not broken just bent

В течение многих лет все, что Криденс помнил о своей матери, это то, что у нее было имя на тыльной стороне ладони. Он был слишком маленьким, чтобы прочесть его, и она никогда не говорила ему, что там было написано, но он помнил об этом. Он помнил, потому что когда он увидел другого человека с именем годы спустя, его новая Мама потянула его за собой, рассказывая ему все о магии ведьм, и как они вредили хорошим людям. Он не понял тогда, но он никогда не мог забыть, что у некоторых людей были имена. Когда Криденсу исполнилось шестнадцать, у него на спине появилось имя. Он не замечал его поначалу. Его Мать учила его, что соулмейты являются не более, чем работой ведьм, чтобы отвлечь богобоязненный народ от их работы. Это способ ведьм сделать своим рабом кого угодно, подчинив их своей воле. Мать иногда говорит, это то, как ведьмы добрались до его мамы и убили ее. Так что он не беспокоится, даже если смотрит иногда на свое тело, пытаясь выяснить, прокляли его или нет, или он просто не может видеть этого, ведь это где-то на спине. Он недостаточно любопытен, чтобы посмотреть. Каким-то образом он чувствует, что Мама узнает, если он это сделает. Несколько месяцев он проводит, не зная, есть ли что-то на его теле. Когда Мать бьет его однажды вечером, и Честити помогает ему, она осторожно снимает с него рубашку. Когда рубашка падает, она вдруг замолкает, ее болтовня прекращается. — Честити? — он зовет ее, но она выбегает из комнаты, прежде чем он слышит ее ответ. Когда она возвращается вместе с Матерью, они насильно разворачивают его. — Ты знал?! — голос Матери звучит возмущенно. С отвращением. Он в растерянности. Он не знает, почему она кричит на него. — Ты проклят. Ты заколдован. Мы должны выжечь это с твоей кожи. Это. Имя. Ведьмы дали ему соулмейта. — Помести железо в огонь, — приказывает его Мать, и первый раз за всю свою жизнь он встает и отходит от нее. Это чувство внутри него. Что-то, чего не было раньше. Он чувствует, что нужно защищать имя, несмотря на то, что он не знает, кто хочет подчинить его своей воле. — Я не хочу. — Криденс, послушай меня. Они будут подсылать кого-то, чтобы соблазнить тебя. Далекие от нас, от Бога. Тебя бросят одного на улице, умирать и истощаться. Это то, что родственная душа сделает с тобой. Он качает головой. — Я не пойду с ними, — он не сделает этого. Но он также не позволит им забрать имя. Если есть кто-то там, кому он нужен, он сделает это, даже если последствия окажутся плачевными. Мама с Честити смотрят друг на друга. Криденс уверен, что они могли бы одолеть его, но он также знает, что Мама не любит ничего сильнее, чем когда ее дети не подчиняются приказам ее собственной воли. — Ты изменишь свой выбор, — обещает она ему. Это звучит как угроза. Они держат других детей подальше от него. Честити говорит, Мать не хочет, чтобы дети заразились от него. Только Модести остается, но Мама всегда говорила, что Модести злая. Она просит его показать ей имя, и через несколько недель Криденс показывает. Он снимает свою рубашку и позволяет ей дотронуться и спуститься вниз по его плечу, бросив быстрый взгляд. — Хах. — Что? — Я не знала, что мальчики могут иметь имена мальчиков на своей коже. Этой ночью он чуть не просит Мать взять железо для его кожи. Он не хочет знать имя, не хочет ассоциировать никого с ним, но когда ему исполняется восемнадцать, он не выдерживает и просит Модести сказать ему. Она смотрит на него своими мертвыми глазами и спрашивает, что ей будет за это. Криденс соглашается взять ее листовки за весь день, и на ее лице появляется тень улыбки. — Персиваль Грейвс, — шепчет она ему в ухо, прежде чем радостно убегает, свободная, наконец, в течение целого дня. Немногие люди говорят ему свое имя, и Криденс перестает спрашивать. Он вздрагивает при каждом «Перси» и пытается