long-tongued little rotter

<У Чонгука внутри всё замирает от страха и предвкушения.> У них с Юнги так давно ничего не было - проклятые записи, аранжировка, фотосеты, реклама, фанмиты и прочее выматывающее до дробных капель пота на висках и до мгновенного выключения, едва только кровать замаячит вдалеке манящим райским островком. Юнги не касается младшего вне собственной зоны комфорта - своей комнаты (наверное, потому, что боится чужих порицающих взглядов - но нет, нет, нельзя об этом думать; о причинах действий Юнги Чонгук размышлять не будет, к черту это, он не фанат самокопания), а макне изнывает от желания ощутить тонкие пальцы жестко сжавшимися хотя бы, боги, хотя бы на своем предплечье, ногти - царапнувшими по коже шеи, губы - в дюйме от своего лица и дыхание - так, чтобы вызывало мурашки. Юнги стерва. Юнги его, его, его самый охренительно крутой хён, и всё, что он делает, имеет особый смысл. Чонгук честно пытается заставить себя не сомневаться в этом. Юнги подошел к нему сегодня после записи на радио и сказал с расстояния ебучих трех футов между ними: - Приходи сегодня. И теперь <У Чонгука внутри всё замирает от страха и предвкушения.> Он стоит перед комнатой Юнги и держит ручку двери так, как мог бы сейчас держать его, хёна, руку - крепко, нежно и доверчиво. Чёрт, ему страшно. Ему хочется узнать, что будет. Юнги опять проявляет недюжинное нетерпение и сверхъестественные способности ощущать младшего даже тогда, когда его не видит (Чонгук через узкую керамическую щель засовывает это умение хёна в копилку того, почему подчиняется ему). - Заходи, мелкий. Чонгук заходит. В комнате сумрачно, почти темно, но всё, что нужно видеть, Чонгук видит. Юнги напряжён, хотя хочет казаться спокойным и расслабленным - он совсем глупый, если думает, что младший не изучил его вдоль и поперек и ничего не замечает в слепом обожании. Чонгук обожает - но совсем не слепо. - Привет, - говорит он, заставляя улыбку убраться подальше. От сладкого ожидания чего-то абсолютно потрясающего внутри бьют барабаны и посекундно вспыхивает пламя. Юнги говорит: - Ты сделаешь всё, что я скажу, - и Чонгук знает, что вопросительная, почти просящая интонация в голосе старшего ему точно не показалась. - Конечно, хён, - легко отвечает он, потому что, потому что, чёрт, отдавать свою волю в руки Юнги - это так же легко. Это так легко. Чонгук парит в невесомости. - Раздевайся, - приказывает Юнги, но голос у него нетвёрдый, будто то и дело хочет сорваться на крик или шепот. Чонгук вскидывает руки, чтобы стянуть с себя майку, но замирает сразу же, как только слышит хрипящее: - Медленно. Он поднимает глаза на Юнги и хочет верить, что ему точно так же хочется. Что он оттягивает удовольствие только для того, чтобы сделать его потом ещё ярче, ещё отчетливей. Чонгуку не нужна музыка - его собственная играет у него в голове в такт медленным задержанным выдохам хёна. Он плавно гнётся, стягивая с себя одежду; знает, что Юнги следит за каждым движением и тоже пропускает удары сердца с каждым открывшимся дюймом кожи, почти светящейся в темноте комнаты. Юнги молчит, и через некоторое время Чонгук оказывается перед ним обнаженным. Он тоже хотел бы посмотреть, как хён будет раздеваться для него, но пока что это непозволительная роскошь, придется довольствоваться тем, что есть. Юнги, наконец, поднимается на ноги и подходит ближе. Чонгук незаметно сглатывает - вот сейчас, сейчас!.. - но не делает ни шага вперёд, потому что Юнги не разрешал. - Ложись, - бросает тот, и Чонгук едва не