Хочешь, научу?

Вообще-то всё случилось из-за того, что Виктор напоил Кацудона. Хотя чмошник не особо-то и сопротивлялся. «Витенька» ему только разок улыбнулся, пальчиком поманил, и тот пошёл следом совершенно очарованный. Аж смотреть противно! Юра сказал, что, если они придут ужратыми, он спустит их с лестницы. Виктор напомнил, что квартира его, поэтому он может прийти хоть на рогах, после чего предсказуемо был послан на хуй. На что совершенно не обиделся и, похохатывая, ушёл, приобняв Кацудона за плечи. Невозмутимая сволочь. Как итог — Юра в третьем часу ночи метался по Думской, пытаясь их отыскать. Суки ебаные, хоть бы предупредили, во сколько придут! Санкт-Петербург то ли засыпало снегом, то ли заливало дождём. Мокрые хлопья летели в глаза, хлестал по щекам ледяной ветер. Желтоватый свет фонарей плыл по сырой мостовой, как растопленное сливочное масло. Уши заледенели уже через пятнадцать минут. «Гандоны. Найду — убью». По рассказам очевидцев из «ЧП», Кацудон опять устроил полуголые пляски, подрался с каким-то мужиком и был выставлен вон вместе с Виктором. После чего они кочевали из бара в бар — потому что видели их почти везде. И под конец парочка скрылась в «Central Station». Ну да, куда идти отрываться, если не в гей-клуб. Вышибала у дверей лениво пережёвывал жвачку и в ответ на расспросы сообщил, что «голубки свалили отсюда час назад». Так и сказал — «голубки». Отличный мужик, хорошо подбирал слова. Даром, что пидарас. Нашлись эти придурки вообще в другой стороне от дома. На набережной. Когда Юра уже насквозь продрог, замотался в шарф до самого носа и был готов убивать. И, судя по всему, они уже хрен-знает-сколько лежали в подтаявшем сугробе и целовались. Оттопыренная кверху жопа Виктора так и манила отвесить хорошего пинка. Ну как тут было удержаться? — Харэ лизаться! Виктор охнул и обернулся. — Юрио? — Сука, ещё раз так назовёшь, я тебе рожу разобью! Где вас носило? Я всю Думскую уже обошёл! Ему ответили невразумительным мычанием, попытались обнять (вдвоём!), перемежая всё это с благодарностями. Юра от внезапных нежностей отбился, немного поорал и только потом вызвал такси. Водила оказался понимающим. Помог сгрузить пьяные тела на заднее сиденье, выгрузить тоже пообещал помочь. Только из машины. А жили они на четвёртом, ебать его, этаже. Лифта не было. Юра представил, как прёт на горбу двух невменяемых взрослых мужиков по лестнице. Поморщился и позвонил Отабеку. К счастью, он обосновался неподалёку, на том же берегу Невы. — Алло? Голос в трубке сонным не был, но Юра всё равно на всякий случай уточнил: — Я тебя не разбудил? В автомобильных колонках надрывался Шнуров, призывая «В Питере — пить», и слышно Отабека было плохо. — Нет. Что случилось? Юра вкратце обрисовал ситуацию, попутно стряхивая с плеча Виктора, которому именно сейчас приспичило вздремнуть. Как настоящий друг Отабек согласился помочь без вопросов, даже уговаривать не пришлось. Но возле дома выяснилось, что Виктор может нормально держаться на ногах, даже учитывая, что Кацудон висел на нём, нашёптывая что-то на ухо. Виктор млел. Сука, чтоб вас! Такси, что привезло Отабека, тоже уже отъехало. И он теперь стоял рядом, глубоко засунув руки в карманы куртки. По лицу не понять, злился или нет. — Прости, они на земле валялись. Думал, сами идти не смогут. — Не парься, — отозвался Отабек, схватил довольного Виктора за локоть и поволок вместе с Кацудоном к воротам в арке. — Пойдём уже. Чего встал? Юра кинулся открывать.

