Счастье

      В Питере на новый год обещали хорошую погоду. Виктор и Юри шагали вдоль Невы, увязая в мокрой жиже, а с неба сыпался снег. Тоже мокрый. Оба продрогли до костей, ботинки хлюпали, пальто Виктора было похоже на тряпку, а Юри кутался в огромный шарф с отчаянием человека, никогда не бывавшего в Санкт-Петербурге зимой.       — Это... хорошая погода? — неуверенно спросил Юри, озираясь по сторонам.       Лёд на Неве вскрылся и теперь торчал неаккуратными обрубками на поверхности холодной реки.       — Обычная, — нехотя признался Виктор. — Просто обещали хорошую, но не угадали.       Юри недоверчиво уставился на него.       — То есть как?       Не очень хотелось объяснять Юри, что погоду в России предсказать точно никак нельзя, бедняга и так уже испытал немалый культурный шок от некоторых вещей, свойственных родине Виктора. Юри не мог понять, например, почему не успевают чистить дороги и тротуары от снега. В Японии успевают, и в Детройте успевают. Почему здесь по-другому? Не мог понять, почему Юра Плисецкий без предупреждения приходит к Виктору домой, когда вздумается, и без спросу ест еду из его холодильника, а Виктор с умилением смотрит на это вопиющее неуважение к личной жизни другого человека. «Но это же Юрочка», — объясняет Виктор, а Юри смотрит на него с недоумением. Юри не понимает, почему продавец в ближайшем продуктовом смотрит волком и грубо разговаривает. «Уже вечер, она устала, наверное, а может, с мужем поругалась», — говорит Виктор, и Юри выгибает бровь: «Ну и что?» Юри ловит откровенно недовольные, а изредка и враждебные взгляды прохожих, когда Виктор хватает его за руку или обнимает крепко посреди улицы. Юри краснеет: «Не надо на улице, неудобно же». А Виктор откровенно веселится: «Это, Юри, не потому, что посреди улицы неудобно, а потому, что мы с тобой мужики оба». Юри смотрит так, как будто ему совсем не смешно.       Поэтому и про погоду объяснять не хочется, и вместо этого Виктор спрашивает:       — Сильно замёрз?       — Сильно, — честно признался Юри и улыбнулся, прячась в шарф. — Но мне нравится здесь.       — Правда? — Виктор резко обернулся, и его глаза заблестели точно так же, как тогда, на банкете, когда пьяный Юри просил стать для него тренером. — Я думал, тут для тебя слишком... Дико.       Почему-то подвернулось именно это слово. Дико. На самом деле Виктор так не думал, но почему-то сказал.       — Дико? — переспросил Юри, озадаченный не меньше Виктора. — Нет. Странно.       — Странно, — Виктор несмело улыбнулся. Действительно, так гораздо лучше.       — Да, странно, — кивнул Юри, сильно покраснев. — Прямо как Виктор.       После его слов покраснел Виктор.       — Это как? — спросил он, аккуратно, словно бы невзначай, касаясь руки Юри, затянутой тёплой перчаткой, и переплетая пальцы. Виктор знал, что там, под этой перчаткой, кольцо, и от этого становилось как-то теплее.       — Ну, — начал Юри, — Санкт-Петербург очень красивый, здесь много снега, он такой... Белый. И мне очень нравится. Здесь много воды.       Юри сделал паузу, чтобы перевести дыхание, и Виктор не стал его перебивать. Пусть говорит. Про Санкт-Петербург.       — И здесь всё немного неустроенно и хаотично, но много мест, в которые хотелось бы сходить, много уютных и тёплых... — Юри отчаянно краснел, глядя под ноги, а Виктор сильнее сжимал его пальцы. — И частную жизнь тут не очень уважают, но... Зато можно быть с другими гораздо ближе, чем мы вот в Японии себе позволяем. И кажется, что так и надо, что ничего особенного. И мне странно. И непривычно. Но нравится очень-очень.       Последние слова он прошептал, но Виктор слышал, потому что, пока Юри говорил, успел наклониться к нему очень близко. Теперь они смотрели друг другу в глаза.       — А-а ещё, — Юри начал немного заикаться, не иначе как от близости его, Виктора, — снег блестит очень красиво. Ну, то есть, в Японии тоже красиво, но не так много его, и здесь... По-другому. — Юри смотрел совсем не на снег, а на светлую прядку волос Виктора, выбившуюся из-под шапки. — И тут говорят то, что думают, иногда грубо получается, но... Зато честно.       — Ну, не всегда, — тихо сказал Виктор ему на ушко, и Юри немного вздрогнул и сильнее сжал их руки. — Идеализировать не нужно, Юри. Но ты не представляешь, как я рад, что тебе нравится.       Виктор наклонился и легко поцеловал холодную и покрасневшую щёку Юри.       — А мне нравится Юри, — сказал он. — Это Юри самый честный. Потому что не испугался перед камерами говорить про свою любовь.       Юри вжал голову в плечи, вероятно, вспоминая пресс-конференцию, на которой на весь мир самонадеянно заявил, что получит золотую медаль в финале Гран-при, который недавно закончился. А получил только серебряную. Но Виктору, на самом деле, было всё равно. Главное, что Юри поехал с ним в Санкт-Петербург.       — Говорил. Но на золотую медаль вот не хватило, — погрустнев, сказал Юри.       Виктор поцеловал его висок.       — Я твой тренер, значит, тоже виноват, и моей любви тоже не хватило.       — Но ты никогда и не говорил о лю...       Юри резко замолчал, испуганно глядя на Виктора из-за стёкол очков.       Виктор тихо засмеялся, обнимая Юри за плечи и увлекая в сторону метро.       — Всему своё время, Юри. Пойдём домой, мы должны успеть всё приготовить к новому году.       Юри тепло улыбнулся и прижался к Виктору. Они неспешно направились в обратную сторону, обнявшись, прямо как в Барселоне несколько дней назад, когда Юри купил им обоим кольца. И, что бы там ни думал сам Юри, Виктор считал их обручальными. Ведь Юри точно знал, что делает, когда надевал это кольцо Виктору на палец. В России ведь на правой руке носят обручальные кольца.       Уже давно стемнело, когда они добрались до дома, новый год был совсем близко. Еду к новогоднему столу купили ещё вчера в одном из крупных супермаркетов, где Юри испуганно жался к Виктору, уворачиваясь от людей, хватающих всё подряд и всех расталкивающих локтями. Но вот то, что совсем незнакомые люди, проходя мимо, поздравляли с наступающим новым годом, Юри понравилось. Виктор не знал, насколько Юри проникся атмосферой новогоднего праздника в России, но у него самого настроение было, пожалуй, лучше, чем во все годы, которые он в своей жизни встретил. Ощущение волшебства было таким же острым, как когда-то давно, в детстве, но теперь это чувство было мягче и теплее, согретое любовью Юри.       Виктор с наслаждением скинул мокрое пальто, ботинки и носки.       — Можешь пойти в душ первым, ты замёрз. Я пока чай горячий приготовлю.       Юри с благодарностью кивнул и побежал в ванную, а Виктор отправился на кухню, поставил чайник на плиту, достал из шкафчика красное вино и специи для глинтвейна, поймав себя на том, что улыбается, как идиот. Хотелось, чтобы так было всегда, чтобы Юри был рядом, жил в этом доме, заботился о Викторе и позволял заботиться о себе. Именно так Виктор представлял себе счастье.       Отпуск они бы проводили в Хасецу на горячих источниках вместе с остальными Кацуки, с Минако и шумными Нишигори — всех их Виктор любил, как родных.       Он так задумался, что не услышал, как засвистел чайник. Юри выключил его, появившись на кухне в домашних штанах и растянутой футболке Виктора.       — Юри! Прости, я задумался, — засмеялся Виктор, глядя с улыбкой, полной обожания. Потому что на Юри Кацуки по-другому смотреть невозможно.       — Мне кажется, ты думал о чём-то очень хорошем.       Юри достал чашки из шкафчика, закинул туда чайные пакетики и залил кипятком.       — Я думал про тебя и про то, что хочу провести с тобой всю жизнь, — слишком честно и прямолинейно, но в канун нового года все имеют право решаться и надеяться.       Юри чудом удержал в руках чашки, услышав это. Он неаккуратно поставил их на стол, расплескав чай, и застыл посреди кухни, смущённый и взволнованный, растрёпанный, с мокрыми после душа волосами. Прекрасное зрелище.       — Виктор... Это...       Глаза Юри блестели ярче огоньков на ёлке и ярче звёзд за окном, так Виктору казалось.       — Это предложение, — серьёзно сказал Виктор, и Юри взметнул на него взгляд. — Я правда хочу провести с тобой всю жизнь. Ты — это лучшее, что случилось со мной.       Казалось, их отношения давно ясны, весь мир видел, что они носят парные кольца, что Виктор поцеловал Юри под прицелом камер, а те, кто подписан на инстаграм Пхичита Чуланонта, видели, как пьяный Виктор разделся по пояс в китайском ресторане и приставал к Юри. Всё как на ладони. Но только они никогда не говорили об этом вот так открыто.       Виктор чуть не сошёл с ума и плакал, как девчонка, когда Юри посчитал, что тормозит его, не даёт взлететь. Виктор очень устал от этой недосказанности между ними. Он поднялся со стула и протянул руки Юри.       Юри помедлил всего секунду перед тем, как сделать шаг вперёд и оказаться в крепких объятиях, утыкаясь носом в ключицу и смешно сопя. Он обнимал в ответ так крепко, что Виктору было трудно дышать, но это было приятно до дрожи в коленках.       