Needs

Придя домой, Санс осознал, что лучше бы он, все-таки, отправился к Гриллби. Жар в груди все нарастал, голова оставалась мутной, да еще и гудела пустым колоколом. Он, похоже, действительно разболелся, а показываться в таком состоянии Папирусу… очень опасно. Вернее, Санс не то чтобы не хотел расстраивать братишку, просто он уже знал, как его замучают суетой и милой, но бестолковой возней. Старший скелет же не хотел ничего, кроме кипятка под ребра, чего-то холодного на лоб и продолжительного сна. Ну и, перед сном, конечно же… Следовало сделать то, что при Папирусе Санс делать совсем не собирался. Передоз собственной магической силой. Как же иронично, хех. Монстры были вынуждены расплачиваться ежемесячной горячкой за свои теоретические 60-80 процентов. По крайней мере, обычно. У тех же, кто обладал гораздо большим потенциалом, магия бурлила чаще, просилась наружу, и вот ты как хочешь выплескивай ее, а надо, надо избавиться от излишек энергии любыми способами. Иначе становилось просто омерзительно. Как Сансу в этот вечер. Ох, да. Санс страдал часто, чертовски часто и чертовски мучительно за свою убогую лень. Силы у него было, пожалуй, даже слишком много, а тратил он ее редко, за что получал втройне: его корчило, как минимум, раз в неделю. Возило мордой по постели, сгибало пополам. Заставляло терзать душу острыми пальцами, вызывая вспышки боли, но так получалось быстрее и проще. Скелет привык делать неизбежное молча. Он хорошо это умел – молчать, что бы там ни думали некоторые. И до определенных пор Папирус (которого тоже не обошла стороной эта байда, но он прекрасно себя чувствовал до 1 числа каждого месяца), наивный Папирус, знать не знал о страданиях брата. Младший скелет давно привык готовиться к такому, и никогда не палился. Санса же накрывало часто. Часто и, порой, спонтанно. Он мог проснуться утром мокрый, содрогающийся от высокой температуры и беспомощный. Он мог просто сидеть на посту в лесу, а затем подскочить и убежать в кустики. Либо вообще исчезнуть. Он мог отдыхать в баре и внезапно ощутить слабые признаки того, что скоро придется собираться домой. Все в порядке, он давно привык. Только вот Папирус… Санс постановил себе табу заниматься подобным в присутствии брата. Нет, тот ни в коем случае не должен был видеть его таким. Санс бы не перенес этого сочувствующего взгляда или, не дай бог, протянутой руки помощи. Вот только не это. Ни за что. Не Папирус, боже, не маленький Папс… Естественно, он узнал. Санс шел к ванной, нацепив кривую ухмылочку и застегнув кофту, а брат взял да и обнял его ни с того ни с сего. Конечно же, Папирус сразу ощутил и дикое сердцебиение, и то, насколько горячие у старшего скелета кости. И тот факт, что Санса трясет. Он моментально все понял, смутился, вспыхнул и испуганно разжал руки. Санс даже глаз на него поднять не посмел. Просто отправился, куда шел. Папирус изумленно смотрел ему вслед, чувствуя себя крайне неловко. Ему самому, как-то… в голову не приходило, что Санса тоже порой посещают подобные приступы. Когда ему требуется разрядка. Низкорослый скелет всегда выглядел спокойным, невозмутимым, будто с ним этого-самого не бывает в принципе никогда. Но нет, он не плюшевый мишка, он - монстр, такой же скелет, как и сам Папирус. И потребности у него такие же. Папс ни разу прежде не задумывался о подобном. Не то, чтобы он не допускал подобной мысли. Но настолько ярких доказательств не видел еще ни разу. Они его смутили, да, еще бы, но не только. Ему самому срочно захотелось разрядки. Хотя даже срока не подошло, магия в теле вела себя стабильно, и накануне он тренировался… Честно говоря, Папирусу было слишком стыдно, чтобы он смог удовлетворить свое желание. Так что, сделав вид, будто ничего не произошло, скелет взялся за готовку. Все это случилось довольно давно, но сейчас Санс, тем не менее, по-прежнему не собирался демонстрировать брату, насколько ему хреново. Так что низкий скелет, тихо и