Побратим змея

      – Иди за ним, – голос Фетхи вывел Тура из задумчивости, заставил повернуться к знахарке. – Давай.       – Я?!. Ну нет, не по мне это, Фетха... Сама иди, если охота. У женщин это как-то лучше получается. Я во всем таком не силен – всякие там разговоры говорить...       – Ты хоть себя-то слышишь?.. – взглянув ей в глаза, охотник отчетливо понял: либо он пойдет за Взывающим сам, либо старуха найдет способ его заставить – даром что он на две головы выше нее и несопоставимо сильнее.       – Да что мне хоть говорить-то?! – он беспомощно оглянулся на знахарку, уже оставшуюся на пару шагов позади. Ну вот, видится, даже собственные ноги, как взялись своевольничать этой клятой ночью, так все никак не угомонятся!..       Фетха, однако, уже повернулась к нашедшимся подросткам, проверяя, не требуется ли им ее помощь, и к нему, казалось, утратила всякий интерес.       – Мрак! – тихо проворчал охотник, устремляясь за почти скрывшейся из виду фигурой Взывающего. – Лучше б один на клыкача пошел, чем тут разбираться!..       Спустя какое-то время Тура взяло сомнение, что Кныш вообще собирается останавливаться. Они миновали селище и вошли в Ближний лес, сразу же свернув подальше от реки. Охотник, так и не придумавший никакого дельного плана, продолжал следовать за Взывающим, стараясь не потерять того из виду и по мере возможности не выдавая своего присутствия. В том, однако, что последнее правильно, он весьма сильно сомневался – впрочем, как и в том, что ему вообще нужно быть здесь сейчас. По всему выходило, что он просто навязал свое присутствие Рослому, который вот уже больше двух полных ликов с ним не разговаривает и вообще старается не замечать. С другой стороны – не подойдешь ведь вот так теперь, прошагав уже невесть сколько, и не набьешься же в компанию. Чай не по грибы идут.       – Вот напасть!..       Нет, так не годится! Лучше все же нагнать его, пока...       Что – пока, охотник так и не успел сформулировать: Кныш, резко свернув куда-то, исчез из виду. Тур, заволновавшись, пустился почти бегом – но уже через несколько десятков шагов оказался у входа на крошечную полянку. Взывающий лежал на ней ничком, зарывшись лицом в покрывавший ее пушистый мох и тихо, исступленно рыдал.       Ну вот и то самое «пока»!..       Тур смущенно отвел глаза, закусил губы и отошел чуть подальше, мысленно благодаря всех добрых духов за то, что ему удалось проделать этот маневр абсолютно бесшумно.       Нерешительно потоптался на месте, раздумывая, что делать дальше. По его глубокому убеждению, если уж в жизни мужчины случались такие вот тяжелые моменты, то долг остальных по отношению к нему – отойти, дать возможность сохранить лицо, позволить пережить внутренние бури одному, так и настолько, как он посчитает нужным – чтобы после он смог вернуться, не опасаясь, что его переживания станут известными кому-то, кроме тех, кому он сам захотел бы их открыть. Разве не это зовется уважением?..       И все же, чем дальше, тем яснее охотник понимал, что последовал за Кнышем не только повинуясь приказу старой Фетхи. В конце концов, мало ли он с ней спорил, мало ли поступал по-своему, вопреки ее словам?.. Так почему он здесь? Опять духи привели? В том, что именно это случилось чуть раньше у Белой границы, Тур мало-помалу даже перестал сомневаться.       «И что теперь?! – мысленно обратился он неведомо к кому. – Если уж лезете – хоть бы присоветовали чего!»       Духи, как водится, промолчали – но решение созрело и без их помощи. Охотник огляделся, выбрал такое место чуть дальше от входа на полянку, которое позволяло ему выдерживать хоть какую-то дистанцию и одновременно оставаться на виду, так, что Кныш, поднявшись, не сможет его не заметить. Тогда, по крайней мере, никто не обвинит его в том, что он прятался.       Решив, что ничего лучше он не надумает, Тур сел, а затем и лег на траву, подложив под голову согнутые руки. Небо понемногу светлело, звезды таяли и Светлоликий поспешно соскальзывал все ниже, торопясь изчезнуть до того, как в небесных шатрах появится его ветреная супружница.       «Почему ты с ней не помиришься? – мысленно спросил у него охотник. – Не готов простить? Или она не хочет твоего прощения? Или... – он устроился поудобнее, повернувшись на бок. – Или это тоже часть танца, часть вашей жизни там, наверху? Может, хоть это, наверное, и больно: вот так, врозь – но так и должно быть?.. Ведь если бы ты пришел пораньше или задержался подольше – ты бы ее встретил. Ведь это так просто. Так почему же ты не... Не приходишь?.. Сердце дрожит, может?.. От этого разговора, что был бы между вами... Наверно... У меня бы тоже, наверно, дрожало...»       