В огне большого города

      На самом углу тумбочки лениво завибрировал мобильник, с каждым разом набирая обороты, и Тсуне всё-таки пришлось выпутать руку из одеяла, чтобы ответить, пока телефон не свалился. И хотя шарившая вслепую ладонь сама чуть не сбросила назойливый "источник проблем", в воздухе она его подхватила и даже нажала зелёную кнопку, пусть для этого Тсуне пришлось открыть глаза.       Звонок ранним утром, как и предполагалось, ничего хорошего не сулил. Для того, чтобы вникнуть в суть проблемы, много времени не понадобилось — в плохих ситуациях Тсуна соображал лучше, чем в хороших.       Чтобы выпутаться из одеяла, чуть не разбив лоб, протереть красные от недосыпа глаза и даже сварить кофе, потребовалось не более десяти минут. Постель была тёплой, но неприятно пустой, поэтому Тсуна покинул её безо всякого сожаления. Ёжился, пока чистил зубы, и переминался с ноги на ногу, в одних трусах следя за кофейной туркой. Серебряной, с резьбой, чтоб её. Шикарной и непомерно дорогой, как и всё в этой квартире. Занзас ржал, что на входной двери явно не хватает герба Вонголы, чтобы до конца дать понять, кто в ней живёт.       Тсуна не любил эту квартиру — ночью он приехал сюда только ради Занзаса. Тот, к слову, такой чести Саваду не удостоил. На пресловутой тумбочке, помимо заново вибрирующего сотового, валялись забытые корки билета на вчерашний рейс из Рима и пистолет с полной обоймой. Единственное, что у Тсуны идеально получалось с ним, — ставить на предохранитель. С остальным пока были проблемы.       Молодой босс вздохнул, устало поставил звякнувшую чашку с горячим кофе на тумбочку и принялся выяснять, что там стряслось. Хранители мотались по всей Италии, так что Сицилия осталась на Тсуне, и отдуваться сейчас приходилось ему. Неугомонная круговерть, преследовавшая Саваду всю жизнь, как раз подоспела к его прилёту.       У него было полчаса, чтобы добраться до места происшествия. Гокудеры не было — вряд ли машину подгонят к дому точно в срок, поэтому стоило пошевеливаться.       Тсуна кинул мобильник на кровать — единственный предмет интерьера, который ему здесь нравился, — и мимолётно прошёлся взглядом по пустому месту рядом. Думать про их отношения с Занзасом тоже было некогда.       Савада не любил эту квартиру, потому что она казалась ему непомерно огромной. Вряд ли где-то он мог казаться ещё более мелким и никчёмным с тех пор, как стал Десятым боссом. Только из-за Занзаса Тсуна мог терпеть несоразмерную роскошь, неоновый свет престижного квартала за окном и многое другое, что ему здесь не нравилось.       Как только огромное пространство заполнялось его грудным смехом, пошлыми замечаниями по поводу каждого "траходрома" в отелях или в этом доме, и вообще им всем, Тсуне становилось абсолютно всё равно. Он смеялся вместе с Занзасом, пил его слишком горький кофе из этой же турки, ссорился, дрался, трахался. За то время, что они встречались, Тсуна научился отвечать ему без заикания, комкать в руках простыни так, чтобы не перестилать потом утром, а ещё стрелять, стонать, как нравится Занзасу, и ругаться. Прямо матом. Особенно хорошо это получалось после стычек с сицилийской мафией, которая не спешила относиться к Вонголе каким бы то ни было боком.       Переброс сил к филиалу в Палермо не слишком помогал. Тсуна, прилетев вчера поздно вечером, не увидел ни одного встречающего. В машине, которую прислали к аэропорту, сидел простой таксист, а не водитель-охранник. Это напрягало. Тсуна вдыхал сухой, но прохладный ночной воздух и отдыхал от душного Рима. Набрал пару раз Ромарио — человеку, который, как ему докладывали, успешно справлялся с управлением филиалом, — но трубку никто не взял.       Пока за окном мелькали фонари, Тсуна подумал и набрал Занзаса, сам не зная почему. На том конце провода слышались только гудки, и Савада сбросил, не дождавшись автоответчика. Занзас никогда не перезванивал.       Ромарио позвонил сегодня, сразу выбивая из головы все мысли о нечастых встречах с Занзасом и подобную хандру. Вария тоже должна была быть поблизости, как помнил Тсуна, и если она ещё не в Палермо, стоило их позвать. Савада упорно гнал от себя мысли, что это лишь предлог увидеться с Занзасом. И что самое поганое, других причин вызвать их у Тсуны не было.       Смутная тревога босса не впечатлила бы Скуало, обычно принимающего звонки по делу. Сколько бы интуиция ни выручала Тсуну, буквально спасая ему жизнь, Занзас класть на неё хотел, поэтому плохие предчувствия как аргумент для вызова Варии сразу можно было отбрасывать. Однако в Палермо определённо творилась какая-то херня, Тсуна пока не знал, какая именно, но был уверен, что полная.       Взять хотя бы этот звонок.       Взглянув на палящее солнце, медленно поднимающееся над новостройками, Савада с сомнением скосил глаза на пиджак и кинул его на незаправленную кровать. Там же валялся телефон. Машина ждала у дверей, пусть для этого пришлось задействовать не Гокудеру, а поднапрячься самому; штаны были без карманов — больше причин не брать с собой мобильник не было, но Тсуне и этого было достаточно.       До места происшествия где-то пятнадцать минут езды, если без пробок. Тсуна глянул на массивные (излишне, по его мнению) часы, которые когда-то Занзас преподнёс ему в честь первого убитого, и сорвался с места. Сомнительный был подарочек, но Тсуна, несмотря на громоздкость, старался всегда надевать их: то ли оттого, что они были от Занзаса, то ли потому, что эта тяжесть напоминала ему о потерянных жизнях, которые уносит мафия.       Сегодня, кстати, второе напоминание было как нельзя кстати.       Ромарио встретил его бодро, даже пару раз уважительно поклонился, следуя японской традиции, на что Тсуна про себя фыркнул. Особенное проявление вежливости и подозрительное знание японской культуры было довольно забавным. Занзас всегда презрительно скалился на кланяющихся итальянцев. Саваде же было пофигу.       Он сминал в руках пластиковый стаканчик с кофе — не хотел, но его любезно преподнёс Ромарио, — и рассматривал обугленные стены. Точнее то, что от них осталось. Его подопечный, жгучий брюнет с удивительно чистым японским, энергично шагал к полицейским ленточкам, за которые, Савада был уверен, их пропустят.       Несмотря на бодрость, Ромарио выглядел ещё более помятым, чем Тсуна. У них обоих не было времени даже позавтракать по-человечески. Пластик слабо, но грел ладонь, однако Тсуна вряд ли предложил бы стаканчик своему визави. У итальянцев были странные представления о вежливости: они не мешали им назойливо кланяться Десятому при каждой встрече и считать это оригинальным, но не позволяли принимать из рук босса ничего, что выходило за рамки официоза.       — Сколько жертв? — тяжело поинтересовался Савада, глядя на покрытые простынёй носилки. Ромарио кивнул следователю и без зазрения совести прошмыгнул под жёлтой лентой, приподняв её для Тсуны.       — Весь обслуживающий персонал, — вздохнул парень. Он был ненамного старше своего босса, и Тсуна увидел в нём что-то такое, что напомнило ему самого себя. Общаясь с Занзасом, Савада совсем подзабыл, что в мафии умеют сочувствовать.       Хотя порой Тсуна не сказал бы, что Занзас такой уж ублюдок. Просто черты просматривались.       — И в общей сложности? — уточнил Тсуна. Ромарио с печальным вздохом покосился на него.       — В общей сложности двенадцать. Пока выясняют, мог ли тут быть кто-то посторонний помимо наших людей. Ещё один человек в реанимации. — Под ногами захрустело стекло, куски штукатурки и другой мусор. — Пока неясно, какая из группировок могла узнать, что это наш офис, но ребята стараются выяснить.       Тсуна вдохнул запах копоти и тлеющего пластика — вдохнул и понял, что сжал стаканчик с кофе слишком сильно. Пришлось ослабить хватку. Перед мужчинами уныло возвышалось обычное служебное здание, от которого теперь остались обугленные стены и до сих пор кое-где дымящие балки.       Вроде обычный пожар в промзоне; самое криминальное, что можно было заподозрить, — поджог малолетними дебоширами. Однако Тсуну подняли не просто так. Неприметное на вид здание считалось с недавних пор одной из баз Вонголы: не основной, конечно, но удобной и надёжно спрятанной. Некогда заколоченные окна зияли теперь чёрными дырами на фоне сверкающих в утреннем солнце мутных волн и вонючих доков.       Тсуна специально выбрал такое заброшенное место, где не встречалась даже шпана. Нищенские кварталы оставались далеко позади, престижные дома и основное здание филиала вообще казались краем света. Савада ничего здесь не менял и не отстраивал, только поселил несколько человек. В подвале откопали неплохой холодильник, в отдельной комнате разместили оружие, и дом стали использовать, чтобы прятаться или запасаться патронами. Особенно это понадобилось тогда, когда сицилийские кланы в открытую начали палить.       Тсуне казалось, что такое одинокое здание будет отличным убежищем, а оно оказалось идеальной мишенью. Савада сам подписывал документы, когда покупал его, а теперь же шёл по развороченным кускам крыши, валяющимся на асфальте. Прав был Занзас, что он ведёт себя как мудак, пуская сицилийский вопрос на самотёк. Но как-то руки не доходили, а может, чувствуя вечную поддержку Гокудеры, занимающегося подобными делами, Тсуна не осознавал до конца несолидное положение Вонголы в Сицилии. Теперь его Ураган улаживал вопросы с Альянсом, и, похоже, задерживался в Вероне надолго. Подумать только, почти другой конец Италии...       Внутри всё было сожжено дотла. Стены чудом устояли, хотя походили теперь на обожжённый уголь, нежели на крепкий бетон, и готовы были раскрошиться в любой момент. Тсуна с Ромарио на свой страх и риск прошли под держащейся на соплях квадратной аркой, бывшей раньше входом, и ненадолго потерялись в темноте.       От крыши остались только дымящиеся местами балки, но солнце будто не проникало сюда. Или копоть была настолько чёрной, что освещать что-то было бесполезно.       Тсуна проморгался и отхлебнул наконец кофе, хотя на самом деле ничего в горло не лезло. Лестница на второй этаж зашаталась и грозилась тотчас рухнуть, стоило им ступить на неё. Ромарио тоже привыкал к мраку, но что-то нацеленно искал, в отличие от Тсуны, силящегося понять, как можно взрывом оставить всё внутри относительно нетронутым или пожаром прожечь бетон.       — Ага!       Из-за перил на втором этаже выглянул довольный Ромарио и скрылся за ними. Тсуна с изумлением глянул вверх, но ничего не сказал. Во-первых, потому что тут же вспомнил, что в дальнюю стену были впаяны металлические спицы, создававшие вторую лестницу (так уже было при покупке здания, а во время проживания здесь никто ничего не переделывал). Во-вторых, потому что вконец измученный стакан выпал из рук и забрызгал туфли от Тестони. А в-третьих, потому что Савада с негромким "Чёрт!" и короткой иллюминацией тут же оказался рядом с итальянцем. Тот уверенно шагнул в самый светлый угол и остановился, выжидающе глядя на Тсуну.       Савада вздохнул, пожалев о том, что навсегда останется никчёмным боссом (отчего такая мысль пришла в голову, одним богам известно, но она оказалась кстати). На выжженном бетоне красовались два белоснежных отпечатка ладоней — единственное место, которого не коснулось пламя. Потому что оно отсюда шло.       — Твою ж... Да? — неловко почесал затылок Ромарио и обернулся к боссу.       А Тсуна стоял, сжав кулаки, и тяжесть часов ощущалась теперь непомерным грузом. Занзас посоветовал бы засунуть свои совестливые метания куда подальше, даже помог бы это сделать, но его сейчас здесь не было, а потому Тсуне пришлось остолбенеть. Это было Пламя. Такое означало только вызов, только насмешку. Его будто на блюдечке поднесли на самое видное место и не забыли украсить.       — Думаю, только пламенем...       — Да, — кивнул Тсуна. — Звоним Варии.       "Вот и появился грёбаный повод увидеться", — промелькнуло у него в голове. Савада пожалел, что не взял с собой телефон, но Ромарио уверенно застучал по клавишам, так что в скорой встрече сомневаться не приходилось.       Удивительно, как Ярость может смести целое двухэтажное здание одним ударом. Вряд ли Вонгола в этой войне возьмёт лёгкую победу.       За спиной у Тсуны раздались надрывные гудки, Ромарио протянул руку с телефоном.       В ту же секунду Саваду осенило. Возможно, благодаря интуиции, а не полностью атрофированным мозгам. Не здание — мишень. А они. Странно, что он вообще понял только сейчас: много ли надо сицилийскому клану, чтобы объявить войну? Показной взрыв среди нищих рыбацких доков?       — Ромарио!       Тсуна успел только обернуться и зацепить взглядом отпечатки на полу, промелькнувшие перед глазами белым пятном, прежде чем его накрыла тьма.       Занзас сказал бы, что только придурок вроде Савады мог попасться на такой простой крючок, но его рядом не было. Хотя в чём-то он оказался бы прав: неприятности вселенского масштаба никогда никуда не деваются. Они не ушли вместе с Бьякураном, а просто приняли другую форму.       Не только здание было мишенью. Мишень — Десятый босс.       А ещё Занзас в сознании Тсуны говорил намного больше, чем в реальной жизни. Но это уже были мелочи. ***       Палящие лучи нихрена не могли сравниться с жаром, который сейчас пытался сдержать Занзас, чтобы не дай грёбаный Боже не сравнять последнюю улику с землёй.       — Как можно было прошляпить такую засаду?! — и дальше прибавлялись сотни непечатных выражений на итальянском. Некоторые из них не знал даже Гокудера.       