Ради лучшего будущего...

Ты хоть понимаешь, что делаешь, жалкая ты пародия на человека? Ты хоть понимаешь, что все к чему мы шли эти долгие четыре года рушится на наших глазах?

В этом виноват ты!

*** В который раз я открыл глаза после беспокойной ночи. Я до сих пор чувствую следы засохших слез на щеках - неприятное ощущение с одной стороны, но с другой, оно мне нравится. Через шторы проливается утренний свет, раскрывая полный хаос, скрывающийся в комнате, по крайней мере, так его любят называть. Я же не вижу в нем чего-то сверхнеправильного. Все лежит там, где ему и надо лежать. Каждая вещь, каждая пылинка лежит там, где это нужно. По крайней мере, мне здесь тихо, и никто не бросает в мой адрес комментарии типа - " Нужно быть проще, и люди к тебе потянутся! ", " Упрямый козел! ", " Ты какой-то странный! " - боже, как я ненавижу это чертово слово... Меня всегда перетряхивает, как только я его слышу... А еще это ощущение, когда из темноты на тебя кто-то смотрит. Если несколько лет назад я был уверен, что это просто мое воображение, то сейчас я знаю, что он просто приходит меня проведать и успокоить. Но сейчас, его глаза брызжут на меня зеленым ядом ярости, кто бы сомневался... Это было предсказуемо, что он рассердится. - Оливер, объясни мне, что ты, мать твою, творишь? - Он пока стоит на месте и просто сжимает кулаки, но я же знаю - он так зол, как никогда прежде. Будь он материален, сломал бы все вокруг меня. Будь он настоящий - прикоснулся бы к моей шее грубыми пальцами и задушил. По крайней мере, он этого хочет, но вряд ли бы смог это осуществить. Да, Артур? - Зачем ты стал слушать этих гребаных нытиков, которые даже понятия не имеют, что мы собирались сделать? Какого хрена?! Не ты ли обещал, что воплотишь все то, что должен был сделать я? Почему ты, мать твою, молчишь?! - Артур, ты расстроен? - С немного наивной интонацией, произношу я, будучи полным уверенности в том, что он не понял, о чем я. Конечно, он расстроен. Не из-за того, что я иду против нашего договора, а из-за чего-то другого, чего-то старого, почти забытого всеми. Всеми, кроме него, а как же иначе? Это всегда сложно забыть - чувство, когда остаешься один. Артур, мой дорогой, ты всегда его помнил, именно поэтому ты злишься и плачешь. - Ты понимаешь, что я имею в виду? - Не убегай от разговора! - Почти крича, сказал он. В темноте сложно что-либо разобрать, но его слезы именно сейчас выглядели, как драгоценные камушки. Его лицо полно ненависти, злобы, отчаяния, а безликие струйки на щеках, придавали ему еще больше безысходности. - Ты же обещал мне! Обещал, что не оставишь мои труды просто так. И что... что ты делаешь? - На последних словах, голос его стих. Губы Артура еще двигались, но я не слышал ни единого звука, даже хриплые вздохи не расплывались по пустоте комнаты, заполняя собой самые темные уголки. - Почему ты решил, что быть нормальным лучше? Сам же знаешь, сам же не хочешь быть, как они... - ...Я и не пытаюсь. Просто, жить в постоянном стрессе очень сложно, - Спокойно произношу я, зная, что он меня не слышит, не хочет и не может. - У меня все осталось как прежде, но ощущение тепла нужно каждому... - К черту! - Прервал он меня, снова рвя свое горло, даже прекрасно понимая, что никто его не сможет услышать, кроме меня, разумеется. - ... А разве тебе это чувство нравится? Нравится жить постоянными мнимыми и светлыми надеждами? Или это просто удобно? Удобно не видеть и не замечать всего плохого, ведь "это же все пройдет"? Удобно не слышать и не видеть, что с тобой делают окружающие независимо от того, как ты себя ведешь, ну если ты, конечно, не гребаная пустышка с красивой оберткой. Ооо... я понял, тебе хочется, чтобы на тебя обратили жалкое внимание, обрасти тупенькими друзьями, кричать на каждом углу какой ты прекрасный и особенный? - А разве ты не того же хочешь, Артур? - Кажется, ни я, ни он не догадывались, что я тоже умею кричать. Знаю, я делаю ему больно, но ведь он сам не может этого отрицать. Нельзя доказывать кому-то, что они неправильно живут и мыслят, делая все то же самое. - Разве ты сам не хотел, чтобы