сделать вид, что ничего не слышит. Мать смотрит на него каждый раз, на ее губах играет зловещая улыбка. На протяжении многих лет Криденс старается не думать об этом. Он прячет имя глубоко внутри себя и отвергает любые попытки Модести поговорить об этом. Он говорит себе, что так будет лучше. Это не так. Когда ему двадцать три, ведьма пытается забрать его. Или это то, что кричит Мать, когда та появляется в коридоре, в то время как Криденса наказывают. Его Мама кричит и кричит, но ведьма просто нападает на нее с чем-то, что Мать называет палочкой. Ведьма не пытается забрать Криденса, не пытается заставить следовать за ней. Она улыбается, протягивает руку, чтобы помочь ему встать. Криденс почти хватается за руку. В конце концов, он съеживается на полу. Ведьма подходит к его Маме, указывая своей палочкой на ее голову, и на мгновение он хочет, чтобы она убила ее. Вместо этого она снова смотрит на него. — Не говори никому. Она не будет помнить. Я постараюсь вернуться и положить всему этому конец. Он не видит ее снова в течение длительного времени. Мама ничего не помнит, когда просыпается. Жизнь возвращается в свое русло. Раздача листовок, недостаточно денег, чтобы поесть, сон на полу и каждый день побои. Только спустя месяц мужчина-колдун появляется на их собраниях. Криденс замечает его, потому что он обязан замечать каждого нового прихожанина и говорить Матери и Честити об этом. Он также замечает, что мужчина не выглядит, будто он там, где должен быть. В то время как его костюм выглядит дорогим, он отличается… существует что-то такое, что делает его не таким, как другие люди. Криденс следует за ним взглядом, когда тот ходит вокруг толпы, что собралась вокруг его Матери. Он утопает в чем-то, чего не в силах объяснить. Их взгляды пересекаются на мгновение, и его дыхание учащается. Когда он теряет его, что-то происходит от одного момента к другому. Мужчина появляется снова и снова. Иногда Криденс замечает его сразу, иногда только тогда, когда тот уходит. Его реакция никогда не была настолько сильна, как когда он увидел его в первый раз. Когда тот, наконец, заговаривает с ним, это не совсем хороший день. Его руки в полосах и в синяках с его последнего наказания, и он дрожит на холоде, когда мужчина появляется перед ним. — Ты со Вторыми Салемцами*, не так ли? — спрашивает он, и Криденс кивает. Это не их официальное название, но людям плевать на это. — Расскажи мне о них. Так что он рассказывает, не желая злить Маму. Каким-то образом она всегда узнает. Когда он заканчивает, мужчина смотрит на него с вежливым интересом. — И ты веришь, что ведьмы существуют? — Да, сэр, они ответственны за все зло в мире, и они планируют захватить его, — если его речь звучит заученно, то только потому, что это правда. Мужчина холодно смеется. — Если все ведьмы являются злом, — он берет руку Криденса. Прикосновение непривычное, но не особенное, — как я мог такое сделать? Криденс смотрит с ужасом, когда его кровоподтеки исчезают, и остается только чистая кожа. Он дрожит. Он разговаривает с колдуном. Снова. — Как тебя зовут? — его Мать говорила, что ведьмы могут проклясть тебя, если они знают твое имя. Но Криденса уже прокляли, не так ли? — К-криденс Бербоун, — заикается он. Мужчина кивает. — Я Персиваль Грейвс. Криденс чувствует, что не может дышать. Его Мать была права. Колдун, чье имя на его коже, пришел забрать его. Но вместо того, чтобы отвести его куда-то, маг отпускает его руку. Криденс ожидает какой-либо реакции, теперь, когда он знает, что это его соулмейт, но он чувствует себя так же, как и раньше. — Я мог бы приходить чаще, если только ты сможешь помочь мне кое с чем. Будешь хранить это в секрете? — это звучит угрожающе, так что Криденс кивает. Маг кивает в ответ и растворяется в воздухе. Этой ночью Мать смотрит на него и позволяет