Второе марта

Ранняя весна. Миро дышит в морозный воздух, освежая собственные легкие. Кажется, от доступа кислорода мышление должно активизироваться. Он давно не проветривал у себя дома, да и стены будто бы впитали в себя затхлость и застой с пылью. Пора освежиться, побаловать собственный истощенный организм и измученный раздумьями разум. Он надеется, что оделся по погоде. Холодный ветер все еще пронизывает до самых костей, кончикам пальцев рук безумно холодно в кожаных перчатках, но, тем не менее, ногам жарко в шерстяных носках под теплыми зимними ботинками. В шапке очень жарко, а без нее – холодно, так что Федоров отдает предпочтение капюшону толстовки. Ноги будто сами приводят его к этому тихому озеру. Мирон осматривается вокруг: его окружили голые ветки деревьев, покрытые инеем. Тонким слоем снега припорошена земля и замерзшая почва. Ни единой души рядом – одиночество раскрыло свои объятия, перед этим приветливо помахав ручкой. Черт, живописно! В такую рань никому бы и не пришло в голову наведаться сюда. Мирон подходит поближе к берегу и самым кончиком носка ботинка щупает тонкий лед на границе с песком. Он ломкий, хрупкий, непрочный, и тут же раскалывается, смешиваясь с холодной водой. Невольно мужчина усмехается: ему это кое-что напоминает. Он, словно неусидчивый ребенок (точно в заднице детство заиграло), вытягивает ногу чуть сильнее и ворошит всей подошвой слой льда потолще. Сломать его сложнее, но удается в считанные секунды. Раз-два, и в сердце раскрашивается маленький фрагмент. В его чувствах все также нестабильно, как ранней весной на озере. Всплывают воспоминания, но он старается их разломать, снова и снова продавливая замерзшую за холодную зиму далеко не кристально-чистую воду. Да, в их чувствах тоже есть и подтексты, и грязь. Все так призрачно, буквально держится на честном слове. Держится на его попытках и его молчании. Когда появляется хоть малейшее объяснение или намек на адекватное завершение их конфликта длиною в пять лет, а морозец крепчает, и кромка льда становится хоть немного, а прочнее, Миро снова прошибает ее, без малейшего сожаления ломая лед и заставляя обломки смешиваться с водой в противную и холодную кашу. Он с такой яростью лупит по льду у берега, что мочит ногу. Мокрый носок липнет к холодной коже, стопой Мирон чувствует липкую влагу и холод. Он достает телефон и заходит в Камеру. – Что ж, ты добился своего. Я очень жду тебя в «семнадцать ноль три» в этот понедельник. Мирон заставляет себя удалить это дурацкое видеообращение. Хинтер застрял в его воспоминаниях, въелся в них невыводимой ржавчиной, но он не даст ему проникнуть в железо его залатанного сердца еще раз. Свежий воздух слишком сильно разворошил его мысли. Пора домой.