сейчас лечим вот это, - он прикладывает прохладные пальцы к виску Шону. - А лечить нам все-таки нужно вот это, - ладонь опускается и прижимается к груди, туда, где мерно бьется сильное сердце. - И как это лечить? - Тебя что-то беспокоит. Оно не дает тебе расслабиться и поэтому ты не можешь спать. - Что именно? - Я знахарь, а не телепат, увы, - Минхёк качает головой. - Никто не сможет разобраться в этом лучше, чем ты сам. Только ты знаешь себя настоящего, так ведь? Как и прежде, знахарь слегка похлопывает его по коленке и легкой, довольно изящной, походкой пробирается через людей и скрывается за дверью, провожаемый задумчивым взглядом Шону. - Что-то не меняется, - усмехается Вонхо. - Не начинай, - Шону разворачивается обратно к стойке и прикрывает глаза, давая дурману в голове поутихнуть, а разволновавшейся дымке над диафрагмой успокоиться. - Ты ему нравишься, - спустя какое-то время бросает бармен, поправляя сползший рукав. - В каком смысле? - Не скажу, ты же просил меня не начинать, - Шону, не мигая, тяжело смотрит на Вонхо и тот не выдерживает и хохочет. - Ты не подумай, я не какой-то сучий ублюдок, стою тут и издеваюсь над тобой. Нет, не без этого, конечно, но ты мне тоже нравишься, поэтому мне в кайф над тобой прикалываться. - Говори, раз уж начал. - Минхёк никогда не ведет какие бы то ни было маломальские беседы с клиентами. Спрашивает в чем дело, называет сумму и на этом все общение заканчивается. Что-то его зацепило в тебе. И я не уверен, - голос Вонхо понижается на полтона. - Хорошо это или плохо. - То есть? - Шону едва заметно хмурится. - Как думаешь, почему он даже имени твоего не спросил? Почему не спросил, чем ты занимаешься, хотя, по идее, сбор данных может помочь решить проблему, особенно если она больше психологическая, чем физическая? - бармен делает паузу. - Потому что у людей есть свойство, узнавая информацию о ком-то, привязываться к этому человеку. А знахари на это права не имеют. - Откуда ты все это знаешь? - через какое-то время спрашивает Шону, когда Вонхо заканчивает с обслуживанием очередных посетителей. - Мы не первый год здесь работаем вместе. Ну и, возможно, играет роль тот факт, что я по образованию психолог. Юридический, правда, но не суть, - бармен смеется, слегка запрокидывая голову, довольный своим ответом. - Чтобы впаять кому-то алкоголь и развести его на разговоры, много ума не надо. Шону чувствует знакомое покалывание в районе лопаток и уже не удивляется тому, что за этим следует прохлада чужой ладони на плече, очередной всплеск легкого дурмана в голове и волнение дымки над диафрагмой. Почему-то все это быстро стало чем-то привычным. Перед его уходом Минхёк снова касается пальцами его груди в районе сердца и говорит, что Шону должен попытаться разобраться в себе и найти причину своего беспокойства, если он не хочет до конца жизни стабильно ходить сюда раз в неделю за своим вызывающим привыкание лекарством. Шону ловит себя на стремительной и тут же задавленной мысли о том, что он не так уж и против. Кондиционер позволяет поддерживать достаточно прохладную температуру в салоне машины, но это не то, что нужно Шону. Он приоткрывает окно и впускает ветер, который тут же врывается внутрь и приятно ерошит короткие волосы, освежая и наполняя легкие желанным кислородом. Неровные овалы от света фонарей попеременно сменяются один за другим, перебегая по приборной панели. Тело уставшее, но сна ни в одном глазу. Шону думает, но не о том, о чем просил его знахарь. Он думает о том, что Минхёк на несколько сантиметров ниже его. О том, что руки у него гладкие, абсолютно не привыкшие к физической работе. Думает о словах Вонхо. О том, что психолог работает барменом, а обладающий огромными знаниями Минхёк обитает в душном клубе с комнатой, закрытой шторами. А в голове играет что-то из стиля дип хаус и лаунж и качается из стороны в сторону тонкий серебряный крест в ухе, наполовину прикрытом идеально выбеленными волосами. - А ты, я смотрю, бодрячком, - Чжухон громко зевает и трет глаза, едва не вдавливая их внутрь. - Весь отдел хочет сдохнуть, опять этот долбаный конец месяца. - Может тоже к знахарю наведаться, - Кихён, не удержавшись, до слез зевает вслед за Чжухоном. - Взять суперэнергетик. И что-нибудь против тошноты от повседневной рутины. Каждый день одно и то же. - Меня аж в холодный пот бросает от слова "Отчет", - ведет плечами Чжухон. - Не жизнь, а макулатура сплошная. "Каждый день одно и то же", - повторяет про себя Шону. Действительно. У него ничего в жизни не менялось, так откуда вдруг взялась бессонница, если поводу для беспокойства просто неоткуда было взяться? Он на самом деле послушно раздумывает над тем, что могло послужить причиной возникновения болезни, но чем больше он думает, тем больше понимает, что это бессмысленно. Единственное необычное событие, напрочь выбивавшееся из ежедневной монотонной работы, это поход в клуб к знахарю, но это случилось уже после того, как у него началась бессонница. И совершенно неосознанно, каждый раз приходя к такому заключению, Шону перебрасывается мыслями в сторону Минхёка и начинает размышлять