~~* *~~

В квартиру они ввалились под гогот Виктора. Юра в сердцах снова отвесил ему поджопник, заставил разуться и вместе с Кацудоном затолкал в гостиную. — Проспитесь, уроды! — захлопнув дверь с ноги, он повернулся к Отабеку. — Чаю хочешь? — Давай. Пока Юра возился с плитой, Отабек устроился на шатком табурете и подпёр щёку кулаком. — Слушай, раз уж пришёл, оставайся у нас. В комнате диван раскладывается. А завтра на тренировку вместе поедем. Как тебе? — Нормально. Пристроив чайник на плиту, Юра тоже плюхнулся за стол. — Ну, вот и договорились. В гостиной грохнуло. Кажется, кто-то опрокинул горшок с цветком. Наверняка фикус, прозванный почему-то Георгием. Виктор его очень любил. C утра расстроится. — Бля, да ложитесь спать уже! — крикнул Юра, и добавил уже тише. — Заебали, честно слово. — Чего к Барановской тогда не съедешь? У неё и попросторней вроде. Юра тоскливо обвёл взглядом тесную кухоньку. Громоздкие навесные шкафы, безвкусные обои в цветочек, крошечный стол, за которым так неудобно завтракать втроём. На стене светильник без плафона. Он держался на соплях, и Юра случайно его расколотил. Виктор всё собирался съездить в «Икею» за новым, но никак не доходили руки. С апартаментами Барановской не сравнится, конечно, но… — Эта баба — ёбаный диктатор. Прямо Ким Чен Ын какой-то! Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Юрочка, ешь овощи! Юрочка, веди себя прилично! Юрочка, не выражайся! — передразнил он. — Виктора хоть послать можно. Отабек усмехнулся. Едва заметно, одними уголками губ. — Переезжай ко мне. — Очень смешно. — А я и не… В тот же момент — у Юры волосы на затылке встали дыбом — послышался придушенный стон Виктора. Блять! Может, показалось? Вывернув шею, будто мог видеть сквозь стены, Юра напряг слух. В гостиной происходила какая-то возня. А потом Виктор застонал снова. Громко, от души. Юру будто ошпарило кипятком. Он прилип к табурету, вцепился в сиденье, с ужасом чувствуя, как лицо наливается жаром. Надо было вскочить, вломиться в гостиную, растащить этих «голубков» по разным углам, чёрт возьми! Или как-то объяснить Отабеку, что они обычно не трахаются при гостях! Да и при Юре тоже! Надо было. Но он не мог сдвинуться с места. Засвистел чайник. Отабек погасил огонь. — Прости, они… — промямлил Юра, не зная, куда деть глаза. — Пьяные, я знаю. Ты за их действия не отвечаешь, расслабься. Где у вас чай? Я налью. — Вон там, в шкафу. Мне крепкий не заваривай. Лимон в холодильнике. К тому моменту как исходящие паром кружки опустились на стол, у Юры не осталось сомнений в том, что в гостиной Виктора жёстко нагибали раком. Наверное, Юра был красным, как помидор, потому что Отабек так сочувственно выгнул брови… Его подбросило. — Ебитесь потише! — заорал Юра, швыряя в стену первое, что попалось под руку. Сахарница брызнула осколками. Тихо стало ровно на полсекунды, потом Виктор охнул. «Скотобаза!» — вспомнилось любимое дедушкино ругательство. Может, он специально споил Кацудона, чтобы его — Юру — достать? Или на что он там рассчитывал? На шикарную еблю на грани эксгибиционизма? Или какое там название у извращения, когда вынуждаешь нормальных людей слушать эти ахи-вздохи? — Юр, успокойся, — сказал Отабек. — Забей на них. — Я их завтра урою! — Не сомневаюсь. Пей, а то остынет. Юра уткнулся в кружку, громко хлюпнул чаем и затих. Некоторое время они сидели молча. Юра гипнотизировал плавающую в кружке дольку лимона. В гостиной стонали так сладко, так до тошноты эротично... — Блять, да когда они уже закончат… — пробормотал Юра, поднимая глаза. Происходящее за стенкой Отабека вообще не волновало. Или же он этого не показывал. Он прихлёбывал чай, поглядывая на Юру, и не лез с «остроумными» комментариями. Уже только за это хотелось его расцеловать. Он не в первый раз подумал, что у Отабека очень красивое лицо, спокойное такое. Но