***
— Теперь мы муж и жена, — хохочешь ты, помахивая у меня перед лицом бумагой. — Осталось только разобраться, кто из нас кто. Усмехаюсь в ответ: «Гаси свет, Риша, сейчас разберёмся». Ты понимаешь это, как руководство к действию. Каждый твой поцелуй обжигает и опьяняет, и это так приятно, что мне всё равно, муж ты или жена. Ты мой, и единственное, чего я хочу сейчас — это чувствовать тебя, касаться и целовать… Ты смешно похрапываешь, прижимаясь ко мне, а я разглаживаю твои растрепавшиеся мокрые волосы и осторожно провожу пальцами по царапинам и засосам на твоей коже. Прости, я хочу быть нежным в постели, но твои стоны так заводят, что я совершенно теряю голову. За окнами вместо звёздной ночи — багровое небо, из стен тянутся окровавленные руки, злые глаза смотрят на меня из темноты. Но мне плевать. Плевать на жуткие завывания, на проклятия, которыми меня осыпают чудовища, на их ехидные шепотки. Рихард, мне всё ещё снятся кошмары. Но ты рядом, мой спаситель. И я точно знаю, что мне больше никто не навредит.***
Я выбираю обои для нашего нового дома. Ты лежишь у меня под боком и делаешь вид, что тебе очень интересно просматривать эти каталоги вместе со мной. Но я не в обиде, я уже сам всё распланировал, любовь моя. Главное — ничего белого, ни единого пятнышка. Есть ещё масса цветов на выбор, но ничего белого больше никогда не будет в нашей жизни. Мы переезжаем. На новоселье ты приносишь в дом белого котёнка. Я хочу тебя ударить, но понимаю, что толку от этого всё равно не будет. В этих мелких глупостях — весь ты. А я обречён терпеть тебя, несмотря на то, что ты дебил. Исчадие ада я всё-таки отношу в приют через несколько дней. Прости, Рихард, но у нормальных котят не бывает длинных жёлтых зубов с застрявшими между ними комками шерсти рыжей соседской собачонки.***
Наше первое Рождество. Господи, что ты сделал? Видеть не могу эти шары и искусственный снег на подоконнике. Я же просил, чтобы ничего белого не было в доме! В конце концов до тебя доходит, в чём дело. Ты заменяешь белые шары на золотые, но уже поздно. Я смотрю на щупальца, что тянутся ко мне с потолка нашей уютной гостиной, и мило улыбаюсь своему двойнику. Рихард, я всё ещё безумен. Но ты никогда не узнаешь этого, ради твоего же блага.***
Я протягиваю Крэпу и Флюксу приглашения на свадьбу. Крэп в шоке, а выражение лица Флюкса невозможно описать никакими словами. Он с презрением, как нечто липкое и противное, берёт у меня небольшой голубой квадратик и цедит сквозь зубы: — Поздравляю. Хотя бы на этот раз у тебя с ним всё будет по согласию. Едва удерживаюсь от того, чтобы не заорать на него. Почему он всё ещё считает, что ты виновен? Я могу назвать ему имя настоящего насильника. Но не стану, потому что стоит мне проболтаться — и страшная правда дойдёт до твоих ушей. А я не хочу больше рыдать от бессилия, видя, как жизнь покидает твоё изуродованное тело. Рихард, ты для меня дороже всего на свете.***
Ты чуть ли не с боем заставляешь меня влезть в праздничный костюм. Я деловито поправляю бабочку, пытаясь не обращать внимания на морщинистого урода с гноящимися нарывами по всему лицу, что корчит мне рожи из зеркала. Тилль. Нет, я не буду спрашивать, какого хрена ты пригласил его на празднование. Старый друг, Раммштайн, все дела. Просто скажи мне, ты когда-нибудь стоял лицом к лицу с разъяренной коброй, которая вот-вот нападёт? Как думаешь, это приятные ощущения или нет? Подхожу к нему. Да, я идиот, но мне интересно, чувствует ли эта мразь хоть что-нибудь похожее на раскаяние? Очевидно, нет. Ничего, кроме злобы и ненависти, я в его глазах разглядеть не могу. — Явился? — спрашиваю я так тихо, чтобы меня мог услышать только он. Линдеманн дарит мне самую нежную из своих улыбок и отвечает: — Хочу посмотреть, кто женится на моей девочке. Кровавая дымка постепенно сгущается перед моими глазами, а руки сжимаются в кулаки. И тут ты подходишь к нам, весело говоришь что-то Тиллю, берёшь меня за руку, уводишь прочь… и я чувствую, как железные обручи, стискивающие мою грудь, постепенно ослабевают. Ты выводишь меня на улицу, под холодный свет белых звёзд, обнимаешь, притягивая к себе, и ласково шепчешь в ухо: «Не бойся. Всё будет хорошо». Да, всё будет хорошо. Я до сих пор болен, но... я люблю тебя, Рихард. И верю, что любовь в конце концов победит безумие.