Счастливого Рождества, доктор Эклз!

      — Для тебя всегда работа на первом месте, да?       Гневные слова повисли в воздухе. Тишина, пришедшая на смену горячему спору, буквально оглушала своей тягостной, звенящей пустотой. Ссоры всегда действовали на них угнетающе, но оба были слишком упрямы и самоуверенны, чтобы уступать другому.       Дженсен попытался было поймать взгляд своего парня, но кристально-синие глаза Миши упорно смотрели только в окно. Как будто седые капли зимнего дождя, скатывающиеся сейчас по стеклу, — это то, что его действительно интересовало!       Как ужасно, когда в декабре идет дождь! Нередкое явление для техасской зимы, но все равно неприятное и нагоняющее тоску. И ведь двадцать четвертое декабря на дворе! Город сейчас должен сверкать рождественскими огнями, заливающими волшебным светом искрящееся полотно снега. А вместо этой сказки — блеклые мокрые лампочки, цветными пятнами отражающиеся в лужах.       Еще один пунктик в копилку плохого настроения.       Наконец, взгляд Миши медленно скользнул в сторону Дженсена, задержался на нем пару секунд — пронзительный, одновременно жалобный и укоряющий, так умел смотреть только Миша. Затем молодой человек отвернулся и пошел на кухню, так и не проронив ни слова.       Дженсен неловко потоптался на месте. В нем уже поднималось, неприятно клокотало в груди раздражение, и он едва сдерживался. Дженсен так не любил выяснять отношения со своим парнем, но иногда Миша сам буквально напрашивался. И почему он должен сейчас бежать за этим упрямцем и извиняться, если ни в чем не виноват? Миша должен его понять и принять это!       Через минуту ноги сами понесли Дженсена на кухню.       Его парень сидел за столом, на котором стояли бутылка виски из их домашних запасов и стакан. Он, конечно же, заметил появление Дженсена, однако сделал вид, что это не так. Налив себе порцию виски, Миша залпом осушил стакан, поперхнувшись при этом, и закашлялся. Но все же налил себе еще. Поднял стакан, поднес было ко рту, однако пить не стал, а просто держал в руке, покачивая и наблюдая за движением прозрачно-янтарной жидкости в стекле. И в конце концов припечатал стакан к столу, так и не выпив напиток.       — Миш… — тихо позвал Дженсен, подрастерявший уже большую часть своего пыла. Наблюдая за Мишей, он всегда приходил в какое-то умиротворение и восторг.       — Нет, я просто не понимаю! — тут же воскликнул Миша, определенно ожидая первого слова именно от своего партнера.       — Миш, хватит! — немного резковато попросил его Дженсен.       — Объясни мне, почему именно ты?! Сегодня не твоя смена! Там нет других хирургов, или что?       — Это моя пациентка! Я обещал ей, что операцию буду проводить лично. Я обещал, Миш!       — А мне ты обещал лучшее Рождество в моей жизни!       — Ну кто же знал, что донор появится именно сейчас? — Дженсен развел руками: и в самом деле, его вины здесь нет.       — С тех пор, как ты закончил интернатуру и стал штатным специалистом, я тебя так мало вижу! — посетовал Миша. — Ты только работаешь и работаешь, работаешь и работаешь…       Миша говорил, а Дженсен его почти не слушал. Он только пялился на пухлые, бледно-розовые Мишины губы, как всегда испытывая острое желание поцеловать их. И поцелует! Но только позже. Сначала нужно дать эмоциональному парню выговориться, выплеснуть свою обиду.       — Ты что, раньше не мог сказать, что собираешься в Сочельник торчать в больнице? Зачем мы тогда индейку мариновали? Я даже пирог купил и вино — мы его, вообще, обычно не пьем, но ведь традиция… Я так старался украсить дом для нас! Первое Рождество, которое мы должны были отметить в нашем с тобой доме. А у тебя, видите ли, дополнительная смена! Именно сегодня!       — Люди не виноваты, что им требуется помощь в такой день. Никто не хочет проводить Рождество, валяясь на больничной койке! — с упреком сказал Дженсен. — Я должен помочь шестилетней девочке получить новую, здоровую почку. Она не может ждать, пока я съем свою праздничную индейку!       Миша закрыл лицо руками, потер его устало. Сердце у него было добрым, а душа — тонко чувствующая, а, значит, вопрос был решен.       Дженсен не понял, кто кого обнял первым, да это и не важно. Главное — родное тепло в его руках. Миша был почти одного с ним роста и сложения, однако почему-то в объятиях Дженсена всегда умудрялся казаться маленьким и хрупким.       — Я понимаю, что это твой долг, Дженс. Как врача и как человека. Я все понимаю! Но мне все равно обидно! Что я буду делать один в Рождество?       — А ты к родителям поезжай, пока есть время. Или к брату, — предложил Дженсен.       — Как будто мне от этого будет легче! — буркнул Миша и довольно грубо высвободился из его объятий. — Я все равно буду там без тебя!       Дженсен остался на кухне один и через пару минут услышал, как хлопнула входная дверь: Миша убежал на улицу. Ничего, он остынет. Прогуляется, поразмыслит, проветрит голову и успокоится. Он эмоциональный человек, но все же далекий от капризности и сумасбродства.       Дженсен вздохнул и принялся собираться на работу.       Дух Рождества не обошел стороной и больницу, и все вокруг пестрело и переливалось. При каждом движении воздуха мишура и свисающие с потолка дождинки колыхались, рассылая во все стороны разноцветные искорки. Ветки омелы, перевязанные красными ленточками, коварно поджидали то тут, то там. Темно-изумрудные еловые веточки переплетались в рождественских венках с глянцевыми колючими листочками и красными бусинами ягод остролиста.       Праздничные ели — зеленые и футуристические серебряные — соперничали меж собой своим нарядным убранством. Проходя мимо каждой елки Дженсен непременно раскачивал какой-нибудь из больших, пузатых блестящих шаров и невольно улыбался. Он так любил все эти праздники! Их шум, смех, музыку, мелькание огней; запах хвои и яблочных пирогов; золотисто-медовую корочку жареной индейки, которую так приятно отщипывать тайком и получать от мамы шутливый нагоняй, а потом хихикать и облизывать пальцы. Даже будучи студентом, Дженсен всегда приезжал в отчий дом на Рождество.       В этом году у них с Мишей был шанс начать новую историю, завести свои собственные рождественские традиции. А теперь — ничего. Ни маминого тепла, ни Мишиных синих улыбчивых глаз.       Дженсен вздохнул уже в который раз за вечер. Сейчас не время предаваться тоске! Медперсонал уже готовит операционную; донорская почка прибыла пять минут назад. Пора браться за работу!       В детском отделении было тихо. Основной дневной персонал разъехался по домам — встречать Рождество с родными и близкими. Дежурная медсестра на сестринском посту при виде Дженсена приветливо заулыбалась. Пожалуй, даже кокетливо. С Дженсеном многие флиртовали, ведь он обладал очень красивыми внешними данными и сексуальным телом.       — Несправедливо, доктор Эклз, верно? — прощебетала медсестра. — Вынудили вас отработать дополнительную смену.       — Причина более чем серьезна, — сказал Дженсен, коротко улыбнувшись. Он всегда отвечал на флирт, но в пределах разумного: с тех пор, как в его жизни появился Миша, весь остальной мир перестал существовать.       — Да, конечно! Но у вас же могли быть планы на этот вечер. С Рождеством, кстати.       — Спасибо, Джули. И тебе веселого Рождества.       Дженсен подмигнул молодой женщине и пошел по коридору к палатам. Джули за его спиной тихонько и мечтательно вздохнула.       Планы у него действительно были. И очень важные! Но от вечера мечты остались лишь обиженный бойфренд и глухая досада. Дженсен ненавидел ругаться с Мишей. Холодность и отдаленность после ссор убивала обоих.       При тягостной мысли о Мише в груди защемило, и Дженсен поспешно отогнал ее прочь и постарался сосредоточиться на работе. Операция предстояла очень сложная. Быть хирургом вообще не просто. Врач способен спасать людям жизнь, но в то же время любое неверное движение может убить пациента. Дженсен помнил, как тряслись руки на его первой операции, как он уронил зажим с марлевым тампоном и как потом долго и нервно курил, приходя в себя. Со временем это прошло, молодой врач стал уверенным в себе и достаточно опытным специалистом.       Но вот сейчас, три года спустя, Дженсен чувствовал, как у него вновь дрожат руки, ведь в них — жизнь маленькой девочки и надежды ее родителей. Слишком большая ответственность! На миг даже мелькнула мысль передать операцию в надежные, опытные руки Джима Бивера и малодушно сбежать в объятия Миши. Но Дженсен сразу отказался от такого поступка: легко — это не значит правильно. К тому же он поклялся девочке вылечить ее.       — Как поживает моя самая любимая пациентка? — весело спросил Дженсен, входя в палату девочки. — Счастливого тебе Рождества, принцесса!       — Дженсен! — шестилетняя Касси просияла, увидев врача. Она была такой маленькой и хрупкой по сравнению с детьми ее возраста, болезненно-бледной из-за анемии, развившейся на фоне хронической почечной недостаточности, но все равно оставалась живой и любознательной девочкой. — А я так боялась, что ты не придешь! Мне сказали, что у тебя выходной и операцию будет делать доктор Бивер. Он брал у меня все анализы недавно.       — Ради тебя я отменил все выходные! — с чувством сказал Дженсен, попутно краем глаза оценивая показания приборов.       Родители Касси улыбались ей и врачу — нервно, но старательно. Девочка не должна видеть их беспокойство! К тому же, они чувствовали себя немного виноватыми за испорченное Рождество доктора Эклза. Им и самим «повезло» встречать праздник в больнице. Сколько бы не длилась операция, мама и папа Касси должны быть первыми, кого она увидит, когда очнется от наркоза.       А сколько еще здесь таких пациентов, вынужденных проводить праздник не дома — у камина с носками для подарков и елки, — а на больничной кровати! Детей особенно жалко.       — Ты готова шагнуть в свое здоровое будущее? — спросил Дженсен у Касси.       — Да, я готова, — храбро ответила малышка. — Я же должна еще выйти за тебя замуж!       — Как я могу об этом забыть? — засмеялся Дженсен и поцеловал девочку в лоб.       — Дженсен… Ты как будто грустный. Улыбаешься, а глаза тусклые-тусклые, — вдруг сказала Касси.       — Правда? — Молодой врач постарался скрыть растерянность и смущение.       — Ты с кем-то поссорился?       — Это пустяки. Все нормально, принцесса. Я пойду в операционную и буду ждать, когда тебя ко мне привезут, хорошо?       Дождавшись ее кивка, Дженсен вышел.       Он сделал это.       Собрался с мыслями, сконцентрировался и… Дальше все понеслось как по накатанной. Каждый присутствующий точно знал свои обязанности и выполнял их неукоснительно, приборы работали как часы, девочка уснула в хорошем настроении, успокоенная мыслью, что Дженсен о ней позаботится.       Едва взяв в руки инструменты для лапаротомии, молодой хирург полностью отгородился от каких-либо эмоций, словно стал роботом, чья работа выверена до малейшего движения пальцев. Он не ведал усталости, несмотря на то, что вся операция длилась почти четыре часа, не впадал в отчаяние и не расслаблялся раньше времени. Все это потом, за дверью операционной: подгибающиеся от изнеможения ноги, сорванное с ритма сердце, расфокусированный взгляд уставших глаз. А сейчас только его долг помочь тому, кто доверил ему свою жизнь.       Сегодня Рождество, и он просто обязан подарить этому ребенку здоровое будущее!       Когда время уже перевалило за полночь, операция была завершена. Касси перенесла ее прекрасно и продолжала спокойно спать, когда ее увозили в интенсивную терапию для восстановления. Внутри нее теперь была здоровая почка взамен собственной, отказавшейся от работы. Оставалось только ждать, приживется ли она.       Дженсен заглянул в больничную часовенку и помолился за упокой души того несчастного ребенка, который отправился к ангелам, но подарил возможность другим детям жить. Более щедрого подарка на Рождество нельзя и представить!       Весь мир праздновал рождение Сына Божьего, и в комнате отдыха для врачей на широком экране телевизора показывали развеселые гулянья в разных уголках страны. Откуда-то доносились тихие нежные звуки традиционной рождественской песни в исполнении Синатры. Это невольно настраивало на романтический лад, так что Дженсену захотелось позвонить Мише. Но первым делом он скинул с себя грязную, пропитанную потом рабочую одежду и принял душ.       Миша трубку не взял. Наверняка все еще дуется. Только где он? Уехал, все-таки, к родителям? Или дома и уже спит, оставшись без праздничного настроения? Лишь бы не напивался в каком-нибудь баре! Хотя, он мало пьет и за глупостями не замечен, но чем черт не шутит?       Нестерпимо захотелось курить, даже руки затряслись. Но, нельзя! Мише не нравится запах табака, и он к нему очень чувствителен. Дженсен решил, что будет лучше выпить кофе покрепче.       Кофеварка уже почти закончила свою работу, и терпкий, волнующий аромат эспрессо щекотал ноздри, когда в комнату ввалилась небольшая компания медработников, застрявших здесь на праздники. И Дженсен тут же оказался вовлечен в радостные поздравительные обнимашки-целовашки.       — Доктор Эклз, идемте в столовую! — воскликнула Джули, обвившая его руку своей и, похоже, отпускать ее не собирающаяся. — Там праздничный фуршет, безалкогольное шампанское… Хотите кусочек индейки?       — Спасибо, Джули, но я совсем не голоден, — мягко отказался Дженсен, уверенно высвобождаясь из цепких пальчиков молодой женщины.       Доктор Бивер предложил ему поехать домой, пообещав присмотреть за Касси, однако Дженсен намерен был вести пациентку до конца. Все равно сейчас нет настроения куда-то ехать. Миша еще не остыл, и разговора до утра точно не будет. Тем более, Дженсену не за что извиняться пред ним, и его парню стоит понимать, что они в этом мире не одни. У них есть многое, что можно потерять, живя одними лишь чувствами.       В Мише было что-то от хиппи: он мог бы просто любить, радоваться каждому дню, не думая о будущем, творить маленькие добрые безумства. Странно, что Дженсен — человек со строгим воспитанием, сдержанный на эмоции, прислушивающийся к общественному мнению — вообще влюбился в такого, как Миша. Дженсен как вода, уверенный и плавный, спокойно движущийся по своему «руслу»; Миша — огонь, непостоянный и яркий, иногда греет, порой и обжигает.       Все это так. Но, тем не менее, стоило Дженсену впервые посмотреть в его чистые, светящиеся добром и улыбкой синие глаза, как он мгновенно оказался пленен и очарован. Миша тогда разбился на велосипедной прогулке с приятелем и оказался в больнице, где проходил практику интерн Эклз. И Дженсен никогда никому не признается, что частенько благодарит и Бога и Дьявола за то, что с Мишей произошло это несчастье.       Миша — это лучшее, что с ним случалось в жизни!       Утром Касси, все еще почти недвижимая, опутанная проводами приборов жизнеобеспечения и с иглой от капельницы в вене, но уже улыбчивая и милая, довольно сообщила, что недавно к ней опять приходил Санта-Клаус с подарками.       — Здорово! — восхитился Дженсен. Он немного удивился, но не стал заострять на этом внимание. Волонтеры приходили к больным на каждый праздник, дарили подарки, сладости и просто теплые пожелания и внимание. Вообще-то, вчера здесь уже был Санта-Клаус, но пусть их хоть десяток придет, если это доставляет пациентам радость. — Санта никогда не забывает о хороших детях, а ты у нас просто замечательная девочка!       — Я ему сказала, что скоро выйду за тебя замуж, — доверительно прошептала Касси.       Дженсен на секунду застыл. Черт! Лишь бы этот «Санта» не подумал чего плохого. Обвинение в педофилии — это то, что нужно ему меньше всего. Оставалось надеяться, что сказочный дед был адекватным и понял, что все это не более, чем игра.       Дженсен очень любил детей — маленьких принцесс и отважных супергероев. Когда-нибудь и у него появятся малыши. Миша не может быть против, с его-то добрым и открытым всему миру сердцем. Когда-нибудь…       — Как ты себя чувствуешь, солнышко? Ничего не беспокоит?       — Я как муха в паутине! — пошутила девочка, пошевелив опутывающие ее хрупкое тельце провода и трубки.       Дженсен засмеялся, поправил Касси волосы и, сказав ей отдыхать, оставил одну.       Ему пора было ехать домой.       Что его там ожидает?..       С тяжелым сердце Дженсен открыл было дверь в комнату отдыха для врачей и уже перенес одну ногу через порог, но тут его сзади окликнули:       — Доктор!       Он обернулся и взгляд его наткнулся на густые снежно-белые завитки роскошной бороды упитанного Санта-Клауса. Затянутый на «талии» сказочного деда ремень придавал его пышному телу сходство с цифрой «8». В руках Санта сжимал уже практически пустой красный мешок.       — Доброе утро, — поздоровался Дженсен. — Веселого Рождества!       — И вам того же, доктор, — глухо пробубнил Санта в бороду и усы.       — Спасибо вам за подарки для детей. Уже все раздали?       — Один только остался. Для вас, доктор.       — Для меня? — удивился Дженсен.       — Давайте войдем внутрь, — неожиданно сказал Санта-Клаус и своим пузом практически втолкнул недоумевающего молодого хирурга в комнату.       — Эй, послушайте! Что вы себе поз… — возмущенно начал Дженсен и тут же подавился воздухом, когда Санта принялся расстегивать и снимать свой бархатный красный костюм. — Мужик, ты что творишь?! — вскрикнул он.       Оказалось, что этот Санта вовсе и не толстый, наоборот — стройный и подтянутый, а к костюму пришиты ватные накладки для придания объема.       — Я не заказывал мужской стриптиз! — объявил Дженсен, начиная злиться.       — Да заткнись ты! — бросил ему фальшивый Санта и сдернул с головы колпак вместе с приделанными к нему бородой, усами и бровями.       — Миша! — ахнул Дженсен. — Такой подарок примете, доктор Эклз? — усмехнулся его парень и тут же буквально прыгнул в раскрытые объятия Дженсена.       Тот подхватил его под бедра, прижал к себе и уткнулся лицом в основание шеи, блаженно вздыхая.       — Прости меня, Дженс, — прошептал Миша. — Я повел себя как капризное дитя!       — Есть такое, — засмеялся Дженсен, ставя его на ноги.       — Эй! — Миша шутливо ткнул его кулаком в плечо. — Не будь такой стервой!       Дженсен снова засмеялся и чмокнул его в губы. Холод и тоска без боя отступали, покидали его душу, уступая место теплу и свету. Рядом с Мишей ему необыкновенно хорошо! Остальное неважно.       — Я так и не смог уснуть, — сказал Миша. — Мне было так плохо! Решение накупить подарков и раздать их больным детям пришло совершенно неожиданно. Надеюсь, ты не будешь сердиться за то, что я потратил часть сбережений?       — Ну что ты! Миш, как я могу сердиться на ангела?       — Я еще кое-что принес.       Миша подобрал свой мешок и выудил из него корзинку для пикника. Дженсен удивленно приподнял брови.       — Это наш с тобой рождественский ужин, — объяснил Миша. — Я все-таки запек вчера индейку, но один так и не смог съесть ни кусочка. А ты хочешь попробовать?       — Я с удовольствием, — ответил Дженсен и облизнулся так плотоядно, что его парень даже покраснел. Кажется, этот жест вовсе не индейке предназначался.       — Тут несколько кусочков птицы, бутербродики, запеченные овощи, пирог и вино, — засуетился Миша. — Тебе ведь можно вино? Ты уже закончил работу?       — Закончил. Вот-вот появится дневной персонал.       — Тогда нам стоит найти укромное местечко!       — Чтобы заняться жарким сексом? — Дженсен игриво подвигал бровями.       — Для начала просто поесть, — возразил Миша, но в глубине его синих глаз уже появились шальные искорки.       Склад для чистого белья в прачечной показался им достаточно укромным и тихим. Здесь так приятно пахло кондиционером! Миша уселся на полу, быстренько вынул из корзинки все, что принес, а потом откупорил бутылку вина. Разлил по бокалам, один из которых протянул своему партнеру.       — В таком месте я Рождество еще не отмечал! — сказал Миша, хихикнув.       — Да какая разница? — нежно улыбнулся Дженсен. — Главное, что вместе!       — Это точно.       — Надеюсь, если нас здесь поймают, ты не потеряешь работу?       — Ну, если мой член в это время будет в тебе, то все возможно.       — Дженсен! Прекрати уже! — строго велел Миша, хотя сам едва сдержал улыбку. — Кстати, я тут слышал, что ты жениться собрался.       — Вот как? — Лицо Дженсена стало совсем лукавым: со своим парнем он флиртовал с особым упоением, какое остальным даже не снилось.       — Ага. На одной очень милой юной особе.       — У нас любовь! — торжественно провозгласил Дженсен.       — Ты спас ей жизнь этой ночью, Дженсен. И я очень тобой горжусь! Это настоящее рождественское чудо! — сказал Миша с нескрываемым обожанием в голосе. — Счастливого Рождества, доктор Эклз!       Он поднял свой бокал с вином, Дженсен сделал то же самое.       — И вас с Рождеством, мистер Эклз, — произнес он.       Большие глаза Миши от изумления стали совсем уж громадными и круглыми.       — Что ты сейчас сказал? — сиплым голосом спросил он.       — Миш, я не так это все представлял, конечно, — медленно проговорил Дженсен, не решаясь поднять глаза и уставившись в бокал с вином. — Не думал, что так получится, поэтому кольцо осталось дома… Но ты же… выйдешь за меня замуж? Зная, что работа всегда будет разлучать нас? Я хочу, чтобы ты был со мной целую вечность!       Миша долго молчал. Просто смотрел на любимого и улыбался так, что у Дженсена сладко щемило сердце. Но он должен был что-то ответить!       — Почту за честь, Дженсен.       — О, Боже!..       Не было ничего лучше, чем сидеть вот так — бок о бок — в подсобке в прачечной; ощущать родное тепло; видеть блеск глаз, в которых читались все невысказанные, но такие понятные обоим слова; пить вино и целоваться, потеряв счет времени…       — Отличное Рождество, правда, Миш?       — Лучше всех! Кстати, на улице под утро, наконец-то, снег пошел.       — Замечательно!.. Просто волшебно!