Не прошло и тридцати минут с момента моего пробуждения, как уже хотелось забежать обратно в казарму и запрыгнуть под одеяло, а потом разреветься, словно обиженная всем миром девчонка. Обида на всё и вся въелась в душу, точно червяк лакомился румяным яблоком. А всему виной простая лужа, оставшееся напоминанием о прошедшем дожде. Я всего лишь шла, потупив взгляд в спину Кирштайна, и вспоминала, как правильно надо дышать при беге, чтобы не выдохнуться сразу. Задумалась на столько, что даже не смогла разглядеть приближающуюся лужицу. Жан её просто переступил, ведь она была весьма небольшого диаметра. А вот я наступила прямо в её середину и… Поскользнулась, издав какое-то подобие щенячьего писка. Пожалуй, упав так перед кем-нибудь другим, я бы посмеялась вместе с ним. Но хохотать в компании Жана никакого желания не было.
Хохот этого парня заставил чувствовать себя жалкой девчушкой, позорящей всё, на чём свет стоит. Моё лицо тотчас сморщилось, словно я съела кусочек лимона. Жан окончательно упал в моих глазах и, как думаю, ещё долго будет зваться задиристым дебилом в голове, если раньше он был просто дебилом. Одно радует: упала-то я по левую сторону от лужи, так что испачканы только сапоги, а это не так уж и страшно. После этого ходьба до тренировочного поля прошла вполне сносно, если не брать в расчёт постоянные шутки, слетающие с тонких губ задиристого дебила. Каждое его слово рассекало хлыстом мою гордость, из-за чего настроение всё падало и падало.
Чертово утро. Чертов задиристый дебил. Чертов Шадис. Чертова лужа. Чертово наказание. Чертов солнечный удар. Чертов мир!
Сама пробежка по полю показалась мне настоящей пыткой, стоящей даже Ада. Сначала я бежала достаточно быстро, подгоняемая мыслей, что этот гад сейчас стоит и смотрит на мои попытки казаться крутой, а я никак не хотела ударить лицом в грязь. Но уже на четвертом круге дыхание сбилось, правый бок болезненно ныл, а на висках выступили капли пота. К моей радости, парня не очень интересовала моя персона. Дебил стоял, опершись локтем о забор, очерчивающий границы тренировочного поля, и, видимо, сладко посапывал. Не сказать, что меня это очень осчастливило — моя натура требует внимания, а с этим уже ничего не поделаешь, — но я с хитрым блеском в глазах уменьшала скорость своего бега, пока все-таки не остановилась. Причём остановилась именно около него.
Я поджала губы, чтобы улыбка не смогла почти разрезать моё лицо. Во мне заиграл ребенок, которому внезапно захотелось пошалить. Глаза забегали по спокойному лицу юноши, ища недостатки. Ровный нос. Чистое лицо без намёка хотя бы на один прыщ, хотя в его возрасте уже многие обзавелись ими. Ресницы редко подрагивали. Ноздри равномерно вздымались. И тут я заметила то, от чего мой взгляд невольно наполнился восхищением. Знаете, я просто обожаю скулы. Люблю разглядывать их изящные изгибы. Нравится вглядываться в то, как на них играют тени. А у задиристого дебила они как раз есть, причём хорошо заметные. Не понимаю, как раньше этого не заметила. Хотя, чего здесь непонятного? Он меня бесит. А когда человека кто-то бесит, то не в его интересах разглядывать лицо врага при каждой встрече.
Ещё пару секунд посмотрев на лицо юноши, я хмыкнула себе под нос, мол, ему дали задание следить за исполнением моего наказания, а он спит.
— Фырчишь как корова, — кареглазый резко открыл глаза. Его едкий взгляд почти златых глаз устремился прямо на меня, вызывая секундный ступор. Я пришла в себя быстрее, чем бы вы успели досчитать до пяти. Тело на уровне рефлексов отшатнулось назад, а с губ сорвался странный звук, похожий на произношение английской буквы «а». Я не знала, как вести себя именно сейчас, хотя обычно всегда делаю то, что услужливо подскажет мозг. Но мозг предательски выдавал «ошибку» или «сбой системы». Мне ничего не оставалось, как просто стоять и смотреть на задиристого дебила не понимая, что здесь происходит. Он же только что спал! Или притворялся? Если притворялся, то аплодирую стоя, ведь его игра была просто бесподобна.