теперь уже над всем, что связано с ним. Ему по-прежнему снится тот же самый сон, который не выходит из его головы даже днем. Только теперь там появилась новая деталь, новая сцена. Знахарь держит ладонь у его сердца и, улыбаясь, повторяет: "Проблема здесь". Суточная доза сигарет Шону увеличилась. Когда травяной чай снова заканчивается, Шону дает себе две ночи, чтобы проверить, может ли он заснуть без него. Спать хочется ужасно, но сознание упрямо не отключается. Как и ожидалось, не помогло. Шону человек ответственный и трудолюбивый. Занимая высокую должность, он в самом конце месяца старательно все проверяет, подгоняет и исправляет, что нужно. Он задерживается в офисе гораздо дольше обычного и уже думает о том, чтобы поехать домой, но понимает, что все равно не заснет. Поэтому он едет в клуб и в три часа ночи паркуется неподалеку. Подходя к зданию с обратной стороны, он вдруг чувствует знакомое покалывание внутри и инстинктивно поворачивает голову. В паре метров, в свете фонарного столба стоит Минхёк с натянутой улыбкой и два парня. Шону человек порядочный, он подслушивать не любит и уже собирается войти внутрь и подождать знахаря за барной стойкой, но некоторые слова заставляют его остановиться. - Все знают, что вы продаетесь тем богатым обмудкам в выглаженных костюмах. Какая тебе разница с кем трахаться? - Я не продаюсь, - чеканит Минхёк. - Тебе мало вот этого? - парень в потертой коричневой кожанке трясет перед ним пачкой смятых купюр. - Что, мажорики в трусы побольше суют? - Шлюхи в соседнем переулке, идите туда со своими предложениями, - знахарь делает шаг в сторону, но его тут же хватают за локоть. - Шлюха прямо перед нами. Шону человек спокойный и неконфликтный. Он всегда предпочитает решать все дела обдуманно, без лишней суматохи. Поэтому он спокойно подходит к ним и сначала перекидывает через себя одного парня, а потом с размаху врезает в челюсть другому. Он не спеша до хруста поддает ногой по ребрам первому, потом второму, а затем опускается рядом с ними и вежливо предупреждает, что если увидит их где-нибудь в округе, то вместо ребер он проломит им череп. Минхёк молча наблюдает за всем, слегка приоткрыв рот, но когда Шону зовет его пойти с собой, знахарь приходит в себя и быстро достает из своего рюкзака баночку туши для каллиграфии. Он проворно рисует угловатые символы на поверженных парнях, которые с опаской поглядывали на стоящего рядом Шону. Когда один из них все же хватает Минхёка за лодыжку, знахарь ребром ладони со всей силы ударяет ему по тазобедренной кости. Больше попыток пошевелиться никто не предпринимает. В машине тихо. У Шону в голове был легкий дурман, смешанный с головной болью, и привычная дымка над диафрагмой, но окно он решил не открывать. Это все не мешало концентрироваться ему на дороге, почему-то сейчас он был предельно собран, хотя мигрень все же донимала, но и это продлилось недолго. На первом же красном светофоре Минхёк потянулся к нему рукой и, как и в прошлый раз, надавил ему на переносицу, задевая щеку рукавом своей кофты. Стало намного легче. - Шону. Шону от неожиданности оборачивается, но после снова возвращает взгляд на дорогу. - Откуда ты знаешь мое имя? - Твоя визитка лежит на приборной панели. Действительно. Белый прямоугольник с черными простыми символами. Ничего лишнего, только стандартная информация без каких-либо узоров или опознавательных знаков вокруг. - Работаешь в солидной компании, - Минхёк устало и с каким-то смирением дергает уголком губ. - Но ведь это не твое настоящее имя? Я не чувствую, чтобы оно тебе подходило. - Меня зовут... - Не надо, - обрывает знахарь. - Лучше не надо. - Ты не привяжешься ко мне из-за одного только имени. Минхёк слегка исподлобья смотрит на него, изучающе сканируя светло-карими глазами и делая определенные умозаключения. - Нужно будет завязать Вонхо язык. - Вонхо не со зла. - Я знаю, - Минхёк смотрит в окно, за которым проносятся, сливаясь в практически сплошную полосу, оранжево-желтые огни города, и спустя несколько минут неожиданно даже для самого себя говорит. - Если бы дело было только в имени. Знахарям запрещено близко общаться с людьми. Связи нужны им только для того, чтобы передать следующему поколению свои знания и силу. Мы должны делать свое дело, не вмешиваясь в чужие жизни и не пуская никого в свою. В этом мире мы просто помощники. - Я не буду лезть. Шону сосредоточенно смотрит на дорогу, внимательно слушая каждое слово. Краем глаза он видит, как качается серебряный крест в чужом ухе. Дымка внутри пульсирует в такт ему. Когда они подъезжают к высокой многоэтажке, дому Минхёка, знахарь открывает свой рюкзак и начинает шарить в нем рукой, пытаясь разглядеть множество имеющихся там вещей под светом маленькой потолочной лампочки. Шону смотрит на его сконцентрированное уставшее лицо, на пальцы в серебряных кольцах, перебирающие предметы в обычном неприметном темно-синем рюкзаке, и вдруг впервые четко осознает, что перед ним человек. Очень необычный, обладающий определенными способностями, но в первую очередь человек. Знахарь - не знахарь, неважно. С осознанием этого факта дурман