Голубое Рождество

Запнувшись о свою же босую ногу, он громко смеется и плетется зигзагами в сторону берега. В одной руке он держит свои коричневые ботинки, а в другой – полупустую бутылку текилы. С негромким стуком он плюхается вниз на песок, даже в полночь его тепло проникает сквозь одежду. Он втыкает в затвердевший песок бутылку, а рядом кладет ботинки. Мужчина закрывает глаза и вдыхает соленый воздух, практически замирая и только продолжая слегка раскачиваться взад-вперед, по мере того, как алкоголь распространяется по его организму. Он прислушивается к оживленным звукам раскинувшегося у него за спиной небольшого городка, смех и пение кружатся в танце с океанским бризом и вместе с ним сплетаются с буйными волнами, уносясь куда-то вперед, в темное море, чтобы потом, под залитым лунным светом небом, в собственном ритмичном танце с приливом вернуться назад. Он сидит там несколько секунд, или, возможно, минут. Он точно не знает. Он не следит за ходом времени, когда его дыхание становится медленным и неглубоким, убаюканным гипнотическим шелестом окружающей его стихии. Спустя некоторое время он способен расслышать лишь волны, которые набегают на песок и убегают обратно в пучину, а затем снова мягкий шорох и отдаляющееся шипение, вперед-назад, вперед-назад. Сбой ритма привлекает его внимание. Это не нежелательно и даже приветствуется. — Привет, — говорит она сбоку от него. Он медленно улыбается, наслаждаясь звуком, теми самыми нотками ее голоса, когда она позабавлена, но пытается это скрыть. Она пока еще не привыкла к его саронгу. — Привет, — ровным голосом говорит он, его глаза по-прежнему плотно закрыты, а лицо обращено вперед. — Я надеялся, что сегодня вечером ты появишься, — добавляет он. — Ты постарался, чтобы так и произошло, — говорит она ему. Ее голос уже не такой веселый, в нем слышится беспокойство. Он открывает глаза и поворачивает голову. Она одета в длинный, кораллового цвета сарафан, напоминающий своим цветом ракушку каури, которую он подобрал накануне, а веснушки на ее коже соответствуют отметинам на раковине. — Интересный выбор платья, — говорит он, не пытаясь скрыть свой томный и восхищенный взгляд. Она улыбается и, прижав колени к груди, слегка качает головой и устремляет взгляд на воду. — Ты надел его на меня, — с укоризной отвечает она, а затем улыбается; ее волосы сбегают вниз по спине подобно каштановому водопаду. — Полагаю так и есть, — улыбнувшись в ответ отмечает он. — Хороший выбор. Ты прекрасно выглядишь, Тереза. Оба их лица обращены вперед, когда в окружившей их уютной тишине она краснеет. — Ты слишком много пьешь, — говорит она. Ее губы сжимаются в тонкую линию, когда она замечает у его ног бутылку. — Сейчас Рождество, Лисбон, — пожимает плечами он. — Люди всегда слишком много пьют в это время года. — Во все те годы, что я тебя знаю, ты этого не делал. — Откуда тебе знать? До этого момента ты ни разу не видела меня в Рождество. Она вонзается в него взглядом, настолько требовательным, что он поворачивает в ее сторону голову. Она была настроена решительно. — Нет. Но ты знаешь, что то, что я только что сказала – истинная правда, иначе я бы этого не говорила. — Хммм, — кивает он и пораженно вздыхает. — Не можем ли мы в этот праздничный вечер обсудить что-нибудь посчастливее? Она рассмеялась. — Почему ты спрашиваешь это у меня? Это ты, Джейн, отвечаешь за то, что мы выбираем для обсуждения, не я. — Ммм. Во всяком случае, моя дорогая, в этот вечер ты весьма раздражающая галлюцинация, — заявляет он и вновь устремляет глаза вдаль. — Прости. А через секунду она добавляет: — Ты понимаешь, что