на тебя обратили внимание, на запуганного, маленького мальчика Артура, погребенного за своей сильной стороной? Ни хотел ли ты, чтобы тебя кто-нибудь согрел и спас от обезумевшего одиночества? - Это не одно и то же, Оливер! - Он уже рычит, вцепился в свои колени, надеясь, что под кожей будет литься кровь, а пульс будет бешено стучать. - Я хочу, чтобы со мной считались, чтобы знали, что я сам чего-то стою! Чего-то... стою... - Взгляд его вдруг опустел, ничего больше не выражал. Вместо слов Артур издавал только сдавленные вздохи, а звук, когда с его щек слезы ударяются об его же руки, напоминал звон колокола, оповещающего, что надвигается буря. - ...ничего...не стою... - Именно эту тишину я и ненавидел, потому что в ней слышится отчаянный крик надежды, который никто не может услышать, такую тишину называют гробовой, но... она не была таковой, но одновременно и была, была такой, что граничила с безумием и отчаяньем. - ...Это не одно и то же... Потому что я хочу лишь выплеснуть свои эмоции, благодаря которым и существую... Ты же обещал мне помочь. Это не сложно. Сядь за стол и начинай писать, не бойся, я знаю, какие именно слова я продиктую, они останутся в твоей голове... - Ты расстроен, потому что существует Оливер, а не малыш Артур? - Мои губы против воли растянулись в улыбке, и голос мой звучал слишком нежно и даже с ненавистной наивностью. Он опять неправильно меня поймет? - Нет...меня это, наверное, даже радует... - Он тоже улыбнулся, только было видно, что этот тяжелый груз был ему не по силам. Он не стремился сделать улыбку счастливой, она и не обязана такой быть. - У меня лицо в крови... Мои слезы перемешались с кровью... Я, наверное, даже не хотел, чтобы ты закончил мои рассказы... Я просто не хочу оставаться один... - Ты изначально хотел, чтобы я жил за нас обоих? Или скорее, за тебя? - Это сложно понять тому, кто живет. Ты же не знаешь, как это быть просто довеском. Не знаешь, когда по тебе не течет кровь и не стучит сердце, но чувство боли остается с тобой навсегда... - Артур больше не плачет, это нельзя назвать таковым, слезы просто текут по его лицу бесконечным, непрерывным потоком. Это не плач, а просто те эмоции, которые он никогда не сможет выразить. - Это все так бессмысленно... Наверное, ты правильно поступил, обрекая свои темные эмоции на вечное заточение во тьме, вероятно, ты надеялся, что она поглотит меня или я сгнию в ней заживо. Наверное, ты тогда не понимал, что эти эмоции и есть твой смысл жизни, но теперь они больше не принадлежат тебе. - Слова его звучали так, будто он зачитывал сам себе смертельный приговор. Я тоже хотел что-то сказать, но разум мой был пуст. У меня больше не было выбора, как слушать, вероятно, самое больное, что Артур скрывал от меня, живя с этим сам, не перекладывая на кого-то другого свои эмоции. - Ты никогда не понимал, что главным, что нужно почувствовать, было не счастье, а страдание, никто этого не понимает..! - Знаешь, а ведь я до сих пор так и не знаю, чего же ты от меня хотел все эти четыре года, так что же это было? - Говоря это, я чувствовал, что у самого по щекам струятся капли отчаяния, я понял это смотря прямо в глаза Артура. Мы, на самом деле, внешне так мало отличались. Мои глаза были голубыми, а его зелеными, но не смотря на это, глубоко в себе я понимал, что мы очень похожи, а как иначе? Мы ведь один и тот же человек, разделившийся долгие годы назад, отделяясь и бросая во тьму свое настоящее "я". - Наверное, чтобы ты убил себя и остался со мной... - Пожал тот плечами, больше не улыбаясь. - ...