из головы Шону вдруг испарился. Он будто перетек вниз, к дымке, парящей над диафрагмой, и слился с ней. - Вот, - Минхёк протягивает ему пакет с травами. - Больше я ничем помочь не могу. По крайней мере, пока что. Денег не беру: услуга за услугу. Спокойной ночи. Улыбнувшись и сверкнув глазами цвета слабозаваренного черного чая, знахарь выходит из машины и быстро скрывается в доме. Шону провожает его взглядом и не спеша трогается с места, направляясь домой. Он открывает окно и достает из пачки сигарету. Лишь на следующий день он замечает, что визитки с его именем на приборной панели больше нет. Замечает он это, в три часа ночи сидя в машине, в стеклах которой отражалась неоновая вывеска клуба. Шону решил не усложнять и даже не стал объяснять самому себе, что он здесь делает. Он приехал просто потому, что захотел. А еще вдруг ни с того ни с сего несколько часов назад начался сильный дождь, настойчиво барабанящий сейчас по крыше. Шону выходит из машины и добегает до входа в здание, по пути неприятно наступая кроссовками в лужу на дороге. Затекшая вода противно хлюпает, но он не обращает на это никакого внимания. На свежую голову клуб не кажется таким уж отвратительным. Шону по привычному маршруту проходит через толпу и, еще не доходя до барной стойки, встречается взглядом с по-привычному нагло ухмыляющимся Вонхо, когда практически прямо перед ним возникает Минхёк с рюкзаком на плече. - Я ведь не мог перепутать травы и дать тебе что-то левое, да? - знахарь улыбается, слегка наклоняя голову, пытаясь прочувствовать состояние человека напротив; дымка над диафрагмой Шону тут же начинает волнительно покачиваться. - Ты хорошо себя чувствуешь, даже не устал после работы. - Решил убедиться, что те два урода к тебе больше не сунутся. - У них сейчас другие проблемы, - по лицу Минхёка то и дело скользят цветные лучи света, отражаясь от креста в ухе на щеку Шону. - Я подвезу тебя. Там ливень. - У меня с собой зонт. Дождь закончится через полчаса, - знахарь поднимает руку и смахивает с волос Шону капли. - Хотя снова начнется в час кролика. - Час кролика? - Период с пяти сорока до семи сорока утра. - Откуда ты знаешь? - Чувствую, - Минхёк пожимает плечами. - Поедешь со мной, мне по пути, - Шону разворачивается и они выходят из здания. Он в пару длинных шагов доходит до машины и садится. Знахарь стоит под козырьком здания и прищурено смотрит на него, размышляя, обдумывая свои действия, взвешивая все за и против. В конечном итоге он, перепрыгивая через лужи, все же обходит машину и садится, укладывая рюкзак на колени. Мир впереди расплывается, даже в такое позднее время город полон людей и машин, приходится ехать медленно, вглядываясь в дорогу. Мокрые кроссовки постоянно напоминают о себе, но покачивающаяся внутри дымка вдруг начинает странно греть и помогает не отвлекаться на мысли о влажной обуви. Какое-то время они едут молча, после чего Минхёк, тихо посмеиваясь, говорит: - Если ты не задашь мне свой вопрос, то он так и будет зудеть в твоей голове. Шону уже даже не удивляется. Из-за его природной скрытности людям никогда не удавалось понять его, уловить настроение. Тот факт, что знахарь практически полностью мог считать его чувства, интриговал и вызывал какое-то странное удовлетворение. - Что за знаки ты нарисовал на них вчера? - Парочка рун, которые безобидны по отдельности, но в комбинации сулят огромную кучу проблем и тотальное невезение. - То есть ты проклял их. - Не совсем. Их сила держится пару недель, потом все станет, как было, - знахарь искривляет губы в ухмылке и добавляет. - Если они выживут. Знахари действительно такие же люди, как и все, однако их природная звериная сущность нередко доминировала, у них были свои правила, понятия, устои и видения этого мира. Стать врагом знахарю значит априори навлечь на себя беду. - Но ты ведь не этот вопрос хотел задать. Дождь постепенно заканчивался. Барабанная дробь по крыше становилась все тише и тише, обзор на дорогу улучшился. - Ты умеешь воздействовать на людей. Почему не заставил их убраться подальше от тебя? - Хороший вопрос, - Минхёк крутит на пальце одно из своих колец. - Нам с самого детства объясняют одну вещь. Знахари должны помогать людям. Со всеми болезнями, со всеми ситуациями. Они служат для других. Но себе они помочь не могут. Мы не можем лечить свои болезни и делать что-то ради своего блага. В нас с самого рождения стоит что-то типа блока. Например, я могу выпить отвар, но для организма он будет как обычная вода. Он потеряет все свои свойства. Знахарь может помочь всем, кроме себя. - Это несправедливо. - Я говорил своей бабке то же самое, - Минхёк криво улыбается. - Она меня за это всегда крапивой по заднице хлестала. Ненавижу крапиву. Но у нее много полезных свойств. Главное вовремя сорвать и правильно выпарить. - Она тебя всему научила? - Да. У знахарей родители обычно детьми не занимаются. Они выполняют свой долг и работают во благо людей. Всему учит старшее поколение. Если нормальные люди в детстве учат сколько будет два плюс два, то я учил как правильно выжать и хранить сок Амаранта. Бабка моя была умная