только что разозлился на самого себя, а потом извинился перед собой же за это? — Да, я знаю. — Просто проверяю не рехнулся ли ты окончательно. Он постучал указательным пальцем по своему виску: — Пока еще не совсем. — Ну, так как ты? — спросила она с большей чем прежде серьезностью. Это твое первое за долгое время Рождество без него… — И без тебя, — встрял он. Мужчина вздыхает, а затем тяжело сглатывает. — Я здесь, — тихо говорит она. — И пробуду с тобой столько, сколько тебе нужно. Его голос срывается, когда он кивает. — Только тебя нет. Ты не… ты не настоящая. Все это… все это ненастоящее. Она ничего не говорит, поэтому он поворачивается, чтобы вновь посмотреть на нее; ее бледная кожа сияет на фоне черноты ночи, и женщина безмолвно смотрит на него в ответ. — Думаю, мне нечего на это сказать, а? — он улыбается, но в его голосе слышна печаль. — Ты мог бы мне позвонить, — говорит она. — Я хочу сказать – реальной мне. — У меня даже нет твоего номера. Я даже не знаю, где ты сейчас. Единственное, что мне известно из найденной на просторах интернета информации, так это то, что тебя не привлекли к ответственности за пособничество мне. Но я не знаю, по-прежнему ли ты в Сакраменто, или… — Ты бы мог получить эту информацию у Ван Пелт. Она наверняка могла бы предложить какой-то высокотехнологичный способ, которым бы ты мог со мной связаться так, чтобы об этом не узнало даже ФБР. — ФБР, вероятно, до сих пор прослушивает ее телефон. Я сбежал всего шесть месяцев назад. — Тогда, как только она поймет, что ФБР не доставит ей никаких проблем, она сообщит тебе, что ты можешь ей позвонить. Или ты пошлешь ей и-мейл, и после этого она заметет следы. И даже если они узнают, что они смогут сделать? Они не могут выдворить тебя. А если ты не хочешь, чтобы они тебя нашли, то можешь просто переехать на другой остров, что с того? Ты можешь найти хороший пляж в любом другом месте. Что особенного в том, на котором ты сидишь сейчас? Если ты действительно этого захочешь, Джейн, то сможешь говорить со мной каждый день. А с помощью современных технологий, мы можем найти способ, чтобы даже видеть друг друга, — она ухмыльнулась. — Тебе, вероятно, понадобится чья-то помощь в том, чтобы установить нужную программу. У тебя есть кто-нибудь подходящий? Он с энтузиазмом кивнул. — Франклин из местной гостиницы. Он умный парень и заслуживает доверия. Она победоносно ему улыбнулась: — Ну тогда вперед. В ее голосе было столько надежды и отчаяния, и на пару секунд, когда он увидел задатки отличного плана и понял, что она вновь сможет вернуться в его жизнь (от одной только мысли об этом у него ускорился пульс) он почувствовал, как сдается. Он ощутил абсолютную радость и так глубоко погрузился в это чувство, что ему стало казаться, будто его сердце вот-вот разорвется. Затем его улыбка дрогнула. Она покачала головой в ответ. — Не надо, — умоляюще сказала она. — Не меняй решения. Мы могли бы сделать так, чтобы все сработало. Это конечно не сравнится с личным ежедневным общением, но это уже что-то. В любом случае, это лучше, чем сейчас. Он громко фыркнул. — Уверен, что мы смогли бы. Но…, но я не могу. Я не могу так поступить с тобой, Лисбон. — Почему? Ты думаешь, я не буду этому рада? Ты думаешь, что я злюсь на тебя за то, что ты вот так ушел? Злюсь на тебя за то… за то, что ты сделал перед бегством? Он пожимает плечами и смотрит на свою галлюцинацию. — Я не знаю. Я не уверен, и впервые в своей жизни, я не могу тебя прочитать. — Но ведь ты знаешь, что я волнуюсь за тебя, верно? Что я думаю о тебе каждый божий день. Он кивает и смотрит вниз на разделяющий их