***
- Юри! В мастерскую влетает Виктор, чуть не снеся своего мастера. Юрий, наблюдающий за этим всем, сплёвывает. Ему не нравится Виктор – он выглядит как взрослый, он выглядит как человек. - Что такое? Юрию не нравится, каким его сделал мастер. Почему он маленький? - Юри, а ты любишь меня? – сделав умильные глазки, вопрошает Виктор. - Конечно люблю, к чему такие вопросы. - Соседская парочка всё время говорит о любви. Но что это? Юрий навострил уши. Хоть у него больший срок эксплуатации, он до сих пор не понимает некоторых человеческих чувств. Кацуки задумался, не переставая шлифовать детали. - Любовь – это когда для тебя не существует мира, где нет кого-то или чего-то. Без этого ты не можешь прожить и дня, не заплакав и не свернуться калачиком в тёмном углу от безысходности. - А что ты любишь? – снова спрашивает Виктор, кладя свой подбородок на голову мастера. - Я люблю этот дом. Я люблю мастерскую. Я люблю вас. - Вай! Я тоже люблю тебя, Юри! – кричит Виктор, неожиданно убегая куда-то. - Что это с ним? – спрашивает у самого себя Кацуки. - Эй, - привлекает внимание темноволосого Юрий, спрыгивая на стол перед ним. – Сделай мне другое тело, более взрослое. Юри непонимающе смотрит на него. Что он сделал не так? - Тебе не нравится своё? - На кой я такой маленький? Я же ничего не могу сделать! Я… Слова «Я хочу быть таким же высоким как Виктор» застревают в горле. Что-то мешает ему это сказать. Юрий не знает, что это. Разум куклы не хранит такого понятия. Юри встаёт со стула, и приседает так, чтобы их глаза были на одном уровне. - Ты – моё первое творение. Мой маленький кусочек детства, моя маленькая сказка. Ты прекрасен такой, какой есть, - вздох. – Но, если ты так хочешь, я сделаю тебя чуть взрослее. Шёлковое сердце, запущенное магией чародея, от чего-то взбойнуло. От чего же оно болит?***
- Когда я просил сделать меня взрослее, я имел ввиду не это, - насупившись, произнёс Юрий. Он был всего по грудь Виктору. За что? - Теперь ты у нас больше не мужичок с ноготок? – хохочет Виктор. - Захлопни хлеборезку! Юрий зол. Этот дылда всё так же смотрел на него сверху вниз. Единственная радость, что он может вломить ему, не заморачиваясь внешним видом. - Не надо ругаться, - попытался успокоить их Юри. – Лучше пойдёмте. Пора вам техосмотр устроить. Юрий любит руки своего мастера. Вопреки всем разговорам о том, что кукольники не следят за кожей, она у него нежная, мягкая. К ней хотелось прикасаться, ластиться, как маленький котёнок. Он уже давно хотел это сделать, но всё откладывал. Что мешает сделать ему это сейчас? Потянувшись, Юрий вцепился в мастера руками и ногами, на подобии того загадочного животного с картинок. Панда, кажется. - Ю-Юрий? Кацуки сидит весь красный, не в состоянии понять, что Юрий делает. Сколько он себя помнил, его творение подобным образом себя не вело. Неужели он сам того не замечая, что-то перенастроил? - Вай, у нас день обнимашек? – кричит Виктор, обнимая сразу двоих. – Я вас обоих люблю! - Уйди, дылда! – негодует Юрий. – Сейчас не твоя очередь. - Тю, Юра злой…***
- Юри, - тянет Виктор, разлёгшийся на диване. – Почему мы не такие? Кацуки, стоявший у плиты и готовивший обед, обернулся, озадаченно смотря на Виктора. Несмотря на то, что эти два чуда чудные были куклами, они питались человеческой едой. Особенно Юрий, уплетавший за троих. Они чувствовали, хотя сами не могли объяснить, почему что-то болит, почему голова тяжелеет, почему порой хочется что-то разнести и что это за вода течёт из глаз. - Это всё магия, - отвечает кукольник, вновь поворачиваясь спиной. – Она дарит вам то, что недоступно другим. Вы видите мир под другим углом, нежели другие творения. Разве это плохо? - Получается, твоя магия особенная? – Виктор чуть приподнимается, кладёт подбородок на спинку дивана. - Наверно, - его мастер улыбается, это слышно по интонации и маленьким искрам магии в чёрных волосах. – Хоть я и не считаю себя кем-то особенным. Просто это моя магия. Магия – воплощение чувств, вдохновения, впечатлений. Создавая вас, я обещал, что буду заботиться о вас, лелеять вас, любить вас. Наверно, природа посчитала, что этого