Последней его сознательной мыслью стала мысль о том, что глаза что-то закрываются, и надо бы походить, размяться...       – Вставай.       Голос Кныша, раздавшийся над ухом, заставил Тура подскочить с места, дико озираясь и мысленно кляня себя за поистине идиотскую задумку прилечь отдохнуть. Лучезарная стояла уже высоко, что говорило о том, что проспал он довольно долго.       «Вот ведь потерянный!!!»       – Я плохо сделал, – наконец смущенно выдавил он, – когда пошел за тобой. Я не думал тебе мешать, просто... Словом, хочешь, чтобы я ушел?       Кныш пристально взглянул на него, устраиваясь рядом. Глаза его все еще были красными, и выглядел он измученным и словно постаревшим – но во взгляд его, казалось, вернулась прежняя цепкость и проницательность.       – Я постоянно задаю себе этот вопрос, – наконец медленно проговорил он. – И не могу найти ответа. Вроде бы и должен этого хотеть, после того, что случилось, но... Это... Это как быть привязанным между двумя деревьями и не мочь двинуться ни к одному из них.       Тур помолчал, мысленно моля духов, чтобы те подсказали хоть какие-то слова, которые не разрушили бы хрупкий, только начавший рождаться разговор.       – Это моя вина – то, что случилось, – наконец тихо сказал он, машинально перебирая пальцами сочные побеги травы, ластящиеся к ладони. – Наверное, надо было сделать что-то иначе, и я сделал бы – если бы был умнее, смелее...       – Или не таким упрямым, – в голосе Кныша звучала какая-то светлая грусть.       – Ну и это тоже, – кивнул, соглашаясь, охотник. – Только ведь я тот, кто я есть, и этого не исправишь. Я ведь не потому, что хотел причинить тебе зло... У меня просто не было другого выхода. Иначе это был бы не я.       Взывающий долго молчал. Затем заговорил, и в голосе его звучало удивление.       – Знаешь, я только сейчас это увидел. Вы ведь так похожи с ним... С Величайшим... Он ведь тоже не принял меня именно потому, что не смог солгать самому себе.       – Как ты это видишь? – не понял Тур.       – Я просил его, чтобы он позволил мне остаться. Не только до тех пор, пока ему станет лучше. Навсегда. И мне видится, что сначала он и собирался это сделать. Заменить второго Величайшего мной – если не в своем сердце, так хотя бы, чтобы я делал то, что делал тот. Он пытался уговорить, убедить себя, что главное – это та красота и порядок, которые они вместе создали на Матери-Земле. И что пока будет жить творение – в нем будет жить и тот, кто был ему хорош. Но потом увидел, что лжет, что предает самого себя. И не смог.       – Да, это мне знакомо... – задумчиво протянул охотник. – Но тебе все равно было больно – и из-за него, и из-за меня. И мне правда этого жаль, – он коснулся кулаком груди.       Ответ Кныша, однако, его поразил.       – Знаешь, может, это и к лучшему. После этой ночи я уже не так и уверен, что хотел бы остаться в том мире.       – Что?! Но что?.. Ты... Ты можешь сказать, что произошло?.. – в последний момент Тур почувствовал, что напористость может сыграть с ним сейчас очень плохую шутку и поспешил превратить потрясенное восклицание в негромкий вопрос.       Кныш словно колебался какое-то время, но затем все же пересказал, стараясь по возможности оставаться спокойным, события последнего десятка часов. Спокойствие сохранять, однако, получилось плохо, и к концу рассказа его снова начало нервно трясти, в глазах блеснули слезы.       – Я... я не знаю, как я оттуда вышел, – закончил он. Голос его прерывался. – Вроде бы, кто-то помог мне. Может, какой-то добрый дух... Это было как будто меня снова кто-то Звал. Но не Величайший: этот Зов был другим. Он показал мне дорогу. А до этого... – он снова запнулся, нервно прикусил губы. – Мое сердце никогда и близко так не дрожало, никогда, что бы ни было... Ни с родителем, когда он избивал меня... Ни даже когда впервые встретил Величайшего... Никогда...       Тур инстинктивно придвинулся к нему, едва не касаясь плечом. Словно хотел защитить, поделиться собственным теплом...       – И что теперь? – спросил он, стараясь своим вопросом разогнать тягостные воспоминания, вернув собеседника к реальности. – Ты что, больше не хочешь ходить в Запретный лес, не хочешь узнавать, чего хотят духи?..       – Я не смогу этого узнать. Я и правда мошка по сравнению с ними. Мне не дано. Даже если бы они захотели сказать – я все равно не смогу вместить ответ.       – Погоди, – Тур переменил позу, заглянул ему в лицо. – Так ради чего все тогда было?! Что значит «не дано»? А как же все обряды, которые ты не мог запомнить? Все твои встречи с Величайшим? Да даже и тот злосчастный поход По-Ту-Сторону – это что, теперь так – прошлозимний снег, было и прошло?! Теперь ты, что ли, собрался врать самому себе?!       – Ты не видишь, о чем говоришь, Тур! – повысил голос Взывающий.       – О нет, постой! – охотник тоже не собирался сдавать позиции. Какая-то его часть кричала о том, что его запальчивость вот-вот вылезет боком – но сдержаться было просто выше его сил. – Я, может, не знаю о духах того, что знаешь ты. Но то, что они говорили тебе о силе и о том, что ее тебе не хватает – это я могу увидеть очень хорошо. И я прекрасно знаю, что сила не растет, пока ты лежишь в хижине и отказываешься что-либо делать.       – Я не отказываюсь что-либо делать! Но не смогу я больше пойти за Белую границу! Не смогу – и все тут! Я... Я не переживу чего-то похожего на эту ночь еще раз, видишь?!       Тур глубоко вздохнул, пытаясь вернуть себе душевное равновесие. Все же заканчивать разговор, в котором они уже было почти помирились, очередной сварой было бы верхом глупости.       – Я тоже когда-то такое говорил, – уже спокойнее сказал он. – Моему родителю. Я был мальчишкой, и только начинал ходить с мужчинами на охоту. Охотились мы на оленей, было легко, и мне нравилось. Но однажды по дороге домой нам встретился кабан.       – Напал на вас?       – Ну... Скорее это мы на него напали. Мужчины, разумеется. А я стоял чуть в стороне, и он, спасаясь, побежал прямо на меня... Нет, я-то увернулся, конечно, а кабаном Род потом славно попировал... Но я тоже, вернувшись, начал доводить родителю, что больше не пойду на охоту в Ближний лес, потому как там кабаны.       – И что сказал вождь Марух? – спросил, поневоле заинтересовавшись, Кныш.       – Ну, не то, чтобы он всего сказал-сказал... Больше сделал. Для начала выпорол меня. А потом сунул в руки свой охотничий нож и пинками спровадил на опушку Ближнего леса, сказав, чтобы без убитого кабана на пороге его хижины не появлялся. У меня это заняло три восхода.       – Что, убил-таки кабана?       – Убил, – в голосе Тура звучала смесь гордости и насмешки. – Правда, не такого матерого, как тот, что нам тогда попался. Довольно молодого, ему может и круговорота не сравнялось. Ну, или полкруговорота...       Кныш помимо воли хихикнул.       – Это был молочный поросенок, признайся!..       – Ну... – глаза Тура хитро блеснули. – В целом да. Но мне пришлось с ним на плечах убегать от его родительницы. Долго и быстро. И мое сердце очень дрожало.       – А потом уже никогда не дрожало?       – Нет, почему. И сейчас дрожит.       – Правда?       Тур фыркнул.       – Кныш, я знаю, что ты никогда не был на охоте, кроме как в Большом путешествии, – но поверь, если на тебя бежит кабан или бросается родич – то надо быть полным потерянным, чтоб сердце не дрожало. Но тут главное – что оно дрожит уже на охоте, а не в хижине на лежанке. И да, я потом убил других кабанов-кабанов.       Кныш задумчиво кивнул, показывая, что понял мораль этой истории, а затем неожиданно спросил:       – Хорошо сделаю, если спрошу?       – Хорошо.       – Твоя родительница... Ты... Скучаешь по ней?       Тур слегка приподнял брови, удивленный поворотом темы.       – Раньше больше скучал, – наконец ответил он. – С круговоротами все как-то забывается. А что?       – Так... Просто подумал, отойду ли когда-нибудь от того, что потерял Величайшего. Сейчас видится, что нет, но может, когда-то... Тоже вот так забудется, уйдет...       Тур пожал плечами.       – Как по мне – когда уходит кто-то, кто был тебе хорош – ты сам словно бы идешь за ним в Холмы предков. Только до конца не доходишь. Останавливаешься на полпути, и какое-то время ты вроде и не здесь и не там...       Кныш согласно кивнул.       – Но так не может длиться долго, – продолжил Тур. – Нельзя оставаться постоянно на полпути. И тогда ты потихоньку возвращаешься обратно к живым. Ну, во всяком случае, так было со мной. Уход тех, кто тебе хорош, тебя, конечно, меняет – но в целом ты какой был, таким и останешься. И потому, – он посмотрел Кнышу прямо в глаза. – Ты пойдешь за Белую границу. Может, не сейчас, не прямо этим восходом – но пойдешь. По-другому просто не сможешь.       – Угу, а если попытаюсь не пойти – ты меня туда пинками спровадишь, я увидел.       – Я сделаю лучше. С тобой пойду. Ну, чтоб ты не вздумал отсидеться на опушке.       – Ты правда пошел бы? – неожиданно-серьезно переспросил Кныш.       – Я не пошел бы, я пойду, – веско уточнил охотник. – И даже не пытайся от меня отвязаться.       – Зачем тебе это?       Но Тур лишь неопределенно пожал плечами и ничего не ответил – ни своему собеседнику, ни себе самому.