Вопрос "Как можно было упустить Десятого Вонголу, придурки?!" уже бесполезно было задавать. Всю душу из тупоголовых подопечных Савады вытряхивал сейчас Скуало. И ему, похоже, приходилось в тысячу раз хуже, чем Занзасу.       О, было огромной ошибкой отдавать Палермо во взадницуврастающие руки этого японского идиота, большущей ошибкой, Занзас как жопой чуял. Но Вария всё время моталась по южной части Сицилии (карма, что ли, такая), а под руку тогда как раз попался Савада. После охренительного минета. Вот чёрт.       Теперь в этом городе вместо нормальных бойцов сновали только разводящие ручонками мямли, проебавшие всё что угодно, а теперь не могущие связать двух слов. И их главный мусор ускакал в закат вместе с Савадой. Ну заебись.       Скуало орал не на шутку, видимо, старался. Занзас понял, что его капитан скорее сорвёт горло, чем докричится до мудаков, поэтому начал тщательно обследовать здание. Миллиметр за миллиметром. Спокойно.       Офицеры шугались от подозрительно молчащего и двигающегося (двигающегося! на разведке!) Занзаса и старались не подавать признаков жизни. Кто знает, что бывает, когда крадут любовника босса?       А Занзас знал. Но молчал. Вот нихрена не говорил, только приглядывался к отпечаткам ладоней, неприметно лежащему стаканчику кофе и смятому телефону.       Следы не то чтобы не замели — на них даже не дунули; вместо базы с оружием — чёрные останки и пламя ярости. Скуало сначала мрачно косился, принюхивался и хотел вызвать подмогу втихаря от босса, но Занзас поймал мусора на горячем и вкрадчиво так объяснил, что они сами справятся.       На обугленном полу остался лежать второй смятый телефон.       Не то чтобы Занзас хотел покрасоваться или рискнуть жизнью какого-никакого босса (хоть и остался он таким же японским придурком, каким приехал), но помощь в кои-то веки просто не была нужна: пламя ярости было ненастоящим. Оно воняло. Горело мощно, но неуверенно, будто его вручили какому-нибудь мусору вроде пятнадцатилетнего Савады.       Пламя смердело. Тухлая рыба в ближайших рыбацких доках фонила словно благоухание розы по сравнению с этой гарью — невыносимой, удушливой, жалкой. Гордое пламя ярости и рядом не стоит, потому что человек, находящийся в ярости, не может бояться.       А тут воняло страхом.       Даже пропавший Савада себе такого не позволял. За несколько лет-то Занзас научил его не сомневаться, раз уж взялся за что-то.       Поэтому он просто развернулся, пихнув ногой потрёпанный стаканчик, лежавший в луже кофе, и приблизился к окну. Скуало наорётся — и справится без него. Занзас ухмыльнулся и перемахнул через раму, утыканную осколками. Пора было размять задницу. И наладить старые связи. ***       Тсуна медленно пошевелил связанными руками, разминая плечи, и привалился к стене. Чёрное марево перед глазами предупреждающе замерцало, но Савада больше не двигался — только устало вздохнул и потёрся горящей щекой о шероховатую стену.       Тряпичный кляп натирал язык, челюсть ныла, и рот снова заполнился вязкой слюной. Горло драло от сухости.       Где-то рядом глухо и редко стонал Ромарио, не подавая больше никаких признаков жизни или рассудка. Тсуна не знал, что с ним: он не мог его видеть — только слышать, да и то с трудом. Жара всё давила и давила; Тсуна никогда не думал, что солнце может медленно убивать. Или, по крайней мере, подстёгивать страх.       На глазах не чувствовалось повязки, однако тьма всё ещё была единственным, что видел Савада. Можно было бы открыть глаза, если б они не были уже открыты. Зрачки у него наверняка были пусты, как у слепца. А глаза заливало чёрное пламя — почти как своё, родное, Неба, вот только густое и враждебное.       С момента их похищения не прошло много времени, но после истории с Бьякураном Тсуна научился не выжидать до последнего. Он пробовал ходить: пробирался на коленях сначала вперёд, потом шёл вдоль стены и сам не понимал, куда идёт. Он не встречал на своём пути ничего — ни углов (предположительно) комнаты, ни тупиков, ни обрывов, ни Ромарио. Когда ему надоедало, Тсуна шёл назад и всегда возвращался, с каждым разом всё хуже понимая, где хрипы Ромарио, где его; где верх, где низ и с какой точно стороны печёт солнце. Бесконечно палящее светило.       Тсуна мог бы поставить свою дорогущую серебряную турку на то, что они с Ромарио были внутри иллюзии. И не прогадал бы.       Вот только пламени тумана не ощущалось. Точно так же как и пламени ярости, дождя, урагана — да всей радуги! — и самое главное, пламени Неба. Только пламя ночи на глазах, будто напоминание: в этой реальности не видно ничего, кроме отчаяния.       Хотя, возможно, на дурную голову Савады жара влияла не самым лучшим, но определённо самым поэтичным образом. Занзас смело бы врезал ему за распускание соплей и идиотские сравнения.       Тсуна пробовал звать Ромарио (как мог с кляпом во рту), но слышал только невнятные мычания и стоны. И видел черноту. Будто жарился в аду на сковородке. Интересно, Мукуро чувствовал себя так же, когда он проходил свои Шесть путей?       Будто Занзас поджаривал Тсуну прямо сейчас, ярко и безжалостно. И опалённая плоть падала к ногам в туфлях от Тестони, а пламя впервые не подчинялось — никому. Не так, как во время секса, когда Занзас терял контроль, рычал, матерился, кусался и, казалось, сжигал заживо — жарко, страстно, — а как будто палил во врага.       Но это же не мог быть Занзас. Не то чтобы он не мог врезать Саваде, но определённо сделал бы это более честным способом. Просто глядя в глаза. И ещё Занзас ненавидел иллюзии. Как и Тсуна, похоже. ***       Ублюдка звали Ромарио Буджардини*, и фамилия как никогда подходила носителю. Такой же кусок дерьма, подтирающий всем сопли, как Савада, но более организованный. Можно было бы сделать скидку, потому что у мелкого в руках была вся Италия, которая каким-то чудом ещё не скатилась в преисподнюю, а у Буджардини — только Палермо, но Занзас никому их не делал.       О да, Ромарио неплохо обосновался. С одной стороны, никто даже близко не подберётся к настоящему филиалу Вонголы через тысячи подставных лиц и организаций, а с другой — хрен найдёшь хоть кого-нибудь, кто в курсе всех тёрок с отбившимися от рук ублюдками, накупившими оружие и возомнившими себя бандитами.       — Ну что, старина Марко, будешь виски? Твоё любимое. — В ответ раздалось гневное мычание. — Ну, не хочешь — не надо, — ухмыльнулся Занзас и пригубил из бокала дорогое пойло. Потом потянулся и вытащил слюнявый кляп из, несомненно, красивого и умелого рта.       — Давай, старый друг, в честь нашего долгого знакомства я дам тебе ещё один шанс, а за правильный ответ даже развяжу. — Марко зло зыркнул, но огрызаться по случаю такого великодушия не спешил, что Занзас счёл хорошим знаком. — Ну так что?       Парень опустил голову, качнул ею пару раз и фыркнул:       — А не пошёл бы ты, ублюдок? — он хохотнул. — Прости-прости, солнышко, несомненный плюс в тебе: секс всегда просто потрясающий. Но я слышал, в последнее время ты стал предпочитать японцев.       — Мусор... — Занзас начал терять терпение. Стекло в руке постепенно нагревалось, в виски таял лёд, а глаза Занзаса становились красными, наливаясь яростью в буквальном смысле.       — Тише-тише. Я буквально чувствую твой страх. Погляди, как забавно: связанным тут сижу я, а боишься ты.       — Оборжёшься, — согласился Занзас и приставил пушку к чужому лбу. — Ты знаешь, мне до трёх считать лень.       — Ага, — Марко качнул головой в знак согласия, без тени испуга вздохнул и продолжил: — Я вообще многое о тебе знаю, и если уж Занзас поднял задницу со стула ради какого-то япошки, дело действительно пахнет жареным.       Красавчик призадумался:       — Дело-дело, что-то я о нём-то помнил...       Пистолет медленно проехался по коже холодным дулом, а потом исчез. Занзас вернулся на место, мирно усевшись на стуле. Марко незаметно выдохнул и состроил хитрую моську:       — Любовь-морко-о-овь, да? — ехидно начал он, но дёрганый вариец снова привстал, и пришлось заткнуться. — Как тебя только новый любовник терпит? — покачал головой Марко и наконец заговорил серьёзно, перестав испытывать терпение Занзаса:       — Короче, слышал я о каком-то японце: вроде крупная рыбка попалась и всё такое. Кончать заморского хрена никто не собирается — похоже, кто-то из сицилийцев заказал. Для выкупа или для простой кражи — не знаю. Вряд ли о цене договаривались, потому что скоро, я слышал, пойдут торги. Но имён ничьих не знаю, можешь даже не пытать. С тех пор как в Палермо обосновалась Вонгола, я к сицилийцам не езжу — мало ли что...       — Хм, не договаривались о цене, значит? — задумался Занзас. Будь он заказчиком, притащил бы такую большую шишку, как босс Вонголы, к себе домой и не выходил бы оттуда ближайшие лет пятьдесят. Потому что в Вонголе работают не только придурки вроде Савады, но и нормальные люди.       Марко выжидающе посматривал на раздумывающего Занзаса и выразительно подёргивал связанными руками.       — Слушай, горяченький мой, не парься по поводу торгов: похоже, ни один сицилийский клан просто не верил до конца, что дело пройдёт. Пафоса у них дохрена, а вот на деле они не очень. Пушки против пламени ведь ничто, верно? — хмыкнул Марко и снова подёргал руками.       — Только пушки? Да нет, уже не только. Но чёрт их знает, — Занзас задумчиво постучал по бокалу. — Добавить о Буджардини больше ничего не хочешь?       — Ну-у... Наладил связи с верхом, каждый вечер к элите в гости ходит — просто образцовый мафиози, как и босс ваш. Вот только с обычными шестёрками не считается, ну да что: мы народ презренный...       — Во-первых, ты наёмник, Марко, а во-вторых, не беси меня. — Занзас кинул взгляд на часы: — У нас мало времени, — и снял пистолет с предохранителя.       — Эй-ей, зажигалочка моя, мы так не договаривались! — задёргался на стуле допрашиваемый. — Я рассказал всё, что слышал. Ну да, пару раз отвлёкся на размышления о жизни, но я ж не со зла... Занзас! — Марко повысил голос до опасного визга, видя, как рука с пистолетом поднимается. — Вспомни о давней дружбе!       — Я ни с кем не дружу, — хмыкнули напротив.       — Да-да, ты только валишь и трахаешь, но это ведь тоже подобие дружеских чувств. Ну За-а-анзи-и!       — Ещё раз назовёшь так — вышибу мозги без счёта, — прорычал Занзас, допивая виски.       — Ты ж говорил, что тебе и так считать лень, — съехидничал Марко, но под полыхающим красным взглядом стушевался. — Хорошо-хорошо, затыкаюсь. Но что мне тебе ещё сказать, правда? — Стеклянный бокал прозвенел, соприкасаясь со столом. — Я-я тебя не сдам.       — Ты всё равно болтлив. И бесполезен.       Занзас вздохнул и прицелился. Тсуна бы сказал, что он никогда не целился так долго, но Савады здесь не было. Поэтому ничто не мешало Марко пару раз попрощаться с жизнью, а потом в отчаянии выкрикнуть:       — Чёрт бы тебя побрал! Ну заказывали мне одного япошку: я даже имени его не спросил, а заказчика послал к чертям! Если заказывают японцев, значит, они вонгольские. Почти всегда, — осторожно прибавил Марко и искоса посмотрел на Занзаса.       Тень от длинных ресниц мягко упала жгучему итальянцу на щёки, и когда-то это могло завести Занзаса, но в последнее время эти тени больше очаровывали на по-азиатски высоких скулах. Тем более Савада проделывал подобную поебень, даже не замечая этого.       Марко просёк, что фишка больше не действует, и чертыхнулся менее фальшиво.       — В рот меня, Занзас!       — И это тоже, — невозмутимо предался ностальгии вариец, проверяя перед возможным боем пистолеты. Тот, что наставил на Марко, он давно опустил.       — Я не выдаю своих клиентов; я — самый честный наёмник в Палермо, между прочим! — возмущался Марко, надувая щёки и ещё яростнее пытаясь вырваться.       — Тогда я — звезда кордебалета.       Киллер взглянул на него исподлобья. Зло сдунул чёлку. Покусал пухлые губки. И, поняв, что повёрнутый вариец может его или пристрелить, или оставить гнить в этом подвале связанным за неимением полезной информации, примирительно буркнул:       — Ну ладно, допустим, я знаю человека, который приходил ко мне с заказом на японца.       — И его адрес тоже знаешь? — поинтересовались из тёмного угла, роясь в давних запасах заброшенной базы Вонголы.       Никто сюда уже не ходил, а кое-какое оружие ещё лежало: владения сицилийских группировок выросли, и теперь старый подвал стоял аккурат на границе. Оставлять здесь что-то пострашнее запасных обойм было бы опасно, так что на базу изредка забегали только чтобы переждать, например, погоню.       — И адрес тоже, — обречённо буркнул Марко, понимая, что честь якобы "самого честного (и самого красивого!) киллера Палермо" безнадёжно запятнана. — Ох, что же скажут коллеги?! А клиентура?       — Не волнуйся, они не будут сильно удивлены, — хмыкнул Занзас, расфасовав по карманам всё, что тут нашёл.       Потом посмотрел на очень правдоподобно расстроенного Марко и с примиряющей усмешкой достал из-за пазухи увесистую пачку зелёных банкнот, скрученную и скреплённую резинкой.       — И можешь не убиваться так — я тебя нанимаю. Так что всё, что ты мне скажешь, будет выдано на законной основе, значит, оспариванию твои действия не подлежат.       Занзас, пока распинался, успел разрезать верёвку на чужих запястьях, а теперь снова проверял пистолеты, хотя никакой надобности в этом не было. Видимо, действительно волновался и хотел чем-нибудь занять руки.       — Ого, слова-то какие мы знаем, — ехидно протянул Марко, одновременно заинтересованно прощупывая пачку. Быстро он оправился от сегодняшних потрясений.       — Это аванс, — кивнул на деньги Занзас. — Будешь вякать не по делу или сдохнешь — вторую половину не получишь.       — Да понял... Хотя странно, почему именно я... — киллер постучал пальцем по пухлым губкам.       — В этом дерьмовнике мне нужна информация — много — и ещё надёжное прикрытие, когда придётся стрелять. А стрелять придётся, — Занзас пресёк все намечающиеся вопросы на корню. — Ну, теперь и к твоему типу наведаться можно.       Марко ничего не ответил, просто встал и вышел из подвала вслед за Занзасом, не забыв про денежки. Интересное дельце намечается. ***       Пустота.       Вряд ли вокруг было ещё что-то кроме неё. Да и не только вокруг, но и в голове Тсуны образовалось невъебенное ни-че-го и не переставало его удивлять.       Сначала он отчаивался, как обычно бывает в иллюзиях: перед глазами, помимо темноты, вспыхивали самые потаённые страхи. Вдруг он никому уже не нужен? Вдруг Занзас всего лишь порадовался такой удаче и с удовольствием занял кресло босса? Другие бы пожали плечами и со вздохом перестали бы беспокоиться за Десятого: Занзас же всегда может подыскать новую давалку.       А потом и это отключилось. Мысли смешались в кашу, пот ручьями стекал с висков и со лба, и вообще всё тело было липким от него. У Тсуны не было сил вытереться: он с трудом ощущал, что у него пока осталось собственное тело, что он не стал простым призраком в бесконечной горящей пустоте и что солнце — всего лишь фантом.       Когда Савада совсем перестал соображать, он начал считать своё хриплое дыхание: хотя бы маленькая ниточка с самим собой, чтобы не отключиться. Можно ли терять сознание внутри иллюзии, Тсуна не знал, но на всякий случай не переставал повторять самому себе последнюю здравую мысль: он пока живой.       Однако пустота не прибавляла в этом уверенности.       Может, он уже в аду? Даже темнота перед глазами перестала вонять пламенем Вендиче, пламенем ночи. Своего Тсуна тоже не чувствовал, и тумана — как ни пытался — найти среди непроглядной темноты не мог.       Сбившись со счёта своих вдохов, Савада начал считать стоны Ромарио. Они были тихими, какими-то безнадёжными и, по правде говоря, действовали на нервы, особенно поначалу, — сейчас даже они сливались в один общий гул, беспрерывно стучащий в висках. Жалкие комочки слюны каждые десять секунд проглатывались с одним и тем же звуком, и Ромарио стонал как заведённый с неизменной периодичностью.       Может, он — тоже всего лишь часть иллюзии? Может, Тсуна на самом деле сидит тут один, жуёт вонючую тряпку, которая даже во рту осталась сухой, и подыхает от жары без Ромарио?       Да нет, бред это всё. Глупый страх, больное воображение и всего лишь проделки иллюзии. Вот и голос так говорит: это всего лишь иллюзия, всего лишь иллюзия, и трясёт за плечо.       Хотя голос вроде как не может толкать Тсуну. Может, это не голос? А что? Стена, которая греет ему спину уже вечность?       Но это была не стена и не новые проделки иллюзиониста. За плечо действительно кто-то схватился, и через рубашку Савада чувствовал тёплую руку, цепкие пальцы. Голос шептал и шептал над ухом какие-то утешающие слова, которые подбадривали полуживого босса, но смысла Тсуна не улавливал — только слышал за всей словесной мишурой чужую тревогу и, пожалуй, страх.       Иллюзия вроде как не распалась, а может, её просто ослабили. Как бы то ни было, изо рта с противным чавкающим звуком вынули мокрую тряпку, которая оказалась вовсе не сухой, а покрытой слюной. И, не дав Тсуне отдышаться, в губы быстро ткнули пластиковое горлышко бутылки и не позволили увернуться от струи воды.       С лица спешно смыли пот, дали смочить горло и небрежно вытерли кожу какой-то тряпкой — Тсуна подозревал, той же самой, которая минуту назад находилась у него во рту.       Невидимое солнце исчезло, как и терзающий жар, и Савада попробовал пошевелиться. Перед глазами всё равно предупреждающе заколыхалось якобы пламя ночи (якобы — потому что Тсуна, у которого немного прояснились мозги, теперь не был до конца уверен, что оно настоящее).       Те же тёплые руки хлопали мало что соображающего Тсуну по щекам, а голос за чёрной завесой торопливо шептал:       — Десятый, Десятый...       Саваде было вспомнился Гокудера — его самый преданный Хаято, явно пришедший другу на помощь, однако тут же медленно работающий (но всё же работающий!) мозг заверил хозяина, что Гокудера не мог бы так быстро прилететь из Вероны в Палермо.       Судя по всему, с момента похищения не прошло и суток. Как Тсуна определил это — загадка природы, но в экстренных ситуациях его интуиция выкидывала и не такое. А сейчас ситуация была самая что ни на есть опасная.       Голос принадлежал Ромарио: более мелодичный, нежели у Гокудеры, на которого сначала подумал Тсуна, но с таким же итальянским акцентом, появляющимся во время волнения. Только вот какого хрена он здесь делает, не будучи связанным, убитым или хотя бы ослеплённым, как его босс, Савада понять не мог.       И освобождать, судя по всему, никто никого не спешил, зато до Тсуны наконец-то дошёл смысл того, что говорил ему Ромарио: его везут на торги. На кой хрен они нужны, почему его ещё не убили и отчего жив сам итальянец, Тсуну не просветили. Так же как и почему Ромарио просто не развяжет своего босса (стоило выпутаться из иллюзии, как оказалось, что руки у Савады связаны, ну, или обмотаны какой-то цепью).       Стандартные инструкции вроде "Не дёргайтесь, пожалуйста", "Пожалуйста, не подавайте виду, что вы вменяемы", "Не реагируйте на прикосновения", "Об этом разговоре забудьте" Тсуна слушал нахмурившись, но кивая. Неважно, что конкретно произошло, — всё было хреновее некуда.       Ромарио ничего толком не объяснил: просто попросил верить ему, и Тсуне ничего другого не оставалось — он даже на ноги самостоятельно подняться не мог. Голова раскалывалась, в горле всё ещё першило, хотелось пить, а ещё собственные подчинённые понимали и знали больше, чем сам Тсуна, и это его бесило.       И пламени всё ещё не было. Но, по крайней мере, теперь было понятно, из-за чего, — из-за цепи, сковывающей руки. Она неплотно обхватывала запястья, можно было даже взять пистолет при надобности — вот только оружия поблизости тоже не было.       Хотелось, как в детстве, проглотить синенькую пилюлю, чтобы почувствовать на руках знакомый жар, но Тсуна уже вырос. И остался таким же слабаком, раз из-за любой помехи не может войти в гиперрежим.       И всё-таки он не ожидал, что сицилийские кланы раздобудут вроде как новейшую разработку, блокирующую не столько излучение пламени, сколько его само. Савада думал, что пока образец только у Верде и Вонголы, но, видимо, один сволочной аркобалено продаётся не только им.       А пока всё было хуже некуда. Картина маслом: никчёмный босс, жизнь которого зависит от кинувшего его подчинённого. Вот Занзас бы поржал.       Ромарио в последний раз обтёр блестящую от пота шею Савады, оставил после себя шлейф брендового парфюма, поправил пиджак и отпер дверь, холодно приказав:       — Выводите.       За холодностью Тсуна уловил панический страх, но не успел позлорадствовать. Его поставили на ноги и куда-то повели. Он, неуверенно спотыкаясь, поднялся по лестнице, потом, поддерживаемый под обе руки, прошёл по коридору и наконец был введён в огромный просторный зал, наверняка обильно освещённый, чтобы все могли разглядеть "маленькое" поражение Вонголы.       До ушей Савады донеслась тихая музыка, весёлое перешёптывание и звон фужеров. Голова от такого унижения начала болеть ещё больше. Слепец раздосадованно опустил голову.       Будто в насмешку, перед глазами до сих пор клубилась тьма. ***       Марко бодро шагал впереди, чуть ли не вприпрыжку, и весело размахивал руками. Пару раз он с хитрым видом порывался взять Занзаса за руку, якобы в целях конспирации, но был послан в одно тёмное и глубокое место.       Пока неудобных вопросов киллер Занзасу не задавал, но зато смотрел очень понимающе, пока мужчина в последний раз набирал (вот, блять, совершенно непонятно, зачем) Саваде.       Наконец Занзасу надоело и, борясь с желанием смять телефон нахер, он засунул бесполезную железяку в карман. Заряда осталось три процента — скоро вырубится, — но выкидывать его в порыве ярости Занзас не собирался. Больше. Помнится, Савада вместе со Скуало недели две капали на мозги, когда "босс Вонголы" (тогда давно, по сути, — новоявленный японский щенок) не смог дозвониться до Варии вовремя и вызвать подмогу.       Занзасу как-то похер было, но ладно, урок он уяснил: храни телефон при себе — и Савада будет давать.       Воздух был уже по-ночному холодным и дул, зараза, прямо в лицо, так что волей-неволей приходилось нюхать вонь, идущую с заброшенных свалок. Райончик был так себе. Хорошо хоть солнце уже зашло и живописные виды прикрывала непроглядная темень.       Весь день у Занзаса ушёл только на то, чтобы отловить Марко. Этот жук не только мастерски сосал (за что в своё время Занзас был горячо ему благодарен), но и мастерски прятался — умел затеряться на просторах города так, что даже вариец нашёл его с трудом.       Теперь они, конечно же, торопились. Точнее, торопился Занзас — Марко просто прогуливался с милой улыбочкой и одухотворённым выражением на роже. Для полноты композиции ему только ромашек в руках не хватало.       Машину они решили не брать. Точнее, решил Марко: сказал, что идти недалеко, а теперь скакал по тёмным переулкам аки сайгак и, кажется, совсем забыл о деле.       Но это только на первый взгляд. Занзас был слишком хорошо знаком с этим красавчиком, чтобы не знать: если уж киллер взялся за дело, то будет работать как следует. Однако это не значило, что Марко не перестал вести себя как долбоёб.       Пару раз он было сбавил шаг, но точный пинок под упругую задницу вернул парню чувство самосохранения, так что пошла парочка значительно быстрее, а путь до дома заказчика сократился вдвое.       Занзас редко шутил. Марко обиженно буркнул: "Зануда", — и потёр ноющую попку. Они давно не работали вместе, так что киллер поначалу даже хотел обидеться, но потом оглянулся назад, взглянул на своего хмурого визави и весело хмыкнул: Занзас как был самим собой, так и остался. Прям потискать бы его надутые щёчки, но, похоже, такой порыв не поймут.       На улицах им не встретилась ни одна живая душа (даже от беспечно скачущего Марко шарахались как от прокажённого), так что неприметный, одиноко стоящий посреди переулка дом вырос бесшумно и немного неожиданно.       Мужчины упёрлись в тупик. Дальше улица кончалась — за домом начинался пустырь, свалки, а намного дальше находился берег со своими доками, вонью и серыми нежилыми зданиями.       Этот домик тоже не выглядел обжитым. Все до единого окна были выбиты, где-то в проёмах зияли, как не до конца выбитые зубы, недоломанные рамы. В основном даже их не было.       Покосившаяся дверь держалась на одной петле, служа тут только памятником стойкости и ничем больше. Занзас вдруг вспомнил трущобы, в которых вырос сам, — и всё равно эта херня была куда хуже. Если здесь кто-то и может жить, то только наркоманы — притоны можно узнать за километр.       — Не волнуйся, здесь вряд ли кто-то есть, — хмыкнул Марко, увидев, что Занзас вмиг нахмурился. Тот, на самом деле, волновался не поэтому:       — Ты же говорил, японца заказал один из сицилийских кланов.       — Или даже все сразу — хрен их поймёшь, — пожал плечами Марко. — Но ты что, всерьёз думал, что у меня засветится один из боссов? Эх, вот хоть бы раз кто-нибудь (не будем считать тебя) снизошёл до простых шестёрок — узнал бы столько интересного... Мы все ведь не просто так по всему Палермо мотаемся.       — Ближе к делу, — перебил Занзас.       Вариец пока не спешил входить внутрь, стоя у самого входа, а Марко его не торопил.       — Ну, короче говоря, левые человечки — самые преданные, когда за скромное вознаграждение нужно разыскать какого-нибудь убийцу, произнести заученный текст и получить ответ. Особенно стараются наркоши — на них просто глядишь не наглядишься. Работают-то за дозу, — хохотнул киллер. — Тебе жутко повезло, что с одним из них я знаком.       — Я надеюсь, вы пользовались презервативами, — хмыкнули в ответ.       — Заткнись там.       Занзас наконец-то переступил хлипкий порог, и Марко повёл его в глубь дома. Лестницу, усыпанную шприцами, они обошли и свернули куда-то под неё, направляясь в самый дальний и тёмный угол.       — А ты не думал, что твоего нарика могли просто прикончить, дабы он не слил никому информацию?       — Думал, конечно. И вряд ли мы найдём здесь кого-нибудь живого, — пожал плечами Марко, обыскивая закуток под лестницей.       Там ничего не было. Пришлось подняться на второй этаж, который киллер не удостоил вниманием, так же как и третий. На чердаке воняло блевотиной, а через дыры в крыше виднелось безоблачное небо. Было новолуние, и в городе сейчас стояли самые тёмные ночи, какие только можно было придумать для криминальных делишек.       Видимо, убийцы из сицилийского клана думали так же. Уж пары ночей им точно хватило.       В луже собственной мочи лежал худой нарик и любовался тускло мерцающими звёздами. Парень был мёртв.       — Ну заебись, — информативно высказался Занзас и принялся осматривать помещение.       Марко с горестным восклицанием всплеснул руками и подбежал к трупу, начиная причитать: "О, мой бедный, бедный... э-э... Стефанио?"       