Можно и не отмечать.

      Ты-дыыыын, бьют огромные часы в первый раз.       Ты-дыыыын, во второй.       Мака лежит на заснеженной крыше, свесив руки и свою Косу, что уже наполовину человек, а потому тяжелее, чем в форме оружия. Соул держит ее за ладонь, выдыхает клубы пара и ежится, когда снежинки попадают за воротник. Задание выполнено, они не зря бегали за яйцом Кишина, две недели выслеживая его по сугробам, и замерзая, как собаки.       — Мы с этой погоней Новый Год пропускаем… — устало и сонно тянет Мака, одним рывком руки поднимая Соула на крышу. Он укладывается рядом, но руку не отпускает, то ли забыл вообще, то ли так привычнее, то ли еще что.       Ты-дыыыын, в шестой раз.       — Так-то он еще не начался, пока не полночь.       Крыша чертовски холодная, как бы не примерзнуть, чтобы потом пришлось поливать и отдирать. И как бы потом не поить простывшую Маку горькими лекарствами, от которых она будет плеваться и говорить, что все и так пройдет, и вести себя точно будет, как ребенок. Соул приподнимается на локтях; Мака переводит на него взгляд, но шевелиться отказывается.       Ты-дыыыын, в десятый раз.       — Пошли домой?       — До следующего года не кантовать. Не хочу двигаться. Все болит.       — Тебя понести?       — Будь так любезен…       Ты-дыыыын, последний раз, и в небе взрываются фейерверки.       Самое тяжелое, что есть в Маке — это ее ботинки, которыми можно, как кажется Соулу, убивать с одного пинка, а сама она худая, если не сказать тощая, хотя питается нормально и спортом занимается. И откуда в ней такой столько силы и отваги?       — С Новым Годом, Соул.       И не хочется даже как-то перепалки устраивать, говорить, что она толстая и тяжелая, или что он тащит ее, как мешок картошки. Да даже с крыши уходить не хочется, на ней тихо и спокойно, а внизу будут люди, которые точно обратят внимание, предложат помощь с порезами, или, чего доброго, найдутся пьяные компании, которым обязательно надо будет для профилактики втащить, а с Мастером на руках это будет проблематично слегка.       — С новым годом. Поспешим домой, пока Блэр не поняла, что нас нет, и не привела туда всю Чупакабру.       И родное плечо оказывается уютнее любой подушки, и мысли о том, что надо отмечать Новый Год уходят куда-то на задворки, это можно сделать и завтра, и послезавтра, и вообще в любой день и год. А таких вот спокойных и снежных ночей в жизни мало, ими надо пользоваться, их надо жить.       И, по возможности, с кем-нибудь делить.