Take My Hand

Аэропорт в Лос-Анджелесе сияет огнями: красные, зеленые, темно-синие; в воздухе разливается смесь черного кофе и парфюма с нотками сандалового дерева. Настоящий пряничный домик, и злой ведьмы как след простыл. Гарри бросает сумку на сиденье и закрывает глаза, кожа на бицепсе неприятно тянет и болит — огромный английский корабль прячется под белой тканью. «Что за дурацкая идея», — недовольно сказала Джемма, прячась за солнечными очками, — неужели в Лондоне больше не осталось тату-салонов?». Гарри швырнул в нее кремом от солнечных ожогов и спрятался под пляжный зонтик. Рождественские каникулы в Лос-Анджелесе пахнут яблочным сиропом и океанскими волнами, загар отливает золотым, и коллекция прозрачных рубашек почти не умещается в чемодан. Гарри остался бы еще — остался бы до середины января, до самого начала своих съемок в новом фильме Вуди Аллена. Но вчера позвонил Найл — в три утра, забыв о часовых поясах, ирландский акцент и умоляющий тон. Гарри пришлось покупать билет на первый рейс до Лондона, и с сожалением запихнуть в чемодан ровную стопку теплых свитеров, оставляя свои прозрачные рубашки на полке в шкафу. — Эй, — внезапно он слышит высокий голос с зернами хрипотцы прямо над своим левым ухом, — эй, приятель, я прошу прощения, не мог бы ты убрать свою сумку? Гарри резко выпрямляется: яркий электрический свет бьет ему прямо в глаза, сердце испуганно прыгает внизу живота — пожалуйста, только не фанаты, только не фанаты. Первое, что он замечает — голые лодыжки и черные вэнсы. — Да, конечно, — Гарри быстро кивает головой, ставя сумку к себе на колени, глубже зарываясь в капюшон старой толстовки. Конечно, ему далеко до Райана Гослинга или до Криса Хэмсворта, но роли в блокбастерах Нолана сделали свое дело, и вот ему уже приходится прятаться в самых дальних уголках аэропорта, уткнуться в книгу и не поднимать глаза. Он слышит, как сиденье рядом с ним скрипит, слышит звук блокировки телефона, и голос, словно цветочный мед: «Ты где, Пейно? Ага, я жду. Принеси мне кофе, ладно?». Любопытство царапает Гарри изнутри, как нетерпеливый котенок, и он поворачивает голову, слегка откидывая капюшон назад, и моментально теряет дар речи. Рядом с ним сидит молодой Лео Ди Каприо, отблески золотого в волосах и рюкзак с рисунками супергероев. Он держит телефон в руке, торопливо водя пальцами по экрану. Светло-серая нежность глаз и пронзительная острота скул — он похож на принца, который решил отказаться от престола и под покровом ночи сбежать из своего королевства. — О, — говорит молодой Ди Каприо, поднимая глаза и улыбаясь, — привет, Пэкерс! Гарри моментально краснеет и дергает за рукав свою зеленую толстовку. Она велика ему на целый размер, и на рукаве прячется пятно от кока-колы, которое невозможно отстирать — Гарри опрокинул на себя целый стакан, когда услышал дебютную песню Найла в эфире Радио Один. — Так ты фанат? — Ди Каприо смотрит на него с интересом, свернувшись в пластиковом кресле, как кот у камина, — честно говоря, я никогда не понимал американский футбол, приятель. Лучше английской Премьер — лиги нет ничего. Гарри улыбается. — Эй, — тянет он, театрально нахмурив брови, — это моя любимая команда! У меня даже есть сезонный билет и скидочная карта на сувениры. Ди Каприо смеется, звонко и сладко. Гарри чувствует себя необычайно храбрым. — Ты первый раз в Лос-Анджелесе? — Спрашивает он, закусывая мизинец. Ди Каприо смотрит на него с легкой улыбкой. На его левой щеке прячется крошечная ямочка. — Я часто прилетаю сюда, — лениво признается тот, потягиваясь. Полоска загорелой кожи на миг показывается из-за его свитера. Гарри сглатывает. — Мой друг Лиам и я, у нас, эм, есть собственный лейбл. Он ухмыляется, и Гарри смотрит на него с восхищением. — Вау, — наконец, вырывается у него, — это так — так здорово! Один мой хороший приятель только-только выпустил свой первый сингл, я представляю, каково это! Ди Каприо улыбается опять. Он похож на рождественского эльфа, который помогает Санте разносить подарки. Гарри был бы не против увидеть его в зеленых леггинсах. — Ну, а ты, Пэкерс, — мягко спрашивает его Ди Каприо, — что ты делал в городе Ангелов? — Проводил рождественские каникулы с семьей, — отвечает Гарри, — но мой друг устраивает новогоднюю вечеринку в Лондоне, так что. Пришлось