Занзас предпочёл оставить влюблённых наедине. На самом деле он вполуха слушал напоказ всхлипывающего Марко, а сам пристально высматривал в углах хоть какие-нибудь зацепки. Вряд ли невовремя почивший знал, куда отправили Саваду, но он мог хотя бы вывести на киллера либо на заказчика.       Однако ничего. Занзас вздохнул, судорожно прикидывая про себя, что теперь делать, и повернулся к Марко. Тот всё ещё возился с трупом.       — Ну давай, поднимайся уже, — ворчливо буркнул Занзас, пока ещё не злой, но на грани.       Одно большое нихера за целый день. Конечно, Скуало мог чего-нибудь нарыть, но телефон сдох и узнать это наверняка теперь можно было только при встрече. А ловить ещё и патлатого у Занзаса времени не было.       Несмотря на окрик, Марко всё ещё забавлялся с любовничком: картинно вздохнул, прижал его к себе покрепче и облапал всего, так что Занзаса передёрнуло. Конечно, он привык к трупам, но ко всякой извращенской поебени — нет.       Однако Марко не обращал на него внимания. Обнял наркошу в последний раз, крепко-крепко, даже пролез руками под ветровку и со скорбной миной положил обратно не ожидавший таких мучений труп. А потом вдруг хитро улыбнулся и поднял над головой небольшую записную книжку:       — Я разве не успел рассказать тебе, что это солнышко было не таким тупым, как остальные левые человечки? А ещё он обожал потайные карманы: как-то раз он умыкнул у меня пачку сигарет, а я, обыскав этого засранца с ног до головы, так её и не нашёл. Пришлось отдать, — засмеялся Марко. — Эх, хороший был парень всё-таки.       Занзас ничего не ответил, но всё-таки усмехнулся: а вот это уже разговор.       Однако для того чтобы прочитать хоть что-то, пришлось пройти пару кварталов и найти ближайший (точнее, ближайший неразбитый и желательно горящий) фонарь. Бедный квартал, разорённый после многочисленных перестрелок сицилийских кланов, Вонголы и вообще левых группировок, а также после регулярных погромов выглядел сейчас не спящим, а нежилым.       Ни в одном из окон не горел свет, с фонарями тоже было туго, и Занзас подозревал, что, зажги он своё пламя, на него тут же набросилась бы либо голодная поебень: бедняки, собаки и всё такое, — либо херня помасштабнее. Бывшие ищейки Бьякурана, например, — вот кто первым бросился с корабля и теперь работал на оскалившихся сицилийцев.       Так что пришлось искать источник света, раз уж ни фонарика, ни телефона, чтобы подсветить, у Марко в карманах не обнаружилось. Тот, не имея даже компьютера, вообще отыскивался довольно специфичными путями. Проще было отловить его где-нибудь в баре или в борделе, где Занзасу и повезло найти его сегодня. Марко, переспав с парочкой техников, работающих на мафию, обзавёлся фобией, что его преследуют с помощью техники, так что, не мудрствуя лукаво, он решил просто от неё избавиться, дабы избежать проблем.       И пока он вроде бы не жаловался на отсутствие всех благ цивилизации. Занзасу, имевшему богатый опыт общения с психами, такие мелкие закидоны были не в тягость, хотя шею этому ебанутому фанату шпионажа пару раз хотелось свернуть, особенно сегодня, когда пришлось мотаться по всему Палермо.       В записной книжке, как и предполагалось, оказались заказы. Слегка скачущим, но довольно разборчивым почерком в аккуратную колонку записывались цель, киллеры (согласившиеся отмечались галочкой), иногда попадались и заказчики, но Занзас не мог поймать систему: то имена были, то их не было.       Марко, видимо, не обратил на это внимания. Он быстро пролистал довольно тонкую книжку (вряд ли таким посыльным давали много поручений и долго держали при себе) и остановился в конце. Вместо последней страницы виднелся только тонкий клок бумаги — запись вырвали.       Киллер разочарованно застонал и в сердцах шлёпнул книжкой по фонарному столбу. Тот в ответ слабо замерцал, и Марко поднял на него обиженный взгляд. Вокруг грязной, тускло светящей жёлтым лампы собрались гадкого вида жучки и облепили последние чистые места. Пришлось напрягать глаза, чтобы разобрать мелкий почерк.       Занзас, не прибегая к эмоциональным вздохам, ругнулся и выхватил список из рук понурившегося Марко, заново пролистывая заказы. На первой странице, на самом верху, было выведено имя одного наркобарона, перебравшегося на остров недавно. Сразу же, на второй, был записан уже другой заказчик, а потом пять страниц подряд имени не было. Дальше шла новая фамилия, тоже вверху.       Странно. При этом иногда в самой середине попадались и пустые, незаполненные страницы, а после каждого такого пропуска начинались записи с именем заказчика.       Определённо прослеживалась какая-то система.       — Слушай, Марко, а мог ли твой наркоша иметь сразу несколько заказов?       — То есть передавать сразу несколько посланий? Конечно, сколько угодно. А что?       Марко заинтересованно пролез под руку Занзаса, получил локтем в лоб и надуто заглянул в книжку из-за спины варийца. Тот задумчиво пролистал ещё несколько страниц.       — Если он вёл записи, значит, боялся что-то забыть или просто оставлял неплохой компромат — хрен его знает. В любом случае, указывал всех: киллеров, заказчиков, цели... — Страницы шуршали всё медленнее, Занзас внимательно вчитывался в имена, а потом вдруг вернулся к последней (вырванной) записи и начал листать ежедневник с конца.       Посыльный был либо чертовски ленивым, либо чертовски умным парнем: похоже, под каждого из нанимателей в книжке отводились отдельные несколько страниц, а их имена записывались в самом начале каждого из отрезков.       — И откуда такая уверенность? — съехидничал Марко.       — Оттуда, — отрезал Занзас. — В таких делах записывают либо всё, либо ничего.       — Ну и нам-то что с того? — Марко устало вздохнул. — Всё равно бумажник нашли, запись про японца вырвали, и даже если там было имя какого-нибудь...       — Оттавио. Ну понятно.       Занзас с весёлым оскалом передал бумажник назад — Марко едва успел поймать его — и немедля отправился к старому подвалу, из которого они недавно вышли. Кажется, там был рабочий телефон.       — Подожди. А как ты имя-то узнал? — крикнул киллер, срываясь с места вслед за Занзасом. Книженцию он на всякий случай припрятал у себя.       — Сам думай, — лениво отмахнулся вариец и прибавил шагу. Надо было раздобыть машину (если дозвониться Скуало, получится быстрее). И наведаться к старым друзьям.       Над обшарпанными квартальчиками и мутным морем медленно начинало подниматься солнце. ***       Праздничный гул затих, стоило только войти пленнику. Дамы в помещении удивлённо перешёптывались, но, благо, их было немного — большинство составляли молча усмехающиеся мужчины.       Саваду, аккуратно подталкивая в нужном направлении, повели куда-то к центру. Руки у него всё ещё были закованы в цепи, но зато дулом в башку не тыкали. А зачем? Противник был полностью дезориентирован, и Тсуна пока не собирался никого в этом разубеждать: во-первых, псевдопламя ночи всё ещё не давало нормально видеть, во-вторых, мужчина отчего-то доверял Ромарио.       Да, это было очень, очень глупо — поверить тому, кто тебя однажды предал. Но Тсуна ничего не мог с собой поделать — злоебучая интуиция, как выразился бы Занзас.       Кончики пальцев вскоре уперлись в какую-то платформу: то ли подиум, то ли помост. Тсуна не удержался и слегка выставил руки вперёд, ощупывая гладкий угол площадки — со стороны выглядело вполне невинно, будто пленник действительно не ощущает (в смысле, не слышит, не видит, не чувствует) вокруг себя ничего, кроме иллюзии.       Какой-то ухмыляющийся охранник (а эта скотина наверняка ухмылялась) ухватил Саваду за задницу и быстро посадил его на эту самую платформу, потом ещё раз крепко схватил за бедро и развернул к зрителям. Теперь лакомый кусочек был преподнесён аккурат на подносе, праздничной упаковки только не хватало.       Совсем рядом послышались мягкие шаги — стук подошвы по мраморному полу и скрип начищенных, пока не разношенных кожаных туфель. А после импровизированный аукцион начался: человек в скрипящей обуви объявил стартовую цену.       Что правда, то правда: Тсуна стоил дорого. Пожалуй, даже его шикарная квартира в Палермо или особняк неподалёку от Рима не могли переплюнуть по цене жизнь их владельца.       Торги шли ожесточённо. Когда сумма перевалила за семизначную отметку, Тсуне даже стало смешно.       Человек в туфлях из кожи отлично развлекал потенциальных покупателей. Видимо, ему принадлежала роль ведущего, а также того, кому удалось поймать золотую рыбку и сорвать большой куш.       Темнота перед глазами начинала потихоньку сереть.       Тсуна стоял на коленях, иногда совсем немного опирался на кончики пальцев — руки были связаны спереди. Ноги немного разъезжались на гладкой возвышенности, к тому же они почти не держали хозяина. Пить хотелось нещадно, пыльные штанины скользили по подиуму, пропитанная потом рубашка липла к телу, а весёлый голос "ведущего" раздражал. Очень.       Тсуна, которому надоело слушать бессмысленную болтовню, начал думать, где он мог слышать человека, стоящего рядом, — этот тембр, грубые нотки в речи. Где-то он уже встречался Саваде. Вот только непонятно, где.       Тьма в глазах действительно неспешно сходила на нет. Тсуна мог едва различить очертания квадратной платформы с гладкими углами, на которой он сидел. Линии, правда, сливались в один большой рой мельтешащих точек — обычно они были более светлых тонов, чем остальная темень. Но это всё равно был прогресс.       Тем более у Тсуны было предостаточно времени оправиться от иллюзии — гости никуда не спешили, и несмотря на идущую борьбу миллионеров, тут и там раздавался тихий перезвон бокалов, шелест салфеток, негромкая музыка в отдалении и смех рядом с ней. У Тсуны как будто разом обострились все чувства, помимо зрения. В том числе и интуиция, но она не могла ничем помочь.       Когда появились очертания людей, похожих на расплывающихся серых призраков, Тсуне пришлось опустить глаза, чтобы не выдать себя осмысленным взглядом. И чтобы не наброситься и не свернуть шею скалящемуся Ромарио, стоящему рядом с Оттавио.       Ну конечно. Как он мог не узнать этот весёлый голос, наполненный сегодня торжествующими нотками. Давний враг Занзаса. И его бывший партнёр — только по бизнесу, по его словам, хотя Тсуна слабо в это верил. Он больше доверял своей интуиции, чем огрызающемуся Занзасу, но да ладно, сейчас он ненавидел Оттавио не из-за ревности.       За непослушной чёлкой, которая любезно прикрыла Тсуне глаза, когда тот склонил голову, была отлично видна всё чётче проступающая спина — широкая, накачанная, можно сказать, что массивная; облачённая в чёрную рубашку. Скрипящие туфли из чёрной же кожи сидели на Оттавио превосходно, как и дорогущие (ну несомненно, это же мир мафии) брюки, обтягивающие, что греха таить, классный зад. Хотя у Занзаса он был накачаннее — Тсуна про себя хмыкнул.       Ромарио как раз бросил на него взгляд. И явно понял, что босс (он ли его босс, вот о чём беспокоился Тсуна) очухался. Савада медленно прикрыл глаза, отвечая на немой приказ молчать.       Он помолчит. И даже доверится Ромарио — деваться-то некуда, — но после этого вряд ли снова отдаст в его руки Палермо.       У его бывшего помощника явно был какой-то хитроумный план. Жаль, что Тсуна его не знал — ему бы полегчало. А может, полегчало бы, когда он врезал Ромарио, — тоже неплохо. Савада прямо не знал, что же выбрать. Хотя, в любом случае, оба варианта пока были неосуществимы, так что у него было время подумать.       Наконец его выкупил какой-то совсем ещё молодой, богатый и явно не шибко догадливый малый — иначе догадался бы, что либо Вонгола, либо босс Вонголы его придушат сразу же, как только подвернётся возможность. Что-то повылезало этих мелких мафиози после Бьякурана... Они появлялись быстро, как грибы после дождя, и с этим надо было что-то делать.       В отличие от более влиятельных и менее агрессивных сицилийских боссов, умеющих дожидаться удобного случая для удара, с подобными шакалами, один из которых выкупил Саваду, договориться было практически невозможно. Они нападали опрометчиво, наобум и становились лёгкой добычей.       В какой-то степени Тсуна был рад — будет легче сбежать. В нём плескалась холодная ярость, а она порождает глухое удовлетворение от убийства (или от мести, если только они вдвоём — не одно и то же). Ромарио, видимо, тоже был доволен.       Сейчас он не походил на доброго, слегка нервного, услужливого и уставшего Ромарио, которого Тсуна встретил около взорванного здания. А может, оно и к лучшему: как-то спокойнее было расследовать, откуда в Палермо появилось пламя ярости, не принадлежащее Занзасу, когда под боком есть не дебил вроде тебя, а опытный киллер. Или не киллер, но вот убийца — это точно, Савада жопой чуял. А его интуиция его никогда не подводит, в каких бы местах она ни находилась.       Оттавио, попробовав поднять полученный им толстый мешочек с деньгами (мешочек — в прямом смысле), удовлетворённо кивнул и пригласил покупателя в кабинет. Теперь Тсуну понёс охранник зарвавшейся сопли, перебросив через плечо как мешок картошки. Савада прикрыл глаза и терпеливо следовал указаниям: не дёргался.       Ромарио пошёл за ними следом.       Кабинет Оттавио был обставлен в чисто мафиозном стиле: безвкусно, массивно, дорого. За окном уже слабо занимался золотистый рассвет, но Тсуна не успел этого увидеть, так как шторы тут же задёрнул хозяин дома. А это был дом Оттавио, сомнений не оставалось.       