Юру вообще завораживал чужой пофигизм. И причёска Отабеку шла больше, чем этому тупому канадцу. Высокий, широкоплечий, уравновешенный… Дед бы сказал — солдат. Сказал бы — как за каменной стеной. Девки таких любят. — Скажи, Бек, а ты целовался с кем-нибудь? — спросил Юра и мысленно чертыхнулся. Нашёл время, чтобы спрашивать. Хотя в другое время ему бы и в голову не пришло спросить. Отабек если и удивился, то виду не подал. — Было дело. — И как тебе? — Да так. А ты — нет? Прозвучало обидно. — С чего ты взял? — Я просто спросил. Юра недовольно засопел. — Ну да, не целовался! Ну и что? У меня вообще нет времени на эту херню! Взгляд Отабека стал таким пронзительным, что вдоль позвоночника прокатилась волна мурашек. — Хочешь, научу? Его губы слегка изогнулись. Нижняя чуть более пухлая, чем верхняя. Наверное, с ним приятно… Стоп! Юра так резко оттолкнулся от стола, что чуть не грохнулся с табуретки. Ножки скрипнули по полу. — Ты сдурел? — Почему? — Отабек даже не сменил позы, так и сидел подперев щёку кулаком. — В смысле «почему»? У вас что, в Казахстане так принято? Сосаться с мужиками в дёсны? У него стало такое лицо… Юре показалось, что Отабек сейчас встанет и отвесит ему пиздюлей. Было за что. Не ударил. — Нет, не принято. Просто ты мне нравишься, Юр. Да лучше бы ударил! — В смысле… нравлюсь? Как девка, что ли? Отабек молчал. Ждал, пока Юра наорётся, наверное. И как же хотелось врезать по его спокойной роже! Даже за стенкой слегка поутихли страсти. Или это он уже ничего не слышал? — Ты это так и задумывал, когда ко мне в друзья набивался? Хочешь, может меня по углам зажимать и лапать, как Виктор своего Кацудона этого? Трахнуть меня хочешь, может? Юра замолчал, тяжело дыша. — Всё? Или ещё есть что сказать? — мрачно спросил Отабек. — Сука! Да я тебе сейчас все зубы выбью! — Ударь. Вдруг станет легче. Кулак взметнулся… и замер, подрагивая. Юра отчего-то медлил. Отабек не пытался защититься. Не верил, что отхватит? Считал, что заслужил? Лицо по-прежнему ничего не выражало, но у него был такой усталый, потухший взгляд. Сколько он в себе это носил? — Ты с парнем целовался, да? — Да. — И он тебе врезал? — Врезал. Юра опустил кулак. — Блять. Почему ты молчал? — Ты не спрашивал. И кстати, девки мне никогда не нравились. Некоторое время они просто пялились друг на друга. Потом Юра почувствовал, что снова заливается краской. — Я не знаю, нравишься ты мне или нет. В смысле… не только, как друг. Я об этом никогда не думал. — Если подумаешь, буду рад, — серьёзно сказал Отабек. Глядя на него, Юру вдруг разобрал нервный смех. — Нормально, блять, поговорили. Может, правда поцелуемся до кучи? Ну реально, чего мелочиться… эй, я пошутил! Отабек навис над ним, отвёл волосы от лица. Он был так близко, что можно было разглядеть небольшой шрам на брови, как от сорванного пирсинга. И пахло от него так… приятно короче. Свежестью. А ещё лимоном. — Уверен? Юра сглотнул. — Ты… погоди. Я нервничаю, вообще-то! От кривой ухмылки у Юры подогнулись колени. Как у какой-то кисейной барышни из поганого любовного романа, которые любила почитывать Мила. Он глубоко вдохнул, как перед прыжком в ледяную воду. Зажмурился. — Ладно, давай. Тогда Отабек взял его лицо в ладони и действительно поцеловал. Губы у него были обветренные и слегка шелушились, волосы на затылке — короткий жёсткий ёжик. Юра положил вторую руку ему на грудь, ощутив твёрдые мышцы. Под рёбрами, рядом с ладонью часто-часто колотилось сердце. А казался таким невозмутимым! Отабек неохотно отстранился. Лицо у него было таким же безмятежно спокойным, только скулы слегка порозовели. Может, от того, что рука Юры всё ещё лежала у него на шее. — Ну как? — спросил Отабек. Юра подумал, что не прочь поцеловать его снова. Но ответить он не успел. За стенкой оглушительного громко кончил Виктор. Такой момент испортил. Падла.