Ты болен...

      Ему всегда казалось это несколько странным: вот так сидеть, ничего не делая, и лишь глядя в одну точку перед собой. А потом отнекиваться, врать про то, что в эти «светлые» мгновения голову посещали невероятные, почти сумасшедшие мысли, открывающие вдруг решения всех насущных проблем, но в большинстве своем оказывающиеся сущим бредом. Или же говорить о том, что в памяти неожиданно всплыли отрывки из прошлого, чье влияние было отнюдь совсем немаленьким. Конечно, короткие зарисовки на тему «что было, то прошло» нередко посещают каждого, кто обладает памятью и разумом. Яркие, смутные, четкие, расплывчатые, цветные, бесцветные, радостные, горькие. Разные. Они волнуют душу, бесспорно. Однако…       Он был твердо уверен, что полковник просто не хочет работать, и потому ищет любой предлог, чтобы дать выход своей безграничной лени. И потому раз за разом, изо дня в день оправдывался и перед вышестоящими чинами, и нередко перед собственными же подчиненными, что не написал отчет, не заполнил протокол, не съездил туда-то, не встретился с тем-то, не покорил космос, не наладил контакт с марсианами, не спас Вселенную только потому, что в его голове – увы - нет места посторонним вещам. Все его сознание было во власти непонятного вихря из безумных, почти фантастических образов, которые переполняли его, не давая отвлекаться на информацию извне. И такое продолжалось уже почти две полных недели и немало походило на шизофрению.       Хавок с первых же дней проявления подобной ерунды говорил, что Мустанг – просто ленивая скотина, ищущая себе оправдание за этой симулированной психической болезнью. Действительно, с чего вдруг прославленный военный, Огненный алхимик, вдруг так резко подался в душевнобольные, сочиняя истории про неожиданные вспышки внутри его сознания? И почему как раз в тот момент, когда на их отдел свалилась целая кипа дел и заданий, требующих непосредственного вмешательства Роя? Другие-то давно рукой махнули на полковника, считая, что спятить на его месте мог любой, и лишь сочувственно кивали, когда прежде собранный и расчетливый Рой начинал взахлеб рассказывать о своих видениях или же мрачно и отчужденно отмалчивался, сидя на своем почетном месте командира за столом. Но вот Жан никак не мог смириться с таким положением дел. Это никак не вписывалось в ту концепцию, которой ранее располагала вся команда Мустанга и сам Огненный. Они должны были бороться против произвола командных «верхов» и даже самого фюрера. А главной действующей силой сия предприятия был, конечно же, Рой, обладавший завидной дальновидностью, цепким умом и неординарным, почти нечеловеческим мышлением.       Но сейчас… Все шло псу под хвост, как говорится. Все, что было предпринято ранее, теперь теряло всякий смысл. Не происходило никакого движения вперед. А почему? Да потому что Мустанг совсем обленился! А ведь подчиненные так его уважали… И так искренне восхищался им сам Хавок… Почему все вот так? Да черт его поймет. Сделав весьма трудное и явно неутешительное умозаключение, Жан недовольно фыркнул и покосился туда, где должен был сидеть начальник. Однако того на месте не было с самого утра, а рабочий день уже подходил к своему логическому концу. «Выходной себе решил устроить. Сволочь», - раздраженно буркнул про себя младший лейтенант, хотя где-то в самой глубине его души что-то судорожно и больно сжалось. Это что-то было сродни сожалению. А может и чему-то другому? В любом случае Хавок тут же подавил в себе это гадливое чувство усилием воли, продолжая в мыслях покрывать нерадивого начальника десятиэтажным матом, затягиваясь между тем очередной сигаретой.       И вот когда в кабинете уже никого, кроме военного не было, он решил, что пора тоже заканчивать сидеть в этом душном, задымленном его же усилиями помещении. Хотелось глотнуть немного свежего воздуха. А такое было возможным. Ведь за окном стало достаточно прохладно после прошедшего совсем недавно дождя. Хавок подошел к двери и резко распахнул ее. И тут же его глаза встретились с пустыми, абсолютно безжизненными глазами стоящего на пороге Роя. Жан даже попятился от неожиданности, отступив на пять-шесть шагов. Полковник, вскинув голову, как дерзкий преступник, идущий к эшафоту, ступил в кабинет чеканно и твердо, переполненный неожиданной бравадой.       Он был насквозь мокрым. Вода ручьями стекала по его растрепанным волосам, по шее, по распахнутому черному плащу. На лице бессмысленное, удручающее выражение. Под глазами – темные круги. Да и, в общем, полковник имел вид весьма болезненный: бледный весь, осунувшийся. Такой безразличный ко всему… Он прошел к своему столу, словно и не замечая присутствия Хавока. Он ступал все так же твердо, словно нарочно оттачивая каждый шаг, а бледные тонкие губы его между тем что-то настойчиво и тихо, совсем неслышно шептали, упрямо, с неистовым жаром… - Полковник, - окликнул начальника Жан, неожиданно потрясенным видом Роя. То самое «гадливое чувство» вновь зашебуршилось где-то в груди, словно пугливая маленькая мышь.       Мустанг будто и не услышал подчиненного. Он сел за стол, открыл ящики в нем и начал с остервенением рыться, ища, по-видимому, что-то очень и очень важное, все также монотонно бубня себе под нос. - Полковник! – Жан не пожелал быть проигнорированным. Он осмелился подойти ближе. – Вы меня слышите? Эй!       Рой вздрогнул, на мгновение замерев. А потом поднял глаза на Хавока. Такие глубокие, как омут. Темные, без единого проблеска в их глубине. Дьявольский взгляд. Пустой.. и жадный, всепоглощающий... Жан глубоко и судорожно вдохнул, облизнув сухие губы. - Как странно… Правда? – вдруг вслух произнес Рой бесцветным голосом. По его вискам скатилось несколько капель, прочертив дорожки на бледной коже. - Мы сейчас тут... Да, тут. А их нет. Представляешь? Их нет. Совсем. И между тем они есть. И он есть. Он. И они. Да, вместе. Они не дают мне покоя. Являются мне. Просят меня. Умоляют о пощаде. Вижу наяву простертые ко мне руки. И что? – он неожиданно усмехнулся. Кривая злая улыбка исказила его губы. – Что я могу сделать? А еще он… Он ненавидит меня. Я не пришел к нему, когда был нужен. Он проклинает меня. А я… - хриплый смешок вырвался из его груди. Жан даже дернулся от неожиданности. – Без него. Черт. Не могу. Не могу!       