fuck you, Gallagher

— Пошёл ты, Галлагер, — звучит жалко и отчаянно. Но это, пожалуй, всё, на что хватает фантазии, нервов и сил. Удивительно, какими разными словами и способами Микки Милкович мог бы оскорбить и облить дерьмом любого, но сейчас просто «пошёл ты». Да, блядь, пошёл ты, Галлагер, пошёл ты! Пошёл ты. Просто быстро сесть в машину со злостью на лице и давящим неверием в душе. Хотя, отчего неверием. Как будто, блядь, это было неожиданно. Впереди граница, пара слов на автомате офицеру. И даже никакого страха или волнения о том, что, вот, сейчас грёбанный момент истины. Потому что нихуя не сейчас, потому что две минуты назад всё уже итак встало на свое место. На своё ли? Так и должно было быть? Наверное. Потому что дальше собственных ресниц вообще нихера не видно. Потому что дальше блядская пустота. Потому что всё, что было, осталось там — за сто метров от границы. Хорошо, что навыки не подводят, и эта жалкая пустая оболочка давит на газ. Вот ты и в Мексике, Микки. Вот ты и свободен. Свободен настолько, что, кажется, заперт больше, чем в тюрьме. Теперь можно остановиться и вновь вернуться в образ брутального парня. В образ того, кто последние два дня разговаривал, трахался и любовался на звёздочки с грёбанным Галлагером. Того, у кого были планы, мечты и блядская любовь всей жизни. — Нахуй! Наху-у-уй! — Микки гневно бьет руль. Как будто он телепатически связан с Галлагером, и тот почувствует удары на себе. О, но как же хотелось, чтобы он почувствовал. Бить и разбивать, чтобы наконец почувствовал, как это больно. Во второй раз. Хоть и говорят, что, если случилось однажды, потом уже легче будет пережить. Нет, нихуя. Очередной тупой пиздёж от оптимистов. Особенно, когда уверен, что ещё раз с тобой так не поступят. Ага, возьмите и распишитесь, наивные долбоёбы. Но если Микки скажет, что наивно верил во всё это дерьмо от начала и до конца, то, скорее всего, слукавит. От Галлагера ведь вообще, что угодно можно ожидать, ему ли об этом не знать. Просто было бы гуманнее, блядь, человечнее, в конце-то концов, если бы рыжий мудак с самого начала послал и был таков. Так ведь нет же. Куда Микки угнаться за этими ёбаными переменами, и дело даже не в чёртовой биполярке. Рыжий ведь теперь на таблеточках, за решения отвечает, себя контролирует. Как бы не так. И от этого еще хуёвее, когда понимаешь, что он, сука, это сам решил. Сам все взвесил и сделал выбор. Выбор, который опять сломал жизнь одному конкретному Милковичу. Хорошо, что гнев не дает впасть в ступор и позволяет уcпешно добраться до какого-то задрыпанного мотеля. Хер с этим. Ради пляжа и текилы можно потерпеть. И что, блядь, теперь вся жизнь ради этого? Ну, ты же в тюрьме разве не об этом мечтал? Разве не это помогало тебе держаться? Да, да, сука, именно это. Правда в том, что центром всего как всегда был Галлагер. И тут уже похуй, хоть на Аляску. Но не Аляски тебе и не Галлагера, Микки. Наслаждайся солнцем, загорай и давись текилой. Вот, что тебя ждёт. В этой Вселенной, походу, всё, что угодно ждет, только не Йен Галлагер. У него в принципе такой функции нет. А вот навык расхуяривателя жизни у него на высоте. Браво, блядь.