максимально аккуратно открыв незапертую дверь, вошел в полутемный дом. Папирус не гремел, следовательно, понять, где тот находится, представлялось сложным. Однако, точно не на кухне, которую было видно еще со входа. Стараясь унять болезненный гонг в голове, Санс скинул шаркающие тапки, ступил на лестницу в темноте и незаметно выдохнул. Наверху загорелся свет, и две ноги в сапогах уже топали навстречу. - Санс! Где ты ухитряешься так долго шататься, при том, что ничего не делаешь?! – Папс прилетел торпедой, встав в привычную осуждающую позу: руки в боки, ноги на ширине плеч. Грозный взгляд, которого Санс заценить не смог, так как таращился в пол. Мутить стало сильнее. Кажется, его немного качнуло. - Кхм, бро… не мог бы ты… уступить дорогу?.. - Не выкрутасничай! Я не поверю, что ты устал, пока не признаешься, где был! – сильные руки в перчатках вцепились в плечи. Санс трижды проклял своего брата за его долбанную привычку хватать монстров, знакомых и не очень. - ЭЙ! Да что с тобой? – Папирус заставил его задрать подбородок, увидел убитый расфокусированный взгляд и тут же заткнулся. Медленно наклонился, прижимаясь зубами ко лбу. Затем неловко отпрянул, больше не глядя на брата. - Ох… ох, прости… И-… иди куда ты там хотел… Санс молча стоял, сгорбившись и не отрывая глаз от лица Папируса. Тот покраснел. Сейчас Папс искренне раскаивался, что прикопался к брату в такой неподходящий момент. Это согрело душу, Санс подался вперед и до хруста обнял Папируса. Его неожиданно сильно тронула доброта младшего, низкорослый скелет уткнулся в грудь брату, желая показать, что ничего страшного, никто не виноват и вовсе не злится. - С-санс, ну-ну, ладно… Перестань… В ответ тот стиснул Папируса в объятиях еще сильнее. Папс понял, что никуда ему не деться, и неуверенно положил руки на плечи старшего брата. Все же, есть в Сансе кое-что от плюшевого мишки. Костлявого, но плюшевого. А сам Санс осознал другое. Что отпускать брата и оставаться один снова он не хочет. Он… устал, ужасно устал быть в такие моменты один. И пусть физически сегодня он себя не удовлетворит, морально ему гораздо легче с Папсом. Который уже начал ощущать легкий дискомфорт от чересчур долгих «обнимашек». - Братец, т-тебе же плохо… Может, ты к себе пойдешь? Здесь стало очень неловко. С большой буквы Н. Санс не хотел к себе идти, Папирус не хотел, чтобы он к себе шел. Но совесть заставляла говорить обратное. - Я тут побуду, бро. Или мешаю? - Е-если тебе так легче… - Папс запнулся и внезапно икнул, то ли от волнений, то ли от испуга, а потом добил этот кошмар звонким хлопком руки по собственному рту, - айч! Санс закашлялся, пытаясь смеяться как можно незаметнее. - Что, больно? - Ну тебя! Отлепись от меня! Это делать Санс наотрез отказался. Папирус тяжело вздохнул и уточнил: - Надоело так стоять. Может, сядем куда-нибудь?.. Санс ослабил хватку. Младший скелет быстро отцепил его от себя и потащил куда-то вниз, как выяснилось, к дивану. Неловкость разбилась, но интимность и приятная теплота момента – тоже. Дотащив брата до дивана и насильно усадив его туда, Папирус собрался пойти на кухню за холодным компрессом, только его элементарно не пустили. Здесь уже скелет рассердился. - Санс, что за выходки! Я, конечно, понимаю, тебе плохо… - он сглотнул, вспомнив, что имеется в виду под словом «плохо», и снова покраснел, отворачиваясь, - но тебя нужно остудить. В подобной ситуации слово «остудить» больному мозгу Санса показалось очень забавным, и он снова зашелся хихиканьем, ничуть не похожим на его обыденные короткие смешки. Надо думать, так звучал у него нервный смех. Но руки низкорослый скелет так и не разжал. Папирус был вынужден сесть рядом с ним, чувствуя тяжелые, с оттяжкой идущие один за другим удары сердца брата. Санс хрипло и сбивчиво дышал, изредка вздрагивая, продолжая прижиматься к Папсу и больше не делая ровным счетом ничего. Насколько же легче ему становилось лишь от того, что скрывать свой