Но скорее всего, что ты бы убил меня. Да, должно быть, именно этого я и хотел... - Он поднес руку к своей груди, не чувствуя, что внутри что-то бьется, вообще ничего не чувствуя. Я не хотел, чтобы он это понял, но он не настолько глуп, он сам знает, что он - лишь галлюцинация, доставляющая тому, кто ее видит еще больше проблем и страданий. Мы оба знали об этом, но только я понимал, что это было ложью, или мне просто хотелось так думать. - Давай же, ударь меня ножом, что держишь под подушкой, которым прирезал своего близнеца, четыре года назад, давай же, ударь! Не бойся, у меня нет сердца, если из меня польется кровь, не верь этому. Это не настоящая, это всего лишь имитация... Ты можешь убедиться, что я не настоящий. У меня в груди пустота, пульс не бьется, а тело никогда и не было теплым... - Артур... - Мои руки обвились вокруг него, я сам не понял, как оказался рядом с ним. Он врал, я чувствовал жар идущий от него, чувствовал, как бьется его сердце в груди. Нам обоим это снится. Он настоящий, но не такой, как в реальности, потому что это всего лишь наш общий кошмар. Скоро я открою глаза и увижу свое отражение, только с зелеными глазами, скоро, когда действительно проснусь. - Оливер, я умоляю тебя, сделай это... - В голосе его снова слышатся отчаянные вздохи, он хочет меня оттолкнуть, но моя хватка слишком сильна, хотя именно сейчас по моим венам будто струился свинец. - Пожалуйста, ради себя, ради меня... ради лучшего будущего... Умоляю тебя... - Мы оба устали... Так сильно, что и во снах ни о чем другом говорить не можем... - Слышу, будто через толщу воды, нотки спокойствия в своем голосе. Я даже не понимаю, откуда беру все те слова, которые сейчас произношу, потому что разум мой до сих пор пуст, в нем звучит только одна мелодия, гробовая тишина. Наверное, все мои силы, все то, что было в нем, запуталось, слилось воедино, превратившись в эту беспокойную и неясную тишину, гробовую тишину, в которой, однако и слышались нотки спокойствия. - Давай отдохнем, не произнесем ни слова. Ляжем и уснем... На это Артур ничего мне не ответил, лишь обессиленно прижался ко мне. На своей шее я чувствую его, так и не остановившиеся, слезы, но вместе с этим и его слабую, но искреннюю улыбку. Впервые в жизни, я чувствовал себя счастливым от того, что почувствовал боль в своей голове, но вместе с этим, еще и чудесное спокойствие. Мы и правда оба устали... Нам надо отдохнуть... Не говорить ни слова, не чувствовать ни одну эмоцию, не открывать глаза и тихо, сладко спать. Наверняка, мы снова встретимся во снах, ведь мы - почти одно и то же... *** - Так, что вы думаете, доктор Бонфуа? - Обеспокоено спросил молодой практикант Альфред Джонс, внимательно разглядывая карту пациента, на обложке которой было написано имя - "Оливер Керкленд - Это, на самом деле, очень интересный случай. - Доктор Франциск Бонфуа, тем временем, наблюдал за самим Керклендом, который еле шевелил губами, будто пытался кого-то успокоить. Лицо мужчины, озарила гримаса жалости. Он знал этого мальчишку очень давно, когда еще был жив его брат-близнец Артур, когда он еще не был его пациентом. - Хотя, скорее тяжелый, от галлюцинаций не избавляет ни один из препаратов. А сейчас он вообще не осознает, что находится в больнице. - А из-за чего он стал таким? - Оторвавшись от карты, сказал Альфред, поглядывая в сторону Оливера, привязанного к койке жгутами и ремнями. - Четыре года назад, у него не было замечено никаких отклонений. - Возможно он сам об этом не догадывался, а может это не проявлялось раньше так сильно... - Задумчиво вздохнул доктор, устало закрывая глаза. - Но, скорее всего, это связанно с тем, что он убил своего брата-близнеца. - Скорее всего... - Так же задумчиво сказал Джонс. Ему, на самом деле, было очень жаль этого парня, бывшего чуть старше его самого. Он так же думал о недавнем случае, произошедшем вчера на ночной смене. Конечно, Оливер Керкленд был не из спокойных пациентов, да еще и с таким диагнозам, как шизофрения, было нормально, что он с кем-то тихо болтал, потому что видел то, чего нет. К тому же, у него часто случались припадки ярости, когда ему не нравились его галлюцинации. С точки зрения, поставленного ему диагноза, все это было объяснимо. Но вчера на ночной смене, Джонс, сидя на посту, услышал стук в дверь одной из палат, предположительно в ту, где находился Оливер. Тогда, да и сейчас, Альфред не придал этому какого-то значения, скорее всего, ему это просто послышалось. От недосыпа всякое бывает. А сейчас этот случай, как маленький, надоедливый комар, кружил в голове у парня. О нем лучше скорее забыть, он ведь все равно, ничего не значит. Совсем ничего.