Интимное

— Нравится, малышка? Юра шипит, выгибается в спине и подаётся на ласкающие его пальцы. Ноги дрожат, разъезжаются. Сейчас даже не хочется злиться на то, что Лерой вновь обращается к нему, как к девочке. На самом деле, даже Юра признает, что Жан-Жак — сексуальное волшебство, доводящее до оргазма не то что пальцами — одним голосом и касаниями. И за это Юра прощает ему всё. Даже его странные фетиши. Его извращённые фетиши — так называет их Юра. Его великолепные-возбуждающие-прекрасные фетиши — так считает Юра, но в жизни не скажет об этом Лерою. Юра ёрзает по сбившемся простыням, выгибается, жмётся сильнее к Жан-Жаку. Юра кусает губы, стонет, ведёт себя так развратно, что у Жан-Жака в горле всё пересыхает к чёртовой матери. У Лероя всё сводит от запаха — нежные лилии, гладкие, с лёгкой сладостью, такой нежный, невинный запах. Такой сексуальный. Жан-Жак утыкается в бледную шею, судорожно вдыхая в себя родной-прекрасный-возбуждающий запах, и от этого не то что руки дрожат — голова кружится, и в глазах всё мутнеет. И в этом тумане нет ничего, кроме Юры — кроме светлой кожи, тихих стонов, худых плеч и этих фантастических глаз. Лерой вылизывает чужую шею, бесстыдно кусает за плечи и шепчет на ухо: — Давай, назови меня так, как нравится тебе. Юра кусает губу, когда слышит этот низкий хриплый голос. У Юры сбивается дыхание, ноги сами раздвигаются сильнее и, бесстыдно трётся своим бедром о вставший член мужчины, он невольно шепчет в чужое плечо: — Сильнее, — его голос дрожащий, тихий, и такой призывающий. И Юра добавляет, кусая за мочку: — Папочка. И вот теперь самое время терять голову — от голоса, от фразы, от ощущения того, как в нём мокро и совершенно нет места. Жан-Жак судорожно сглатывает, и пытается сфокусировать взгляд. Лерой двигается пальцами резко и ритмично, с напором, и от каждого толчка у Юры вспыхивают звёзды под веками. — Блять, — то ли шипит, то ли рычит Лерой, когда ощущает чужие пальцы на своём члене. Юра гладит твёрдый член нарочно медленно (в общем-то, у него слишком сильно дрожат руки, чтобы двигать ими свободно). Юра хнычет, ёрзает и подаётся бёдрами навстречу. — Девочка хочет? — издевательски тянет Лерой, криво усмехаясь, рассматривая такого возбужденного раскрасневшегося Юру. У Юры хватает сил только на краткий кивок — потому что от крепкого запаха Лероя, от ощущения чужой силы и власти над собой, терпеть было невероятно сложно. Это было чем-то невообразимым — ощущать его везде. Ощущать его пальцы внутри, ощущать его губы на своей шее, слышать его возбуждённый голос. Ощущать его власть над собой. От этого дрожат пальцы и возбуждение кажется кипящей водой, вот-вот полившейся через края. Лерой суматошно целует плечи, пока пытается натянуть презерватив. У Юры внутри всё горит, и от ощущения этого жара хочется завыть в голос — хочетсяхочетсяхочется. Срочно. Незамедлительно. Юра вскидывает голову и смотрит на Лероя. И внутри, где-то в груди, что-то сжимается и становится тепло-тепло. Не жарко. Именно тепло. Юра не романтик, но в этих глазах, которые самые-самые, которые такие родные, близкие, хочется умереть тысячу раз. Утопить все свои девять жизней и остаться там навсегда. Лерой утыкается носом в чужую шею, подхватывает под колени и резко входит. И Юра хватается за его спину как за спасательный круг, задыхаясь. Жан-Жак вжимает в кровать, целует шею и, крепко-крепко держа рукой за бедро, не давая даже дёрнутся, двигается назад, а после резко вперёд. И от этого движения, у Юры весь воздух в лёгких прессуется и вырывается судорожным стоном. Юра чувствует на себя тяжесть чужого тела — крепкого, сильного, массивного. Ощущает ритм чужого сердца, жар кожи и крепость мускул. И у Плисецкого ноги дрожат от сознания, что всё это — егоегоего. Каждый сантиметр, каждый стук сердца, каждый выдох. Жан-Жак утыкается в растрёпанные волосы, шепчет какую-то пошлую чепуху и двигается так, что Юра не слышит ничего, кроме собственных стонов. Перед глазами — марево ярких вспышек и черных расплывчатых пятен. В комнате жарко, душно. В комнате пахнет потом, лилиями и смазкой. А ещё смесью дуба и ели. Запах у Лероя действительно что-то — свежий, яркий, сильный. Да и насколько часто встречаешь на чьей-то коже смешение нескольких запахов? Юра таких только пару встречал. И одного по-наглому забрал себе. Простыни липнут к телу, шея вся влажная от чужих поцелуев и Юре бесконечное количество раз хорошо. Юра отдается с таким желанием и остервенением, что Жан-жак судорожно сглатывает набежавшую слюну. Юра выгибается в чужих сильных руках, прижимаясь сильнее