достаточно для чувств. По искусно сделанному телу прокатилась тёплая волна. Виктор готов был обнять весь этот мир. Его вновь переполняет непонятное чувство. Кажется, в том словаре оно описывалось как «радость»? Он готов смотреть на своего мастера вечность. Этот маленький волшебник сам не понимает, насколько невероятный. Своими ладошками он вытачивает очередные шедевры, не замечая этого. Глупы те люди, считающие творения его мастера – не втискивающийся в систему брак. Сами они брак. Виктор вскочил, перепрыгнул диван, и подобно Юре недавно, повиснул на мастере. - Время обнимашек! – восклицает он, прижавшись ещё сильнее к человеческому, живому телу. - Эй! – кричит вывернувший из-за угла Юрий. - А ну быстро скрылся в туман, чудила-переросток! На языке вертится фраза, подчёркнутая из одной книги. - Зависть – плохое чувство, Юра, - и показал язык. Если бы Юрий был человеком, у него бы вздулись вены. А Витя счастлив. Он чувствовал себя полным. Интересно, он может называть себя человеком?***
Юри хочет заплакать, но он не может позволить себе такой роскоши. Сегодня опять приходил тот самый человек, заказавший у его покойного мастера шедевр. Только в этот раз клиент потребовал продать ему Виктора и Юрия. На заявление, что они не продаются, он только хмыкнул и заявил, что продаётся всё. Это продолжалось вторую неделю, и интуиция, работающая у него как часы, советовала поторопиться. У него нет времени. Кукольник знал, что поступает по-свински, как любит говорить Юрий. Но другого выхода он не знал. Кацуки не может с собой ничего поделать. Он всегда решал за других - вот такая у него плохая привычка. Позвав под предлогом техосмотра свои творения, Юри влил в них почти всё волшебство, погружая в сон. Эти двое ни в чём не виноваты. Они должны жить. «А ты бессовестно решаешь всё за них» - шепчет внутренний голос. Юри кладёт их в коробку, напоминающую гроб. Виктор и Юрий выглядят слишком волшебно, чтобы принять их за людей. Лежа в обнимку, они кажутся принцами зазеркальной страны, зачем-то решившими посетить их мир. «Простите меня, пожалуйста». Убрав коробку в самую надежную комнату в доме – подвал, Кацуки удобно уселся на стул в мастерской. Не смотря на знание того, что должно произойти с минуты на минуту, в его маленькой, личной стране всё так же летает волшебство. Сейчас это просто маленькие искорки, остатки того, что кукольник отдал своим творениям. Но оно есть. Улыбка бежит по щекам. 3… 2… 1… Тело обволакивает обжигающее пламя взрыва.***
Сколько времени прошло с того момента, Виктор не хочет знать. Его тряпичный шарик, заменяющий сердце, болит. Юра разнёс всё, что находилось в комнате. Виктор его прекрасно понимал. Ему самому так хотелось поступить, но тело отчего-то не хотело вставать с дивана. Нашедший их человек, представившись Яковом Фельцманом, рассказал, что прошло почти три века с момента вхождения в сон. Что их мастер погиб сразу и не страдал, когда его дом взлетел на воздух. Из глаз опять течёт странная жидкость, кою люди именуют слезами. Треклятый шарик тянет куда-то вниз, и Витя ничего не хочет. - Останетесь пока здесь, - вздыхает Яков. – Потом решу, что с вами делать. Следующие дни тянутся как остывшие макароны. Ни Виктору, ни Юрию ничего не интересно. В принципе, всё закономерно – из всех людей их объектом интереса был мастер. Живой, тёплый, мягкий и домашний. Им не составит труда продолжить список достоинств этого человека. Только кому это сейчас нужно? Через какое-то время Виктор, бесцельно бродивший по квартире, замечает фотографии с фигуристами. Красивые люди сияли в своих костюмах. Было даже странно, что это – люди. В голове вспышкой раздался голос мастера: - Фигурное катание – тоже своего рода магия. Люди на льду способны создать невероятной красоты танцы, западающие в сердца зрителей. Это незабываемое зрелище. Как-то раз я видел такое. Это невероятно, Виктор. Данное магией сознание подсказало, что Яков говорил, что является спортивный тренером. Пришедший домой Фельцман был крайне удивлён решительным лицом живой куклы.***