срочно покупать билет. Ди Каприо хмыкает и откидывается на спинку сиденья, кладя руку под голову. Гарри замечает татуировку на его запястье. — Так значит, тебя ждет сумасшедшая вечеринка, да, Пэкерс? — Нараспев произносит он, чуть прищуриваясь, — есть кого поцеловать в полночь? Гарри распахивает глаза от удивления. Неужели этот эльф, этот принц флиртует с ним? — Эм, — начинает он, судорожно вспоминая слова, слоги, гласные, согласные, — эм, я думаю, что нет. Ди Каприо еле заметно улыбается и откидывается на сиденье. Он протягивает руку и дергает Гарри за длинный локон, который чуть-чуть не достает до его плеча. — Мне нравятся твои волосы, — неожиданно признается он, — ты похож на Рождественского ангела. Гарри кашляет и краснеет. — Спасибо, — слегка невнятно отвечает он, — отращивал почти год. Молодой Ди Каприо опять улыбается, и гирлянды золотыми блестками отражаются в его глазах, превращая серый в хрустально-серебряный. Он будто выбрался из страниц французской сказки, все еще покрытый снежным инеем, хрупкий, прозрачный. Гарри хочет посадить его у камина и принести чашку чая. — Как ты будешь праздновать? — спрашивает он вместо этого. Ди Каприо машет рукой: — Один мой приятель устраивает рождественскую вечеринку, — говорит он, убирая челку со лба, — там будут караоке, китайская лапша и много-много шампанского. Гарри невольно улыбается и хочет задать еще один вопрос, хочет задать миллион глупых вопросов, какой чай ты пьешь по утрам, что ты больше любишь — рассвет или закат, во сколько ложишься спать по выходным? Внезапно телефон Ди Каприо громко пищит, и тот, сморщив нос, лезет в карман. Гарри откидывается на сиденье, поджимая под себя ноги и оглядываясь по сторонам. В центре зала стоит огромная елка, огоньки сбегают вниз по веткам, все сияет и серебрится, и Гарри кажется, что он попал в сказку, и сказочный принц уже нашел его, нашел и никогда не отпустит. Внезапно до его бицепса дотрагивается легкая рука, и Гарри шипит от боли. Ди Каприо смотрит на него испуганными глазами. — Что? Что? — Взволнованно спрашивает он, облизывая губы. Гарри на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох. Раз-два-три. Раз-два-три. — Ничего страшного, — наконец, отвечает он, закатывая рукав так, чтобы была видна белая полоска, — новая татуировка. Сделал только вчера, она все еще болит. — О, — медленно говорит Ди Каприо, и его глаза расширяются, — ох. Я тоже — тоже сделал, совсем недавно. Он заворачивает рукав свитера, и Гарри кажется, что земля уходит из-под ног. На красной, еще не до конца зажившей коже, четкими черными линиями изображен компас, старинный, словно из викторианской эпохи. Стрелка указывает на слово «дом», и у Гарри что-то жжется в груди, что-то болит, взрываясь мелкими янтарными брызгами. Ди Каприо смотрит на него удивленно и нежно, светло-серый становится бледно-голубым в свете ярких огней аэропорта. Гарри кажется, что они сейчас стоят в центре вселенной, в открытом космосе, где кроме звезд и планет — ничего, и он боится нарушить их хрупкий мир ненужными словами или неуклюжими жестами. Внезапно их воздушный пузырь лопается — высокий парень с картонным стаканчиком в руке хватает Ди Каприо за локоть и шипит: — Томмо, ты сошел с ума? Наш рейс через десять минут! Ди Каприо — Томмо — вздрагивает и виновато смотрит на Гарри. — Пейно, — отвечает он, — я сейчас приду, подожди меня — Пейно хмурится. Он похож на щенка-лабрадора и Дэвида Бэкхема одновременно, и Гарри кажется, что он на самом деле очень-очень добрый и только притворяется сердитым. — Нам нужно идти сейчас, — тоном, нетерпящим возражения, говорит Пейно и хватает рюкзак Томмо с сиденья, — я не хочу опоздать на рейс из-за тебя! Томмо умоляющим взглядом смотрит на него, но Пейно только качает головой. Тогда Томмо вздыхает и берет Гарри за руку, сжимая ладонь. — Пэкерс, — тихо говорит он, и у Гарри слова застревают в горле, ледяные мурашки бегут по его спине, — послушай, я найду тебя, ладно? Мне нужно идти. Счастливого Рождества, Пэкерс. Гарри кажется, что все его тело замерзло, и он не может сделать ни шагу, беспомощно наблюдая за тем, как Томмо едва заметно улыбается и идет вслед за Пейно. — Счастливого Рождества, — шепчет он. Гарри почему-то кажется, что он нашел и тут же потерял любовь всей своей жизни.