— С, — мой язык словно сковали цепями. Говорить стало очень сложно. — Сам такой! — мои ладони сжались в кулаки, а нос сморщился. Не знаю, что было обиднее: он обозвал меня парнокопытным животным или же то, что я залюбовалась таким дебилом. Так ещё этот мой глупый ответ «сам такой». Так обычно словесно отбиваются дети, не способные нормально постоять за себя. Когда же я успела сдать позиции? Кажется, именно тогда, когда подошла к нему. А сам парень ухмыльнулся, увидев в какое положение меня завёл. Он выпрямился и повёл плечами круговыми движениями, видимо, разминая затекшую спину. Это смотрелось почти… Захватывающе? Юноша был высок — хоть не выше и не ниже меня, мы одинакового роста, — имел вполне по-мужски стройное тело, хоть и далеко не накаченное. Если бы не его дурной характер, то Жан, кхм, дебил бы даже понравился мне. На его фоне Эрен казался сущим ангелочком, а сам — ехидным дьяволенком.
Я сделала бесстрастное лицо и уже повернулась в пол оборота, дабы продолжить свой бег, как вдруг дебил сказал то, отчего тут же замерла на месте:
— Это ведь ты приходила к нам с Марко той ночью, в походе? — лицо его посерьезнело. Дерзкая улыбка, казалось бы, никогда и не цвела на тонких губах парня. Моя маска хладнокровия была сброшена. Глаза с отчетливо видным вопросом взглянули на дебила. Я сдвинула брови к переносице и приоткрыла рот, желая спросить, о чём он там говорит, но тот перебил. — Не надо смотреть так. Это ведь ты, да? — кареглазый обошёл забор и встал перед мной, всем своим видом показывая презрение к моей персоне. — Подкинула нам в палатку сорванную крапиву и ушла довольная спать. Это твоя месть за те мои слова, а, Серебрянская? — он положил руку на бок и наклонил голову. Я продолжала недоуменно взирать на него. — Только вот больше досталось бедному Марко, который вообще никак не причастен к нашей дискуссии. Он прилег на нее боком, получив ожоги по всей правой руке и плечу. Хорошо, что крапива не оказалась около его лица, — кадет сбоку приподнял рубашку оливкового цвета, показывая красное пятно диаметром семь-девять сантиметров. — Когда я получил лишь это. Ты рада?
Я вцепилась глазами в тот ожог, очерчивая его красные контуры задумчивым взглядом, и пыталась осмыслить полученную информацию. Сказать, что история про подкидывание крапивы привела меня в шоковое состояние — ничего не сказать. Мысль в голове сменяла одна другую. Сердце щемило от чувства чего-то упущенного, бессовестно забытого. И это забытое очень важно сейчас вспомнить. Но разум продолжал лишь подкидывать размытые картины, этим принося абсолютно никакую пользу. Я пыталась зацепиться за ту ниточку из памяти, которая могла меня привести к ответу. Ничего не выходило. Всё размыто. Это и наводило на мысль, что, должно быть, Жан — сейчас совершенно не хотелось называть его дебилом — просто ошибается в своих догадках. С его характером у него должны быть ещё недоброжелатели, так что не следует сразу надумывать на меня.
— Слушай, — моргнула, тем самым отрывая свой взор от ожога крапивой, и взглянула кадету в его золотые глаза. Он опустил край рубашки и сложил руки на груди. — Ты, конечно, меня просто ужас как бесишь, — нервно сглотнула вязкую слюну, скопившуюся во рту. — Да, мне было очень обидно услышать такие слова в свой адрес. Но! — я подняла палец перед собой, а затем спрятала потные от волнения ладошки за спину. — Я бы не додумалась подкинуть тебе крапиву в качестве мести. Как бы не хотелось этого признавать, но, да, я слишком труслива, чтобы сотворить такое. И-и-и-и, — невзначай отступила на пару шагов от Кирштайна, буквально нависшего надо мной грозной тучей. — Мне ж-жаль, — голос дрогнул. Стало неуютно от мысли, что сейчас начну глотать буквы в словах от напряжения, искрившегося в воздухе. — Марко. Он деймитено, — язык все-таки заплелся, из-за чего прочистила горло, дабы начать фразу заново. — Кхм, он, я хотела сказать, действительно не причём.
— Да, конечно. Ты такая святая! — фыркнул Жан. — Как я мог подумать на такую святошу! — парень развел руками. Он явно не верил моим словам. У меня вновь открылся рот, дабы продолжать доказывать свою непричастность. Но осеклась. Теперь уже я нахмурилась, выпрямила спину и распустила плечи.
— Да чего я вообще стою перед тобой и оправдываюсь! Я точно знаю, что не подкидывала тебе эту тупую крапиву! Всё! Отстань! У меня бег!