очень, но строгая. Таскала меня в горы, объясняла когда что собирать. Я тебе не просто так говорил, что все травы чистые и отлично выдержанные, я их сам собираю и обрабатываю, у меня дома целая оранжерея. Минхёк никогда никому не рассказывал о своем детстве, о чем-то настолько личном. Между ним и людьми всегда была проведена четкая черта, за которую он никогда не переступал. Это был первый раз за многие годы, когда он делился с кем-то подробностями своей жизни. Даже Вонхо, с которым знахарь общался чуть больше, чем с другими "обычными" людьми, не знал о том, что в детстве бабка Минхёка в большинстве своем порола его за неконтролируемую болтливость, которую он научился сдерживать. Он закопал себя под обязательствами знахаря, который не имеет права на личную жизнь. Знахарь не должен привязываться. Знахарь не должен добиваться счастья для себя. Их кредо - самоотверженность. Шону слушает внимательно, с какой-то несвойственной себе жадностью собирая все крупицы информации и выстраивая в голове образ другого человека. Дымка над диафрагмой покачивалась и грела, подпитываемая хриплым голосом Минхёка. Дурман больше не туманил голову, но Шону по-прежнему чувствовал, как вязкая аура знахаря окутывала его со всех сторон. Даже когда тот вышел из машины, его присутствие четко ощущалось внутри. А ночью в голове покачивался тонкий серебряный крест, играл уносящий вдаль лаунж, на коже ощущалась прохлада чужих пальцев. Минхёк, склонив голову набок, по-звериному скалился, его светло-карие глаза ярко сверкали. Знахарь был дикий, но по-прежнему красивый просто до безумия. Лечебного чая хватает как обычно на полторы недели. И Шону как обычно дает себе два дня, чтобы проверить может ли он заснуть. Проблему он в себе так и не нашел, поэтому, как и ожидалось, не может. Как ни странно, особо его это и не расстраивало. После работы он едет в клуб, где из-за головной боли все снова кажется максимально неприветливым. За исключением Вонхо. Бармен встречает его насмешливым улюлюканьем и ставит перед ним стакан воды "за счет заведения". - Даже не поздоровался со мной в прошлый раз, - Вонхо театрально вздыхает. - А я так ждал. Мне очень не хватало твоего каменного лица. - Ты со всеми клиентами так разговариваешь? - Нет, только с теми, кто мне нравится, - бармен довольно улыбается, опираясь локтями о столешницу. - Рассказывай как жизнь молодая. Ну, не совсем молодая, но это так, детали. - Все хорошо, - Шону поворачивает голову и смотрит в сторону зала за шторами. - Да придет скоро твой знахарь, он уже закончил и пошел в служебку за вещами. Поговори лучше со мной, - Вонхо закатывает глаза и скрещивает руки на груди. - Что Хёнвон, что Минхёк, что ты - молчаливые, хоть убейся. Мне надоело общаться с пьянью, я хочу поговорить с нормальными людьми. - Смени работу. - Мне нравится моя работа. А вот коллектив мне не нравится, - он повышает голос и красноречиво смотрит на Хёнвона, который фыркает и показушно отворачивается. - Так что давай, расскажи мне что-нибудь. - Что? - Да все что угодно. Кем ты работаешь, например? - Начальник отдела продаж. - Так ты бабки лопатой гребешь, - Вонхо присвистывает. - Шикарная квартира в центре и новенькая ауди, да? - Двушка в получасе от центра и полуторагодовалый Рено. - Скукота какая. - Меня устраивает. Вонхо собирается поинтересоваться куда тогда уходит явно немаленький заработок, но видит, что к ним уже идет Минхёк, и разочарованно вздыхает. Шону чувствует привычное покалывание в районе лопаток и оборачивается до того, как знахарь успевает дойти и положить прохладную ладонь ему на плечо. - Подвезешь меня? - Да, - Шону встает со стула. - Интересно, - бармен постукивает пальцами по стойке и улыбается от уха до уха. - Что-то новенькое. - Отниму голос, - предупреждает Минхёк. - Чур меня, чур. Вонхо складывает из пальцев крест и, посмеиваясь, тычет им в знахаря. Тот отмахивается рукой, берет Шону за локоть и они выходят из здания на воздух. В конце мая уже довольно тепло, но ночи все равно прохладные. Ветер приятно охлаждает уставшую голову. Когда они садятся в машину, Минхёк снова надавливает Шону на переносицу, чтобы унять боль. - Твой дискомфорт передается и мне, - объясняет он. Минхёк осматривает салон, медленно скользя взглядом по всем предметам. Он смотрит на пустую пачку от сигарет, лежащую в подставке для бутылок, зачем-то запоминает марку, отмечает, что машина чистая, стекла без разводов, пыль с приборной панели вытерта, в зеркале заднего вида замечает, что на заднем сидении аккуратной стопкой высятся папки с бумагами. Обстановка машины, как и обстановка дома, может многое сказать о человеке, главное уметь правильно видеть. - Спрашивай, - говорит Минхёк. Он чувствовал, как вопросы кружат в голове человека рядом. - Вонхо рассказывал о том, что происходит за шторами, - Шону делает паузу. - Я не хочу лезть, но... - Хочешь узнать сплю ли я с ними? - ответа нет, Шону молча смотрит на дорогу. - Там играют в покер по большей части. Те парни и девушки - это все знахари. Мы выполняем роль талисманов. Чья удача пересилит. Некоторые помимо талисманов предоставляют