***

Самолет прибывает в Лондон рано утром, когда небо застиранно-синее, и звезды прячутся за тяжелыми тучами. Гарри зевает, спускаясь с трапа, высматривая в толпе знакомую макушку. Найл замечает его первым, и через минуту Гарри оказывается в медвежьих объятиях. Найл сжимает его так крепко, что Гарри начинает бояться за свои ребра. — Полегче, поп-стар, — хрипит он, но Найл только улыбается, обнимая его еще сильнее. — Спасибо, что прилетел, Хаз, — говорит он, — я не хотел проводить Рождество в одиночестве, знаешь ведь, что Барбара на съемках, у Шона концерт в Канаде, а Элли теперь живет в Нью-Йорке. — Ммм, — отвечает Гарри. Он давно уже перестал удивляться тому, что в друзьях у Найла одни знаменитости — от футболистов до моделей, но Гарри и так постоянно забывает, что сам Найл — знаменитость, который исколесил со своей гитарой пол-Америки и вошел в десятку британского чарта. — Нам нужно купить елку, — Найл загибает пальцы, пока они стоят в пробке — шампанское и клюкву для соуса, а омелу я уже развесил! Гарри хмыкает: — Зачем тебе омела, Хоран? Барбары все равно не будет. Найл показывает ему язык: — Может, ты найдешь своего мужчину мечты, Хаз! Не упускай свой шанс! Гарри вздыхает и откидывается на сиденье. Высокий смех, звонкий, словно стая снежинок, все еще звучит в его ушах, заставляя что-то сжиматься внутри, словно он — одна большая пружина.

***

Найл возвращается домой в полдень, обвешанный бумажными свертками и мишурой. Гарри забирает у него пакеты, возвращаясь на кухню, где в духовке румянится индюшка, где просыпана мука, где золотистые блестки попадают в салат и бархатный голос Фрэнка Синатры льется из радиоприемника. — Елку привезут через два часа, — отдышавшись, говорит Найл, — эй, Г, что ты делаешь? — Пеку кексы, — автоматически отвечает Гарри, доставая формочки из верхнего ящика и смазывая их маслом. На миг в кухне повисает неловкая тишина. — Что случилось? — наконец, спрашивает Найл, и Гарри спиной чувствует его острый взгляд. — Ничего, — отвечает он, пожимая плечами. Найл тяжело вздыхает. — Г, скажи мне, что слу- — Ничего не случилось, Найл! — Гарри так яростно раскатывает тесто, что мука поднимается в воздух белым облаком, — ничего не случилось! Со мной все нормально! Найл кашляет. — Ладно, — примирительно говорит он, — я пойду в душ. Следи, чтобы индюшка не сгорела. Гарри фыркает и швыряет в него полотенце.