Рой с размаха ударил кулаками по столу, да так, что поверхность того покрылась трещинками, а лейтенант шарахнулся в сторону.       А Мустанг вдруг весь как будто обмяк. Он замолк, уронив голову на стол. Это уже переходило все мыслимые и немыслимые границы. «Да что с ним такое?!» – паниковал Хавок. Видимо, дело действительно было худо. И лень здесь была ни при чем.       Полковник неожиданно захлебнулся судорожным кашлем. Он попытался выпрямиться, хватая ртом воздух. Но внезапный приступ не собирался его так просто отпускать. Мучительные судороги не давали дышать, и Рой только болезненно кривился и кашлял. - Полковник! – тут уж Хавок совсем перепугался. Он в секунду очутился рядом с начальником и схватил его за плечи. – Да что с Вами?! Вы.. Вы весь горите! У Вас жар! - Бывает… - спустя мгновения, когда кашель успокоился, хрипло выдохнул Рой, обессилено откинувшись на спинку стула. - Вы больны. Вам нужно домой, в кровать. И вызвать врача! – засуетился Хавок, прокручивая сейчас в голове все возможные заболевания с подобными симптомами, меры лечения… Тысячи вопросов: как, что, почему? И лишь одна мысль обладала ясностью. Ответ ко всему происходящему с Роем: все это время он бредил. Просто бредил в пылу лихорадки. И лишь неимоверным усилием между приступами умудрялся сохранять остатки ума, как-то отдавать вялые приказы и все-таки что-то делать… Да черт же возьми! Он был болен, но никто не заметил… Ох, позор на головы подчиненных Мустанга! А они думали – шизофреник. Или лжец, как считали некоторые. А он же пытался. Честно пытался работать. Через силу. А они? - Домой? – удивительно напряженным тоном выдал Мустанг. Он поднял на Хавока лихорадочно блестящие глаза. - Конечно, домой, - не понимая, в чем дело, кивнул Жан. - Нет. Не хочу, - резко и упрямо произнес Рой, вздрогнув. – Ни за что. - Но… Почему? – лейтенант по жизни был тугодумом.       Мустанг лишь качнул головой, отводя взгляд. - Не хочу, - в исступлении повторил он. От его хриплого голоса все переворачивалось внутри. То ли от сочувствия, то ли от чего-то еще. Жан не понимал. Но понял вдруг совсем другое. И мысль, осенившая вдруг его сознание, внезапно привела его в такой восторг, что он чуть не запрыгал от радости, как ребенок. - Тогда поедем ко мне, - уверенно решил он, уже улыбаясь, на подобии Чеширского Кота. Нужно было немедленно предпринимать какие-нибудь меры... и немедленно исправлять ошибки. Рою как никогда нужна была его помощь. - К тебе, - эхом повторил Мустанг. Лейтенант тут же приготовился к тому, что алхимик начнет упираться, отнекиваться. Хавок в этом почти не сомневался, и поэтому застыл с открытым ртом, непонимающе глядя на начальника, когда тот ответил. - Поеду. Если , конечно, не стану проблемой для тебя. Жан облегченно вздохнул. - Тогда не будем терять времени, - он помог полковнику встать. "Нам нужно торопиться... Мало ли, чем он заболел, - на удивление разумно рассудил Хавок, покосившись на Роя, с трудом стоящего на ногах. - Придется взять одну из служебных машин... Ну и достанется же мне завтра от бригадного генерала тогда. Да и хрен с ним. Сейчас важно не это".       В квартире был настоящий кавардак. Остро пахло табаком и одеколоном. Валялось все и вся в самых необычных и неожиданных местах. Так в коридоре нашли себе приют пара огромных коробок, погребенных под увесистыми стопками каких-то журналов и газет, какие-то деревяшки и целая куча всякой мелочевки, благодаря чему в узкой прихожей было не развернуться. В комнате дела обстояли не лучше. Единственно спальное место - диван - было надежно упрятано под грудой одежды, одеял и подушек. Стол был заставлен грязными чашками и завален какими-то бумагами. Старый деревянный шкаф молчаливым великаном высился над всем беспорядком, прислонившись к оклеенной выцветшими зелеными обоями стене. Один несчастный кактус стыдливо притаился в углу узкого подоконника, на котором сплошной стеной громоздились купленные про запас пачки сигарет. И только кресло в углу было освобождено от вещей и, по-видимому, являлось любимым местом хозяина сия жилища, судя по истертой, лоснящейся на сидении обивкой.       Но на этот раз кресло лишилось своего суверенитета от всеобщего хаоса, захватившего все пространство квартиры, и все вещи, покоившиеся на диване, плавно переместились на него, освободив спальное место. Хавок, суетливо носясь по комнате, застелил диван чистым бельем, найденным на полках шкафа. Он торопился, так как не знал, сколько Рой, стоящий в дверях и безразлично наблюдающий за ним, сможет продержаться на ногах.       Кашель одолевал мужчину все чаще и чаще, жар становился только сильнее. Наверно, Рою сейчас было совсем хреново. Он не сказал ни слова за все это время, лишь молчаливо и бездумно созерцал происходящее вокруг, послушно и безропотно исполняя все то, что говорил ему Жан. Лишь иногда чуть шевелил губами, словно отвечая кому-то невидимому и неслышимому другими людьми... - Раздевайтесь и ложитесь, - произнес, наконец, Хавок, обернувшись к Рою, между тем немало смущаясь, что приходится командовать собственным начальником, но выбора все равно не было. - Я сейчас поищу какие-нибудь лекарства.       Мустанг чуть заметно кивнул и стал стягивать с себя пальто. Ранее он, конечно же, не додумался. Но ему это было простительно.       