ремню опускаться на его спину снова и снова. Он не уверен, сколько раз она попадает по имени. Ему плевать. Он ожидает, что будет чувствовать себя иначе, каждый раз, когда он видит мистера Грейвса — так он должен называть его — но ничего особенного не происходит. Мистер Грейвс дружелюбный, и он всегда лечит Криденса, но он не делает того, о чем Мама предупреждала его. Он не пытается соблазнить его, не пытается научить его колдовству или заставить его проклинать имя Господа. Не пытается сделать ему больно или превратить его в бездумного раба. Он просто просит помочь. Криденс, конечно, слышал о нападениях в городе, он знает, что его Мать думает, будто это ведьма. Теперь он знает, что ведьмы тоже так думают. Этот кто-то живет в непосредственной близости от его Матери. Криденс знает, что оно убьет любого, кто вдруг окажется один, поэтому он соглашается помочь, если только мистер Грейвс будет возвращаться снова и снова. Он все еще ждет какой-нибудь знак. Знак не появляется. Или, возможно, он появляется, потому что Криденс знает, что люди не должны прикасаться к другим людям. Мистер Грейвс не должен класть свою руку на щеку Криденса, или на его талию. Он не должен дотрагиваться своими губами до уха Криденса и говорить ему, насколько лучше могла бы быть его жизнь, если бы он просто делал то, что ему было поручено. Эти чувства, что он испытывает, должны исходить от него, будучи соулмейтом. От его проклятия, чтобы соответствовать с ведьмой. Он не может объяснить это по-другому, да и не хочет. Если это то, о чем предупреждала его Мать, то он с удовольствием будет соблазненным мистером Грейвсом отречься от бога. Ужасное чувство внутри него исчезает, как только он рядом с мистером Грейвсом, и впервые и навсегда он чувствует, что будущее не будет мрачным и серым. Мистер Грейвс рассказывает ему о волшебном мире, когда Криденс сможет найти нужного ребенка из списка. Иногда он чувствует себя, как собака, желающая получить похвалу за хорошо проделанный трюк, но он впитывает все знания, как обезвоженный в пустыне. Он внимательно слушает, когда мистер Грейвс объясняет ему разницу между волшебниками и волшебницами, рассказывает ему о законах, о школе, и закатывает глаза на то, что он называет Магическим Конгрессом. Иногда Криденс чувствует, как мистер Грейвс делает именно то, о чем предупреждала его Мать три года назад, но ему все равно. Когда мистер Грейвс дает ему кулон, Криденс почти перестает дышать. Он все еще ждет тех вещей, о которых Мать его предупреждала, но находясь так близко к мистеру Грейвсу, чувствуя его руки на своей коже, вес его кулона на шее Криденса, он понимает, что он должен быть близок с ним, как соблазненный магом. Но впервые за долгое время — может быть, даже навсегда — он чувствует, что принадлежит чему-то. Может быть, это то, что чувствует его Мать, когда говорит о церкви, или то, что чувствуют другие люди, говоря о политике. Но для Криденса это присутствие мистера Грейвса, единственного, кто имеет смысл. Это единственная хорошая вещь, которую он никогда не мог назвать своей. Постепенно все становится только хуже. Криденс не помнит, когда это начинается. Он помнит мысли о ребенке, о мистере Грейвсе, о том, что он сможет сделать, когда, наконец, будет свободным, — нет никаких причин. Когда он возвращается к себе, его Мать мертва. Его сестра боится. В глубине души он знает, что это был он, что он монстр. Мистер Грейвс искал его все это время. Он все еще зовет его, все еще нуждается в его присутствии, чтобы успокоить его. Они с сестрой уходят, трясясь от страха и боли. Когда мистер Грейвс не может вытянуть ни слова из него, он бьет его впервые за все эти месяцы, что они знают друг друга, и мистер Грейвс одергивает руку. Взгляд Криденса заплаканный, но он все еще может разглядеть последние буквы имени, что глубоко