Он присел и задымил толстой сигарой, незаметно появившейся в его руках. Новоявленный покупатель уселся напротив. Тсуна, пристроенный у стены, старательно смотрел в никуда, изображая слепого, и подслушивал.       Сначала мужчины договаривались о том, кто будет оплачивать киллера. Без сомнений, им был Ромарио — Тсуна уверился окончательно и бесповоротно. Причём спорящие называли его именно "киллером", так что, как понимал Савада, тому причиталась ещё и надбавка за нестандартность заказа — цель же не была убита, так?       Оттавио бесстрастно уверял, что раз товар не его, то и платить из своего кармана он не обязан. Вокруг него медленно витали облачка дыма, и его взгляд из-за этой завесы казался невыразительным, мёртвым, как у акулы.       Оттавио и был акулой — жадной, беспринципной и хладнокровной тварью, плавающей в самых глубинах мафиозного мира. Савада не знал, отчего поссорились эти двое — Оттавио и Занзас — и даже как сводили старые счёты (а они их сводили), зато знал одно: Занзас в этот раз не прогадал с врагом.       Тсуна и без него недолюбливал этого итальянца, стоило им пару раз встретиться на светских приёмах: пресловутая интуиция, наверное.       Мелкий же бандюга (да какой он мафиози — Тсуна побоялся бы его лет в пятнадцать, да и то только если бы вдруг забыл свои пилюли дома) был похож разве что на карася, выброшенного на берег: глотал ртом воздух и не мог вдохнуть от возмущения. Оттавио, воспользовавшись моментом, перекинул на своего визави все счета за хлопоты, в том числе за подорванное здание, куда заманили Саваду, и после преспокойно выкурил сигарету.       Покупатель, весь раскрасневшийся от гнева, с выражением глубокой обиды достал свою чековую книжку и начал что-то быстро в ней строчить. Ромарио терпеливо ждал в углу и наконец дождался вознаграждения.       Когда он прошёл по комнате, Тсуна всё-таки не вытерпел и вскинулся — только слегка. Вряд ли кто-то следил за ним, кроме самого Ромарио, но тот и бровью не повёл. Подошёл, взял свой чек и направился к выходу.       Тсуна с каким-то неверием смотрел на удаляющуюся спину и вряд ли осознавал, что теряет последнюю надежду, пока за киллером не захлопнулась дверь.       И всё. Тишина. Никаких выстрелов в коридоре, никакой подмоги или расплескавшихся в стиле авангард мозгов Оттавио — тот сидел живёхонький и скалился.       И ещё никакого пламени, если кто-то забыл, потому что Тсуна вот забылся, понадеявшись на предателя, и сейчас вдруг совершенно чётко понял, что в запасе у него теперь одно большое нихуя.       Всё, жопа. Финита ля комедия.       Савада громко, очень громко ругнулся про себя, прямо-таки заорал и стал судорожно соображать, как отсюда выбраться.       Никаких колюще-режущих предметов поблизости не наблюдалось, пистолетов — тем более. Можно было бы попытаться одним прыжком добраться до своего новоявленного "владельца", сидящего к Тсуне спиной, но Оттавио, скорее всего, пристрелит его быстрее. Никто не спорит, попытка не пытка, тем более что больше ничего не оставалось — дверь из кабинета далеко, окно прямо за хозяином дома и кругом полно охраны. Но Тсуну остановило то, что он нечаянно прислушался к разговору.       И он был гораздо интереснее этих бесплодных попыток, остающихся лишь порождением фантазии.       Начинал Оттавио:       — Да уж, вряд ли вам ещё когда-нибудь так повезло бы. Признаться, я даже немного завидую.       — Ну что вы, — хохотнули в соседнем кресле. — Уверен, если машина будет работать на живых людях ещё лучше, чем на простых отголосках пламени, то мы вместо одного вонгольского щенка получим всю Вонголу.       — Да, но это всё-таки Босс...       Тут оба обернулись к Тсуне, и ему пришлось спешно замереть. Мужчины неприлично заржали.       — Так когда начинаем атаку?       — Как только за этим щенком слетятся все его прихвостни. Те, которые с пламенем, разумеется. Тогда и испытаем машину против настоящего огня.       — Уверен, она не подведёт.       — Ну естественно, — Оттавио пожал плечами. — В конце концов, твоя будет питаться от самого Десятого Вонголы.       Оба ещё раз хмыкнули. Дальше неспешный разговор пошёл о результатах предварительного испытания той самой машины на одном из штабов Вонголы, том самом, в котором и подловили Тсуну. Да уж, подловили — не то слово.       Тсуна невесело усмехнулся, хотя на самом деле на его лице не дрогнул ни один мускул. Саваде очень хотелось бы выяснить, что это за неведомый прибор, который будет жрать его пламя, но сначала ему предстояло как-нибудь выбраться отсюда.       Разумно рассудив, что в самом доме ему надеяться не на что, Тсуна уповал на парковку. Она находится прямо за домом и уже пустует, судя по всему, — банкет давно закончился, гости разъехались. У покупателя, раз уж он ездил больше на светское, чем на деловое мероприятие, наберётся около пары охранников, а хозяин дома вряд ли возьмёт с собой хоть одного.       У Тсуны был шанс, гораздо больший, чем здесь, в кабинете, среди хитросплетений коридоров. И он не будет его проёбывать — нельзя сплоховать сейчас, когда он единственный, кто знает про неведомую разработку, когда его повезут неведомо куда и когда на его Семью готовится нападение.       Как только собеседники допили виски, дым от сигар Оттавио рассеялся, а за плотными, тяжёлыми шторами посветлело, эти двое наконец-то соизволили оторвать свои отожравшиеся задницы от кресел и позвать охранников.       Савада весь извёлся, так что даже обрадовался, когда в кабинет зашёл один из громил, принадлежащий безымянной бандитской роже. За эти часы он передумал кучу всего.       Во-первых, понятно, почему он не чувствовал пламени тумана в иллюзии: его, по сути, не было, раз создавала его какая-то там машина (информация достоверная — всё подслушано).       Во-вторых, его интуиция молчит. И никак себя не проявляет, когда его хватают за шкирку и тащат к чёрному выходу.       В-третьих, ублюдок Ромарио. Савада точно его убьёт, а если бывший подопечный всё же поможет, то, так уж и быть, просто врежет.       В-четвёртых, своего пламени по-прежнему ноль.       Яркое, уже дневное солнце сразу же ослепило Тсуну и спутало ему все планы. Глаза после иллюзии стали слишком чувствительными, и сумрак кабинета Оттавио не мог подготовить Саваду к встрече со слепящими лучами.       Пока он пытался незаметно проморгаться, низко склонив голову и пряча взгляд в отросшей (давно пора бы постричь) чёлке, его уже подвели к машине. Рядом Оттавио с чутьём не хуже, чем у бабки-гадалки, — он уже косится на пленника и поправляет в кобуре пистолет. Ещё трое тупоголовых шкафов-охранников, один из которых тащит Саваду как на буксире и их тупой, тупой, просто мерзкий босс.       И никакой подмоги в радиусе сотни тысяч километров, ибо ни одна живая душа не догадается, что кто-то из сицилийцев осмелился обставить Вонголу так нагло: устроить праздник практически на месте преступления, поставить более-менее вменяемого Десятого на колени и продать его на глазах у сотни зрителей.       Оставалось точно так же нагло сбежать. Именно сбежать, а не попытаться это сделать.       Охранник как раз открывал дверь блестящего мерседеса. Хватка ослабла — Тсуна рванулся изо всех сил, и тут же Оттавио пальнул прямо туда, где секунду назад находилась лохматая макушка. Пушки у всех были наготове.       Савада намеревался вытащить пистолет у громилы, который его держал, но тот неожиданно перемахнул через багажник и потянул пленника за собой, прячась за машиной. Желанное как никогда оружие само оказалось в скованных руках, а иллюзия напротив Савады начала расплываться. Силуэт человека стал становиться меньше, за маской громилы проступали более тонкие черты, и вскоре перед Тсуной предстал бы жгучий брюнет, если бы он в этот момент не смотрел вперёд, где в них уже стреляли.       Не было у Савады времени любоваться на возникшего из ниоткуда Ромарио, как и удивляться его появлению. Действовать нужно было быстро.       У них двоих (а в такой жопе они точно становились командой и вообще друзьями не разлей вода) было в запасе не больше пяти минут, пока не сбежится охрана Оттавио... Ну ладно, три минуты.       Тсуне впервые некогда было целиться, и он выстрелил так, как учил Занзас, — не раздумывая, смотря в упор и полагаясь всё на ту же интуицию. Охранник упал. Ещё двое — "хозяин" и второй громила — были сражены чужими пулями: Ромарио не зря называли киллером.       Оттавио в порыве ярости истратил всю обойму. Что-то просвистело в опасной близости от виска Савады, но он чудом спасся — успел отскочить быстрее, чем хозяин большого особняка выпустил последнюю пулю.       — Сомнения? — тихо бросил Ромарио, и Тсуна не думая навёл прицел на последнюю жертву.       — Никаких.       Раздался выстрел. Оттавио, не успев добежать до ближайшего укрытия — входа в дом — повалился на землю и остался там. Он не двигался. Видимо, лишняя самоуверенность — худший враг мафиози, особенно тех, кто находится в своём доме и думает, что охрана успеет в любой момент.       Охрана не успела.       Ромарио пулей бросился к трупу незадачливого покупателя и вытащил ключи от машины. Тсуна уже захлопнул дверь пассажирского сидения, киллер запрыгнул на место водителя и вмиг сорвался с места.       Бак задет не был — несколько пуль попало в багажник, одно чудесным образом проделало отверстие в заднем стекле. Им бы прорваться сквозь охрану и полицию — машинка продержится, — а потом можно её бросить и начать путешествовать на своих двоих.       Так размышлял Тсуна. Хотя, может, Ромарио возьмёт и наколдует им какой-нибудь транспорт, потому что он явно грёбаный волшебник.       Машина скрылась никем не замеченная. Тсуна всё ещё сидел, вцепившись в пистолет, и сердце у него бухало где-то в горле. Дыхание от волнения и влившегося в кровь адреналина было сбитым. Ромарио уверенно вёл машину, объезжая крупные дороги, и вообще больше петлял по улочкам тихих спальных районов, направляясь к выезду из города.       Тсуна снова ему доверился. Больше в городе союзников не было: до своих людей сейчас не добраться, да и непонятно, кто из них может оказаться очередной крысой. Сейчас легче было разобраться со всем самому, вот только в таком Палермо ему не выжить без Ромарио.       Да, Тсуна сам себя клял на чём свет стоит, но одна брошенная через плечо фраза заставила надеяться, что киллер не безнадёжен.       "Я с вами, босс".       И интуиция в очередной раз подсказала, что итальянец действительно играет на его стороне. Ебучая же она стерва. ***       У Оттавио в этом городе было только одно место, где он мог бы чувствовать себя в безопасности, — его особняк. И он уже был оцеплен копами, стоило им с Марко подъехать туда.       Скуало не без ора предоставил им прекрасную машину, спиздив её у кого-то из "беспризорников" Вонголы. Занзас сразу сказал ему, чтобы отъебался со всеми вопросами — потом отчитается, — и свалил с приобретённым транспортом.       На подземной парковке в здании филиала, которое наконец-то отыскалось, стоило припугнуть пару подставных лиц, стояли машинки и получше, но Занзасу некогда было туда мотаться. Там пока разбирался Скуало и вроде как нормально справлялся. Проверять не было времени: мусор искал, где сицилийцы держат какую-то херню, создающую, как оказалось, пламя из одних его отголосков (их было не так много, и появлялись они на месте сильных выбросов — когда палил Занзас, например). Босс Варии пока занимался поисками Савады, и чуяла его жопа, они со Скуало идут по одному и тому же следу.       Точнее, шли, пока Занзас не подъехал к особняку Оттавио и не узнал, что пути у него с патлатым мусором вдруг разошлись — Савада канул в одно большое небытие, хозяина дома пристрелили, и где теперь искать похищенного, нихрена не понятно.       Полиция оцепила близлежащие окрестности — не то чтобы это было так много. Занзас припарковался около какого-то киоска, Марко купил ему корреспонденцию и со словами "Развлекайся, солнышко" ускакал на разведку.       Занзаса он с собой не взял:       — Детка, взять тебя (ну ты понял, в каком смысле) подобно самому жестокому и омерзительному извращению, а уж я-то знаю в них толк. Так что сиди и медитируй. Или вон журнальчик почитай. И не высовывайся, иначе проебём с тобой последнюю зацепку.       — Ну заебись, — информативно выдал Занзас и раскрыл первую попавшуюся газету.       Макулатуры валялась куча: Марко ему даже Плейбой купил, так что скучать вроде как не приходилось. Вроде как.       Занзас решил почитать новости, раз уж Марко добывает информацию (а в этом он был спец), но что-то как-то не мог усесться. Солнце через стекло палило, нагревая кожаную обивку салона, а с включённым кондиционером сразу стало холодно. Занзас в жизни не ебал, чего ему не терпится, но всё же минут через двадцать бросил все газеты с журналами назад, на пассажирские сидения, и выбрался на улицу.       Ещё одна проёбанная в никуда секунда — и он сам пойдёт к этому особняку. С боем. Потому что с разведкой у него действительно хреново.       Но, к счастью для Палермо, который избежал гнева волнующегося Занзаса (а он волновался за японского дебила, все заметили, кроме него), навстречу уже мчался довольный Марко. С засосом на полшеи и добытой информацией.       — Ширинку застегнуть не забыл? — осклабился Занзас, но от него смущённо (якобы) отмахнулись.       — Хорошо, что встретился знакомый офицер — не пришлось пытать его слишком долго, — киллер коварно улыбнулся и поёрзал на сидении, устраивая задницу поудобнее.       — Думаю, пытка ему понравилась.       Занзас хмыкнул, боковым зрением смотря, как поморщился Марко, усаживаясь наконец на не слишком мягком сидении.       — Зализывать раны не буду, — строго предупредил вариец, трогаясь с места. Марко назвал адрес.       — Упаси боже, — замахал руками киллер. — Мы уже не в тех отношениях, чтобы ты мне такие места лизал. Да ты вроде и не любишь... Но ничего, найдём твоего япошку — я его наведу на правильные мысли, — и засмеялся, когда Занзас попытался выломать панель его башкой. Хорошо, что тот был за рулём и не мог надолго отвлекаться от дороги.       На этот раз ехать было недалеко. Осведомитель, давно работающий на Вонголу, жил так же шикарно, как и Оттавио, а значит не нужно было лазать по заброшенным наркопритонам или искать что-нибудь в пустующей промзоне.       В Палермо многих стукачей, или крыс (как их презрительно называл Занзас), да и киллеров Марко знал прямо в лицо. На брудершафт с ними не пил, но всё же годы преступной жизни и в общем жизни в одном городе сделали своё дело. Так что эта парочка быстро разыскала нужного человека.       Сам Марко тоже иногда подрабатывал, выполняя поручения то Варии, то Вонголы, и поэтому знал намного больше, чем все другие наёмники в городе. Даже Занзас признавал, что этот прохвост отлично умел добывать информацию. Остальное — то, с кем он трахается, ведёт ли себя как шлюшка или как монашка — Занзасу было неважно.       К чему это всё? К тому, что Марко за полчаса смог выведать список приглашённых: на банкете присутствовали два человека, работающих на Вонголу. К одному из них они ехали.       Другой шпионил практически за всеми боссами мелких и крупных сицилийских группировок, кося под богатого дурачка, сорящего деньгами налево и направо. Сегодня утром он был застрелен неизвестным около чёрного входа. Оттавио, по словам Марко, спешащего обрадовать Занзаса, валялся неподалёку. Такой же мёртвый, как и один из их осведомителей.       Что там произошло, уму непостижимо. Видимо, шпион решил рискнуть и выкупил Саваду на этих самых грёбаных торгах, но кто-то надумал обставить и продавца, и покупателя и выкрал пленного прямо перед носом у всех.       Или как-то так. По крайней мере, это была самая правдоподобная версия: Савада не смог бы провернуть такое в одиночку, значит, ему помогли. Занзас со своей помощью опоздал на пару часов.       К тому же после того, как осведомитель, тот, что живой, рассказал интересные подробности о слепоте пленника, пока гости уплетали прекрасное жареное мясо, всё стало ещё непонятнее.       Киллером оказался Ромарио Буджардини, что вроде как было удивительно, а вроде как и нет — тот был тем ещё ублюдком, Занзас уже понял. Поуправлял Палермо пару лет, обзавёлся хорошими связями и доверием тупого, тупейшего японского мусора (Занзас убьёт его, когда найдёт и удостоверится, что с этим дебилом всё в порядке), а теперь накопил баснословную сумму, получил за похищение ещё больше и смылся.       — Ну заебись.       Фраза начинала уже поднаедать, но больше никак нельзя было объяснить объём создающейся в этом городе жопы. И, кажется, она ширилась каждый раз, стоило Занзасу узнать что-то новое.       Следующие новости были от Скуало. В доме у Оттавио нашли одну из тех машин, что жрут из носителя пламя и отдают его в руки какого-нибудь мудака, который при желании сможет спалить весь Палермо, если захочет. Милое изобретение. И главное — с малюсенькой подписью: "Верде".       Техники Савады чуть не обкончались при виде новенькой игрушки, и Скуало оставил её им. Реборна, не долетевшего до Палермо, развернули и отправили выяснять отношения с Верде — киллер обозвал их идиотами, но исправно выполнил приказ.       Занзас бы как обычно поржал, следя краем глаза за типичным вонгольским армагеддоном, но сегодня было не как обычно. И ему некогда было присматривать за всеми гениальными дебилами, набранными Савадой. Тот обычно и руководил этим цирком.       А сейчас от него не осталось и следа — в прямом смысле. Скуало, которому быстро надоели клоуны местного разлива, больше орал и матерился, но всё равно успешно продвигался по делу, в отличие от Занзаса. Вария вышла на других заговорщиков, запасавшихся поддельным пламенем.       Патлатый обозвал тех камикадзе, сказал, что всё в ажуре, и отключился. Насчёт первого он был прав: Скуало раз посмотрел на пламя дождя, которое выдала машина, и больше не пробовал. Вонь стояла ужасная, и теперь даже он, при всей своей любви к перестраховке в серьёзных делах, был уверен, что против настоящего пламени оно не выстоит.       Занзас ещё немного послушал ритмичные гудки и медленно опустил телефон. Очень медленно, очень мрачно и в полнейшей тишине.       Марко искоса смотрел на него, тревожно нахмурившись, но понимал, что вряд ли чем может помочь, так что молчал.       Последняя зацепка, ведущая к Саваде, рассеялась как дым. Занзас никогда не был поклонником красивых сравнений, но если бы он выразился по-своему, получилось бы слишком длинно и грязно.       — Значит так, — Занзас резко поднялся и наконец взглянул на пришибленного подопечного и молчащего за компанию осведомителя, — отправимся пока на помощь Скуало. Всё равно Вонгола быстрее, чем мы, найдёт главнюка, затеявшего всю эту херню, а уж я быстрее, чем они, выведаю, где стоит каждая машина. Японца отправят к самой большой, я уверен.       — Твой любовник так силён? — удивился Марко, услышав про японца и то, куда бы его (скорее всего) отправили похитители.       Занзас призадумался, остановившись. Не говорить же рядовому киллеру (даже пусть и "самому честному в Палермо"), что они ищут Десятого Вонголу.       Наконец вариец усмехнулся, и его оскал в какой-то степени стал похож на улыбку.       — Он победил меня однажды. Хотя всё равно мусор мусором.       Марко уважительно хмыкнул, пропустив мимо ушей последнее замечание, и встал. Пора было начинать гонку на опережение: сицилийские кланы тоже не спали. ***       Ромарио больше не смотрел на Саваду после того, как заверил его в своей якобы верности. Ну-ну.       Тсуна с подозрением косился на киллера, но тот не отрывался от дороги, так что все злые и обиженные взгляды ушли почём зря. По виску струилось что-то тёплое, Савада подозревал, что кровь. Видимо, пуля Оттавио всё же черкнула по коже — не задела, но след оставила.       Перевязать рану было нечем. Тсуна не стал зажимать и без того грязной рубашкой простую царапину — всё равно кровь так не остановится, да и немного её, — так что густые капли беспрепятственно стекали по щеке и падали на некогда белый воротник. Он и сейчас, если приглядеться, был белым, но Тсуна не приглядывался.       За окном мелькали какие-то гаражи, потом старые домишки, а после показалась табличка, что они с Ромарио выехали из города — дальше Тсуна не смотрел, куда они едут.       Ему казалось, что он провёл в плену не сутки, а целую вечность. Теперь, когда не надо было следить за врагами и думать, как бы сбежать, усталость навалилась с новой силой. Горло всё ещё было сухим, язык, словно наждачный лист, проезжался по нёбу. А тут ещё и настоящее солнце начало припекать, так что вскоре Тсуне стало не до сомнений по поводу Ромарио.       В любом случае никого лучше пока не найти. И тот вроде не собирается прирезать босса в ближайшей подворотне, дабы выполнить ещё какой-нибудь заказ.       Эх, Вария уже должна была приехать в Палермо. Даже если неполным составом, но всё равно должна. А у Тсуны не было никакой возможности связаться с ней. Он было попросил телефон у Ромарио, но тот виновато пожал плечами и ответил, что у него нет.       Они оба остались без связи с внешним миром.       На самом деле Палермо ещё не закончился — у города довольно размытые границы. Ромарио притормозил где-то у низеньких бараков. За ними высились ряды ржавых гаражей, собранных из тонких металлических пластин, как карточный домик.       Киллер тихо приказал вылезать. Тсуна утомлённо зевнул и повиновался.       Ромарио быстро открыл дверцу одного из гаражей — она даже не была заперта, — загнал туда продырявленную машину и бросил монетку нищему, сидящему неподалёку. Тот незаметно кивнул, уткнувшись в густую бороду.       Может, это был какой-то знак, но Тсуна не до конца до него допёр, да и предназначался он Ромарио. Тот кивнул в ответ, схватил Тсуну за локоть и потащил за собой.       Около старых бараков не было ни души.       Солнце стояло в зените, но мужчины шли одними тёмными проходами, прятались в тени и будто боялись, что их вот-вот поймают, так что Тсуна путал день с сумерками и думал, что они идут целый день.       Иллюзия слишком сильно вымотала Саваду. Он не спал уже сутки, и хотя раньше такое тоже бывало, сейчас, после пытки жарой, это чувствовалось особенно остро. Ромарио подгонял его как мог, но Тсуна всё равно плёлся позади. Приходилось тащить его за локоть всю дорогу.       Они попали в какой-то старый подвал размером с одну небольшую комнатку. Как они туда добрались и где они вообще находятся, Тсуна уже не помнил — всё было как в бреду или в очень плохом сне. От "поспать" он как раз и не отказался бы.       Обставлен подвальчик был неплохо, но новоявленные гости обратили внимание лишь на старенький кондиционер, висящий на голой бетонной стене. Ромарио сразу же нашёл пульт и включил этот маленький подарок богов, а Тсуна просто возрадовался первой удаче, постигшей его во время командировки в Палермо.       Савада без сил плюхнулся на обшарпанный диванчик. Спёртый воздух постепенно охлаждался, а Тсуна наконец-то полностью расслабился. Интуиция до сих пор послушно молчала рядом с киллером и, по совместительству, похитителем, так что вымотавшийся мужчина даже забыл про него. Ромарио помалкивал, искоса поглядывая на босса.       Тсуна вдохнул поглубже, откинул гудящую голову на пыльную спинку и хотел было задать первый вопрос, но тут же вырубился, стоило прикрыть глаза.       Когда он проснулся, в комнате было холодно и пусто. Тсуна поднялся, потянулся, хрустнул шеей пару раз и подошёл к пульту, чтобы выключить кондиционер, — он валялся на полу. Ромарио ни видно, ни слышно не было.       Савада зябко передёрнул плечами и со вздохом огляделся: голые стены, замечательный кондиционер не первой свежести и потрёпанный временем диван — одна штука. На потолке лениво качалась мерцающая лампочка, а окон не было.       Вечер ли был или ночь, Тсуна не мог видеть, но сон был недолгим, так что на дворе было что-то из этого. После отдыха голова начала работать ясно, Савада наконец-то успокоился и вспомнил, что он всё-таки босс, а никакой не пленник и не заложник киллера.       Киллер, к слову, тоже его таковым не считал.       Ромарио вошёл бесшумно, держа в руках толстую бутыль с водой. Увидев стоящего посреди комнаты Тсуну, он кивнул, приветствуя проснувшегося:       — Доброе утро, босс.       — Уже утро?! — испугался Тсуна, и Ромарио на удивление звонко рассмеялся, разом скинув с себя маску мрачного киллера.       — Нет-нет, я образно. Сейчас, — брюнет сосредоточенно посмотрел на часы, силясь разглядеть цифры, — около восьми часов вечера. Вы недолго проспали — я как раз успел кое с кем поговорить и наметил план действий.       На последних словах Тсуна слегка поморщился, а потом надменно сложил руки на груди.       — Да? А меня в свои планы посвятишь, или будем как тогда? Ждать, надеяться и помнить?       Ромарио фыркнул — и в рожу ему прилетел кулак. Савада умел быть быстрым, когда надо, а руки были давно свободны: ключ от сковавших Тсуну цепей ему бросили ещё в машине. Пришлось повозиться, конечно, ведь никто ему не помогал, но в конце концов пламя было успешно возвращено.       Так что Ромарио должен был обрадоваться, что не стал горсткой пепла. И то только потому, что их могли засечь с помощью систем ещё времён Бьякурана — те всегда работали исправно, хотя сицилийцы добыли лишь те, которые реагировали на большие выбросы. Вонгола же тоже не спала и, как думалось Тсуне, контролировала ситуацию.       Второй удар угодил киллеру в рёбра. Тот примиряюще поднял руки, натужно откашливаясь и силясь разогнуться, и с сипом выдавил: "Справедливо". Тсуна счёл это попыткой извиниться и успокоился. Напарник (а теперь они поневоле стали таковыми) нужен был ему живым.       Ромарио обиженно запыхтел и, придерживаясь за стену, небрежно пнул бутыль с водой.       — Я вообще-то помыть вас хотел...       — Сам помоюсь, — отрезал Тсуна и взял в руки подарочек. — Но спасибо.       Брюнет вздохнул, закатил глаза, но пожал плечами и отошёл, чтобы включить кондиционер. Машина снова загудела.       Тсуна смыл кровь с виска и щеки, умылся, промыл наконец-то шею, всю липкую от пота. Да и всё тело было каким-то грязным, так что Савада решительно стянул рубашку и подозвал Ромарио. Нечего ему прохлаждаться в уголочке.       Киллер победно хмыкнул, но Тсуне было всё равно на своё шуточное поражение. Дело пошло быстрее: Ромарио держал бутыль над головой у босса, а Савада неспешно смывал пот под тонкой струйкой освежающей воды. Рубашка грязным комком валялась где-то в углу комнаты.       Повеселевший Тсуна резво встряхнул волосами, забрызгав молчаливого Ромарио. Тот вёл себя по-привычному услужливо, так что Савада даже помог ему умыться — смыл кровь с носа и лениво побрызгал на наливающийся синяк, не забыв полюбоваться на плоды своих трудов. Сбитые костяшки жгло, но больше Тсуну грела мысль, что он хоть немного отомщён.       — Когда выходим и куда? — поинтересовался мужчина, становясь под холодный ветерок кондиционера, чтобы немного просохнуть.       Он успел даже напиться, пока вода не кончилась, так что чувствовал себя самым счастливым человеком на Земле. И заболеть не боялся — с таким бушующим внутри пламенем разве заболеешь?       