Проходит ещё пара лет, с тех самых пор, когда они проснулись. Виктор Никифоров и Юрий Плисецкий ворвались в мир фигурного катания как русские в Берлин - с громом, молниями и оглушительными рукоплесканиями. Они брали первые места так, будто им это ничего не стоило, пододвигая прежних фаворитов с их ступенек. Виктор купался в том волшебстве, о котором рассказывал мастер. Находясь на льду, он чувствовал, как оно проникало в него, даря иллюзорное, что греха таить, спокойствие. Юра же… Юрий оставался Юрием, за что получил прозвище «Фееричная бестия». Новоявленный Плисецкий кричал, ругался и пинался на все проявления дружелюбия. Кстати о нём. Юрий отключился неожиданно, прямо перед произвольной программой в Китае. Как потом выяснилось, его магия была практически на нуле, и это грозило ему полным выходом из строя. В отличии от Плисецкого, Никифоров, отличающийся совершенством, получал энергию от человеческого тепла и процесса катания. Ему было однозначно легче. Яков уже не знал, каких богов просить, как к нему сам подошёл невысокий юноша в очках и предложил помощь в зарядке. Мужчина не смел отказаться. Потерять Юрия, к которому успел за эти годы привязаться, он не хотел. Да, кукла была своенравной, непослушной, готовая врезать за нечаянный взгляд, но это не отнимало недюжинного таланта. Размяв пальцы, юноша принялся за зарядку. Якову раньше пришлось видеть работу кукольников, но такого он не видел. Сверкающие нити энергии обвивали Плисецкого, впитываясь в искусственную кожу. Яркие искорки, игриво скачущие по маленькой раздевалке, оплетали выдохшегося фигуриста. Неужели ещё существует такое проявление волшебства? Стоило только этому закончится, как Юра открыл глаза и вскочил на ноги. - Вот блин! Надо же было так лопухнться! Вот отстой! Повернувшись к своему неожиданному спасителю, свернул глазами. - Я не буду тебя благодарить – сам полез. - Юра! – решил было одёрнуть мальца Фельцман, но молодой человек заговорил. - Не надо. Я не заслужил благодарности. Я должен просить прощения. Плисецкий непонимающе уставился на него. Тёмные волосы, красивые карие глаза, стрёмные по меркам этого времени очки, голос… Осознание того, кого он сейчас видит, накрывает лавиной. Чёртова вода течёт из глаз нескончаемым потоком, колени подкашиваются, и Юрий утыкается в плечо мастеру. - На кой хрен ты нас оставил? Мы же куклы, не люди! Выжили бы! - А потом вас бы кто-то купил, - произносит Юри, гладя своего маленького фея по головке. – Я не хотел впутывать вас в это. Но наверно, сколько не проси, не простишь? - Вот Гран-При выиграю, к Витьке отвезу – потом и поговорим, - произносит Плисецкий, вставая с колен. – А ты смотри, как я всех нафиг порву! - Я буду смотреть только на тебя, Юрий, - отвечает кукольник, поднимаясь во весь рост. – Покажи свою магию. Не стоит удивляться, что в следующих этапах Юрий Плисецкий сверкает так, что этот свет ослепляет. А после выступлений юный чемпион несётся в зону слёз и поцелуев, где его ждут тренер и мастер.***
- Ты только посмотри, как он себя запустил, - голос Юрки звучит как через вату. Слух о том, что куклы не пьянеют – ложь и провокация. Ещё как пьянеют, если захотят. - Совсем уже стариком стал, - яд из голоса блондина можно сцеживать и продавать в больших количествах. – Что? Я не прав? Услышав тяжёлый вздох и ощутив мягкое касание пальцев на щеках, Виктор открыл глаза. На секунду ему показалось, что видит мастера. Насколько же сильно его похмелье? Но проходит секунда, вторая, третья, а мастер не исчезает. Больше – он гладит его по щекам, и маленькие искорки магии снова в его запутанных волосах. - Вроде всё нормаль… Юри не успевает договорить, как Виктор вскакивает с дивана и прыгает прямо на него. Логично, что они падают. - Ты долго, Юри, - шепчет Никифоров. - Прости, я не хотел, - гладит брюнет своё творение. - Теперь хер ты от нас так смоешься, - уверяет его Юрий, устраиваясь рядом. - Уже никогда. Кацуки не расскажет им, что те крохи магии, оставшиеся с ним, сохранят его память в следующем перерождении, и это направит его на поиски своих творений. Он не расскажет им, через что пришлось пройти, вспоминая их. Сейчас это не имело значения. Он здесь. С ними. Теперь всё на своих местах.