укоренились на запястье мистера Грейвса. лдор Он пытается вдохнуть. Пытается придумать какое-то объяснение. Это все был какой-то трюк? Было ли все это для того, чтобы он помог мистеру Грейвсу? Все эти месяцы мистер Грейвс просто играл с ним? Может быть, его Мать была права все это время, и соулмейты были только для того, чтобы переманить людей на свою сторону. И Криденс повелся на это, как дурак. Снисхождение в голосе мистера Грейвса, когда он отталкивает Криденса прочь — это последнее, что он помнит, прежде чем позволяет тьме поглотить его. Он не знает, что происходит дальше. Он слышит, как кто-то зовет его, иногда он даже видит что-то перед собой, но по большей части это тьма повсюду. Боль невыносима, и он просто хочет, чтобы она исчезла. Он хочет, чтобы он исчез. Он не хочет почувствовать это когда-нибудь снова. Он лежит на полу, когда все вокруг него успокаивается. Во рту привкус железа, и он чувствует себя уставшим. Он хочет умереть. — Криденс! — ведьма, которая спасла его много месяцев назад, бежит, опускается рядом и переворачивает его на спину. — Все будет хорошо. Теперь ты в безопасности. Криденс смотрит вокруг. Он думает, что они на станции метро, но крыша над ними разрушена. — Не волнуйтесь, он полностью и совершенно безвреден, — говорит кто-то, и Криденс помнит этот голос. Высокий, тощий, рыжеволосый англичанин с плавающим в воздухе шаром черного тумана стоит за ведьмой. — Не беспокойся, я извлек из тебя обскура. У тебя все еще осталась собственная магия, или большая ее часть, я надеюсь, я никогда не делал этого с тем, кто выжил после всего. Криденс не знает, в каком состоянии сейчас его магия, но он и не хочет знать. Он не хочет иметь ничего общего со всем этим после того, что случилось. Он просто хочет вернуться домой, спать на полу и быть избитым своим же ремнем. — Мы доставим тебя в больницу, не волнуйся, ты будешь в порядке, — говорит ведьма, и Криденс чувствует, что теряет сознание. Последнее, что он видит — серебристые волосы кого-то на коленях на полу, позади двух людей. Он проводит неделю в странной магической больнице, прежде чем они отпускают его. Ведьма, Тина, и ее сестра Куинни забирают его и говорят, что он будет жить с ними, пока МАКУСА не вылечит его — он не знает, что это такое, и он не знает, что это значит, но он по-прежнему уверен, что не хочет знать что-либо об этом. Он планирует бежать так быстро, как только может, но подозревает, что Куинни знает, когда он думает об этом. Ему требуется неделя, чтобы понять, что она может читать его мысли. — Не пытайся остановить свои мысли, милый, — говорит она с кухни, и Криденс вздрагивает. — Я не могу прочесть твой разум, но не волнуйся, я не буду смущать тебя. Криденс ей не отвечает. Вместо этого он натягивает одеяло, что они дали ему, на голову. Если он не сможет видеть ее, может быть, он сможет ее игнорировать. Он просыпается от своего крика однажды ночью, когда кроме него и Куинни никого нет. Желание уничтожать зарождается в нем, но на этот раз он не имеет никакой силы, чтобы поддержать его. Он лежит на диване, тяжело дыша, ненавидя, любя мистера Грейвса, и он хочет заплакать. Он тянет свою руку к глазам, когда Куинни входит. Она садится на диван и кладет руку ему на колено. — Ты в порядке, дорогой? Он не отвечает. Ему хочется чувствовать себя тем, кого предали, но он не может. Если бы только он слушал свою Мать, он не был бы таким сломленным. — То, что Гриндевальд сделал с тобой, не твоя вина. Криденс вздрагивает. — Он знал, как стать ближе к тебе, и он использовал тебя. Гораздо лучшие волшебники, чем ты и я, были обмануты им, не волнуйся. Он делает глубокий вдох. — Кто такой Гриндевальд? Куинни молчит. Когда Криденс убирает руку с глаз, она, кажется, обеспокоена. — Мы не хотели говорить тебе, потому что ты страдал достаточно… Геллерт