эскорт-услуги. Что касается меня, то я еще не настолько отчаялся, чтобы продавать себя. - Прости. - Все в порядке. Какое-то время в салоне стоит тишина, после чего все же Шону решает сказать то, что давно вертелось у него в голове. - А ты сам хочешь всю жизнь в роли талисмана провести? - Что? - Ты обладаешь такими знаниями и способностями, а сидишь в клубе, позволяешь тратить их на чьи-то забавы. Ты достоин гораздо большего. - Я знахарь, Шону, я должен помогать людям, - жестко говорит Минхёк. - И чем ты им помогаешь, сидя рядом с богатым снобом? - Шону останавливается на красном сигнале светофора и поворачивается, в упор смотря на Минхёка. - Ты слишком невероятный, чтобы каждый раз выходить оттуда с грустью во взгляде, и ты это понимаешь. Знахарь не отвечает. Он опускает голову и смотрит на свой синий рюкзак, наполненный различными травами, мелкими камешками, нитками и баночками туши. Машина трогается с места и проезжает квартал прежде, чем Минхёк, наконец, открывает рот. - И что, по-твоему, я должен делать? Куда я пойду с этими своими знаниями? - Начни свой бизнес. Открой магазин, где ты будешь продавать свои травы. - Лавки знахарей закрывают друг за другом, - грустный смешок. - Все зависит от подачи. Документы, оформление товара и реклама - вот что служит основой магазина, по которой и определяют его направленность. Закрывают лавки знахарей, но не трогают лавки со специями, чаями и прочими травами. Оформишь все под чаи и сборы натурального производства - никто не станет лезть. Постепенно наберется клиентура, появятся те, кому нужно будет с чем-нибудь помочь, и дело пойдет. - Это все сложно, особенно для человека без образования. - Я помогу тебе. Минхёк медленно поворачивает голову и с откровенным удивлением смотрит на Шону. Спокойный Шону говорил уверенно, со знанием дела и, что сбивало с толку больше всего, обнадеживающе. Знахари должны помогать людям и никогда не ждать ни от кого помощи. Так Минхёка учили, так Минхёк жил. Всегда все сам, никого не прося об услугах, потому что так нужно. Ему постоянно повторяли весь перечень того, что он должен, и того, что он не должен. Рожденные знахарями, они имеют свои обязательства, которыми не имеют права пренебречь. Это плата за дар, который, однако, многие считали проклятьем. Минхёк чувствует его в своей крови. Чувствует зверя в своей душе. - Мы приехали. Знахари должны помогать людям и Минхёк, черт подери, тоже человек. - Поехали к тебе. - Что? - Я немного поразмыслил и понял, как вылечить тебя, так, чтобы не пришлось больше заваривать этот чай. Но для этого мне нужно быть в твоем доме. Минхёк заглядывает Шону в глаза, улыбается, и дымка над диафрагмой начинает покачиваться в такт серебряному кресту, который уже долгое время имел какое-то странное гипнотическое воздействие. Шону кивает и снова выезжает на дорогу. В квартире царит идеальный порядок. Из открытого окна доносятся умиротворяющие звуки ночного города. По комнатам гуляет приятный сквозняк, слегка колышущий длинную легкую занавеску у большого окна в зале. Свет приглушен, основное освещение не включено. Стены и мебель были отделаны в кремовых спокойных тонах, не резали глаз и гармонично сочетались друг с другом. Слегка пахло типографской краской: два больших стеллажа были заставлены толстыми книгами и папками с документами, даже на кухонном столе высилась небольшая стопка бумаг с таблицами и графиками. По всей квартире лежали черные ручки и небольшие блокноты на случай, если срочно нужно будет что-то записать. Типичное жилище работящего человека. Минхёк стоит, прислонившись к столу, и оценивает обстановку, складывает в голове портрет человека, по крупицам собственных ощущений восстанавливает энергию дома. Шону стоит напротив и молча ждет, он готов дать столько времени, сколько потребуется. - Как я и думал, - наконец, говорит Минхёк. – Ты один. А ведь люди не должны быть одни. Шону не отвечает. - Твоя бессонница началась во время весеннего равноденствия. В это время вселенная как бы обновляется. Она дает новую жизнь, новые возможности, дает исправить ошибки. Именно в этот период запускается что-то типа программ, сводятся чьи-то судьбы, корректируются сознания, - знахарь склоняет голову набок. – Вселенная хочет, чтобы ты поменял свою жизнь, Шону, и твое естество это понимает. Оно не дает тебе спать, пытаясь подтолкнуть к каким-то действиям. Люди не должны быть одни. Падать с головой в работу, потому что ты «должен выполнять свой долг» и быть частью общественного конвейера – неправильно. Теперь я это осознаю. Отталкиваясь от стола, Минхёк делает несколько шагов вперед и подходит к Шону. - Я сразу понял, что это все не просто так. И… - знахарь делает паузу. – Я сейчас переступаю через все границы, но я просто хочу побыть для тебя обычным человеком. Нам обоим это нужно. Минхёк кладет прохладные ладони ему на плечи, подается вперед и осторожно целует. Он чувствует, как чужое сердце делает скачок, и улыбается. Он всегда четко улавливал реакции Шону на свои действия, даже на свое присутствие. Обычно он вызывал в людях желание обладать, присвоить, он чувствовал в них похоть. В