Розы

Он не любил розы. Чёрные, белые, жёлтые, любые. Они так быстро увядали и теряли всю свою красоту. Дотронешься — разрушишь незримую нить жизни, навсегда погубишь этот маленький и нежный бутон. И как бы не пытался, уже не сможешь вернуть тот аромат, ту пышность цветка. Хрупкие до тошноты. Их запах стоял повсюду. Этот ненавистный запах роз, который лишний раз напоминает о существовании праздников и маленького счастья у людей, которые могут обладать этим самым счастьем. Вот неподалёку сидит человек. Он счастлив. Это видно по его улыбке, паутинке морщин у глаз и расслабленной позе — рука спокойно поглаживает бороду, перебирая пальцами посеребрённые волоски. Достоевский знает о чем думает этот человек, это слишком явственно отображается на его лице. «Наверное дома его ждёт жена и дочка» — подумал он, сжимая в кисти нежный бутон, заставляя его лепестки падать на колени. Свободной рукой он убирает прядь с носа, немного жмурится от света настольной лампы, что так ярко мигнула. Человек встал и потянулся, разминая затёкшую спину. Послышался хруст суставов и Достоевский улыбнулся, воспринимая это, как жалобную музыку тела. Он не любил применять силу, избивать до полусмерти своих жертв, но слышать звук боли, которую сам себе причиняет человек, пусть и не такую долгую, было для него так же приятно, как играть на любимом инструменте. Мимолетный взгляд на часы дал понять, что все подчинённые уже разошлись по домам, а начальство тихо пьёт или придаётся земным утехам где-то в погребе. Так низко пал этот мир. Достоевский прижимает руку с бутоном к носу и вдыхает столь ненавистный запах, улавливая нотки горечи. Усмехается, сдавливая в пальцах лепестки. Дверь приоткрылась, впуская в кабинет свежий воздух, который тут же принимается играть с отчётами, шевеля страницы и сдувая остатки ластика. На пороге стоит она. Тихо, почти неслышно, она подбегает к нему, выпивается ногтями в столешницу. Она запыхалась и раскраснелась, но все так же улыбается своей наивной детской улыбкой. —Вы получили их? В тишине кабинета её голос звучит почти жалобно, пискляво, но так отчётливо, что режет слух. Достоевский морщится, будто от удара, и разжимает руку, бросая остатки розы в ведро. Он наслаждается её взглядом, полным непонимания в этот момент. Она такая дура, попала в клетку, а понять этого до сих пор не может. Он встаёт, поправляя меховой воротник, специально не касаясь рукой, в которой держал розу. Посмотрел на девушку и заметил, как она нежно провела ладонью по цветам. Каждый её палец описал форму бутона, цепляясь ноготком за середину. —Не любите розы? Он согласно кивнул, отодвигая со скрипом стул в сторону. В кабинете стало темнее. Вечер уже брал свои права и разрешил последний раз лучику солнца ворваться в их тишину, прощально коснуться кожи и исчезнуть. Достоевский почувствовал, как его торс обвили тонкие девичьи руки, как голова с копной светлых волос аккуратно легла на грудь, утыкаясь носом в петельки рубашки. Он редко чувствовал чужое тепло, особенно такое дерзкое, ворвавшееся в его собственное. Она прижалась к нему всем телом. Он часто слышал, что это расслабляло людей, заставляло улыбнуться, вздохнуть со спокойной душой, но он чувствовал все ту же пустоту, что была раньше. Ничего не изменилось. Его голова была все так же чиста и никакие мысли не смогли затуманить его разум. Достоевский отодвинул её от себя, отходя в сторону и не давая подойти к себе. Девушка дёрнулась вперёд, пытаясь хоть как-то сохранить ушедший миг, но посмотрев на него, поняла, что всё кончено. —Я не люблю розы. — Сказал Достоевский, открывая дверь. —Потому что они слишком сильно напоминают мне людей. Хрупкие до тошноты.