Гриндевальд — темный волшебник из Европы. Он убийца и зачинщик войн. Несколько месяцев назад он исчез из Европы, и весь мир искал его. Мы нашли его пару недель назад, в маскировке под мистера Грейвса. Криденс молчит. — Но не волнуйся, он не сможет причинить тебе вред здесь, лучшие из лучших позаботятся о нем. — Значит, человек, которого я встретил, не был мистером Грейвсом? — Нет, милый. Насколько нам известно, мистер Грейвс подвергся нападению Гриндевальда, который затем принял его обличие. Знаешь, Гринде… — Так он мертв? — Мистер Грейвс? О, нет, его нашли, когда искали укрытие Гриндевальда. Избитый и окровавленный, со сломанными костями. Чтобы они срослись, понадобится некоторое время, даже с помощью магии. Значит, человек, которого Криденс считал своим соулмейтом, не был им на самом деле. И человек, который является его половиной, все еще там. Если, конечно, соулмейты существуют. Если это не какая-то страшилка, что пришла в голову его Матери. Если это не значит, что Криденс — просто урод с именем на спине. — Все волшебники и волшебницы имеют их, — говорит Куинни, ее голос нежный и успокаивающий. — Иногда даже не-маги, если их соулмейт — волшебник, но такое происходит действительно редко, — она подмигивает ему. Криденс не знает, что он чувствует. В конке концов, он не урод. Значит, есть кто-то там для него. Не Гриндевальд, что использовал Криденса для своих собственных эгоистичных планов. — О! — Куинни хлопает в ладоши, — позволь мне рассказать тебе о моем соулмейте, тебе он понравится. Он пекарь, и он делает эти удивительные… Куинни болтает и болтает, и в то время, как Криденс совершенно не волнуется о своем соулмейте, он понимает, что она говорит ему что-то важное. Ее соулмейт не является одним из тех не-волшебников, которые имеют метку. И хотя они не могут сейчас быть вместе из-за чего-то, чего Криденс не понимает, она посещает его все время, и иногда он смотрит на нее, как будто помнит. И если Куинни может быть счастлива с не-волшебником, то Криденс научится принимать свою судьбу. Спустя неделю после его разговора с Куинни Тина берет его с собой в Магический Конгресс — и, наконец, объясняет, что означает МАКУСА — для оценки его состояния. Женщина, проверяющая его, молодая, с выразительными глазами, что очень смущает. Она спрашивает его о времени, проведенном с Матерью, и о его встречах с мистером Гр… с Гриндевальдом, и Криденс отвечает на них так, как лучше не удастся. Она не сердится, когда ему нужно время, чтобы ответить, или когда он не смотрит на нее. Она спрашивает, как он себя чувствует, и на секунду он думает, что ему нужно прилечь. Но потом он вспоминает Куинни, и он достаточно умен, чтобы понять, что она не единственная в своем роде. Мать, вероятно, возненавидела бы то, что ведьмы и колдуны умеют читать мысли. Он отвечает ей честно, что он не хочет быть здесь, что он хочет вернуться домой и не иметь ничего общего с магическим миром. Она говорит, что они не смогут отпустить его, пока он не научится магии. Он должен научиться контролировать и применять ее для того, чтобы не пользоваться ею. Для того, чтобы не стать опасным снова. Он спрашивает ее, как много времени это займет, и она грустно улыбается ему и объясняет, что дети ходят в школу волшебников в течение многих лет. И хотя Криденс считает себя достаточно умным, он знает, что это так, и, вероятно, продлится столько, сколько надо, если не больше. Тина решает пойти с ним в магазин палочек. Пока что они ничего не покупают, потому что у нее и у Куинни все еще остались некоторые книги, и потому, что они знают, что Криденс не хочет знать что-то о зельеварении или других вещах, о которых они говорят, что не имеет никакого смысла для него. Они разрешили ему попробовать приготовить ужин под их наблюдением, рассказывая ему столько волшебных историй, сколько