***

Позже, когда Гарри стоит на табуретке и водружает на елку золотую пластмассовую звезду, его пронзает внезапная, и от этого до боли острая мысль — скорее всего, он никогда не увидит Томмо снова — его прекрасный принц оказался разбойником, а Гарри не знает дороги в Тридевятое королевство. Разбитое сердце на Рождество, — невесело ухмыляясь, думает Гарри, старательно избегая острых иголок, — просто новый роман Николаса Спаркса. Или песня Тейлор Свифт. Гарри не любит Спаркса. И тем более Тейлор Свифт. Но ему все равно не становится легче.

***

Вечером Найл встречает гостей в своей лучшей рубашке. Гарри поздоровался с Ником, сделал селфи с Эдом, выпил стакан шампанского с Селеной, пожал руку Руни и понял, что его настроение не в силах поднять даже швейцарский шоколад, который купила ему Джемма, даже новая прозрачная блузка от Гуччи, подаренная Алексой, заставила его сердце ныть и болеть. Словно он потерял кусочек своей души в аэропорту Лос-Анджелеса, сонным прозрачным утром, когда все звезды сошлись воедино, и Гарри оказался в центре мироздания, где все было идеально, где его соулмейт сидел на пластиковом кресле и хохотал, запрокинув голову назад. Гарри вздрагивает, как мокрый щенок, залпом выпивает шампанское и идет искать Найла. — Эй, Ни, — громко говорит он, пристраиваясь в очередь на караоке, — я поеду домой, ладно? Я просто — эм, ну — не очень хорошо себя чувствую? Найл поднимает брови: — О, — говорит он, — хорошо, Г, как хочешь, я позвоню тебе завтра. Иди возьми кексы в холодильнике, кроме тебя их все равно никто не ест. Гарри кивает, обнимает Найла, целует в щеку Эда и идет на кухню. С полным контейнером кексов он выходит в коридор и пытается найти свое пальто в ворохе чужих шуб и курток. — Помочь? — спрашивает кто-то слева от него, и Гарри кивает, не глядя передавая кексы, одновременно беспомощно дергая за полы своего пальто. — Черт, — шипит он, вставая на цыпочки, пытаясь найти вешалку, — черт, черт, черт! — Подожди, — говорит тот же голос, и Гарри замечает голые лодыжки и черные вэнсы, и его сердце на миг замирает, заводится, словно старые часы и падает вниз. Томмо — Томмо стоит перед ним, в одной руке контейнер с кексами, в другой — его пальто. — Куда-то собираешься? — ехидно спрашивает тот, и Гарри хочется стукнуть и поцеловать его одновременно. — Ты? — всего лишь произносит глупый язык Гарри, и Томмо улыбается, широко и тепло, и морщинки собираются в уголках его глаз. — Я же обещал, что найду тебя, Пэкерс, — невинно говорит он, и Гарри делает шаг вперед, а потом еще один, и вот они уже стоят близко, так близко, что Гарри видит созвездие родинок на его правой щеке, и — — Луи! — кричит Найл, втискиваясь между ними и размахивая бутылкой шампанского, — Лу, ты все-таки приехал! А где Пейно? О, ты уже встретил Гарри? Луи, это Гарри, Гарри, это Луи, он мой продюсер! Гарри хватается за тумбочку: — Твой продюсер? Найл серьезно кивает: — Я подписал контракт с его лейблом! О, привет, Перри! Как долетела? Гарри кажется, что он главный герой глупой романтической комедии, и внутри у него взрываются фейерверки, потому что он не может, не может поверить в то, что сейчас происходит. Луи стоит рядом с ним, тепло улыбаясь, все еще сжимая в руке дурацкие кексы. — Так у тебя свой лейбл? — прищурившись, спрашивает его Гарри. Они до сих пор стоят близко, очень близко, и Луи пахнет сигаретным дымом, декабрем и нежностью. — Да, — Луи пожимает плечами, — я уже говорил тебе, Гарольд. Гарри показывает ему язык: — Ты не говорил, что работаешь с Найлом! Луи дергает его за локон: — А ты не говорил, что снимаешься у Нолана, Г, так что у нас ничья! Гарри утыкается лбом ему в плечо, свитер мягкий и немного колючий. Это мой дом,— думает Гарри, — хочу, чтобы он стал моим домом. — Ты сразу понял, кто я? — глухо спрашивает он и чувствует пальцы Луи в своих волосах. — Да, — тихо отвечает он, — конечно, Хаз, ты же на каждом постере. Дашь мне автограф? Гарри поднимает голову и смотрит ему прямо в глаза. — Если проведешь эту ночь со мной.