песок, ее пальцы лежат недалеко от его собственных. — Тогда почему ты не звонишь, чтобы развеять мои страхи? — шепчет она. — Я отнял у тебя слишком большой отрезок жизни. После всего, что ты сделала для меня, я задолжал тебе новую жизнь с чистого листа. — Может быть я не хочу эту новую жизнь. Может быть, я хочу лишь того, чтобы ты, идиот, вернулся. — Ты должна двигаться дальше, — громко заявил он. — Я… я надеюсь, ты этим и занимаешься. — Нет, ты не надеешься. И ты знаешь, что я все еще думаю о тебе, — решительно сказала она. Он встречается с ней взглядом, а затем всматривается в ее лицо. Из уголка его глаза стекает слеза. — Я никогда не хотел, чтобы это произошло, — тихо говорит он. — Я не хотел… — Чего? Чтобы возникли чувства? Думаешь, можно как-то этого избежать? Что ты от этого застрахован? Ты в течение многих лет пытался запереть их, и на некоторое время ты почти убедил себя, что тебе это удалось. Почти. Но теперь ты знаешь наверняка. Ты знаешь, что любишь меня, Джейн. Каждый день, чем дальше мы становимся друг от друга, ты все больше и больше в этом убеждаешься. Ты боишься, что я не чувствую того же? Он вздыхает. — Я просто хочу, чтобы ты была счастлива. А я… я не тот, кто может сделать тебя счастливой, Лисбон. Если мы вновь выйдем на связь… я все для тебя испорчу. Ты будешь цепляться за кого-то, кто не сможет дать тебе то, чего ты заслуживаешь, и неважно, люблю я тебя, или нет. Боже, даже если бы я был там лично, я все еще не тот мужчина, который тебе нужен. Я словно… какой-то виртуальный собеседник. Она смеется. — По сравнению с некоторыми из моих бойфрендов, виртуальный друг мне даже больше подходит. И ты бы ничего не испортил. Мы, так же, как и прежде, могли бы быть друзьями, если ты не готов к романтическим отношениям… — Со временем ты захотела бы большего, — мягко сказал он. — А теперь… теперь… у меня нет уважительной причины тебе в этом отказать. Она опускает глаза. — Ты не можешь этого знать. Я была бы счастлива просто дружить с тобой. — Ненадолго, — добавил он осторожно. Она подняла голову, и в ее глазах заблестели слезы, словно отражающиеся от поверхности океана звезды. — Но для тебя дружбы было бы достаточно? Его печаль усугублялась с каждым словом: — Это все, что я могу себе позволить. На большее я не способен. Даже ради тебя. — Я в этом не уверена, — ответила она с грустной, но понимающей улыбкой, — потому что ты сам в этом не уверен. Он улыбается в ответ. — Ну, кто бы из нас что ни думал, полагаю мы оба обманываем себя насчет возможного будущего. Лично я виню во всем текилу. — Нет, я виню страх перед тем, чтобы вновь кого-то потерять, именно он не позволяет тебе по-настоящему жить. И чувство вины… Он словно обратился в камень. — Я больше не хочу это обсуждать. — Так перестань об этом думать. Он вздыхает и снова закрывает глаза. — Я не могу, — тихо говорит он, открывая их и вытирая непрошенную слезу. — Не… не сегодня. Еще это Рождество. Я ненавижу Рождество с тех пор как… — …умерла Шарлотта, — шепотом закончила она. Он кивает, делает глубокий вдох и выдыхает. — Просто… видеть веселье всех этих людей в этот вечер… Вместе с семьями… Празднования, споры. Обычные рождественские препирания и неурядицы, — он смеется. — В КБР всегда что-то происходило, что-то, способное отвлечь меня от всего этого. Или я мог отвлечься мыслями о… нем, если не было ничего другого. — Ты скучаешь по убийствам, — подколола она. — Я скучаю по тебе, — тут же ответил он. — Боже, Лисбон, как я по тебе скучаю! Вдруг по его щекам покатились слезы, и он уткнулся лицом в ладони. Он плакал, прижав к груди колени, отзеркалив позу, в