они помнят. Когда Криденс должен ходить в МАКУСА с Тиной каждое утро, он знает немного больше, и старик, который, как предполагалось, обучает его в течение дня, замечает его быстрый прогресс. Может быть… Может быть, он сможет покончить с этим раньше, чем он думает. Он не спрашивает Тину, куда они идут, когда она берет его за руку и трансгрессирует. Процедура пробуждает в нем болезненные воспоминания, воспоминания, которые он пытается подавить — даже если все говорят, что это не очень хорошо, но он не может справиться с ними. Они выходят в небольшой переулок, и Криденс берет Куинни за руку. Она бросает взгляд через плечо и ободряюще ему улыбается. Когда они выходят на улицу секундой позже, Криденс расслабляется. Куинни тянет его в пекарню, и на мгновение он изумлен запахом и видом хлебобулочных изделий. Ему никогда не позволяли ходить в такие места, и теперь, когда он может, он знает, что здесь он лишний. — Чего бы ты хотел? Угощайся! — Куинни возбужденно рассматривает все в магазине, и Криденс непроизвольно следует за ней. — Мне ничего не нужно, — говорит он, Куинни смотрит на него. — Я настаиваю. — Я тоже настаиваю, ты должен попро… — Ты вернулась, — слышится голос позади них, и Куинни оборачивается так быстро, как будто она трансгрессировала. Криденс бросает взгляд на человека. На его усы, на его фартук, и понимает, что это соулмейт Куинни. Пекарь. Взгляд пекаря мечется от нее к нему, и Криденс, даже не читая чужие мысли, думает, что в них может быть разочарование. — Я просто обязана была привести своего двоюродного брата в ваш магазин. Пекарь сияет. — Твой двоюродный брат — мой двоюродный брат. Куинни смеется слишком громко, и даже Криденс замечает, что улыбается. Спустя секунду он частично ожидает, что сейчас его Мать появится из-за угла, чтобы упрекнуть их за то, что они смущают ее в общественном месте, но никто не приходит и не причиняет ему боль. Они уходят спустя полчаса с двумя пакетами булочек. Куинни улыбается всю дорогу, а Криденс? Криденс не может поверить, как то, что она видит своего соулмейта, может сделать ее такой счастливой. Он не понимает, из-за того ли это, что это просто они, или же потому, что в этом смысл родственных душ, но он завидует ей. Тина опаздывает на работу на протяжении всей недели, так что они с Куинни едят в одиночестве, и она помогает ему практиковать некоторые простые заклинания, каких он никогда не пробовал до этого. Когда ему удается помыть тарелки без битья посуды, он видит счастливую улыбку Куинни и думает, что, возможно, быть волшебником не так уж и плохо. — Не знаю, смогу ли я забрать тебя сегодня, — говорит Тина, когда приводит их в МАКУСА утром. — Просто скажи нам, и я останусь подольше, не волнуйся об этом. Он плохо себя чувствует из-за того, что они должны организовывать свой день, подстраиваясь под него, но каждый раз, когда он настаивает на том, что он может подождать, когда Тина закончит, они обе обижаются. Он не знает, что они думают о нем, но он думает, что это ненормальное поведение. Тина благодарит Куинни, которая оставляет их на входе, и они оба идут к лифту. Тина покидает лифт раньше, чем он, поэтому она поворачивается к нему, когда выходит, и прощается с ним на весь день, когда громкий стук дерева о пол останавливает ее. — Вы опоздали, — голос так знаком Криденсу, что он мог бы узнать его везде, где бы он ни был. Он не видит человека, кому он принадлежит, прежде чем двери закрываются, и он благодарен за это. Он не знает, что он будет делать, если снова встретит Персиваля Грейвса. — Ты в порядке? — спрашивает Куинни вечером, и Криденс пожимает плечами. Он не был в состоянии сосредоточиться на чем-то еще, кроме мыслей о мистере Грейвсе, находясь в здании. — Мы не знали, что он вернется сегодня, мы бы предупредили тебя. Криденс пожимает плечами снова и