Хавок же уже умчался на кухню, где стал рыться среди полок в шкафах в поисках аптечки, и ужасно злился на себя за то, что так запустил свое жилище. Было стыдно за это перед Роем, хотя тому было, наверняка, без разницы то, как выглядит квартира лейтенанта. Перевернув всю кухню верх дном, военный с огромным трудом откопал заветную коробочку и разозлился на себя еще больше - кроме аспирина, бинтов и активированного угля там ничего не было. Вообще. Абсолютно. Выругавшись себе под нос, Жан схватил аспирин, нашел в бардаке чистый стакан, налил туда воды и кинулся обратно в комнату.       И увидел полковника, стоящего напротив дивана и чуть покачивающегося. На нем были только его форменные штаны и белая и немного мятая рубашка. В руках он держал свое пальто, словно не хотел с ним расставаться. Услышав шаги Жана, мужчина чуть обернулся и заметил сиплым голосом: - Такой шум... Ты с кем-то боролся? Хавок почти облегченно вздохнул. Если язвит, значит, еще в себе. Не бредит. Если только чуточку. - Боролся. С бардаком. А Вы почему еще не в постели? - подойдя ближе, осведомился лейтенант и протянул начальнику стакан и таблетки. - Постелью это сложно назвать... Да и где ты сам будешь спать? - выпив лекарство, протянул Рой. - Это уже не Ваша забота. Вам надо лечиться. Поэтому Вам нужен отдых. Ложитесь, - неожиданно серьезным тоном произнес Хавок. Взгляд его был настолько упрямым и настойчивым, что даже Огненный (находясь же, все-таки, на последнем издыхании) сдался. Не говоря ни слова, он отдал стакан подчиненному и, опустившись на диван и бросив пальто на пол, закутался в одеяло и лег, отвернувшись к стене. Хавок довольно хмыкнул. - Я пока за лекарством в аптеку схожу, - сообщил Жан, ища глазами, куда в комнате пристроить стакан.       Рой что-то невнятно пробубнил в подушку, дернув плечом. Расслышать сказанное не представлялось возможности, поэтому Хавок только рукой махнул и, пристроив стакан рядом с чашками на столе, вылетел из комнаты.       Жан вернулся домой через минут сорок. Он мог и быстрее. Но, во-первых, очередь в ближайшей аптеке оказалась километровых размеров, а до другой было три квартала. Во-вторых, в очереди попался целый набор типажей, знакомых всем нормальным людям: бабуська, которая долго допытывалась до аптекарши, как, что и куда, переспрашивая тысячный раз о том, действительно ли свечи не нужно пить; женщина, которая никак не могла разобраться в почерке своего лечащего врача в рецепте; молодой папашка, отправленный всезнающей женой за какими-то лекарствами для ребенка; дедок, которому нужно было влезть без очереди... Да это можно описывать бесконечно. А в-третьих... Хавок сам не знал, какие ему, а точнее Рою, нужны лекарства. Кое-как объяснив усталой, раздраженной аптекарше, что у человека кашель и температура, заполучил горчичники и штук пять каких-то пузырьков с инструкцией по применению каждого в отдельности. Расплатившись остатками завалявшихся в карманах монет и мятых купюр и оказавшись проклятым всей очередью, выстроившейся за ним, он кинулся домой. Ну... как кинулся? Нашел еще время встать и покурить.       На часах было около десяти. Учитывая то, что на дворе осень, света, ясное дело, практически не было, и потому квартира была погружена в темноту. Открыв дверь и войдя, Хавок с тихой руганью запнулся об обе коробки в прихожей, нащупал выключатель, врубил свет, разделся и потопал в комнату, оставив открытой дверь в коридор, чтобы было хоть немного света.       Рой, похоже, спал. Тусклый свет коснулся его бледного лица и плотно сомкнутых век, но он не пошевелился, лишь чуть поджав бескровные тонкие губы. Взгляд Жана невольно остановился на нем. Так непривычно было видеть Мустанга столь измученным. Он никогда не показывал своих слабостей окружающим, всегда был сам по себе, как дикий зверь. Он не принимал ничью помощь. Слишком горд он был для этого... А еще... Всегда прятал все чувства, всю боль - физическую, моральную - за маской безразличия, хладнокровия, иногда - за насмешкой и издевкой. Но, не позволяя влезть в свою личную жизнь, беспардонно вмешивался в чужую и, руководствуюсь понятными только ему мотивами, подчас нередко рисковал собственной шкурой, стараясь исправить все то, что казалось ему неправильным, неверным, неподобающим... и нередко возвращал людям свет и цель в жизни. Странный человек, понять которого было почти невозможно.       Решив, что будить больного человека даже ради приема лекарств - предприятие слишком жестокое, Жан вздохнул и запихнул лекарства в шкаф. Окинув комнату взглядом, он вновь устыдился своей безалаберности и пришел к выводу, что нужно немного прибраться. Стараясь не мешать Рою, он для начала расчистил кресло, убрав груду вещей и разобравшись в ней. В ходе данного действия ему удалось найти около двенадцати вторых парных носков, галстук, наручные часы, кобуру от пистолета, целый магазин патронов и лифчик, явно принадлежащий не ему. Потом Жан убрал все со стола, разобрав бумаги и отнеся чашки на кухню, где он их тут же все перемыл. Вернувшись в комнату, он наткнулся взглядом на валяющееся на полу пальто Роя. Подойдя ближе, он поднял его. Из одного из карманов вылетела какая-то бумажка. Жан, удивленно вскинув брови, поднял ее и поднес к свету, чтобы рассмотреть.       Это была фотография. А на ней Рой. И не один. С ним он. Хавок затаил дыхание. Эта улыбка. Эти пронзительные зеленые глаза... Подполковник Маес Хьюз, лучший друг полковника. Единственный человек, знавший об алхимике пламени все то, что тот прятал за маской безразличия. И... он не так давно погиб. Был застрелен из собственного пистолета. И его смерть была настоящим ударом для Мустанга...       "Наверно, о нем говорил Мустанг... бредил, что подполковник ненавидит его за то, что полковник не смог его спасти", - скривился Жан, покосившись на алхимика, укрывшегося одеялом с головой. Он знал, как дорог был Хьюз для Роя. Видел это. Чувствовал. И понимал...       