Кирштайн что-то яростно кричал мне вслед, но на это не обращала никакого внимания. Внутри всё горело от раздражения. Хотелось рвать и метать, т.к. в первую очередь дебил подумал на меня. В голове снова и снова прокручивались слова кадета. Кто-то подкинул ему — а точнее им, если считать ещё и Марко — крапиву. Мстили этому гаду, а вот больше досталось его дружку. Того парня — имя снова вылетело из головы, — конечно же, жалко. Он не виноват, что Жан обзавёлся врагами благодаря своему бескостному языку. Теперь вопрос: кто именно из врагов им напакостил?
***
— Ну и видок у тебя! — рыжеволосый свел брови домиком. — А потом за километр несет! Фе! — паренек показательно помахал рукой перед носом.
Глаза устало закатываются. Губы зашептали немую просьбу оставить меня пока что в покое. Бок нещадно кололо, словно туда впились тысячи гвоздей. Ноги жгло. Горло раздирала жажда. Даже слюна не могла освежить сухие губы. Единственная радость — трава, на тростинках которой сияла блеском звезд роса. Влага остужала разгоряченное тело, хоть и делая одежду мокрой и грязной. Одежда — это последнее, что волновало меня сейчас. Бег выжал из меня все силы. Я словно прошла все круги Ада. Нет, не прошла, а пробежала! Вот что бывает, когда гордость не позволяет показать себя слабой девчушкой, да и ещё перед потенциальным недругом. Надзор Жана даже и не нужен был, ведь я выполнила наказание, остановившись лишь раз. И то, только тогда, когда заметила, что мой надзиратель «спит». Мое тело теперь было выжато, точно тряпка.
Эрик, пришедший только что — он снова проспал и пропустил общий бег, — с сонным лицом озирался по сторонам, ища Шадиса. Но сегодня за кадетами следил Донни Фостер, так что Свон словил сегодня крупный джек-пот, ведь солдат не обратил внимание на опоздавшего мальчишку, когда Кис бы уже кричал, брызжа слюной в разные стороны. Сероглазый облегченно выдохнул и вернул взгляд к моему телу, распластавшемуся на зеленой траве и тяжело дышавшему. Он что-то пробурчал себе под нос и присел на носочки рядом со мной. Я же лишь раз посмотрела на друга, больше отдаваясь мыслям, что моё сердце слишком гулко отбивает ритм. В моем мире у меня частенько поднималось давление от долгого бега, например, на уроке физической культуры. Но тогда моё тело было в несколько раз выносливее, ведь не приходилось голодать два года. Какая же я… Жалкая.
— Серебрянская, ты хоть и всегда бледная, но сейчас гораздо бледнее, чем обычно. Тебе очень плохо? — раздался голос Эрена. В другой момент бы меня наполнила радость, что главный персонаж многих моих сопливых мыслей сейчас разговаривает со мной. Может, махнула бы рукой, мол, всё нормально, ничего страшного, бывало и похуже. Если бы не моё тело говорило далеко об обратном. Тут уж простым махом ручонкой не открутишься, да и «откручиваться» не то чтобы не хотелось, но и сил не было. Вопрос Йегера остался висеть в воздухе без ответа. — Даш, может позвать мисс Сабрину? — зеленоглазый так же присел около моего тела и похлопал холодной ладошкой по моей щеке. От столь прекрасного ощущения чуть не застонала от наслаждения. Я была готова выискать в себе капли силы и крепко ухватиться за те руки, лишь бы вечно дарили прохладу и тот некий покой на душе. — Да-а-аш.
— С ней все в порядке, Эрен, — как всегда холодно произнесла Микаса, не отводя глаз от действий названого брата. Девушка коснулась шарфа и, ухватившись пальцами за его край, подтянула к носу. Услышав голос азиатки, я подняла веки и взглянула на ее лицо, словно пытаясь что-то в нем найти. Все то же каменное выражение красивого личика, ни единой эмоции. Ничего нового. — Тебе не стоит волноваться, — либо мне показалось, или же сероглазая всего на мгновение сощурила глаза, вглядываясь в мою щеку, а точнее в ладонь, гладившую ее.
— Ты же не привыкла так много бегать, вот и результат, — из-за плеча азиатки показалась светлая макушка Армина.
Убейте. Я не хочу так мучиться.
