Их разговор остался за кадром

      Тонкая рука девушки едва дотянулась до двери 311 номера, но не коснулась ее, так и замерев в воздухе. Даша уже минут десять сверлила глазами красную табличку с надписью "Don't disturb", даром что никто не приставал с идиотскими расспросами и не косил глаза. «Надоело стучаться в закрытые двери...» — вспомнилась горничной ванильная цитатка из соцсетей. Забавно, ведь Даше по долгу службы приходится это делать каждый день. Что же мешает постучаться ещё раз? Отсутствие униформы?       Героиней дня она так и не стала. Члены группы захвата в лице майора Крестова сдержанно поблагодарили молодую девушку за смелость и проявленную гражданскую ответственность, но убедительно попросили лишнего не разбалтывать до полного завершения операции. А Даша так надеялась, что начнёт спать спокойно.       По привычке огляделась. Никого. Вечерний «Элеон» давно не был так пуст и мрачен как сейчас, хотя обычно именно в это время у него начиналась вторая жизнь. Для полной картины только перекати-поля не хватало из вестернских фильмов про ковбоев. Число постояльцев заметно сократилось после случившегося этим днём; пакуя чемоданы, они на чем только свет стоит проклинали руководство этой «богадельни». Метко брошенное слово так понравилось прессе, что уже завтра оно обещало пестрить в заголовках топовых журналов столицы. Чёрный пиар, конечно, все равно остаётся пиаром, вот только дорогое это удовольствие даже для такого гиганта как «Элеон». Одна надежда теперь на капитал его экс-хозяйки. Элеонора Андреевна первым же рейсом вылетела из Петербурга в Москву, успев кратко высказать все, что думает о своём «драги нећак», и намекнула на наложение санкций против него. Действительно, беда не приходит одна.       Надо было решаться: либо вперёд, либо назад. Уверенный стук в дверь. Не дождавшись ни фривольного «войдите», ни самого явления Христа народу, горничная вынула из кармана металлическую карточку-ключ, распахнула дверь и оказалась по другую сторону. Мягкий полумрак сразу поглотил ее. Затем в нос Даши резко ударил терпкий запах коньяка или виски. Ну, просто в свои 24 года она так и научилась их различать. Собственно, и не жалела об этом. В общем, алкоголем пропах весь номер, а Даша ещё с детства не выносила этого запаха: на невербальном уровне она помнила, что он всегда сопровождался перебранкой отца и матери на кухне. С приходом в спорт он стал ещё противней.       — Что, не понятно написано?! Ићи дођавола! — устало выругался владелец люкса, не глядя в ее сторону.       В потёмках ей показалось, что хозяин отеля с горя принялся за старое и помимо дорогой выпивки рядом с ним покоится «недорогая» красоточка, но это было всего лишь свернутое одеяло. Даша поймала себя на мысли, что в глубине души испытала облегчение, но по привычке ее отогнала. «Я всего лишь пришла извиниться, ни больше, ни меньше».       — Хорошо, я зайду завтра, — как можно невозмутимее протараторила Даша и развернулась на каблуках.        Голос показался лежащему донельзя знакомым, и мужчина быстро остановил горничную. Их взгляды встретились. Некоторое время он молча оглядывал ее, а потом сказал:       — Мой любимый сон... Я требую продолжения!       Плывущий взгляд Павла Аркадьевича, сладко потянувшегося на кровати в сером халате, после привычного блуждания по худосочной фигуре девушки сфокусировался на ее строгом лице.       — Ты снова пьян, — Даша скрестила у груди руки.       — Нет, тогда ты мне другое говорила, — хрипло и слегка разочарованно пробурчал он, поднимаясь с постели. На выдохе он воскликнул:       — Ты!       — Ждал кого-то другого?        Хозяин отеля нашёлся не сразу, что не ускользнуло от Даши. Может, он действительно не ожидал?       — Так-так-так... Госпожа горничная ревнует? — он самодовольно улыбнулся и, наслаждаясь ее кислой миной за такое прозвище, продолжал: — Ну ладно-ладно, а то ударишь ещё. Присаживайся, дорогая, поговорим за жизнь, о том, о сём...       