Ромарио лениво уселся на диванчике, занимая его весь. Пришло наконец время расставить все точки над "и".       — Сицилия плетёт против Вонголы заговор, — со вздохом начал киллер.       — Это я уже понял. Все сицилийские кланы? — Ромарио кивнул.       — Они планируют начать с Палермо. Если удастся, то война тотчас дойдёт до Рима, а потом охватит и всю Италию. Даже Альянс нас не спасёт. — Тсуна задумчиво хмыкнул: ну, это было ожидаемо. — Машины расставлены у многих, кто ненавидит вашу Семью.       — И как они тебе?       Тсуна интересовался спокойно, но было видно, что кулаки у него сжаты. Ромарио пожал плечами.       — Против настоящего пламени они практически бессильны. Хотя имитировать его могут. — Брюнет перевёл взгляд на Тсуну: — Я их видел. Против Неба они точно не устоят.       — Зато здание выжечь могут, верно?       Ромарио ещё раз пожал плечами и с улыбкой кивнул:       — Ну да, — и получил под дых.       — А невинных людей эти машины сжигать умеют? — заинтересованно прошипел Тсуна, склонившись к уху сгорбленного мужчины.       — Сколько угодно, — просипели Саваде куда-то в подмышку и закашлялись.       Разъярённый Тсуна вернулся на своё место, а Ромарио медленно разогнулся, сквозь зубы вдыхая побольше воздуха и держась теперь ещё и за живот.       — Хватит уже меня бить.       Тсуна удивлённо приподнял брови и медленно развёл руками: мол, а я-то тут при чём? Но Ромарио зло отмахнулся от его насмешки.       — Этим вы делу никак не поможете, босс. И машины действительно выжгут простых служащих. Даже если носители настоящего пламени победят, если попытка сицилийских группировок провалится — они всё равно слишком мелки по отдельности, — погибнет куча невинных людей. Или не невинных, но не мне решать.       Тсуна поджал губы. Ромарио был прав.       — Ну и что ты предлагаешь?       — Для начала избавиться от самой большой и, соответственно, самой опасной машины. Против неё даже Небу будет трудно выстоять и...       — Выстою, — прервал необычно злой и взвинченный Тсуна. Остальное было уже неинтересно. — Так когда выходим?       — Через два часа. Машина в доме того самого пижона, который вас выкупил. Он, кстати, работал на Вонголу...       — Но раз у него в доме есть машина, значит, он был предателем, — закончил за Ромарио Тсуна. Киллер кивнул.       — Охрана после вашего исчезновения усилена, но по-другому я бы вас не вытащил. Из вас бы сразу начали выкачивать пламя, и это только ускорило бы действия сицилийцев.       — Понятно, — кивнул Тсуна и устало прислонился к стене. — Раз уж выйдем только через пару часов... — он красноречиво зевнул. Ромарио тоже откинулся на спинку, придерживаясь за рёбра.       — Босс.       — М-м?       — А вы что, так и пойдёте?       Тсуна приоткрыл глаз, полюбовался на свой подтянутый живот, не прикрытый ничем, и перевёл взгляд на Ромарио.       — Нет, конечно. У тебя же целых два часа, чтобы найти мне рубашку. ***       Скуало очень хотелось наорать на босса, Занзасу — выпить, но они оба терпели, дабы ничего не разнести и не дать пленному повода усомниться, что всё внимание сосредоточено только на нём.       Понятно же было, что Скуало со своими ребятами быстрее выйдет на след. А Занзас сейчас в рекордные сроки выбивал информацию. Как и говорил.       К ужину они знали обо всех точках в Палермо. И ещё о том, что место предполагаемого заключения Савады — дом убитого шпиона.       — Ну заебись, — высказался Занзас и снова был безоговорочно прав.       Машину ублюдка засекли только на выезде из города, но сразу же потеряли. Осталась лишь фотография на память: снимок с дорожной камеры с рожей Ромарио на первом плане.       Марко невозмутимо пожал плечами:       — Буджардини не дурак. Вряд ли он будет держать твоего японца слишком долго. Я бы на его месте перепродал Саваду втридорога и по-быстрому свалил.       — Ну, значит, считай, что он уже сидит в этой ублюдочной машине, — заключил Занзас и пошёл собираться вместе со всеми.       Марко он с собой не позвал, но тот сам пошёл.       Как только они приехали в штаб, Занзас сразу дал киллеру расчёт, чуть не затоптав Мармона, которому поплохело при виде суммы. Хорошо, он не знал, что это была вторая половина.       — Если хочешь, уходи, а не хочешь — приготовься сдохнуть. Твои пистолеты против их машин — ничто, — сказал Занзас, протягивая парню деньги.       Тот задумчиво постучал пальчиком по пухлым губкам.       — Знаешь, Занзи, вряд ли ты удивишься ответу...       — Ну? — хмыкнул вариец.       — Но я с тобой. — Марко со всей присущей ему серьёзностью взглянул на Занзаса. Для пущего эффекта он даже бровки домиком сделал.       — Скажи уж, что просто хочешь пострелять.       — Давно не разминался, — пожал плечами Марко и припустился за "напарником". — Но я всё равно пойду с тобой до конца.       — Пафоснее фразы не нашёл?       — Тоже мне. Я и эту-то с трудом вспомнил.       — Ну-ну.       Собирались быстро. Пленника так и оставили в подвалах филиала — до лучших времён.       Всех дебилов Савады обзвонили — Скуало особенно наставлял своего кохая, но и этот разговор вскоре закончился. Пришло время.       Те, кто владел пламенем, поехали к самым большим машинам, обычные подчинённые — к тем, что поменьше. В Палермо было больше всего точек с этой хренотенью — оттуда начинали атаку, значит, надо было заняться этим городом вплотную.       Занзас отправлялся туда, где держали Саваду. Так он и сообщил орущему Скуало, садясь в машину. Патлатый надрывался, пытаясь вбить в пустую башку босса, что нихрена не готово, что отправятся все в лучшем случае ночью и вообще нужно делать всё по-тихому, иначе нихрена не получится.       Занзас послал его в жопу, Марко пожал плечиками, и они вдвоём сорвались с места. Киллер хотя бы тупых вопросов не задавал, да и должен был кто-то прикрывать спину. Не ехать же, правда, одному.       Телефон, чтоб не надрывался, Занзас выключил.       Имени того предателя-шпиона он даже не запоминал. Перед глазами стоял только адрес, и всё это было нихрена не романтично: нужно было успеть до того, как Вонгола нападёт на всех зажравшихся и зарвавшихся боссов; успеть до того, как включат эту хреновину и она начнёт выкачивать пламя из Савады.       Занзас в жизни не ебал, как машина будет действовать на пленного, и впервые в жизни не хотел рисковать, проверяя это на практике.       Марко уверенно сжимал пушку и мечтательно смотрел на неясные звёзды. Ему хоть бы что: скоро начнётся знатная пирушка, так что день удался! В этом они с Занзасом были похожи, может, поэтому он и взял киллера с собой.       Особняк казался пустым. В тёмных окнах верхнего этажа отражался тоненький ободок месяца, в сумерках тихо шуршали кусты. За кованым забором высился обычный загородный коттедж: большой, богато отделанный, но, в принципе, совершенно ничем не примечательный.       Марко первым перемахнул через ограду. Занзас церемониться не стал и одним лёгким залпом выжег себе проход. С секунду всё молчало, а потом где-то внутри дома полыхнуло яркое пламя Неба.       — Ну вот и светомузыка, — весело выдохнул Марко, поправил чёлку перед выступлением и отправился вперёд.       Занзас предвкушающе оскалился. ***       Вряд ли вариец знал, что пару минут назад точно так же скалился Тсуна. Это было немного непривычно — видеть его таким, однако Савада был слишком зол, чтобы успеть спрятать в себе предвкушение жаркой битвы.       Они отправились на дело, как только зашло солнце. Тсуна поправил новую рубашку, Ромарио раздражённо зевнул и насупился, но в остальном был порядок.       Итальянец взял с собой маленький рюкзачок — пистолеты, гранаты и так, кое-что по мелочи. Ничего интересного для себя Тсуна не нашёл.       Жаль, с собой не было перчаток. Хотя мужчина чувствовал, что при таких бурлящих внутри эмоциях они служили бы разве что для подстраховки. Он вспоминал сожжённую базу, обугленные трупы под белыми простынями, тяжёлые часы, которые украла какая-то скотина, и понимал, что сегодня оторвётся.       Он сколько угодно может быть никчёмным боссом. Но когда его Семья в опасности, Тсуна становится совсем другим человеком — собранным, жёстким и не допускающим глупых ошибок.       От подвала Ромарио вёл его, как и тогда, по дворам. Они иногда пригибались, прятались в тени, но всё равно уверенно продвигались вперёд. Ветхие домики казались нежилыми; в некоторых окнах приглушённо горел свет, но большинство из них зияло тёмными проёмами в наступающих сумерках.       Около того же гаража, в котором Ромарио оставил машину, стоял новенький (по крайней мере, не разбитый в хлам) байк с ключами зажигания на сидении. Старый бомж спал неподалёку и даже не вздрогнул от звона брошенной рядом монетки.       Ромарио отошёл от старика и завёл мотоцикл. Потом обернулся к Тсуне:       — Отсюда до его дома недалеко. А таиться уже нет смысла, — пожал он плечами, намекая на громкое тарахтение мотора.       Тсуна тоже пожал плечами и запрыгнул на байк сзади Ромарио. Тот вроде напрягся, потакая старым инстинктам убийцы, но виду не подал, так что Савада спокойно вцепился ему в живот мёртвой хваткой.       Ну да, каким бы крутым боссом он сейчас ни казался, мотоциклы мужчина всё равно недолюбливал. Уж лучше спокойно долететь до места назначения, но вместе с Ромарио это была лишь неосуществимая мечта.       Ехали они действительно недолго — около получаса. Богатый особняк вырос перед ними неожиданно и показался каким-то заброшенным.       Пока Ромарио заглушал мотор, Тсуна напряжённо сжимал в руках пистолет и вглядывался в темноту, но ничего не видел. Ни звука — только приглушённое шуршание кустов во внутреннем дворике, когда Ромарио прятал там байк. Укрытие было, конечно, так себе, но в свете складывающихся обстоятельств вряд ли кто заметит тёмную железяку среди густо заросших веток.       Итальянец бесшумно выскользнул из зарослей, кивнул в сторону распахнутых настежь окон первого этажа и молча стал пробираться к ним. Оружие у обоих было наготове.       В оконных проёмах весело колыхались белые занавесочки. Ромарио медленно подкрался к одному из окон, прижимаясь к стене, а потом резко рванул ткань на себя, открывая Тсуне обзор. Тот вынырнул из укрытия и напряженно прицелился, выискивая врагов.       Встретила их только гулкая пустота темнеющего холла. Начищенный паркет блестел в лунном свете, по огромной комнате гулял ласковый летний ветерок, и могло показаться, что это просто спящий дом, а не логово страшных врагов.       Тсуна недоумённо нахмурился, и Ромарио с тем же выражением лица пожал плечами. Они оба перелезли через подоконник и огляделись.       Ни души. Даже неприлично уже как-то — не встречать врагов, догадываясь, что они сюда придут.       Ромарио указал на неприметную дверку в самом дальнем углу — она вела в подвал. Как он разузнал про неё, Тсуне было неинтересно — и так всё ясно, — зато гораздо интереснее было, появятся ли за ней враги или мужчин по-прежнему будет преследовать настораживающее безмолвие.       Пистолеты на всякий пожарный были наготове.       В полной тишине крадущиеся шаги разносились по всему холлу, так что к концу пути даже Ромарио плюнул на все эти штучки из боевиков и пошёл нормально, не пригибаясь. А Тсуна давно уже шёл не скрываясь — с ним было пламя, а ещё шорох подошвы по паркету выдал их маленький дуэт раз сто.       Казалось, что даже дыхание в такой тишине звучит неприлично громко.       Ромарио потянулся к ручке — по гравию зашуршали шины, в окне мелькнул свет фар, и всё снова стихло. Тсуна вздрогнул и замер, а Ромарио не стал мешкать и открыл дверь.       Тёмная лестница вела в подвал. Темнота впереди пахла сыростью, но стоящая тишина наконец была нарушена. В глубине прохода что-то угрожающе гудело.       Тсуна больше не ждал. Быстро передал пистолет Ромарио и зажёг пламя. Больше не было смысла скрываться — они нашли машину, правда, не увидели её, но всё же.       В ответ в гостей полетело подозрительно шипящее пламя, но оно довольно быстро разбилось о яростно пылающее Небо. Игра началась.       Тсуна весело усмехнулся и за секунду перемахнул через ступеньки. Пламя бурлило внутри него, разрасталось, пылало на руках, а мир сквозь золотое марево виделся в новом спектре — чётком и предельно цветном.       Из темноты выпрыгнула найденная наконец охрана, Савада не стал считать, много ли их, — ими занялся Ромарио, а Тсуна пошёл дальше. Подвал оказался больше, чем они думали — переходы и туннели разрастались то вглубь, то вширь. Машина гудела практически везде: её рычание эхом расходилось по коридорам, и непонятно было, откуда оно идёт.       Зато Тсуна отлично видел силуэт, который питался этим "машинным" пламенем. Может, он думал остаться незамеченным, стоя в тёмном углу, но обострённое зрение Савады мгновенно вычислило его.       Если смотреть через гиперрежим, то можно было видеть только слабое, какое-то болезненно зеленоватое сияние и чувствовать едва уловимый тухлый запах, идущий от пламени. Вряд ли вонь ощущали те, кто не владел им.       Небо Савады струилось по венам, резво закручивалось и наносило удар за ударом. Пламя же врага выглядело мёртвым: оно было мощным, но в нём не чувствовалось никакой жизни, да и запашок...       Поддельное Небо воняло чистейшей ненавистью. Настоящее пламя гармонии не может быть таким, значит, ответ очевиден: перед Тсуной стоял враг.       