и, подаваясь бёдрами на каждый толчок, кусает губы, пытаясь не закричать. Лерой обнимает за спину, тяжело дышит в шею и двигается резко, глубоко и грубо — так любит Юра. И с каждым толчком слышит не то что выдохи — стоны. Громкие такие, призывающие, такие возбуждающие, что хочется делать это часами — лишь бы слышать Юру в таком амплуа. — Господи, — Юра запрокидывает голову в беззвучном стоне, когда Лерой, держа за бёдра, начинает двигаться настолько быстро, насколько это вообще возможно. И теперь кусание губ, и даже руки, не может сдержаться от криков. Потому что, то, что испытывает Юра — за гранью. Плисецкий хватается руками за простынь и натягивается как струна. В руках Лероя — рай совсем рядом. Юра не знает куда деть руки, куда деть самого себя. Юра давится криками, стонами и задыхается в собственном удовольствии. Во время оргазма, единственное, что есть в голове Юры — это Лерой. И он сам не замечает, с каким восторгом выкрикивает его имя. Он прижимает к себе ближе, обнимая ногами за узкие бёдра. Эйфория проходит дрожью по всему телу, вспышкой в голове и усталостью. Лерой толкается всего ещё два раза и выходит, хоть и сам не кончил. Знает, насколько становится Юра чувствительным после оргазма, и пытаться дальше двигаться — себе дороже. Плисецкий манит к себе пальцем и когда Жан-Жак к нему наклоняется, обхватывает рукой крепкий член. Между ног мокро, и Юра ощущает легкую пульсацию. Он сильнее обхватывает член, ощущая тяжелое дыхание Жан-Жака в макушку. Он кончает с грудным рыком, пачкая спермой живот и грудь Юры. Лерой сумбурно целует в лоб, щёки, уголок губ. И Юра невольно улыбается, подставляя лицо под ласковые поцелуи. Альфа рукой нащупывает влажные салфетки, вытирая сперму и теперь спокойно ложится на спину. — Ещё хоть один блядский раз обратишься ко мне как к девочке — выкину в окно. — А как же: «Спасибо тебе дорогой за такой чудный секс»? А как же: «Это был самый крутой оргазм в моей жизни»? — Лерой опирается на локти и действительно выглядит обиженным. — В окно, — зло повторил Юра. — Я ведь и истерику могу закатить: мол, представляешь вместо меня какую-нибудь сисятую мадам. — Если бы я хотел трахаться с мадам, я бы это и делал. И истерику ты в жизни не закатишь — не твоё это. Ты обычно без предупреждения с ноги. — Ну, вот, смотри, ещё раз «девочкой» назовёшь, с ноги между ног без предупреждения, понял? Жан-Жак как-то обидчиво фыркнул, пробубнив: — Хоть бы спасибо сказал. — И за что же? — Как будто тебе не понравилось! Если реально что-то не нравится, ты скажи, я… — Да помолчи ты, — Юра, закатив глаза, приподнялся, толкнув Лероя обратно на кровать. И, сам оперившись подбородком о широкую грудь, сказал: — давай без очевидностей? Вообще-то, Юра знает, что Жан-Жаку без чужого признания и почестей — непривычно. Вообще-то, Юра его искренне любит и уважает. Вообще-то, у Юры не хватает смелости сказать всё это. Но он любитлюбитлюбит. И восхищается. И уважает. И признаёт. И всё, что там ему надо. И по глазам это видно. А Лерою вслух надо. И чтобы все знали, что у них тут всё серьёзно. Юра не понимает, зачем столько пафоса. — Какая очевидность, если ты ни разу такого не говорил? — Жан, — Юра устало выдыхает и чуть подтягивается, утыкаясь носом в тёплую шею. — Типа по мне не видно, как я,… — он резко замолчал. — Как ты?.. — Ты понял, о чём я. — Ну, нет, так дело не пойдёт, — он резко выпрямился, хватая одной рукой за плечо, а другой держа за подбородок, заставляя смотреть в глаза. — Скажи это вслух. Сделай это для меня, малыш. Юра вздергивает и краснеет. Юра кусает губу и отводит взгляд. Руки дрожат и от такого голоса, такой фразы, фактически приказа, низ живота едва тянет. Он выдыхает, и, смотря в глаза, говорит: — Я… я люблю тебя и ценю всё, что ты делаешь для меня! — фактически на одном дыхание, а щёки красные-красные. — Не молчи, мать твою за ногу! — Юре хватило паузы в две секунду, чтобы окончательно почувствовать себя идиотом, он резко опустил голову, пряча красное лицо в ладонях. — Теперь и умереть не жалко. Лерой смеётся искренне и так звонко, что невольно улыбнуться в ответ хочется. Но Юра лишь пихает локтём куда-то под дых, когда Жан-Жак обнимает его крепко-крепко и продолжает говорить о том, что точно видел восьмое чудо света. У Юры щёки горят, и чувствует он себя неловко, но ради таких тёплых объятий и смеха можно претерпеть. Жан-Жак целует в плечо и говорит, что: — Я рад, что мы вместе. И говорит: — И я безумно тебя люблю. И добавляет: — Ты — самое лучшее, что со мной случилось. Юра молчит. Молчит и широко-широко улыбается в чужое плечо.