***

Они прячутся на балконе, вдыхая морозный воздух, разделяя одну сигарету на двоих. Они пьют шампанское из горла и кормят друг друга кексами, прямо из рук. Они целуются, и поцелуи на вкус как шоколад и зима. Они танцуют под Мэрайю Керри и Эллу Фицджеральд, прижимаясь друг к другу еще сильнее, зарываясь пальцами в свитера, волосы, души. Позже, когда небо окрашивается в светло-розовый, и последние гости расходятся по домам, они сидят за столом на кухне, улыбаясь и медленно моргая, прогоняя долгожданный сон. — Ну, Г, — тихо говорит Луи, — что написано в твоем ежедневнике? Когда ты свободен? Гарри кладет голову ему на грудь. Спать, спать, спать — требует его тело, но сердце бьется чисто и ровно, и ему хорошо, так хорошо, как не было никогда. — А что такое? — лениво спрашивает он, — хочешь отвести меня на свидание? Луи поднимает его рубашку и щекочет живот: — Хочу, — признается он, — хочу улететь с тобой в Лос-Анджелес и пить кофе со льдом, и мазать тебя кремом от загара, чтобы ты не сгорел. Гарри целует его куда-то в ключицу: — Мы можем улететь завтра, — сонно говорит он, — надо только купить билет. Луи тихо смеется и снимает блестки с его волос. — Спи, — говорит он, и Гарри закрывает глаза.

***

Они не полетели в Лос-Анджелес, а остались в Лондоне до самого Нового года. Гарри тащит Луи на художественные выставки, Луи тащит Гарри на футбольные матчи. Они ходят на самые пафосные вечеринки, и не страшась папарацци, крепко держат друг друга за руку.

***

В новогоднюю ночь Гарри ходит по квартире в одних крошечных шортах и зажигает свечи, пока Луи открывает шампанское на кухне. — Эй, Г, — кричит он, — иди сюда, где у тебя штопор? Гарри закатывает глаза и идет на кухню, открывая первый шкафчик: — Вот, держи. Но Луи смотрит на него, широко раскрыв глаза, взгляд прикован к татуировке на его плече: — Что это? — хрипло спрашивает он, — что это такое, Г? Гарри пожимает плечами: — Моя новая татуировка. Помнишь, о которой я тебе говорил? Луи переводит взгляд на свою руку, потом на бицепс Гарри. Гарри знает, о чем он думает, потому что он сам не спал целую ночь, размышляя — компас и корабль, две части одного целого. Совпадение или судьба? — Это судьба, — уверенно говорит Луи, отвечая на его немой вопрос, — судьба, Хаз. Карма. Гарри прячет улыбку и целует его прямо под омелой. В этот Новый год его принц все-таки вернулся домой.