Он запихнул фотографию в карман пальто и унес его в коридор. После чего пришел к выводу, что на сегодня активности хватит. И потому, заведя будильник, гордо стоящий на столе, выключив везде свет, прихватив одеяло и подушку, не раздеваясь, уютненько устроился в любимом кресле и почти сразу уснул под размеренное дыхание полковника. И перед сном все еще перед глазами стояла картинка с фотографии. Рой и Маес. Два таких разных человека... Но на лицах обоих счастье, а на губах, искренние, такие редкие улыбки среди вечной серости и обыденности. А в глазах... такая смесь, такой огонь. Завораживающий. Зеленый - полный солнечных искр, - и черный - с алым отблеском закатного солнца...       Где-то в груди все будто оборвалось. И теплая волна разнеслась по всему телу.       Проснулся Жан от хриплого, душераздирающего кашля. Военный так и вскочил на ноги, как ужаленный, непонимающе хлопая глазам. Но, через секунду сообразив, что происходит, спешно включил в комнате свет и бросился к Мустангу. - Рой... - выдохнул лейтенант, непонимающе округлив светлые глаза.       Тот просто захлебывался кашлем, не имея возможности вздохнуть. Он весь горел. Почти пылал. Чувствовался невыносимый жар от его кожи. Хавок только зубами заскрипел от того, что не знал, как помочь. Рассудив, что лекарства, которые он купил, сейчас вряд ли помогут, он кинулся в коридор к телефону. - Ну же! - нетерпеливо бормотал он, слыша протяжные гудки в трубке. - Ну.. Алло! "Скорая"? Приезжайте немедленно       Сбивчиво сообщив для начала симптомы болезни, а потом свой адрес, он вернулся в комнату к Рою и присел на пол возле дивана, с напряжением и с некоторой злобой на свою бесполезность наблюдал за мужчиной. Приступ кашля ненадолго прекратился, но дыхание так и не выровнялось. Алхимик, обессиленно закрыв глаза, дышал тяжело, с некоторым надрывом, от чего Жану становилось вдруг жутко. Неясно... почему так? - Ты слышишь? - Мустанг вдруг распахнул глаза и схватил Хавока за руку. Длинные жесткие пальцы с силой сдавили ладонь, даже стало больно. - Они снова... снова за свое.. Не боятся даже тебя... - его ошалелый взгляд остановился на лице изумленного Жана. - Они накажут меня... да... Они говорят об этом. Твердят. Целым хором. Они мстят мне. За мою ошибку. Они рвут мое сердце на куски. И он... ОН! Вновь твердит, как ненавидит... ненавидит меня... называет предателем... - его хватка ослабла, а взгляд ушел в другую сторону. - Я виновен... да.. повинен... да. Почему? Почему он не дал мне умереть тогда? - его голос стал срываться. У лейтенанта даже волосы на затылке зашевелились - Почему говорил, что я нужен? Нужен... чтобы мучить меня...       Отпустив руку Жана, Рой замолк, уставившись в потолок. А Хавок... Он был в настоящем шоке. Состояние Роя его все больше пугало. И эти видения... Он ненавидит? Хьюз ненавидит? Какая глупость.. не может быть так. Жан слишком хорошо помнил, как Маес всегда смотрел на Огненного. С таким нескрываемым, почти фанатичным обожанием, от чего в животе Жана все скручивалось, ныло от непонятного чувства. И становилось лишь больнее, когда дьявольские глаза Мустанга отвечали с не меньшим чувством... когда в их глубине пылал алый лепесток огня... потухший тогда, когда мрачный голос с другого конца телефонной линии сообщил: "Подполковник Хьюз мертв". Как тогда старшему лейтенанту хотелось броситься к Рою, обнять... хоть как-то успокоить его. Он был тогда бледен, слишком бледен для нормального человека. Под глазами круги. Во взгляде - такая бесконечная печаль с такой острой горечью, что в уголках дьявольски-черных пустых глаз то и дело блестели редкие слезы... которые так и не пролились. А если и пролились, то этого никто не видел. Но Жан помнил и точно знал, что не ошибся - полковник потерял нечто большее, чем друга. Хавок чувствовал это сердцем, не по-военному искренне распахнутым миру.       А кто такие ОНИ? Кто винит Мустанга? И в чем? Эти доставляли боли так же много, как и образы Хьюза. Но откуда они? Что они значили в жизни Роя? Может, это призраки его прошлого? Призраки войны в Ишваре… призраки солдат, призраки жертв, сгинувших в горниле противостояния....       Размышления Жана прервал звонок в дверь. На пороге стояла молодая женщина в белом халате и с чемоданчиком, на котором был нарисован красный крест. - Вы врача вызывали? - спросила гостья серьезным тоном. - А? Да. Проходите в комнату, - Хавок был рад скорому приезду врача.       "Надеюсь, с ним все будет хорошо. Ему помогут", - убедил себя лейтенант. Хотя, где-то в глубине себя искренне удивлялся, что еще утром он люто ненавидел начальника, считая, пусть и ошибочно, что тот настоящий бездельник. А сейчас боялся... так боялся, что с Роем что-то будет плохое. Еще хуже, чем есть. Ему было больно смотреть на его мучения. Действительно, очень больно и страшно. Нет.. Признаться честно, хотя бы себе, за Мустанга он всегда боялся, переживал. Пусть тот и был сильнее, умнее и дальновиднее его. Жан понимал их разницу, но все равно... Всегда провожал встревоженным взглядом и встречал восторженным, радуясь в душе, что Рой, главное, жив. Лейтенант, если бы мог, всегда бы следовал за полковником. Всегда бы защищал его. Всегда был рядом. Если бы мог... если бы позволили. И только ради одного, даже самого мимолетного взгляда этих сумасшедших, безумных глаз. Пусть пустой, хладнокровный взгляд. Пусть раздраженный, даже ненавидящий. Но его. Принадлежащий хоть на мгновение только Хавоку. Ведь о большем можно было только мечтать.       