стонет разочарованно. - На спину, - прибавляет Юнги после пары секунд раздумий, и протягивает руку. Чонгук не успевает удержать себя от того, чтобы протянуть свою в ответ, но натыкается не на чужие пальцы, а на резиновую игрушку. Окей, пускай так, он и не должен был, но теперь он делает шаг и пытается найти ладонь Юнги, чтобы после этого скользнуть пальцами вверх, умирая от нежности горячей кожи, которой так давно не ощущал. Старший отдергивает руку, оставляя фаллоимитатор в ладони Чонгука, и отступает назад, почти зло прошипев: - Не трогай. Чонгук удивлен и недоумевает: что случилось? Юнги всегда такой спокойный, уверенный, он никогда не срывается и не позволяет чувствам манипулировать собой так явно, но теперь что-то надламывается в нём, и младший, кажется, видит нечто, не предназначенное для его глаз. - Ложись, - повторяет Юнги чуть громче, и голос у него становится тяжелее и железнее, так что Чонгук понимает: лучше подчиниться сейчас. Он ложится на кровать спиной, как и велел Юнги, и расставляет согнутые в коленях ноги, открывая обзор. Юнги довольно выдыхает, садясь напротив - ему нравится, когда Чонгук угадывает его желания и предупреждает следующий приказ. - Подготовь себя, - говорит он почти неслышно и кивает на тюбик смазки, лежащий рядом на простынях. Чонгук хочет, чтобы Юнги сделал это сам, и он всё ещё не понимает, почему тот не делает попыток прикоснуться, ведь он же... он же - тоже!.. но вовремя напоминает себе - Юнги всегда прав, у Юнги всегда есть план. Чонгук выдавливает прозрачный гель на пальцы и ведет рукой вниз, скользко проехавшись от яичек к туго сжатому кольцу мышц. Юнги ждёт, задержав дыхание - Чонгук проникает пальцем внутрь, но всё это так странно, так слишком не так, как обычно у них происходит. Чонгуку мало, ему не хватает необходимой жесткости. Юнги не стал бы жалеть его, он сделал бы всё резко и быстро, так, как младшему сейчас надо, чтобы сердце подскакивало до горла и заходилось в пляске в ритме электро. Чонгук просовывает второй палец и разводит в стороны, намеренно провоцируя Юнги на близость, но тот только неровно вдыхает и сорванно дышит после, так что дыхание выдает его непроизвольную дрожь. Расстояние между ними делает воздух в комнате холодным, хотя кожа у Чонгука от стыда и желания горит почти - еще чуть-чуть, и под пальцами хёна она воспламенилась бы точечными языками огня. Может, поэтому хён не касается?.. - Вставь, - приказывает Юнги, и Чонгук делает. Он шире разводит колени и пропихивает игрушку внутрь почти полностью, не отрывая взгляда от старшего. Чонгук возбуждён без единого к себе прикосновения, и, чёрт возьми, Юнги должен что-нибудь с этим сделать! - До конца, - говорит Юнги, и его голос почти не слышен. Чонгук исполняет. Он вставляет фаллоимитатор глубже, чувствуя пальцами горячую плоть вокруг, и начинает двигать рукой ритмично, проклиная Юнги за то, что ничего не делает, и себя самого за то, что его это возбуждает. Лоб под челкой мгновенно становится влажным, над верхней губой появляется испарина, и Чонгук мечется и просит без слов: "Ну же, чёрт тебя дери, подойди ко мне, коснись меня!" Он ведет свободной рукой по собственному торсу, гладит вершину соска, сжимает его в пальцах, крупно вздрагивая, и умоляюще смотрит на Юнги, выстанывая "Хён" тихо и беспомощно. Юнги остается на месте. Он желает (Чонгук даже после нескольких попыток не назвал бы это по-другому): - Я хочу, чтобы ты кончил без рук, - и младший сжимает зубы так крепко, что отдаётся в висках, перед тем, как, наплевав