возвращается к еде. Куинни подбадривает его, так же, как она делает это последние две недели. Тина работает допоздна по вечерам, даже в те дни, когда у нее выходной. Криденс не знает, почему, никто ничего ему не говорит, но он знает, что Куинни злится из-за этого. — Давай… — Куинни замолкает и поворачивается, — пожалуйста, дай мне секунду. Он следует за ней, когда она уходит, и слышит постукивание трости о пол, прежде чем он видит человека. — Есть причина, по которой глава Отдела Магического Правопорядка** уходит вовремя, в то время как мракоборцы работают в течение долгого времени каждый день? — Куинни обвиняет мистера Грейвса, и Криденс медленно перемещается ближе. Он настолько близко, что может увидеть мистера Грейвса. Он ничем не отличается от прежнего, кроме трости, на которую тот опирается, и шрама, идущего от виска до челюсти. Он выглядит уставшим, и Криденс не может оторвать от него глаз. Напоминает первый раз, когда Криденс увидел его, и он не знает, почему. — Мисс Голдштейн, ваша сестра работает в течение долгого времени по своей воле, — его рот остается приоткрытым в течение нескольких секунд, когда он смотрит поверх плеча Куинни, и Криденс вдруг чувствует себя маленьким, когда чужой взгляд задерживается на нем. Затем мистер Грейвс качает головой и снова смотрит на Куинни, — вы можете забрать свою сестру домой. Все, что она хотела доказать, она уже доказала. Он идет дальше, как будто Куинни не существует, но чем ближе он подходит к Криденсу, тем медленнее идет. — А ты кто такой? — спрашивает мистер Грейвс, и Криденс сглатывает. Он не знает, что происходит, но теперь, когда он так близко стоит к нему, он больше не боится его, не может связать Гриндевальда с ним, ощущая чувство, насколько они в корне отличаются друг от друга, что он не понимает, почему не видел этого раньше. Глаза мистера Грейвса расширяются, и если Криденс не знал бы ситуацию настолько хорошо, он бы сказал, что в них вспыхнуло признание. — Он со мной, — говорит Куинни и хватает его за руку. — Хорошего дня, мистер Грейвс. Она тянет Криденса за собой. Когда он оборачивается, мистер Грейвс по-прежнему смотрит на него задумчивым взглядом. — Мне очень жаль, — говорит позже Куинни, когда Тина в душе. — Я просто… есть причина, почему никто не заметил разницу между Гриндевальдом и Грейвсом. — Что ты имеешь в виду? — спрашивает он ее. Он не понимает. — Человек, с которым ты встречался все эти месяцы назад. Это был не просто Гриндевальд, носящий внешность Грейвса. Гриндевальд подражал личности Грейвса, достаточно хорошо, чтобы обмануть весь Магический Конгресс. Людей, работающих с ним в течение многих лет. — Ты говоришь, что он относился ко мне так же? Куинни вздыхает. — Я говорю, что ты должен быть осторожен. Криденс пытается быть осторожным, пытается делать все правильно, так же, как сказала Куинни, но теперь, когда он увидел своего настоящего соулмейта и почувствовал разницу между реакциями, он не может перестать думать об этом. И он не был единственным, поскольку это занимает у мистера Грейвса менее чем два дня, прежде чем он вызывает Криденса к себе в кабинет. Криденс сглатывает, перед тем как постучать, дверь распахивается сама по себе. Мистер Грейвс сидит за большим письменным столом, читая отчет. Криденс старается стоять перед стулом, не смея садиться без разрешения, и ищет различия между этими двумя людьми. Почему-то он не видит шрам. Ни один волос не выбивается из прически мистера Грейвса, а его костюм безупречен, как и всегда. Единственное отличие в том, что Криденс никогда не видел его без пальто и без шарфа. Оба висят у двери. Пиджак накинут на спинку стула, оставив мистера Грейвса в белой рубашке и черном жилете. Криденс осмеливается посмотреть вниз на его запястье, но рукава опущены. Он не может увидеть, есть ли там другое имя, как у