которой рядом с ним сидела она. Он все продолжал, его приглушенные стоны эхом разносились по воздуху. Порыв ветра всколыхнул его кудри. Он представил себе, что это ее пальцы пробежались по его волосам, лаская кожу головы. Минуту-две спустя, он, глубоко вздохнув, успокоился. Ее голос был усладой для его ушей. — Ты плакал впервые после убийства МакАлистера. Он кивает и делает еще один тяжелый вдох, вытирая ладонями лицо. Его обручальное кольцо сверкает в лунном свете. Он поворачивает его на пальце. Один раз. Два. — И я впервые назвал его реальным именем, — он почесывает лоб. — Я даже не знаю, почему никогда этого не делал. — Потому что ты убил реального человека, а не какое-то мифическое существо, за которым охотился. — Он по-прежнему остается монстром. — Он был им. Но теперь он ушел. — Действительно ли? — прошептал он. — Смогу ли я когда-нибудь от него освободиться? — Только тогда, когда ты сам себе это позволишь. Возможно… возможно, ты просто не хочешь этого. На это понадобится время. — А возможно я никогда не буду готов. Может быть это время никогда не наступит. — А может быть наступит. Внезапно он рассмеялся: — И вот я вновь спорю с самим собой. Она тоже рассмеялась. Он затих. — Это помогло? Слезы? Это позволило выплеснуть часть эмоций? — После них я чувствую некоторую жажду, словно у меня обезвоживание, — с небрежной улыбкой говорит он. — Ясно, сейчас ты не хочешь об этом говорить, — отвечает она. — Нет, — и добавляет шепотом: — но я имел в виду то, что сказал до этого. Без тебя я чувствую себя потерянным. — Я знаю. Мне тоже тебя не хватает. Он поднимает горсть песка и позволяет ему проскользнуть сквозь пальцы. — Большую часть времени я чувствую себя таким же песком. Неустойчивым, дрейфующим вдоль берега изо дня в день, уносясь туда, куда подхватит меня ветер. — В течение многих лет ты использовал меня и Красного Джона в качестве своеобразного якоря к своей реальной жизни. Тебе понадобится некоторое время, чтобы приспособиться к жизни без нас. Он сухо кивает. — Я хочу, чтобы он исчез. Хочу избавиться от него, выбросить за борт. Но…, но тебя я отпускать не хочу. Я хочу еще крепче за тебя ухватиться. — Я не знаю, что тебе сказать. Он вполсилы рассмеялся. — Да, я тоже. Очевидно. — Вскоре я должна уйти, — обеспокоенно объявляет она. — Текила выветривается. — Знаю, — кратко отвечает он и смотрит прямо на нее. — Ты стала немного размытой по сравнению с тем, какой была, когда только появилась. Странно все это, не так ли? Что выпивка заставляет тебя казаться более четкой, а все прочее делает размытым. Она улыбается. — С тобой все будет в порядке? — А разве я не в порядке? — уверенно заявляет он. — Не лги мне, Джейн. Или себе. — Я постараюсь, — сказал он и уточнил: — Как говорится в старой поговорке: «Тише едешь, дальше будешь». — Ты не станешь мне звонить, верно? И неважно, сколько раз мы будем это обсуждать. Он качает головой: — Нет. Хотя было приятно представить себе это и обсудить с тобой. И так всякий раз, когда мы об этом говорим. — Тогда, возможно ты придумаешь что-то еще. Другой способ выйти на связь с реальной версией меня. Может… может это поможет тебе отказаться от этой галлюцинации. — Но она мне нравится, — улыбнулся он. — Тем более я могу одевать тебя как пожелаю и вкладывать в твои уста любые слова. Она вздернула бровь. — Да, я знаю, как тебе нравится меня наряжать. Помню, месяц назад, после слишком большого количества виски, ты одел меня в обтягивающий кожаный наряд женщины-кошки. Он ухмыльнулся. — Справедливости ради, Лисбон, отмечу, что в ту ночь в мотеле показывали Бэтмена. Куда же еще могло