Шону был чистый, искренний восторг. Минхёк на самом деле боялся людей, не верил им, потому что всегда чувствовал всю их грязь. Шону он не боялся. Бояться было попросту нечего. Шону чувствует, как дымка, дурман над диафрагмой, за секунды разрастается и заполняет собой все, ударяет в голову сильнее любого алкоголя. Шум ночного города исчезает, мир вокруг тоже резко теряет значение. Есть только знахарь, мягко прижимающийся к нему, и ощущение того, будто прикасаешься к чуду. Минхёк сам углубляет поцелуй и Шону окончательно тонет в запахе хвойного леса в зимний день. Сознание одновременно и плывет и полностью концентрируется на знахаре. Шону кладет ладони ему на талию, ведет их вверх, переходит на спину. Он не помнит, как они оказались в спальне. Шону целовал его губы, щеки, шею, ключицы, руки, Минхёк был для него удивительным и бесконечно прекрасным, у Шону просто крышу сносило от возможности прикасаться к нему и от того, с каким чувством тот отвечал на каждое прикосновение. Глаза знахаря будто слегка светились и блестели. Он прижимался настолько сильно, насколько мог, отдавал всего себя, понимая, что делает то, что делать не должен, но остановиться он не мог, не хотел. Минхёк желал забыть о том, что он знахарь, и хотя бы на одну ночь стать обычным счастливым человеком, хотя бы на одну ночь почувствовать себя нужным и не одиноким, не запертым в золотой клетке собственного предназначения. Просыпаясь утром, Шону сразу понимает, что что-то не так. Мягко говоря. Он в сознании, но не может двигаться, не может даже открыть глаза. Он чувствует присутствие Минхёка, но не может позвать его. Знахарь, поняв, что он проснулся, мягко поглаживает его щеку и кладет в ладонь маленький круглый предмет. - Моей энергии в нем хватит на то, чтобы помогать тебе. Носи его с собой и все будет хорошо. Прощай, Шону. Через пару минут после хлопка двери возвращается способность двигаться. Шону видит на своей ладони серебряное кольцо с витиеватым символом. Его холод обжигает. Причем обжигает не только руку, но и медленно истребляет все внутри. Шону догадывался, что так будет. Диких знахарей невозможно подчинить, невозможно присвоить, они дети природы, дети вселенной, главное для них – свобода и отстраненность. Но он не знал, что приобрести, почувствовать в своих руках что-то волшебное и тут же потерять это будет настолько больно. Бессонница действительно исчезла. Силы вернулись, снова начали сниться обычные не запоминающиеся сны. Вот только Шону спать совершенно не хотелось. У него появилась привычка по ночам сидеть на постели, пытаясь удержать перед внутренним взором образ улыбающегося белокурого знахаря, и курить прямо в квартире, крутя на пальце серебряное кольцо. Дымка над диафрагмой бессильно скручивалась и извивалась. Неделю спустя он не выдержал. Шону проталкивался через толпу людей, кажется, полностью заполнившую душное помещение, сотрясаемое мощными битами. Он даже не успевает сесть на свое место за барной стойкой, как к нему подлетает Вонхо. - Что между вами произошло? - Где Минхёк? - Вот в том-то и дело, - бармен с досадой кидает полотенце на столешницу. – Он уволился. Сказал, что так будет лучше. Я ездил к нему домой, но мне сказали, что он переехал, не оставив нового адреса. Шону закрывает ладонями лицо. Внутри противно заныло. - Что у вас случилось? – у Вонхо нет даже намека на обычно не сходившую с его лица усмешку. – Что-то произошло в тот день, я знаю. Шону тяжело выдыхает. Он садится на стул, опирается локтями о столешницу и молча долго смотрит бармену в глаза. - Ясно, - Вонхо далеко не был дураком и быстро сложил один к одному. – И что потом? Ты настолько плох в постели, что он тут же сбежал от тебя? Каламбур оценен не был. - Прости, как-то не в тему было, - бармен вздыхает и чешет голову. – Я же говорил, что это двойственная ситуация. Нельзя знахарям привязываться, мозги им на эту тему пудрят, дай боже. Я не знаю, что теперь делать. Мне жаль. Снова играет что-то из стиля дип хаус и лаунж, но голову это больше не кружит. Скорее давит и неприятно протыкает насквозь. Потому что наступает четкое осознание того, что без чужой вязкой ауры все вокруг кажется пустым и бессмысленным. - Налей мне чего-нибудь, - Шону снимает куртку и вешает ее на стул. - Ты же за рулем, - Вонхо вскидывает брови. - Плевать. Побольше и покрепче. Бармен улыбается и тихо посмеивается. - Как скажешь, - Вонхо с минуту колдует за стойкой, после чего ставит перед Шону граненый стакан. – Двойной виски без льда. Он предвкушает ночь удивительных историй. Время не лечит. Оно притупляет боль, но не уничтожает ее полностью. Воспоминания и пережитые эмоции невозможно убить. Легче не становится. Ты просто привыкаешь ко всем рвущим на части ощущениям. Усердная работа принесла свои плоды. На зависть Чжухону, Шону теперь исполнительный директор. Правда, ему абсолютно все равно. Он всегда усиленно работал, просто потому что так надо было. У него нет цели, нет каких-то планов, денег на жизнь ему и на прежней должности спокойно хватало, цифра на банковском счете росла, а тратить было не на что. Кроме товаров первой