Гриндевальда. — Пожалуйста, присаживайся, — говорит он после того, как около минуты Криденс неловко стоит, и тот слушается. Он садится, ссутулившись, колени прижаты друг к другу. Он не знает, что он здесь делает, и он находит трудным стараться. Наконец, мистер Грейвс откладывает газету в сторону и вздыхает. — Мне нужно извиниться перед тобой, — говорит он, и Криденс приподнимает брови в недоумении. Извиниться? — За что? — спрашивает он. — Я слышал, что с тобой случилось. Я… — Это не ваша вина! — Криденс прерывает его, а затем краснеет. Он хочет сжаться, скрыться, спрятаться от наказания, что обязательно последует, но мистер Грейвс только фыркает и откидывается в кресле. Первый раз с того момента, как Криденс вошел в кабинет, мистер Грейвс смотрит на него, и тот сглатывает, не зная, как реагировать, когда его темные глаза оказываются в плену чужого взгляда. — Я думаю, я дал ему узнать о тебе после первого раза. Тем не менее, ты пострадал от кого-то, кто носил мое лицо, так что я хотел бы заверить тебя в том, что никто больше не причинит тебе вред. С Гриндевальдом сейчас разбираются, что займет некоторое время, так что ты в безопасности. Криденс кивает, пока тот говорит, и только потом понимает, что он только что услышал. — Что вы имели в виду под первым разом? — Когда мы встретились. Ты был, ты наблюдал за мной… — мистер Грейвс замолкает, и теперь Криденс действительно чувствует, как краснеет его лицо. — Так это были вы? А остальное время? Качая головой, мистер Грейвс наклоняется вперед, его руки переплетены на столе. Его запястье все еще полностью закрыто. — К сожалению, после этого, не я был тем, с кем ты говорил. Криденс кивает. Это имеет смысл. Все, что случилось, имело смысл прямо сейчас. — Я чувствовал себя по-другому. Когда это был он, — признается он и видит, как губы мистера Грейвса дергаются в улыбке. Он, должно быть, рад это слышать, и каким-то образом эта мысль греет Криденса в душе. — Я надеюсь, ты позволишь мне сделать что-то для тебя. Это, должно быть, смущает и сбивает с толку. Так что, все, чего ты хочешь, просто скажи мне об этом, ладно? Криденс спрашивает себя, что мистер Грейвс мог бы ему дать. Сколько дать. Нет ничего, чего Криденс хотел бы, кроме одного… — Могу я увидеть его? — он должен знать. Должен знать, что это правда, что его имя действительно там. Что существует человек в мире, предназначенный специально для него. Мистер Грейвс кажется удивленным, но открывает свои руки. — Конечно. Он расстегивает первую пуговицу на своем жилете и развязывает галстук. Криденс смотрит в сторону, когда понимает, что мистер Грейвс собирается снять рубашку. Почему-то он ожидал, что метка будет там же, где была у Гриндевальда. Он поворачивается, когда мистер Грейвс оттягивает правый рукав рубашки в сторону, открывая темное пятно волосков и там, прямо над ключицей. Криденс сглатывает. Это его имя. На коже другого человека. Только тогда, когда мистер Грейвс приподнимает брови, он понимает, что его рука протянута. — Я-я… — он заикается, и мистер Грейвс улыбается. — Не убирай, я не против. Криденс наклоняется вперед на своем стуле и касается кожи выше метки. Маленькая молния проходит через него, и на секунду он не может дышать. Адамово яблоко мистера Грейвса дергается, и когда его рука касается руки Криденса, они оба вздрагивают. Мистер Грейвс берет его за руку и ведет пальцами по имени, поглаживая каждую линию каждой буквы с осторожностью. Криденс понимает, что, должно быть, он делает это в миллионный раз, и он сглатывает. Это то, чего не хватало фальшивому Грейвсу. Это то, что Куинни чувствует каждый раз, когда она смотрит на пекаря. Это то, о чем предупреждала его Мать. И когда мистер Грейвс сплетает их пальцы и поглаживает тыльную сторону его ладони, Криденс чувствует, что он может, наконец, дышать свободно.