Врач довольно быстро закончила осмотр и сделала Рою укол. После чего позвала Жана на кухню. - Что с ним? - обеспокоенно спросил Хавок, глядя на задумчивое лицо девушки. - Скажем так: угрожающего жизни точно ничего нет, - подумав, ответила та. - Вполне типичное для сезона заболевание - воспаление верхних дыхательных путей. Трахеит. Из-за него кашель и отчасти жар... - Отчасти? Почему отчасти? - При заболевании жар держится не более двух дней. Но вы сказали, что он лихорадит уже почти две недели. - И что? Что с ним?! - всегда миролюбивый Хавок начал терять терпение. - Нервное расстройство, связанное с сильнейшим стрессом. Он от того и заболел, что нервы не в порядке. Все взаимосвязано, - тоном знатока заметила врач. - Стресс... - Это могло быть все, что угодно: от переезда с одного места на другое до самого сильного стресса - смерти близкого человека... - У него умер лучший друг... не так давно... Месяца два назад... Но ведь Рой заболел только сейчас, - Жан непонимающе захлопал глазами. - Он мог накручивать на себя все это время, сожалея, считая себя виноватым.. Это как снежный ком - чем дальше, тем больше, - девушка развела руками. - И что... теперь делать? - Я пропишу ему лекарства. Принимать их обязательно. Но лучшим лекарством будет чужое участие. Ему нужна поддержка. Нужен кто-то рядом. Тогда вскоре он придет в себя, вылечится... - Я буду с ним рядом.       Жан был так уверен в себе, что врач не стала с ним спорить. Лишь написала рецепт и, пожелав удачи, ушла, не забыв также сказать, чтобы в случае чего, лейтенант все равно звонил в "скорую". Хавок закрыл за ней дверь и заглянул в комнату. Видно, укол подействовал - Рой крепко спал. Черные волосы рассыпаны по подушке в полном беспорядке. Измученный, бледный. И, между тем, красивый. Жан редко употреблял данное определение к людям. Мог сказать: симпатичный, милый, привлекательный, очаровательный. Даже сексуальный. Но Мустанг был именно красивый. Слишком идеальный для человека. Чересчур благородный и горделивый. В каждой его черте - вызов. В каждой черте - высокомерная дерзость. И между тем... Что-то необычное, упрямое, свойственное только ему. Такое нахальное, издевательское. И, вместе с тем, невероятно притягательное, странное.       Лейтенант вздохнул, прикрыв дверь, вышел в кухню и, достав сигареты, закурил. Теперь понятно. Все понятно. Боль от потери все еще велика. И всегда будет больше других чувств в душе полковника. Ведь он слишком предан... Да, именно предан, подобно собаке, своему другу. Своему Маесу Хьюзу.       "Вы были жестоки, подполковник, - недовольно и ревностно заметил про себя Жан, затягиваясь. - Зачем? Зачем Вы привязали его к себе? Почему не скрыли своего обожания? Почему не бросили эту глупую игру в чувства? Вы ведь знали... точно знали, что быть военным - это значит, ждать смерти откуда угодно... И точно знали, что умри один из вас, второй будет страдать. Если уж Вам не было жалко себя, то за что же его..? Если он был Вам так дорог... зачем обрекли его на мучения?"       Увы - ответа на эти вопросы никто дать не мог. Ни сам автор, ни тот, кому были адресованы слова. И Жан, затушив сигарету, отправился спать.       Назойливое дребезжание будильника ужасно раздражало. Жан нехотя разлепил глаза и запустил в него подушкой. Потянувшись, военный понял, что спать всю ночь в кресле - идея, все-таки, не фонтан. Спина болела адски. Однако жаловаться Хавок не собирался. В конце концов, остаток ночи Рой спал вполне нормально, растянувшись на всю длину на диване. Жан обернулся в сторону спального места полковника, чтобы точно быть уверенным в своих мыслях. И тут же застыл с открытым ртом - Огненного на месте не было. - Что..? - Жан раздраженно фыркнул и бросился в коридор.       Нет. Пальто на месте. Тогда Рой... - Мать вашу! - хриплый вопль донесся с кухни. За ним последовал металлический грохот. - Полковник?! - лейтенант через секунду уже стоял на пороге кухни, наблюдая за происходящим.       Мустанг стоял посреди помещения, держа в одной руке дверцу от шкафа, а в другой стакан. Вокруг него валялись сковородки и кастрюли.. - Что? - откашлявшись, недовольно протянул алхимик. - У тебя бардак в квартире! А я пить хочу.       Хавок все также стоял и пялился на начальника. - Лейтенант! - А? Да? Что? - Жан захлопал глазами. - Вам, наконец-то, стало лучше. Я рад... - Хавок! Ты меня не слышишь? - Рой хотел запустить стаканом в подчиненного, но этот чертов кашель... - Я поспешил с выводами, - разочарованно вздохнул Жан, пожав плечами. - Кашель ничуть не меньше. Ну... хотя бы не бредите. Ложитесь обратно в постель. Я в аптеку. За лекарствами. Полковник замолк, тяжело дыша. - Ты уходишь? - Рой вдруг поднял на подчиненного свои огромные, бездонные глаза. Хавок даже отступил на шаг. - Ненадолго... я быстро... - пролепетал он, но Мустанг перебил его. - Уходишь... правильно, - он бросил на пол и стакан, и несчастную дверцу. На тонких губах появилась горькая усмешка, заставившая Хавока судорожно сглотнуть. - Держу пари, мои слова... те слова в пылу лихорадки... привели тебя в замешательство. Может, даже в ужас. Понимаю. Иметь дело с умалишенным себе дороже. - Нет, все не так! - воскликнул Жан. - Все не так... Это всего лишь слова. И Вы не умалишенный. Все нормально. Мне всего лишь нужно сходить за лекарствами для Вас. Я очень хочу, чтобы Вы выздоровели.       Мустанг непонимающе склонил голову к плечу. Взгляд, тяжелый и пронизывающий, скользнул по лицу лейтенанта, словно ища подвох. - Хочешь? Но... почему? - почти шепотом спросил алхимик. - Просто... хочу и все, - Хавок отвернулся. - Я скоро вернусь. Ложитесь в постель.       Он спиной чувствовал на себе взгляд этих странных бездонных глаз. Как объяснить ему, что творится в душе Жана? Как подобрать слова? Нет... нельзя... Нельзя вновь делать ему больно. Хватит этой безграничной, преданной собачьей тоски, что терзает его беспокойное и закрытое от всех сердце.       