необходимости он ни в чем не нуждался. А то, в чем он действительно нуждался, нельзя было купить ни за какие деньги. Раньше Шону не обращал внимания на атмосферу в своем доме. Он вставал утром, завтракал, ехал на работу, приходил вечером, ужинал и ложился спать. Каждый день один и тот же алгоритм, он даже не задумывался о том, что может быть по-другому. После того, как в его квартире побывал Минхёк, Шону понял, что на самом деле там пусто. Со всем обилием мебели и предметов дом был пустой, ненужный и ничего для него не значивший. Никогда до этого не чувствовав одиночества, сейчас он как никогда остро ощущал его. Чтобы отвлечься, он стал проводить гораздо больше своего времени на работе, чуть ли не живя в офисе. Кихёну приходилось пинками выгонять его домой. Новая должность привнесла с собой новые обязанности. Шону теперь ездит по городам, занимается сделками, проверяет работу филиалов как их основной компании, так и дочерних. В принципе, ему без разницы где быть. Не пользуясь поездами и самолетами, он упрямо ездил на своей машине, несколько часов проводя в дороге. В одну из таких поездок он, выполнив все, что требовалось, ехал по новому городу, собираясь совершить марш-бросок и к утру вернуться в офис, когда вдруг почувствовал привычное покалывание где-то внутри и от неожиданности резко вдавил в пол педаль тормоза. Благо дорога была относительно свободная, аварии удалось избежать. Несколько машин посигналили ему, кто-то из водителей приправил гудок крепким словцом, но Шону не обратил никакого внимания. Он четко ощущал то самое покалывание, означающее, что Минхёк где-то рядом. Это ощущение ни с чем нельзя было спутать. Шону лихорадочно начал осматриваться, но нигде не видел знакомого лица. Он припарковался и вышел из машины. Район был некой границей между центром и окраиной этого небольшого городка. С одной стороны стояли частные дома, с другой неровным строем шли мелкие магазины и недорогие кафе. Улица не была особо оживленной. Шону чисто интуитивно начал идти вперед по небольшой аллее, осматриваясь по сторонам. Обычное, ничем не примечательное место, пользующееся популярностью у жителей окрестностей, но не туристов. Практически дойдя до конца улицы, Шону почувствовал, как покалывание внутри усилилось, стало больше похожим на жжение. Он повернул голову и увидел маленький магазинчик, отделанный под древесину. В двери стоял аккуратный цветной витраж из хрупкого стекла. Сверху была прямоугольная деревянная дощечка, служившая вывеской. На ней был изображен всего лишь один иероглиф - 茶. Шону изучал в школе Ханчжа, он знал, что этот иероглиф переводился как «Чай». Он осторожно заходит внутрь. Колокольчик на двери громко трезвонит на мотив колокольчиков в очень старых американских магазинах, обычно торгующих антиквариатом. Внутри все довольно скромно, не напрягает глаз. Деревянные стены и ряды полок, на которых находились стеклянные емкости, заполненные различными листьями. С потолка свисают талисманы, фарфоровые колокольчики и птицы, так называемая «музыка ветра». А за стойкой, в кремовом свитере крупной вязки, стоял знахарь с удивленными светло-коричневыми глазами цвета слабозаваренного черного чая. В его ухе мерно покачивался тонкий серебряный крест. - Тебе идут темные волосы. Когда-то выбеленные до идеала пряди теперь были терпкого шоколадного оттенка. - Что ты…. Как ты меня нашел? От знакомого хриплого голоса дымка над диафрагмой приятно подпрыгивает и начинает бешено пульсировать. Все вдруг снова встает на свои места, мир начинает двигаться, будто фильм сняли с паузы. Внутри Шону загорается твердая уверенность – он больше не даст ему убежать. - Проезжал мимо. С другого конца улицы почувствовал тебя. У Минхёка глаза широко распахнуты, а руки слегка подрагивают. Не ожидал. Не думал, что они еще когда-нибудь увидятся. Убедил себя в том, что больше не будет поступать неправильно. Убедил себя в том, что все пройдет. - Почему ты ушел? – Шону подходит к стойке. В голову тут же ударяет запах свежей зимней хвои. - Я не имел права на то, чтобы остаться. - Из-за каких-то старых убеждений? - Из-за моей судьбы, Шону, - знахарь повышает голос. – Я помог тебе, я выполнил свое предназначение, на этом моя работа заканчивается. - Меня зовут Сон Хёну, - Минхёк дергается и смотрит на него едва ли не с ужасом. – И твоя реакция только подтверждает мои слова. Ты так боишься привязаться из-за того, что тебе всю жизнь твердили о том, что ты не имеешь на это права. Но, Минхёк, каким бы необыкновенным ты ни был, ты человек. Ты чувствуешь, ты привязываешься и это нормально. «Люди не должны быть одни», - ты сам говорил об этом. Хватит цепляться за какие-то старые порядки и просто делай то, что хочешь делать. - Ты не понимаешь, - Минхёк вскидывает руки и скалится. – Дело не только в моих обязанностях. - Так объясни. Шону смотрит твердо, он намерен решить эту ситуацию. На улице поднимается легкий ветер, талисманы, свисающие с потолка, переливчато позванивают, покачиваясь и ударяясь друг об друга. - Ты любишь меня? – в лоб спрашивает знахарь, не тушуясь, а смотря в ответ так же твердо. - Да, - спокойно