недуг больше не нужно. Что вот он, братишка, рядом. Слегка нервничает, но рядом. Папирус собрал в кулак все терпение, чтобы не подорваться снова, а принять происходящее. Если не обращать внимание на все остальное, факты были таковы: Санс сейчас на взводе, не отпускает брата, возбужденно дышит в плечо (что, почему-то, не вызывает отвращения), и горит ярче новогодней елки. Папирусу стало немного боязно за собственные мысли, которые вдруг выплыли на свет божий. Раз уж Санс его не пускает… - Может?.. Рослый скелет поспешно заставил себя замолчать. Старший брат отреагировал неразборчивым мычанием. Папирус тихонько помотал головой, передумав продолжать. Санс перевел на него взгляд. Господи, у него всегда были такие яркие белые зрачки?.. Слишком пронзительные. - Ты что-то сказал, Папс? - Может, я сделаю это за тебя? Оно вырвалось само. Папирус вспыхнул. Санс его даже не сразу понял, щурясь и чуть приподнявшись. - Сделаешь что? Ну, нет, вот дальше говорить это он не будет. - Папс? Помог… Удовлетв… Избавлю от пробле… - Доведу до разрядки. Ох твою-то мать. Санс широко раскрыл глаза. Папирус молчал, мысленно ругая себя за самую безобразную и прямолинейную формулировку, какие только бывают. Нет, это прозвучало мало того, что прямолинейно, так еще и безумно пошло. Пауза тянулась некрасиво долго. Папс не выдержал и закрыл рукой лицо. Ну зачем он это озвучил. Зачем. Черт, за… - Зачем? – тупо спросил Санс. - Я хо… - Папирус опять оборвал свою фразу. Старший скелет вообще не знал, как и что ему понимать. Мало того, что все его худшие опасения подтвердились, и Папс сначала спалил его, а затем предложил свою «помощь». Так еще и возбуждение мгновенно начало расти, как по зашифрованному сигналу. Если внятнее, Папирус предлагал интимную близость. Сам. Воображение сразу обрисовало перспективы до мельчайших деталей. Оу. Воу. Слов нет. - Внезапное предложение… - Просто «да» или «нет»! – сорвался Папирус. - Да. Санс закрыл глаза. Ну конечно, да. Как будто он мог ответить что-то еще. Желание было слишком сильным. Границы стали слишком размытыми. А Папс внезапно и стремительно вырос. Младший скелет вздрогнул, никак не ожидая положительного ответа. Санс, перестав сдерживаться окончательно, взял его руку, стянул перчатку и… отпустил. Потом сел поувереннее и задрал свою футболку, оставшись в таком положении. Стало видно влажные ребра, рассиневшуюся душу, то, как поднимается и опускается грудная клетка при неровном дыхании. Казалось, что кости немного расходятся на вдохе, хотя это было и не так. Санс просто сидел так, в ожидании глядя на брата. Обнаженное «ничего» под футболкой демонстрировалось и являлось в буквальном смысле приглашением. Папирус поморгал и слегка мотнул головой, опуская глаза. Он не мог привыкнуть сходу, что такой обычный день резко начал лететь в тартарары. Что Санс не возражал, не обозвал извращенцем или каким-нибудь озабоченным. Наверное, старшему правда было плохо. Наверное, это оправдание. Для них обоих. Папс поднял руку, с которой предусмотрительно сняли перчатку, прикоснулся к едва не дымящимся костям брата, затем положил ему на грудь всю ладонь. Санс не торопил, прикрыв глаза. Он терпел, несмотря на то, что душа грозилась излиться тут же, даже без прямого контакта. Может, подобное было бы лучше… в самом деле. Это казалось странным, так касаться брата и при этом испытывать совершенно определенные чувства. Папирус потерялся. Он понимал, что в его движениях совсем нет эротизма, он просто не знал, как следует заниматься такими вещами, потому что он ими ни с кем прежде не занимался. Грудина Санса оказалась настолько горячей, что Папс в итоге отдернул руку и, подтянувшись ближе, осторожно запустил ее уже внутрь, под ребра. Без труда нащупав пульсирующее сердце, младший скелет постарался вспомнить, какие именно точки предпочитал трогать сам. Санс откинулся на спинку дивана, безмолвно умоляя брата продолжить и, желательно, поскорее. Но вот Папирус