Вернувшись через некоторое время домой, Хавок застал Мустанга лежащим на диване и укутавшимся в одеяло, как гусеница в кокон. Покачав головой, Жан решил, что нужно позвонить Ризе и сказать, что их с Роем на работе можно сегодня не ждать. Мустанга - понятно, почему, а вот лейтенанта только потому, что полковника оставлять одного опасно. После военный отправился на кухню разбирать бардак. Рой только прибавил ему работы.       Закончив, он налил в стакан воды, прихватил лекарства и отправился пичкать ими начальника. - Полковник, нужно выпить лекарства, - проговорил Жан, тряся алхимика за плечо.       Мустанг что-то пробурчал, не открывая глаз. Лейтенант коснулся его лба ладонью. "Горячий. Снова жар", - устало подумал военный, прикрыв на секунду глаза. - Полковник, встаньте. Это быстро. Выпейте и можете спать дальше, - не отставал он от Роя. Алхимик недовольно кривился и приоткрыл подернутые лихорадочной пеленой глаза. - Что ты пристал? - прохрипел военный. - Не хочу ничего... - Не хотите - это Ваши проблемы. А я все равно вас напою этой гадостью. Если даже придется вас связать и угрожать пистолетом, - прошипел Жан, пихая таблетки Мустангу в рот. Тот, конечно, сопротивлялся, но против упрямого лейтенанта, наученного самим Роем не сдаваться, не попрешь. Запихнув все таблетки, Жан всунул стакан в руки начальника и вышел из комнаты под изумленный, пусть и немного сумасшедший взгляд алхимика. И через несколько минут вернулся с полотенцем и миской, наполненной водой. - Это что? - совсем севшим голосом, произнес полковник. - Компресс делать буду. А то снова бредить начнете. Мне уже и так пора санитаров вызывать после всех Ваших лихорадочных фантазий, - фыркнул Жан, присев возле дивана на пол и поставил миску рядом с собой. Отобрав у Роя стакан и поставив тут же, намочил полотенце в воде и положил его на лоб алхимику.       Рой все еще смотрел на подчиненного изумленно и непонимающе. В глазах читалось множество вопросов, и Жан их все мог прочитать, понять... и ответить. Если бы только Рой спросил. Если бы позволил сказать... О, нет! Снова. Нет-нет, нельзя, НЕЛЬЗЯ!       Мустанг устало закрыл глаза, расслабившись. Приятный холод ослаблял невыносимый жар, от которого путались все мысли, превращаясь в бесконечный неясный поток образов. На губах военного появилась слабая улыбка, отчего в груди Жана стало так тепло, так невыносимо сладко, что даже дыхание сбилось. - Спасибо, Жан... - неожиданно сказал алхимик. Хавок чуть вздрогнул. - За что? - За твое упрямство. За твои действия. За то, что ты рядом... - вскинув смольно-черные брови, он распахнул глаза, пристально глядя на лейтенанта. - Мои видения тебя не боятся.. Но в твоем присутствии тускнеют, теряют силу. Впервые они не так сильно терзают мою душу. Не так больно. Не так страшно... - Что же Вы постоянно видите? Что так сильно Вас мучает? - осмелился спросить Жан. Взгляд Роя стал вдруг ледяным. - Что?.. Тебе нет нужды знать об этом, - он стянул со лба полотенце и сел. - Ну... Это Ваше дело... - пытаясь скрыть разочарование, произнес подчиненный. - Просто это мое личное дело. Мне бы просто не хотелось никого загружать, - постарался сгладить свою резкость Рой. - Ты и так много сделал... Мне и так не расплатиться за твое гостеприимство... за твои труды... - Я сделал это просто так. Мне так захотелось, - буркнул Жан, глядя в потолок. - Ты необычный человек, - Мустанг чуть улыбнулся, не сводя с него глаз. - Твои действия непредсказуемы. И искренни... - А Ваши - наоборот. Вы все всегда скрываете от окружающих. Все держите в себе. Копите. Накручиваете на себя... И страдаете от этого. Разве Вам это нравится? - Но мне не с кем поделиться... - удивительно мягко возразил алхимик. Жан перевел на него взгляд. - А я? - Ты? - Рой поперхнулся. - Или Вы не доверяете мне? - Почему? Доверяю... - Или я не подхожу? Не спорю, мне не сравниться с Вашим другом Маесом, - Хавок поднялся на ноги, глядя на полковника с нескрываемым раздражением, за которым пряталось нечто другое. Светлое, теплое... - Он знал Вас так, как не знает никто. Он любил Вас так, как не любил никто. А Вы... Вы преданны ему. Преданней любого пса... Но он мертв. Мертв, понимаете? И уже не слышит Вас. Не может Вам помочь. Память о нем дорога для Вас, бесспорно. Но она приносит Вам боль, мучает Вас, рождает все эти чудовищные видения, лишающие рассудка... - И что же ты хочешь? - прорычал Мустанг, подавшись чуть вперед. Дьявольские черные глаза его сверкали дико и яростно. - Забыть его? - Я не прошу Вас забыть о нем... Я лишь прошу Вас перестать терзать себя тем, что считаете себя виноватым в его смерти... и прошу не таить всего того, что разрывает Вам душу... Не таить горечь. Не таить свой страх. Ведь Вам есть кому выговориться, - Жан ответил ему не менее диким взглядом. - Это не позорно, нет. Всех нас преследуют призраки прошлого. Кровавые призраки, полные рвущей боли... Это... Агх... Вы всегда были одиночкой, я знаю. Доверяли себя только ему. Доверяли ему боль и радость. Доверяли свои душу и сердце. Но сейчас? Что Вам делать сейчас? Как быть? Как жить? - Я должен быть мертв, как и он. И они... как все те, кто был в Ишваре... как все те, кто сгинул, идя за мной и против меня, - оборвал его Мустанг и тут же закашлялся. - Полковник! - То, что я жив - настоящая ошибка, - судорожно втянув воздух, прохрипел алхимик. - И проявление бессилия моего духа. Я не могу убить себя. Мне страшно. Но жить так, терпя боль, ужасно. Безвыходное положение. - Вы должны жить. Ты должен жить, эгоист ты чертов! - Жан не выдержал и схватил его за грудки рубашки. - Ты нужен нам. Без тебя мы ничто, разве нет?! Без твоего ума, без твоей отваги! Мы не можем! Нет! Ты единственный веришь в нас! Единственный веришь в справедливость! Тебе нельзя умирать! Я не дам тебе этого сделать, ясно? - Да почему, черт возьми?! - найдя в себе силы, воскликнул Рой в ярости. - Да потому что я люблю тебя, сволочь ты высокомерная!       