Он не стал разбираться, кто это. Ссутуленная фигура, очень-очень бледное лицо, взгляд исподлобья: ненастоящее пламя давило на противника, а внутри Тсуны оно только разгоралось.       Удар за ударом они продвигались внутрь коридора. Тсуна мог бы попробовать применить икс-баннер, но помещение было слишком тесным для этого. Приходилось терпеть настойчивые атаки и отбиваться от них простыми щитами.       Пламя короткими молниями летело в Саваду; то, что успевало его задеть, больно жалило, но не приносило никакого вреда — всё тело Тсуны полыхало от азарта и жажды мести. Враг, не имея мотивации, отступал, а у Савады перед глазами стояли все те невинные ребята, сожжённые в штабе Вонголы.       Неважно, кто тогда напал. Человек напротив тоже был причастен ко всему этому, он тоже был заговорщиком, а значит, Тсуна не станет его жалеть. И щадить.       Коридор кончался. Терпение Десятого тоже. Вдалеке слабо мерцал просвет, а гудение машины становилось всё громче. Всё верно: сицилиец, не ожидавший встретиться с настоящим Небом, струсил и бросился к единственной вещи, способной уберечь его от гибели... как он думал.       Первый мало-мальски сильный удар угодил прямо в машину: стоило Тсуне выйти, он сразу пошёл в атаку.       Железяка была огромной. Как гигантская пиявка, она дышала отголосками настоящего пламени, впитывала их все до единого, а потом выплёвывала мерзкий вонючий гибрид — якобы Небо.       Враг без удовольствия насыщался им.       Чужой удар почти пришёлся Тсуне в голову, но он успел увернуться. Противник не поднимался в воздух, и Савада тоже не спешил — потолок был невысоким, да и машина занимала почти всё помещение.       Они попали в какую-то комнату. Гудящая хреновина, пожирающая следы атак даже своего хозяина, создавала интимный полумрак, так что, когда Тсуна сцепился с этим дебилом в рукопашной, выглядело всё не очень по-геройски — скорее романтично.       Оба довольно быстро устали. Чем ближе к машине, тем больше пламени она жрала. Савада яростно выплёскивал всё, на что был способен, с каким-то нетерпеливым ожиданием смотря, как впитывается его пламя и вонючая жижа "вливается" во врага.       Ублюдок под ним хрипел и захлёбывался привалившим счастьем. Тсуна накрыл его щитом и великодушно дал почувствовать ему всемогущество, выжимая из себя пламя до последней капли.       Он выжигал железяку с особым упоением. Противник лежал на полу и корчился в агонии — он больше и в щит, поставленный Тсуной, не бил. Ровное марево настоящего Неба вокруг врага покрылось трещинами, но теперь его никто не тревожил, так что оно горело ровно.       Тсуна больше не обращал ни на кого внимания. Из коридора послышались крики, где-то в отдалении громыхала стрельба, а потом в другой бок машины впечаталась тугая струя Ярости, и дело пошло быстрее.       Кажется, Савада никогда не испытывал такой радости на поле боя. Даже будучи пацаном, после победы над Бьякураном. Он счастливо рассмеялся и вложил в последний залп всё, что мог, пробивая дорогу к самому лучшему, самому смелому и вовремя приходящему на помощь Занзасу.       Небо развеялось одновременно с Яростью. Тсуна смотрел сквозь дымящие руины машины на тёмную фигуру, сжимающую до сих пор полыхающий пистолет, и не мог понять, что теперь делать.       Ну во-первых, его сейчас убьют и спишут всё на врагов — знаем, проходили. Сначала делает, потом думает.       Так что Тсуна не спешил к нему подходить. А может, он не шёл не поэтому. Может, за эти два дня он уже раз сто распрощался с Занзасом, а теперь просто не мог поверить, что тот вот так просто появился, помог ему добить этот злоебучий агрегат и даже не пытается застрелить "этого японского мудака".       Хотя Тсуна и правда мудак. Он вздохнул, признав этот факт, и отвёл глаза. Всё равно нихрена не видно из-за этого дыма. А посмотреть хотелось — даже пусть в последний раз, прежде чем ему открутят голову; но просто внутри иллюзии, а потом и перед тем, как попытаться вырваться из лап Оттавио, Тсуна хотел только одного: снова увидеть Занзаса. А теперь и глаза-то поднять страшно.       Вариец подошёл первым. Спокойно обошёл машину, полюбовался виноватой рожей, запачканной кровью вперемешку с копотью, и первым же начал разговор:       — Ну и как ты?       Тсуна испуганно взглянул на него. Хотя, скорее, не испуганно, а удивлённо: его не убивают. Он даже неуверенно улыбнулся.       — Нормально.       — А этот что? — Занзас кивнул на труп: глаза у того выкатились, на губах блестела пена вперемешку со слюной. В общем, зрелище неприятное.       Щита уже не было. Видимо, Тсуна сам снёс его, пока палил по машине.       — А, это... Переборщил с дозировкой, — пожал плечами Тсуна и впервые небрежно отвернулся — потому что смотреть на ублюдка не хотелось.       Занзас понимающе хмыкнул.       Молчание нарушало только шипение расплавленного пластика и жалобное поскрипывание где-то внутри разрушенной машины. Дым почти выветрился — вентиляция была что надо.       Тсуна неловко переминался с ноги на ногу. Занзас вздохнул, убрал пистолет за пояс и теперь лениво рассматривал длинную царапину на чужом виске и множественные кровоподтёки. Задержался взглядом на разбитой губе, но потом продолжил осмотр.       — Оттавио ты грохнул?       Тсуна кивнул. Его слегка покачивало — то ли от волнения, то ли от осознания, что всё закончилось. По крайней мере, на сегодня.       — Его — я. Остальных Ромарио. Он, кстати, и похитил меня...       — Я знаю, — хмыкнул Занзас.       Тсуна замолк, думая, что ещё сказать. Вроде нужно было стольким поделиться: про машины, про то, что Ромарио вроде как работает на Вонголу, что нужен новый управляющий филиалом, а ещё что Саваде тут вроде как даже нравится, да и к очагу заговора поближе — может, остаться? Хрен найдёшь же нормального человека, чтобы удержать Палермо в своих руках.       Но это была пустая болтовня по делу. Хотелось сказать что-нибудь другое, что не относилось к Вонголе или к войне с сицилийскими группировками, но Тсуна не знал, что.       Они так и стояли, смотря в глаза друг другу. Тсуна виновато грыз губы и обещал, что отдастся Занзасу хоть здесь, если он его простит: за злоебучую наивность и отсутствие мозгов.       Занзас никого прощать не хотел. Он даже вроде как не злился. Думал сначала, что вообще живого места на Саваде не оставит, но его и так на нём не было. Да ещё и на машине всю ярость выместил — вот уж повеселился так повеселился.       Он ещё раз прошёлся взглядом по Саваде и остановился на разбитом лице. Тот устало прикрыл глаза, отбрасывая милые тени на щёки. Занзас хмыкнул, вспоминая что-то, а потом беззлобно вздохнул:       — Ебучий же ты кусок дерьма, — и притянул к себе.       Больной висок Савады впечатался прямёхонько в твёрдую грудь, так что он болезненно поморщился, но это всё не имело значения.       Тсуне показалось, что он гонялся по Палермо не меньше недели, а теперь вернулся домой и там его наконец-то нормально встретили.       Широкая ладонь лежала на голове, будто не отпускала Саваду. Да он и сам бы никуда не пошёл. Занзас не шевелился, зато его пламя ласково обволакивало Тсуну с ног до головы. Кто увидел бы — не поверил.       Где-то в коридорах до сих пор стреляли, но помощь, похоже, не требовалась — да и не было сил туда идти.       Тсуна думал, что всё это очень сопливо, зато правильно. По-другому бы и не было — уж точно не с Занзасом. ***       Они вернулись домой только под утро. В их непомерно дорогую квартиру с видом на неоновые огни элитного квартала. Правда, сейчас все яркие огни были выключены или только тускнели в лучах восходящего солнца.       Сквозь лёгкие шторы на незаправленную кровать падал казавшийся невесомым особый утренний свет. Тсуна, качаясь, почти пробрался к тёплым подушкам, но на полпути его схватили за шкирку и потащили в ванную.       Волосы слиплись от засохшей крови, синяки на животе и руках наливались смачным фиолетовым цветом, а вторая рубашка снова была безнадёжно испорчена. Как и брюки. У Савады даже волосы были в подпалинах — что уж говорить об одежде.       У Тсуны всё качалось перед глазами, в башке была какая-то каша, будто он напился, и единственное, чего хотелось, — спать. Занзас быстро избавил невменяемого от шмоток, врубил ледяную воду и затолкнул его в ванну.       Савада прозрел. И, познав весь смысл бытия, громко заматерился. Сонливость как рукой смело, зато ржущему Занзасу досталось сполна: Тсуна резко дёрнул его на себя, и тот, как и был в одежде, тоже плюхнулся в ледяной бассейн. Теперь орали оба: то ли от холода, то ли от злости, хотя на самом деле хотелось смеяться — громко и беззаботно.       Кое-как отмывшись, они перебрались наконец в постель. Тсуна закутался в полотенце и сидел, прижавшись к Занзасу, — тот был лучше любой печки. Шероховатые шрамы горели огнём — Савада чувствовал их лопатками и прижимался как можно ближе.       Тишина вокруг не давила. За открытым окном гудели машины, визжали сирены и что-то горело, но Тсуна будто не слышал.       Новости не включали — из этой квартиры открывался прекрасный вид на город и начавшийся там армагеддон. Палермо был в огне. Не весь, конечно, как оптимистично думал Тсуна.       А может, он не думал: впервые не заботился о жертвах, понесённых врагом. Только спросил раз Занзаса: сколько убито наших? Вариец пожал плечами и продолжил молчать. Оба были вымотаны.       Последний взрыв прогремел всего в двух кварталах отсюда — Савада вздрогнул, а потом тяжело выдохнул и откинул голову на чужое плечо. Почему-то снова вспомнились часы.       — Я твой подарок проебал, — лениво протянул Тсуна и с огорчением помахал в воздухе запястьем: на нём ничего не было.       Занзас взглянул на руку, помолчал, а потом хмыкнул:       — Ну и похрен, — и прикрыл глаза.       Тсуна тоже задремал. Ну и похрен, действительно. Может, Занзас уже и не помнит, что он там ему дарил и в честь чего — ну и похрен. Тсуна ведь давно уже убил и второго, и третьего, и десятого.       Мафия — штука жестокая. Но и правда похрен. Тсуна уничтожил Бьякурана, уничтожит сицилийских шакалов и пойдёт на старых пердунов в Альянсе — и выстроит тот мир, который хочет. А не тот, который кому-то должен.       За его спиной верные друзья и Занзас.       Ну и похрен на часы — он и так помнит каждое убийство. ***       Вместо красивого эпилога Тсуна обосновался в Палермо — ему действительно там понравилось. Занзас поржал, покрутил пальцем у виска и свалил в Рим.       Тсуна мог бы снова обидеться, мог бы в сотый раз обсыпать грустными эпитетами свою квартиру и варить не очень вкусный кофе в серебряной турке, но вместо этого он просто пожал плечами, улыбнулся и занялся делами.       Приструнить Верде. Найти подонков, задумавших заново палить по базам Вонголы в Сицилии. Пристроить Марко куда-нибудь — после недолгого романа тот отлип от Ромарио и теперь рвался в Варию и, кажется, к Луссурии.       Ромарио, потрёпанный жизнью и боем в пресловутом особняке, уже был отправлен вынюхивать местоположение машин в северной Италии. Тсуна задействовал в этом и Мукуро, и Маммона с Франом, и ещё целый штат иллюзионистов — они быстрее других доставали информацию.       Палермо успокоился — по крайней мере, внешне. Перестали полыхать пожары. Полиция больше не совала свой нос дальше, чем было позволено. Солнце освещало спокойно колышущиеся волны. Даже дым, витавший над городом после боёв, развеялся.       Через две недели прилетел Занзас с чемоданами и потребовал себе (и Саваде соответственно) особняк. Тсуна согласился: квартиру легко было подорвать, сжечь или, например, разрушить пламенем ярости (настоящим), так что особняк неподалёку от города был очень даже неплохой идеей.       Занзас хотел ещё штаб для Варии и убить Ромарио, так что первое пришлось пообещать, а от второго — отговаривать в постели. Тем более что интуиция молчала рядом с этим киллером, и, хотя он теперь был не важнее рядовой шестёрки, Ромарио всё же остался доволен: за добычу информации платили даже лучше, чем за управление филиалом.       В Риме стояла дикая жара. Город был душным, тесным, а ещё рядом не было моря, поэтому напрасно изнурённые жители ждали хоть одного дуновения ветерка.       Несмотря на жару, человек, зашедший в пустынное кафе, был одет в длинный плащ. На затылке у него болтался забавный хохолок, длинный хвост слегка покачивался при ходьбе. Сам мужчина был необычайно весел, несмотря на полуденный зной, давящий на город.       За одним из столиков сидел точно такой же мужчина. Вошедший человек тихо хмыкнул.       — Спасибо, милая Наги, что прикрыла меня.       Иллюзия растаяла, и теперь за столом потягивала кофе миловидная девушка — хрупкая, бледная, но по-своему красивая.       Мукуро не спешил садиться. Девушка взглянула на него снизу вверх:       — Так что вам понадобилось в Сицилии?       Мужчина сладко улыбнулся и ничего не ответил. По молчащему кафе прокатилось шелестящее "ку-фу-фу", а потом Мукуро отправился к бармену — одному из информаторов Вонголы.       Он пробормотал будто самому себе:       — Я уничтожу мафию, — и ласково улыбнулся, подходя к стойке.       Захватить тело Тсунаёши тоже было довольно заманчиво, но, увы, им уже владел Занзас. И легче было погрузить Италию в хаос, чем отобрать милого Тсунаёши-куна у этого варийца.       Собственно, Мукуро и не пытался. Интереснее было утянуть страну на дно, в самое пекло, и посмотреть, справится ли теперь их босс.       Из кафе вышел жгучий брюнет, некогда управлявший филиалом Вонголы в Палермо, и быстрым шагом отправился прочь. Никаких объяснений не требовалось.       Игра началась.

июль 2016