Юри поднял голову и решительно посмотрел в светлые глаза, такие нежные, что дыхание перехватывало.       — Я согласен! — сказал он, предельно серьёзный и уверенный. — Для меня тоже... Всегда был только Виктор. Если бы не ты, я никогда бы не вышел на лёд. Был бы никем. А ты... Ты всегда был таким...       — Такие, как я, быстро перегорают, — мягко сказал Виктор, целуя тёмную макушку и перебирая пальцами влажные волосы. — Таким, как я, жизненно необходим Юри, иначе конец.       Как непривычно было вот так легко признавать свою слабость перед кем-то, но это ведь Юри, значит, всё хорошо, значит, можно. Юри улыбнулся.       — Выходит, мы с тобой друг без друга никак.       — Так, получается, — согласился Виктор, улыбаясь счастливо.       Юри встал на цыпочки и поцеловал Виктора. Целовался он неумело, но Виктору казалось, что лучше просто не бывает. Он и сам забыл всё, что знал, стоило мягким губам коснуться его, в голове стало приятно пусто, и всё, что осталось — это только губы Юри, его тёплое дыхание, его запах и руки, мягко сжимающие плечи. Виктор углубил поцелуй, наслаждаясь тем, что Юри теперь отвечает ему, сердце забилось часто, а на душе было так спокойно, как никогда раньше. Виктор был теперь совершенно счастлив, не хотелось останавливаться, но Юри мягко отстранился, быстро поцеловав его в щёку.       — Кто-то обещал сварить глинтвейн к приходу гостей, — напомнил Юри, и в его голосе были слышны игривые нотки. Кажется, он тоже был счастлив. Но Виктору хотелось знать наверняка, поэтому он просто спросил:       — Юри, скажи. Ты счастлив?       Юри посмотрел на него слегка удивлённо, а потом усмехнулся.       — Я мог бы сказать, что не буду счастлив, пока не получу золотую медаль, но... Вообще-то это неправда, я счастлив. Теперь абсолютно.       Виктор облегчённо вздохнул.       — И ты будешь жить со мной в Санкт-Петербурге?       — Буду, — кивнул Юри, не задумываясь. — Но мне сначала надо съездить домой, сам ведь понимаешь. Нужно сказать всем об этом, и медаль... Ох, только не надо смотреть на меня такими несчастными глазами, хочешь, перед этим съездим снова в Барселону, в Америку или куда-то ещё, поженимся? Официально.       От этих слов Виктор забыл, что хотел сказать. Да, конечно, по-другому и быть не может, поженимся, вместе навсегда, готов ехать прямо сейчас!       — Сначала получи золотую медаль, — вместо этого ответил он, показывая Юри язык.       — Ты невыносим, — рассмеялся Юри. — Но я тебя всё равно люблю.       Виктор замер с открытым ртом.       — Юри, — улыбаясь, как блаженный, проговорил Виктор, — повтори ещё раз.       Юри посмеялся, прикрывая рот ладонью.       — Только после тебя, — сказал он, приподнимая бровь.       У Виктора затряслись колени. Он был так счастлив, что забыл дышать. Он настиг Юри в два шага и снова заключил в объятия.       — Ты меня с ума хочешь свести, Юри? Конечно, я люблю тебя!       — Я тоже тебя люблю, Вик... Витя, — получилось смешно, с акцентом, и у Виктора побежали мурашки по коже.       — Ты меня сегодня добьёшь, Юри, точно говорю.       Виктор зарылся лицом в волосы Юри и не отпускал его до тех пор, пока Юри, такой любимый и единственный здравомыслящий в этом доме, не отстранился сам.       — Витя, — с удовольствием повторил его имя, бросая взгляд на часы, — пять минут до нового года, а через полчаса все придут, и Юрио будет сам знаешь как ругаться, если еда не будет готова. Пять минут, и начинай варить глинтвейн, а я на стол накрою.       Виктор тяжело вздохнул, но подчинился.       — Ты разбиваешь мне сердце, — проговорил Виктор, стараясь добавить голосу побольше драматичности.       Юри только посмеялся, легко потрепал Виктора по волосам, чмокнул в щёку и достал с полки пару бокалов, наполняя их шампанским. Виктор следил за ним неотрывно, восхищённый, а сердце гоняло кровь по венам так, что, наверное, лицо его было красным, как помидор. И Юри, разумеется, видел это. Виктор был совершенно и безвозвратно очарован и влюблён. И теперь, наконец, абсолютно счастлив.       В телевизоре президент закончил говорить, и забили куранты. Юри протянул Виктору бокал, глаза в глаза, такой близкий и родной теперь. Виктор сиял.       — Счастливого нового года, Юри. Любовь всей моей жизни.       Губы Юри тронула тёплая улыбка.       — Счастливого нового года, Витя.