Огненный уставился на подчиненного, как на умалишенного. - Нет... не надо... - Мустанг захлебнулся кашлем. - Скажи... что это не так... Жан, скажи, что ты лжешь... - Не лгу. Я не умею лгать. - Нет... оставь меня... оставь одного! - Нет, Рой... - Хавок опустился на диван рядом с полковником и обнял со спины, уткнувшись носом в растрепанные черные волосы алхимика. Жар чужого тела проникал даже через одежду, опалял тело, но Жан упрямо поджал губы. - Не оставлю. Ни за что. Хотел бы... Но не могу. Я - не ты... Я не могу скрывать того, что внутри меня. Не могу и лгать. Не могу лгать, что ты мне безразличен... Не могу лгать, что дико ревную к Хьюзу... пусть он уже мертв. Я пытался забыться, искал любви везде, где мог. Но... всегда перед глазами твое лицо. И твой взгляд, пронзающий сердце. - Жан... не надо... - почти взмолился Огненный, кривясь от боли в груди. - Я знаю - ты все еще любишь его, - прошептал младший лейтенант. - Я понимаю. Вряд ли тебе нужен такой, как я. Но это не значит, что я отвернусь от тебя. Ничто не сможет запретить мне быть влюбленным в тебя. И потому в моем лице ты найдешь и утешение, и союзника в любом, даже самом рискованном и безумном деянии. - Жан, ты тоже бредишь. Ты тоже болен, - дрогнувшим голосом проговорил Мустанг, пытаясь высвободиться из объятий военного. - Может быть, - усмехнулся тот, лишь сильнее прижимая к себе алхимика. Он легко коснулся его шеи губами, заставив Роя дернуться. - Болен... Но это такая приятная болезнь. - Прекрати, прошу! - Огненный все еще пытался высвободиться. - Нет, Рой. Не прекращу. Можешь ненавидеть меня. Можешь проклинать. Можешь убить, если захочешь. Я не прекращу, ни за что.       Он скользнул одной рукой под рубашку полковника, проведя пальцами по горячей, тяжело вздымающейся груди. Другой стал расстегивать пуговицы. Медленно. Не спеша. Рой перестал вырываться, лишь бессильно сжал кулаки.       Жан чувствовал его напряжение. Лейтенант облизнул сухие губы. Расстегнул рубашку. Коснулся пальцами одного соска... другого... вырвав из груди алхимика сдавленный стон сквозь стиснутые зубы. Поцеловал в плечо, чуть прикусив губами кожу. Провел пальцами по животу Роя, чувствуя, как напрягаются сильные мышцы под горячей, почти пылающей, но такой бледной кожей... Поднял руки выше и, осторожно повернув голову полковника, трепетно коснулся его губ невесомым поцелуем. Потом посмотрел ему в глаза. И увидел в их темной, сумрачной глубине свое отражение. Отражение своего лица с яркими, небесно-голубыми глазами, светлыми бровями. Видел растрепанные пшеничные волосы и в одно мгновение размышлял о том, как они с Роем непохожи.       Полковник закрыл глаза. - И все же, Рой... Если найдешь в себе силы... прости меня, если сможешь. Прости мне мою слабость. Я прошу... но не умоляю, - прошептал Жан в губы алхимика. - Я пытался, но я не устоял перед твоим... твоим... Агх, ты так соблазнителен, мой милый дьявол, - вдруг он тихо засмеялся, чувствуя головокружение. - Совсем свел меня с ума. Я несу такой ужасный, бессмысленный, бессвязный бред. Прости меня.       Он неожиданно встал, разжав объятья. - Прости, - он мотнул головой. - Я... - Сумасшедший, спятивший идиот, - перебил его Рой странным тоном, от которого от живота пошла волна возбуждения, а сердце забилось с бешеной силой. Рой схватил его за руку и, с силой сжав, притянул Хавока к себе, впившись в его губы своими. Чужой язык скользнул между зубов и коснулся неба, заиграл с языком Жана.       Изумленный взгляд светлых глаз встретился с безумным взглядом черных глаз с отблеском алого пламени. На лбу тут же выступила испарина. - Рой... - Жан облизнул губы, отстранившись через несколько секунд. - Не уходи... Никогда... - Не уйду... если ты просишь.       Вот и поставлены все точки над "i"...       Рой вновь запечатал губы лейтенанта поцелуем. А, оторвавшись, он потянул Хавока на себя. Тот плюхнулся на край дивана, оказавшись тут же оседланным распоясывавшимся, явно неадекватным Роем. Такого Жан не мог представить даже в самых смелых своих снах. Мустанг стянул с себя свою рубашку, отбросив в сторону и, запустив свои длинные пальцы в волосы Хавока, заглянул в глаза. - Такой милый... странный... искренний безумец... - прошептал он. - Дьявол... - выдохнул Жан и впился губами в шею Роя, оставив на коже багровый цветок засоса. Полковник запрокинул голову назад, подставляя себя полностью. Бесстрашно. Доверчиво. Словно перед ним был его любимый Маес.       Но это было неважным для лейтенанта. Теперь Мустанг был его. Весь. Принадлежал ему полностью. Без остатка.       Он целовал алхимика в шею, плечи, кусал за ключицы, прижимая его к себе за пояс. Это было так упоительно. Невероятно. Жан чувствовал губами, чувствовал подушечками пальцев дрожь чужого тела, его жар... Чувствовал каждый изгиб, каждый шрам... - Жааан...       Хриплый голос, от которого вибрировало в горле, в груди. Наглый, настойчивый тон. Он распалял более всех ласк, всех этих лишних телодвижений. Хавок даже зарычал, так он переполнен чувствами. Он потянулся к штанам Роя, ловко расстегнул пуговицу. Взвизгнула собачка молнии. Рой закусил губу, выжидающе глядя на любовника. А тот, проворно запустив руку в трусы, нежно ласкал отвердевающую плоть. Водил пальцами вверх-вниз. Надавливал на головку...       А Мустанг хотел большего. Он опустил руки, нащупал пряжку ремня Хавока. Расстегнул ее, пуговицу, ширинку... - Жан... пожалуйста... - выдохнул алхимик.       Хавок только что-то пропыхтел себе под нос. Немного возни, и оба военных оказываются голыми. Два сильных, красивых тела, охваченные огнем напряжения и болезненной лихорадки. Неяркий свет осеннего солнца, пробившегося сквозь мутноватое стекло окна, очертил силуэты Хавока и Мустанга. Бесподобное зрелище...       