на все не оговоренные правила, твёрдо ответить: - Нет, хён. Юнги замирает. - Что? - чересчур громко хрипит он. - Нет, - повторяет Чонгук, останавливая всякие движения. На несколько мгновений повисает липкая, как гель на пальцах, тишина, в которую умещается всё - страх Юнги (страх! Юнги!), смело-напуганное желание Чонгука и еще несколько бесконечностей времени, которое один проводит не касаясь, а другой - отчаянно этого прося. Чонгук не выдерживает первым. - Юнги, Юнги-хён, пожалуйста, ну пожалуйста, я хочу тебя, я хочу твои пальцы, твои губы, пожалуйста, иди ко мне, я всё сделаю, тебе же нравится, как я это делаю, хён... - Болтливая маленькая дрянь, - Юнги обрывает его резко, покорно (нет же, вовсе не! покорно) поднимается на ноги и идет ближе. <У Чонгука внутри всё замирает от страха и предвкушения.> Юнги протягивает руку и размазывает по головке чужого возбужденного члена каплю смазки. Чонгуку хочется выть в голос, когда он говорит: - Блядская течная сучка. Чонгук целое долгое мгновение не понимает, за что Юнги так ненавидит его. Чонгук понимает это потом - Юнги ненавидит за то, что любит. У Юнги никто не должен вызывать таких чувств, а вот Чонгук - вызывает. И это неправильно. За это надо наказать, наказать Чонгука, вот так - издевательством, сладкой пыткой, запретом дотронуться, наказать так, чтобы он перестал делать то, что делает, чтобы он не вызывал чёртовы фейерверки в голове у Юнги. И Юнги, и Чонгук - оба знают, что не перестанет. Чонгук повторяет тягуче, со стоном: - Пожалуйста, - и Юнги сдаётся. Он ложится на него сверху в одежде, неприятной не от того, что сделана из жесткой ткани, а потому, что отделяет жаждущую обжигающую кожу от другой, жаждущей еще больше. Чонгук чувствует желание Юнги на уровне своего живота и напрягается неосознанно. Юнги впивается поцелуем в губы младшего - терзает, кусает, не отпускает даже тогда, когда чувствует кисловатый привкус крови, а сам в это же самое время делает так, чтобы Чонгук нахрен сходил с ума - сжимает его член жестко, крепко, тянет, так что младший вскрикивает в поцелуй, а потом спускается по его телу ниже и, не убирая руки с его плоти, с трудом просовывает один палец рядом с игрушкой и сгибает. Чонгук кончает сразу же, долго и болезненно (болезненно прекрасно), несмотря на сжимающие у основания пальцы. У него кружится голова, хочется целовать Юнги руки и спать, но старший строго заявляет: - Чёрта с два. Мы еще не закончили. Он, похоже, действительно разозлён неподчинением и возбуждён (этим же?..) до предела. Он стягивает штаны с бельем и отбрасывает в сторону, а сам, расставив колени, становится так, что его член оказывается напротив чонгукова лица. "Хотел - получай", - говорит Юнги молча и яростно, и Чонгук с готовностью принимает. Он берёт глубоко и жалобно стонет, когда старший толкается еще глубже. Юнги опирается на руки и двигает бедрами, трахая Чонгука в рот, и безуспешно давит внутри невысказанные честные наизнанку слова: - Мелкий, блядь, какого хуя ты такой горячий?.. Чонгук ответил бы, если бы не был занят, честно. Юнги кончает ему на лицо с протяжным низким стоном и растирает большим пальцем бело-прозрачное семя по его щеке. Чонгук жадно вдыхает пахнущий сексом воздух и смотрит прямо хёну в глаза. - Не лишай меня себя, - просит младший, не отводя взгляда, и в этот раз, только в этот, его просьба звучит как приказ. Усталое и удовлетворённое притворно строгое "Fuck you very much", когда Юнги ложится рядом, звучит как "Я ненавижу тебя, мелкий, но - больше никогда".