отвечает Хёну. - Нет, - с грустной усмешкой отвечает Минхёк, отрицательно качая головой. – Это все моя энергия. Это и есть проклятие знахаря. Тебе внушается это чувство, внушается дурман в голове, туманящий все. Стоит тебе встретить предназначенного тебе человека, как всякое воздействие прекратится, ты уже не будешь терять голову при виде знахаря. Так называемая «любовь» исчезнет, просто испарится. Знахарям нельзя привязываться, потому что в конечном итоге они останутся одни. Лучше быть одному, без чувств, чем остаться с разбитым сердцем в руках. Ветер усиливается. С улицы веет грозой и через какое-то время по крыше небольшого помещения начинает барабанить дождь. Из-за сквозняка окно с силой захлопывается, музыка ветра прекращает играть. Слышно, как по улице в поисках укрытия суетливо бегают люди. - Дурман в голове давно исчез, - через какое-то время говорит Шону. – Я больше не ощущаю никакого гипнотического влияния и полностью контролирую себя. А знаешь почему? Я привязался. К тебе, Минхёк. Знахарь поднимает на него взгляд и, прищуриваясь, слегка склоняет голову набок, проверяет, пытается просканировать человека перед ним. Шону, не дожидаясь, берет его руку и прижимает к своей груди, прямо над сильным сердцем. - Вот здесь теперь дурман. Приятный. Очень хотевший увидеться. Он не исчезал ни разу за те два месяца, что тебя не было. А ведь если бы во всем было виновато влияние, то он бы пропал вместе с тобой. Минхёк едва ли не испуганно смотрит на свою ладонь. Чужое тепло отдавалось успокаивающим покалыванием где-то внутри. - Ты хочешь помогать людям, но ты сам нуждаешься в помощи, Минхёк. Ему очень сложно поверить в то, что он, кажется, уже понимает и принимает частью своего подсознания. - Я хочу тебе помочь. Минхёку всю жизнь твердили, что он не может быть счастлив так, как счастливы обычные люди. Его учили, что его никто не сможет полюбить по-настоящему, потому что невозможно отличить настоящее чувство от внушаемого естеством знахаря. Его готовили к тому, что он будет служить для людей, не думая о себе, не устраивая свою собственную жизнь, а просто выполняя свое предназначение. Ему внушали, что он был рожден для того, чтобы помогать и тут же уходить из жизни другого человека, не мешая ему строить свою жизнь, в которой знахарю места нет и быть не могло. Но его также учили всегда доверять собственному чутью, своим чувствам, которые, как оказывается, у Минхёка есть. - Я думал, что вселенная свела нас для того, чтобы я помог тебе осознать свое одиночество, подтолкнул тебя к созданию семьи, а ты помог мне изменить мою жизнь, бросить не предназначенную мне работу, - знахарь улыбается. – Но, кажется, судьба привела тебя сюда еще раз, чтобы показать, что дальше мы должны идти вместе. Минхёк легко перепрыгивает через стойку и изо всех сил прижимается к Шону, который тут же крепко обнимает его в ответ, зарываясь носом в шоколадные волосы. - Поехали домой? - Поехали, - знахарь утыкается в его шею и смешно сопит. - Хороший магазин, мне нравится, - Шону мягко поглаживает его спину. – Перевезем его к себе. Я позвоню своим ребятам, они все сделают. - Клиентов толком и нет. - Моим друзьям бывает нужна помощь. К тому же Вонхо сможет подогнать людей. - Вы все же подружились? - Я… - Шону делает паузу, из-за чего Минхёк отстраняется и с подозрением смотрит на него. – Я захаживал к нему пару раз в неделю. Знахарь склоняет голову, его светло-карие глаза, хищно поблескивая, сканируют Хёну, пытаясь уловить какие-то обрывки мыслей, событий, ощущений. Крест в его ухе завораживающе покачивается из стороны в сторону. На улице раздается первый раскат грома. - Вонхо хороший слушатель, - наконец, говорит Минхёк. – Но вряд ли он вытянул из тебя много. Ведь алкоголь тебя не берет. Когда людям лезут в душу, черпают их чувства, эмоции, практически видят их насквозь, то в большинстве своем им это не нравится. Никто не хочет, чтобы другой человек знал о нем все, знал о его слабостях, о его потаенных чувствах и ранах. Закрытый Шону, который не привык выражать себя, попросту не умел с энтузиазмом выкладывать все как на духу, всегда был втайне чуточку разочарован тем, что его не могут правильно понять, не могут уловить его волну. Поэтому когда вдруг появился человек, способный почувствовать его, увидеть как его слабости, так и достоинства, он стал по-настоящему счастлив. Он смог поверить в то, что его могут понять и принять, что с ним все в порядке. Необычный Минхёк, который просто хотел быть обычным человеком, исполнил свое предназначение. Знахарь помог Сон Хёну придать его жизни смысл, помог найти то, ради чего ему хотелось бы возвращаться домой. Знахари должны помогать людям, но знахари в первую очередь тоже люди. Оказав помощь Шону, Минхёк сам получил помощь, в которой всегда нуждался, в чем он никак не мог себе признаться, считая это слабостью. Хёну помог ему обрести себя, сломать предрассудки и сбросить ношу проклятия. Минхёк стал необычным обычным человеком. Счастливым знахарем с мерно покачивающимся на ухе тонким серебряным крестом. Благодарным знахарем, всецело принадлежащим Сон Хёну.