Рой медленно выпрямился и толкнул Жана ладонями в плечи, опрокинув тог на спинку дивана. Лейтенант не мог отвести от него взгляда. Прекрасный. Безумный. Невероятный. Его бледные губы с привкусом лекарств настойчиво требуют ответа на свой поцелуй. Пальцы дразнят возбужденную плоть чуть ниже живота, гладя, лаская, размазывая по всей длине смазку, сочащуюся из головки. А тело дрожит в предвкушении... Хриплое, тяжелое дыхание с надрывом вылетает из воспаленной груди. Рой почти на последнем издыхании.       Жан не хотел больше с ним играть. Боялся продолжать. А внизу живота было жарко и больно. Терпение кончалось.       Лейтенант одной рукой притянул алхимика к себе ближе. Другой скользнул по напряженным ягодицам и, недолго думая, вставил один палец в проход. Рой тут же дернулся, застонав. Откинув голову назад, он попытался вздохнуть, но захлебнулся воздухом, так как Жан вставил еще один палец и стал проникать все глубже в него, растягивая, подготавливая. Опустив и вторую руку, он вставил еще два пальца, заставив Мустанга зажмуриться и вцепиться ему в плечи, оставляя красные полосы на коже. Из уголков глаз брызнули слезы.       Жан уже спешил. И все же, не смог удержаться: он нащупал подушечками пальцев дольки простаты и немного надавил. Рой так и вскинулся, прогнувшись в пояснице и громко, уже не сдерживая себя, застонав. Как услада для ушей... Такой голос... неземной...       Вынув пальцы, Хавок положил ладони на талию Роя и заставил сесть, насадив его на себя. Тот, не успев еще отдышаться, застонал еще громче. Жан на мгновение застыл, дав алхимику привыкнуть к нему. Но чувство скорой разрядки заставило его начать движение. Медленно. Быстрей. Еще быстрее. Он двигал бедрами, с каждым движением все сильнее вбиваясь в тело любовника. Тот, с трудом дыша, двигался навстречу, до крови прикусив губу и вцепившись в плечи лейтенанта с такой силой, что костяшки его пальцев побелели от напряжения. Выпрямившись и обвив одной рукой Мустанга за пояс, Хавок освободил вторую руку и обхватил пальцами член полковника, двигаясь вверх-вниз в такт движениям, в такт бешеным, разрывающим ударам сердца.       Рой тихо стонал, замолкая на полузвуке. Жан чувствовал, как пот катился с них обоих ручьями. Еще немного. Совсем.       Хавок впился в губы Мустанга поцелуем, и стон, вырвавшийся из груди алхимика, застрял в горле. Задыхаясь, Мустанг стал двигаться быстрее. Его черные, безумные глаза закатывались. Дыхание рвало легкие. Тело слабело. Но это странное удовольствие на грани боли было таким... таким... В лихорадочном темпе оба военных пытались успеть... Успеть насладиться друг другом, без остатка.       На руку Жана плеснула серебристая обжигающая жидкость. Рой почти вскрикнул, вздрогнув всем телом. В этот момент Хавок почувствовал, как внизу живота больно кольнуло. Горячая волна блаженного удовольствия захлестнула его с головой, а перед глазами заплясали белые мухи.       Немного переведя дух, Мустанг медленно встал с Жана и устало опустился на диван рядом с ним, откинувшись назад. Его всего трясло. Но глаза, пусть и немного безумные, так ярко сверкали... - Я тебя прощаю, Жан... - вдруг сипло произнес он, запрокинув голову и глядя в потолок. - Что? - еле соображая, переспросил Хавок. - Я тебя прощаю... - Рой...       Лейтенант обернулся к нему, приподнялся и уперся ладонями в сиденье дивана по бокам полковника и поцеловал того в шею. - У тебя снова жар, - словно обжегшись, Хавок дернул головой и облизнул губы.       Рой усмехнулся и посмотрел на Жана. - Попробуешь тут не загореться... - он обнял светловолосого военного за шею одной рукой. - Я... - Прошу, не надо ничего говорить... Я все понял. И впервые... так хочу жить. Только прошу: не уходи. - Он смотрел в глаза, в самую душу. И сейчас Жан читал странное, удивительное в его взгляде. Такое яркое, неуловимое, но прекрасное и такое близкое. И не было той всепоглощающей преданной тоски, той печали, той боли, скрывающей мрачной пеленой его сердце...       Хавок улыбнулся. Искренне. Так, как умел только он. Он отнял одну руку от дивана и пальцами убрал со лба алхимика прилипшие черные пряди волос. Лейтенант не стал спрашивать, что теперь виделось Рою. Ведь он точно был сейчас в бреду, горел... сгорал в руках Жана. Не стал больше говорить об Ишваре и Маесе. И Рой сам не заговаривал об этом. Он теперь хотел жить. И это главное. И весь, полностью принадлежал Жану. Доверчиво. Бесстрашно. - Я люблю тебя... - прошептал лейтенант, проведя пальцем по губам Роя. - Безумец... - тихо засмеялся тот, устало и сонно закрывая глаза. - Я тоже... люблю тебя.       Жан не знал - сон ли это. Или нет. Но он был счастлив. До умопомрачения.       Рой вскоре уснул. Измученный до предела. Но теперь... теперь Хавок знал - с ним все будет хорошо. Ведь теперь они будут вместе. Настолько долго, насколько им позволит их чертова работа. Но им хватит. Обоим. Даже пары дней. Пары часов. Пары секунд. Один лишь вздох. Один взгляд... Им этого бы хватило.       Вернувшись на работу на следующий день, оставив, все-таки, Роя одного в уверенности, что все будет хорошо, Жан попал в самый эпицентр разгорающихся слухов. Весь штаб гудел, как улей, что полковник пропал. Строили самые смелые и безумные догадки и предположения.       А Хавок, сидя на свое рабочем месте со стопкой отчетов, лишь молча улыбался про себя. У него кружилась голова, ему было жарко. Он точно заразился от Роя... Но он был безумно счастлив.       Глядя на него, его коллеги качали головами. - Влюбился, не иначе, - бормотал Бреда, косясь на него из-за горы папок. - Влюбился, - сипло отвечал Жан. - И сошел с ума... - Сошел. - Безумный. - Безумный...       "Настолько безумный, что рискнул и поддался соблазну, - добавлял он про себя. - И я счастлив". Пусть люди говорят, что хотят. Пусть осуждают, злятся, ненавидят. Просто пусть поймут - Рой и Жан нужны друг другу. Как лекарство от безумия и одиночества. Они будут вместе вопреки пересудам. И будут счастливы. До конца.