вспомнил и, с извиняющимся выражением глядя в полуприкрытые глаза Санса, начал ритмично, круговыми движениями, массировать почему-то ледяную на ощупь душу. Она была невесомой и, одновременно, твердой, становясь все тверже под большим пальцем Папируса. Пульсация быстро участилась, а Санс изменился в лице, явно сжимая зубы. Он мог скрыть свои стоны, но не мог скрыть дергающейся улыбки, синеву на скулах, четкие складки под глазницами, ставшие длиннее. Толстовка сползла на одно плечо, рука, сжимающая поднятую футболку, тоже подрагивала. Все это вместе выглядело неожиданно возбуждающе, Папирус начал выкладываться больше, понимая, что Санс и вправду получает удовольствие от его действий. Старший брат оказался замкнутым в такой момент, он отказывался неприкрыто что-либо демонстрировать. Но, стоило ему чуть выгнуться, как Папс, уткнувшись челюстью ему в шею, немного усилил напор. Санс всхлипнул на выдохе, выпуская футболку из пальцев. Ноги сами собой приподнялись, колени сжали поясницу Папируса, теперь нависшего сверху, а не сбоку. Лихорадка усилилась. Младший скелет поставил себе цель: вырвать у Санса хотя бы один настоящий стон. Можно тихий, но стон. Синяя жидкость сочилась меж длинных пальцев, они стали совсем липкими от нее, но Папса это не коробило. Он этого хотел и сам напросился. И сейчас… ничуть не жалел. Стиснув синее сердце фалангами, скелет нагло потянул его на себя, Санс позволил вытащить душу из корпуса и на секунду перестал дышать – Папирус принялся вылизывать сгусток энергии, с силой толкаясь языком по центру, не переставая массировать. Мягко говоря, Санс такого не ожидал и выдал удивленный стон, начавшийся с низкой ноты и рвано подскочивший выше. Рефлекторно вскидывая бедра, будто подмахивая, старший брат начал гладить позвоночник Папируса, его плечи, спину. Папс сбился с ритма. Броня мешала рукам Санса проникать повсюду, а этого ох, как не хватало. Но высокий скелет не мог выпустить уязвимую душу брата, чтобы открыть тому доступ к своей. Санс решил проблему сам. На мгновение его левый глаз изменился, вспыхнул, и тонкая, как перочинный нож, кость коряво, но при этом бережно раскроила одежду Папируса вдоль хребта. Папс хотел было возмутиться, однако передумал – Санс, нежно прикусив его за ключицу, имитируя поцелуй, притронулся к оранжевой и уже немного возбужденной душе. Папирус не подозревал, что чужое вторжение окажется настолько приятным. Наверное, именно от неожиданности он так вскрикнул, упираясь локтями в спинку дивана. Санс вдруг вцепился зубами сильнее, зашелся крупной дрожью и сразу расслабился, выдыхая, поглаживая сердце Папируса уже без прежнего ажиотажа. Если бы Папс не отвлекался на свои ощущения, он бы понял сразу, что произошло. Он бы быстрее заметил, что его грудь забрызгана избытком магии, выстрелившим из души Санса в момент оргазма. Но, увы, младший скелет потонул в сладкой, тянущей неге, ничего не соображая и не видя. Санс не осуждал его, не останавливаясь и все также лаская оранжевый комочек энергии. Папирус завелся быстро, потираясь о висок брата зубами, сцепляясь ребрами, все еще немного стесняясь. Санс, слушая отголоски недавней волны, спокойно и размеренно заставил захлебнуться наслаждением и Папса, который, на самом-то деле, давно был готов. Лишь чуть отодвинувшись от старшего брата, Папирус разглядел, наконец, свою грудину, заляпанную жидкостями двух цветов. - Ой, ты… когда успел? – опешил высокий скелет. - Не думай об этом, - пробормотал Санс. Он очень устал и уже проваливался в дрему, - спасибо… - Но ты же… Папирус не знал, что ответить на это, и просто снова уткнулся переносицей в затылок брата. Достаточно. Теперь Санс улыбался искренне, хотя он чудовищно вымотался и до сих пор не мог выровнять дыхание. Все оказалось не так ужасно. Мир не остановился, потолок не обрушился. Любимый монстр сонно сопит над ухом, а большего, собственно, и не надо. Нет, серьезно. На самом-то деле… большего и не надо.