Быстрым движением руки он по-хозяйски указал на разложенную постель, приглашая ее есть. В идеале даже лечь. Даша не шелохнулась. Она уже морально подготовила себя к потоку желчи и сарказма, который не заставит себя ждать, и с вызовом вздернула острый подбородок. Как в институте на ИнЯзе, когда вредный старикашка начинал заваливать своенравную студентку на экзамене. Павел Аркадьевич подошёл к журнальному столику, на который ещё пять минут назад ставил янтарную бутылку брендового виски и принялся наполнять бокалы.        — Я не буду, спасибо.        — Зря, — равнодушно пожал плечами хозяин люкса. — In vino veritas*... Ну, а я выпью!       Залпом опустошив свой бокал, он потянулся было к следующему, но собеседница решительно вырвала прозрачную бутыль и стакан из его руки и поставила обратно. Павел Аркадьевич буркнул что-то недовольное на родном языке, а после уже с интересом следил красными, как у кролика, глазами за каждым ее движением.       — Столько пить вредно, но это во-первых. Я человек прямой, поэтому давай начистоту. В общем... Неудобно получилось, ну и вчера тоже. Я шла к тебе, честно, но...       Павел Аркадьевич остановил ее движением руки.        — Важи, не треба! Это я уже слышал, — недовольно проговорил хозяин отеля с сильным акцентом на «о». Он встал прямо за спиной Даши и, накрыв своими непривычно широкими ладонями ее плечи, уже на ухо говорил ей:       — Ни одного раза не поверю, чтобы ты повелась на его бабло. Ты не из... "таких". Потом, ну он страшный, старый... А я молодой, красавчик, сексуальный. Не понимаю, — полутрезвые рассуждения Павла Аркадьевича зашли в тупик, и он щенячьими глазами уставился на нее. — Почему он?        — Выслушайте меня, пожалуйста, — сквозь зубы процедила она, вырываясь и поворачиваясь к нему лицом. — Я всего лишь выполняла задание, которое Вы умудрились испортить! Зачем было устраивать этот концерт?!       Павел Аркадьевич недоверчиво прищурился и в своей обычной подразнивающей манере слегка склонил голову набок.       — А ничего, что это мой отель и я типа должен быть в курсе?! — указывая себе на грудь, с нажимом высекал слова Павел Аркадьевич. Его прежняя непринуждённость постепенно сходила на нет. — Вы молодцы, нахреновертили тут, а мне разгребать. Отель в долгах, но ничего, у Паши много денег!       Горничная слушала его, сцепив руки в замок так, что костяшки забелели сквозь кожу. Отчего-то ее особенно заинтересовал заусенец на большом пальце...       Нет, она понимала, что здесь хозяин отеля был прав. Раньше надо было все ему рассказать, и она бы это сделала, если бы ее не остановили те двое из банды Алёхина. А ещё она понимала, что можно было решить проблему по-другому, да и вообще отказаться от сомнительной операции. Вечно тянет её всех спасать...Она ведь серьезно рисковала, и не только собой! Можно было, как настаивала Юля, потратить деньги на себя, а лучше — раздать родственникам в родном Волчанске и купить бабушке путевку на Минеральные Воды... Да мало ли на что можно потратить лимон евро! Даша не скрывала от себя, что одно время склонялась к мысли о приватизации злосчастной суммы, особенно под влиянием своей рыжей подруги. Она бы смогла и не парилась. А Даша — нет. В этом они сильно различались.       Павел Аркадьевич опрокинулся на кровать и устремил стеклянный взгляд в потолок. Рой мыслей жужжал и в его голове. Он предвкушал завтрашний день, приезд тёти, которая точно церемониться с ним не станет, а то и вовсе отберет отель. Теперь уж не до шуток. Придётся мести дворы...или на панель. Подумав об этом, мужчина невесело заулыбался. Нет, это крайние меры. Может, хоть белл-боем оставит. В идеале же хотелось верить, что тетя Эля все-таки сменит гнев на милость. Он понимал, что за напускной строгостью светская львица скрывает нежные материнские чувства. А ещё Паша понимал, что кроме неё он (особенно без отеля) никому здесь не нужен. Вон она, жизнь-боль. Господи, какие только мысли не лезут в пьяную голову!       