***

Прошло три грёбанных месяца. И не то чтобы время тянулось хоть сколько-нибудь быстрее, чем в тюрьме. Всё типо стало лучше(?). Наверное, можно так сказать, когда вроде как и жилье нашел (не самое дерьмовое, между прочим, по мексиканским-то меркам), наладил связи с местным криминалом (да, да, хоть в Южном Чикаго, хоть в Мексике, Милкович остаётся Милковичем), даже до блядской текилы добрался-таки и на пляж заглядываешь пару раз в неделю, когда голова не раскалывается от похмелья или нудных пидорских мыслей. А вообще, пидорская мысль всего одна. И у нее есть имя, инопланетянское лицо и самого ебанутого цвета волосы. И сколько бы похожих «кексиков» не перетрахал — всё не то. Может и можно было забыть, если бы пытался. Но нет же. Тут еще прилагается два процента надежды. Девяноста восемь, блядь, процентов Йена и два — надежды. Нихуевый такой концентрат, чтобы из Милковича душу повытягивать. Но чего уж там, должен привыкнуть. Как-никак последние года четыре только с такой процентовкой и существовал. Но надеяться, сука, еще бесполезнее. Галлагер ведь даже и адреса не знает, а Микки, конечно, гей, но не педик, чтобы открыточки слать своей несостоявшейся любви. Поэтому ещё раз — какого хуя он надеется, что Йен к нему заявится в шортиках, сандалях и с сумкой через плечо. Да и принять его как ни в чем не бывало означало бы опуститься ниже своего же, блядь, роста. Но, отчего-то, ни анализ ебанутых поступков Галлагера, ни чувство собственного достоинства, ни еще какие-то нахрен никому не нужные чувства к тому, чтобы ненавидеть, не вдохновляют. Не-а. И тут уже сдирай-не сдирай кожу, а толку нихера. Он же, блядь, в клетки уже проник как чертов рак. И с раком, вроде как, не живут, но Микки пытается. Да так усердно, что только и ждёт рецидива. И вот, когда, кажется, немного полегчало, подостыло, отчего же не вспомнить, что так и не вернул нахуй ненужные Галлагерские деньги. Так же типо честно, да? Милковичи вообще всегда честностью славились. Йен ему помог, должок надо вернуть и всё такое. Только вот банковский перевод как-то не катит. Там ведь и адресок не черкнуть и пару словечек в благодарность. А вот почта самое то, да. И если в Саус-Сайд пришёл конверт с блядской маленькой открыткой, то это просто, потому что...ну нахуй целый лист портить, правда? Да и не было с собой подходящей бумажки. И вот точно нихуя не значит, что написано там только «Я буду ждать, блядский Галлагер». А то, что деньги всё-таки переводом отправил, так это... Блядь.

***

Это было тупо. Это было просто невероятно, пиздец как тупо. И, как и всегда, это было наивно. Как будто Микки смел надеяться на какой-либо ответ от Галлагера. Очнись, блядь. Хватит. И, вроде как, самое время отпустить. Если бы только он мог. Если бы, сука, это вообще было возможно. Не в этой жизни, Мик. Не в этой жизни — и Галлагер подтвердил это своим молчанием. Конечно, в этот же раз рядом не было бывшей русской шлюхи, которая заплатила бы бесчувственному Морковкину, чтобы отправил пару несчастных строк. Нет, Микки не ждал. Правда, не ждал. И не ждет до сих пор. Просто пить стал в два раза больше и в почтовый ящик заглядывать чаще. А так ничего не изменилось, да. С чего бы вдруг что-то стало по-другому. Не конец света, не закат жизни. Пустое существование продолжается, так что жаловаться не на что. Просто это так до охуения неправильно, что в грозном парне наивности больше, чем в пятилетней девчонке. Ну сколько раз Йен уже его оставлял? Ответа на этот вопрос слышать не хочется. Как и вспоминать об этом. И вообще думать. Но разве ж можно заткнуть эту гуделку в голове, мешающую нормально спать. Да что там спать. Иногда так перехватывает, что дышать, блядь, спокойно не можешь. Пытаешься отыскать этот грёбанный ответ. Почему? Ну почему же, сука, он опять так поступил? И тут уже от отчаянья хочется кричать и рвать. Обычно, спустя пару бутылок отпускает. Тогда мысли совсем другие. Типо «люблю ж тебя, рыжий мудила» или «пляж без тебя пустой, секс не с тобой дерьмовый, солнце, блядь, по-другому светит и дышится нихуя не так» и прочее дерьмо, за которое на следующий день пиздец как стыдно перед собой. И, кажется, уже почти полтора года прошло с того дня на границе. Не так уж и много, но, видимо, достаточно для того, чтобы перестать ждать. Отпустить, наконец. Думать, что отпустил. Позволить существовать где-то там и жить дальше... ...и похерить всё, что выстроил, из-за кривых Галлагерских каракуль «С Рождеством, Мик».