***
Настало время завтрака, а завтрак для меня сейчас лишь как повод посидеть, ничего не делая. Из горла почти вырвалось довольное мурчание, когда села на лавку и положила голову на стол. Все тело продолжало ломить от боли, но дыхание пришло в норму, а сердце утихло, перестав бешено биться о ребра. Я не считала минуты, отведенные на перекус. Мне было все равно что не успею позавтракать, хоть живот требовательно напевал свою серенаду. Казалось, что не было доселе отдыха слаще, чем сейчас. Разум заволакивало дымкой, и вот-вот я могла упасть в пропасть сна. Даже громкие возгласы кадетов были подобны колыбельной, убаюкивающей моё усталое тело. Это как засыпать на диване перед телевизором, когда ты настолько вымотался, что даже не был способен перебраться в комнату, на кровать.
— Даша…
Я рефлекторно подняла голову и вопросительно промычала, не в силах что-либо сказать. Эрен, сидящей напротив меня, задал какой-то вопрос, но до меня не дошел его смысл. Услышанные слова в голове смешались в одну непонятную субстанцию, и я сквозь сон вопросительно дернула бровью — все, что могла сейчас сделать, лишь бы Йегер не подумал, что его игнорируют. Один мой глаз был уже закрыт и, так сказать, спал, а другой вглядывался в расплывчатое очертание лица юноши. Эрен зашевелил губами, создавая новый поток слов. Я следила, как его чуть пухлые губы завораживающе двигаются, открывая вид на прямоугольники белых зубов и изредка на язык. Смысл произнесенных фраз вновь ускользнул от меня, но, на всякий случай, покивала как болванчик. Эрик, который сидел на одной со мной лавке, ткнул пальцем мне в щеку, чью внутреннюю сторону потом прикусила. Рыжеволосый решил действовать решительнее: потряс меня, что принесло достаточно жалкий эффект. Сон все еще тянул ручонки к моему разуму, но зато теперь оба глаза созерцали мир.
— Серебрянская, представляешь, Кис уехал сегодня. На целых два дня. Это узнал буквально пять минут назад, — зашептал мне на ухо друг. От упоминания имени главного инструктора волоски на макушке встали дыбом. — Ты можешь пробраться в казарму и выспаться, ведь помощники Шадиса не больно-то обращают внимание на количество кадетов, пришедших на тренировки. Я, вон, проспал и пропустил утренний бег! И никто мне и слова не сказал! — Эрик дружески обнял меня за плечо. Разум прояснился от промелькнувшей в мыслях теплой кровати. Я удивленно подняла брови, смотря на сероглазого с надеждой о спокойном сне. Уголки губ дрогнули, а потом растянулись в счастливой улыбке. Именно такой новости мне и не хватало. Шадис уехал на два дня… На целых два дня! Какое счастье! О, великие Мария, Роза, Сина! Спасибо за такой щедрый подарок!
Живот снова издал протяжный вой, но это ни на каплю не смутило ни меня, ни моих друзей, ведь что естественно, то не безобразно. Я воодушевленно зажевала небольшую булочку, оказавшееся вдруг сладкой, хотя раньше кухарки давали безвкусные. Это ещё больше подняло мне настроение, и мои челюсти задвигались активнее. Скользнув взглядом по друзьям, перевела внимание на другие столы. И наткнулась на глаза цвета меда. Жан смотрел на меня прямо, словно пытаясь прожечь во мне дыру. В голове раздались слова: «
Это ведь ты приходила к нам с Марко той ночью, в походе?». Я нервно проглотила хорошо прожеванный кусок булочки и, неожиданно даже для самой себя, повернула голову в сторону Эрика. Друг заметил это и повёл подбородком, тем самым задавая немой вопрос, мол, что такое. Я своим тревожным видом пыталась сказать, что кое-что со мной приключилось, пока отбывала наказание. Но ведь кадет не умел читать мысли, поэтому не понимал, что происходит.
Жан не отворачивался и продолжал пилить мою особу взглядом, вызывая в моей душе целую бурю эмоций: обида, раздражение, волнение, жалость. Он не верит в мою непричастность к ситуации с крапивой. Скорее всего, его больше злил тот факт, что из-за него пострадал Марко. А я не могу доказать свою невиновность, т.к. нет алиби. У Жака, кхм, Жана есть все основания меня подозревать: взаимная нелюбовь, и наверняка он догадался, что тогда у реки я не просто так летела на него на тарзанке. Мол, раз первый раз у меня не получилось отомстить, почему б не попробовать еще? Вот если б пострадал только Кирштайн, то любыми бы способами вычислила виновника и лично пожала руку. Но карты сложились по-другому. Большую часть удара принял на себя совершенно невинный человек. Это не дает мне права наслаждаться тем, что теперь от этого плохо Кирштайну. Да, враг — он и в Африке враг. Но не сейчас.