Постель рядом с ним примялась — Дашина голова лежала на уровне его плеча. Говорить вслух обоим не хотелось. Девушка повернула к нему голову и вздохнула: ей по-человечески было жалко Павла Аркадьевича. Даше вообще одной из немногих была известна печальная страница жизни хозяина отеля, и что-то вроде сочувствия вкупе с пониманием проклевывалось в ней. «Вот оно какое, это одиночество в толпе»,— думала она, с тоской глядя на его бледное серое лицо, на котором местами проступала непобритая с утра щетина.       Молчание неприлично затянулось.       — Прости, — уже мягче произнесла Даша, изучая глазами татуировку в виде ветки древа на его плече, — я ничего не имею против тебя. Ты хороший и добрый человек.       Мысленно горничная уже хлопнула себя по лицу. «Ну не могу я красиво говорить о чувствах!» Впрочем, хозяину отеля будто бы понравилось услышанное. Если бы кто-то включил свет, то Даша смогла увидеть его порозовевшие щеки. За всю свою бестолковую часть жизни Павел слышал многое от женщин по части «откровенности». Откровенность Даши была другой, и это воодушевляло его. К тому же, она уже практически перешла на «ты», что особенно радовало.       — Не помню, когда мне это в последний раз говорили, — улыбнулся серб. — Но я польщен. Добрый Паша — мило.       — Да, — она закивала головой, всем корпусом развернувшись к нему. — Только скрываешь. Это ведь ты за меня слово замолвил перед Элеонорой Андреевной, когда мы, дуры, по пьяни сделку сорвали. Помог мне отомстить Майклу. Юлю не выгнал. Так что... не все в тебе прогнило.        — Ну да, я же моральный разложенец, — с обидой фыркнул Павел.       — Ты понимаешь, о чем я, — с нажимом парировала Даша. — Сам к этому пришёл. Веселая жизнь, бабы, выпивка... Ты не изменишься, раз тебе это так нравится.       — Тетя Эля номер два, — Павел Аркадьевич закатил глаза. — Нравится... Не думай, что все о мне знаешь.       — Не отрицаю. И все-таки тебе это нравится, — грустные нотки отчётливо прозвучали в ее хриплом голосе.       Мужчина, облокотившись о локоть, навис над ее корпусом. Морщинистая складка образовалась на его лбу.       — А сама-то в это веришь?       Рука Павла Аркадьевича поискала в темноте и накрыла собой ладонь девушки. Даша не успела убрать руку, и он поднёс ее тыльной стороной к губам. За окном номера пронзительно завыла сирена — и стремительно унеслась прочь, поглощенная столичным городом. Где-то там врачи борются за жизнь бедного Михаила Джековича, где-то там, рядом с ним, сейчас сидит его возлюбленная и ждёт… Где-то там человек несёт сумку с миллионом, из-за которого она, наконец, никуда не бегает от него. Разве мог Павел Аркадьевич ещё неделю назад предположить, что недотрога окажется так маняще близко, на его «ложе любви и страсти»?       Мгновение, секунда — чёрная бретель оголяет плечо для первых жарких поцелуев. Пальцы девушки сами тянутся к его шее и зарываются в пушистых, слегка вьющихся волосах. Повышается градус, в кровь выбрасывается адреналин. Тёплый свет торшера игриво переливается на разгоряченных телах, стремительно обретающих наготу...       — Сейчас ты опять уйдёшь, — флегматично констатировал Павел Аркадьевич, растягивая гласные. Даша все пыталась застегнуть верх блузы, но пуговицы, как назло, выскакивали из ее дрожащих рук.— А завтра скажешь, что это ничего не значит, я прав?       Даша опустила ладонь на дверную ручку.       — Да, я уйду. Мы как-то торопимся, — немного подумав, она продолжила: — Какие у нас отношения, если мы не доверяем друг другу, Паша! Прости, но я не верю... Люди не меняются, пойми.       Хозяин отеля не вытерпел. Закипела в нем горячая балканская кровь: он за секунду вскочил со смятой постели и встал в дверном проеме, перекрыв рукой ей путь. Желваки на его скулах упреждающе заиграли.       — Не доверяем?! Ты весь день от меня бегаешь, ничего не говоришь, потом я вижу, как вы полюбовно сидите вместе! — Ещё немного, и он был готов сорваться с шипения на крик. — Знаешь, мне не очень нравится, когда моя девушка мне врет!       — Знаешь, — в тон ему ответила она, гордо подняв голову, — а мне не очень нравится, когда мой парень думает только о себе! Спокойной ночи, Павел Аркадьевич!       Из коридора до Павла Аркадьевича ещё долго доносился каждый её уходящий шаг.