завести меня тогда мое воображение? Ты была… ты была очень соблазнительной. Она покачала головой. — Мдаа. Насколько я правильно помню, тем вечером ты был не слишком многословен. Большую часть времени ты просто на меня пялился. Он отвел взгляд и смущенно усмехнулся. — Есть какие-нибудь правила для извинений перед галлюцинациями за крайне неуместные мысли? Она захихикала, но спустя пару секунд вновь помрачнела. — Но я серьезно, Джейн. Ты слишком часто делаешь все, чтобы представить меня рядом с собой, чтобы разговаривать со мной. Большое количество выпивки не помогает нашим беседам, ведь ты едва способен соображать. — Я не могу представить тебя так ясно, когда я трезв. Мой высоко функционирующий мозг просто этого не позволяет. И я, по крайней мере, не принимаю белладонну, чтобы добиться этого, Белла Донна*, — усмехнулся он. — Я не поддамся твоему обаянию, Патрик Джейн. И ты не сможешь меня этим отвлечь. Если ты и дальше будешь так продолжать, то окажешься близко к тому, чтобы полностью отрезать себя от реального мира. — Знаю, — спокойно ответил он. — Ты не должен позволить этому произойти. Только не снова. И поблизости нет ни одной психушки, чтобы помочь тебе это пережить. Он кивает. — Ты права. Я знаю, что слишком много пью. Просто, только так я могу увидеться с тобой. А в этом… в этом-то и кроется вся проблема. — Ты самый умный человек в комнате, не так ли? Придумай что-нибудь другое. — Хорошо. Хорошо, я придумаю. Теперь она стала едва различимой, почти растворилась в глухой ночи. Он наблюдал за тем, как с каждым мгновением она все больше и больше исчезает, и сосредоточился на ее лице, пока на месте веснушек не появились песчинки, а вместо белой кожи и вишневых губ – черная ночь. Ее темно-изумрудные глаза были последним, что от нее осталось, и он впился в них взглядом в попытке растянуть время, проведенное вместе с ней. Затем и они растворились в небытие.

***

Он вздохнул, встал на ноги и стряхнул с одежды песок. Он чувствовал себя истощенным, как и обычно после одной из таких встреч, и ждал, когда на него вновь навалится волна одиночества. И так и произошло, когда его ног коснулась волна. Он как раз вовремя поднял вверх свои ботинки. Бутылка текилы упала на бок, и ее содержимое смешалось с морской водой. Он с этим покончил, по крайней мере, именно так он себе и сказал, когда наклонился, чтобы поднять бутылку. Она уже выполнила свое предназначение. И он обещал мнимой Лисбон, что будет держаться подальше от алкоголя. Он надеялся, что сможет выполнить это обещание. Он посмотрел на прозрачную бутылку, а затем на океан. Вновь повторил этот жест, и его глаза задержались на них обоих на более длительное время. Его губы тронула небольшая улыбка, когда он представил себе письмо, заправленное внутрь бутылки, то, как он бросает сосуд с борта корабля в воду, и течение каким-то неведомым образом сквозь тысячи миль приносит его Лисбон. На долю секунды он поддался своей фантазии. Но это почти невозможно. Один шанс на миллион. Возможно, даже один или два на десяток миллионов. Его улыбка стала еще шире, когда он понял, как разительно сможет увеличить свои шансы на успех. К счастью для него, в деревушке было почтовое отделение. И сразу после Нового года оно вновь откроется. Пока он шел обратно к центру города, он уже придумал, что найдет какой-нибудь блокнот и разработает способ доставки к ней писем. Он усмехнулся – впервые за последние шесть месяцев у него появился идеальный план, который тот час же можно было исполнить. КОНЕЦ ______________________________ *Белла Донна (Bella Donna), — в переводе с итальянского «красавица».