Добро пожаловать в Ракузан.

Утро понедельника. В прошлой жизни я ненавидел понедельник и его утро куда больше, чем другие дни недели с их невинными утречками. Но сейчас я не просыпаюсь из-за раздражающего моторного звука мотоцикла моего соседа, который тот заводил исключительно только по понедельникам и только в 5 часов утра, чтобы уехать на недельную командировку из города. До следующего понедельника он избавлялся от своей ревнивой жены, стервозной тёщи и моих проклятий о вечном адовом пекле за всё это постоянное дерьмо. Сейчас я не слышу за стеной бессмысленных перепалок двух лесбиянок, работающих в какой-то крупной компании по производству и оптовой продаже кожаной женской одежды и обуви. Эти ссоры происходят всегда из-за одного: они обе опаздывают на свою драгоценную работу, потому что после бурной ночи своего единственного выходного они забыли поставить будильник. Вот так. Обе. Забыли и всё. Взаимные вылизывания без контроля времени и собственного разума могут довести вас до увольнения. Сейчас я просто не испытываю чувства тяжести и всемирной лени, как это было по понедельникам раньше. Два выходных дня ты спишь на убой и точно также ничего не делаешь, а на утро понедельника понимаешь, что хочешь так ещё. Ты слишком мало потратил своего обесцененного времени впустую. Утро понедельника. Сейчас мне ничто не мешает начать любить его или хотя бы просто перестать ненавидеть. — Сегодня день новичков, — я вздрогнул от неожиданного голоса за спиной и тут же последовавшего за ним прикосновения. Акаши прижался ко мне сзади, держа свою ладонь на моём животе и изредка поглаживая его кончиками пальцев. — Они приходят вечером, в понедельник, потому что ненавидят этот день больше, чем все остальные рабочие дни недели. Я прикрыл глаза, поддаваясь манипуляциям чужого тела. Точно так же как я это делал ночью. Снова. Снова поёжился и подчинился холодной власти. Снова не устоял перед обманчивой пошлостью. Снова после этого остался голым и ни с чем. Мы уснули, так и не сказав друг другу ни слова, и проснулись бы точно в таком же режиме, если бы он хотел ответить на мои вопросы. Если бы он не использовал меня для каких-то своих собственных целей. — Как они узнают о клубе? Ведь первое правило… — Оно для того и первое, чтобы хотеть его нарушить больше остальных. — Я изначально вообще думал, что ты приходишь за ними сам. — Для этого существует смерть, а я обычный человек, который уверен, что подобная услуга для потерянного человечества обходилась бы мне бесполезной растратой времени. — Почему бесполезной? Это же пополнение. Популярность. Спасение. — Тецуя, — Акаши убрал свою руку с моего живота и тут же перелез через меня, слегка касаясь моего бедра головкой члена. Вот же блять. Акаши оказался бы на мне, если бы я предусмотрительно не пододвинулся на место, где он спал. Если бы это случилось, я бы начал материться уже вслух. — Тут такое дело — тебя никто не спасёт, если с тобой нет человека, который хочет твоей полноценной свободы больше, чем ты сам. Тебя никто не спасёт, если такой человек в твоём окружении отсутствует или ты сам всем своим нутром и силой разума не захочешь этого. Без спасения ты так и сгниёшь в трясине собственных недомолвок, отрицания себя и липовом самосовершенствовании. Я поглощал каждое его слово, а он — каждый мой взгляд. — Ты не полюбишь понедельник, и другие дни недели ты тоже не полюбишь. Ты не полюбишь время вообще, потому что оно не оправдывает твоих надежд. Потому что ты ничего не сделал для того, чтобы оно их оправдало. Ты будешь любить свой мелкий хлам на рабочем месте, свою квартиру, в которой этого хлама ещё больше. Ты так это всё будешь любить и внутренне ненавидеть одновременно, что даже не заметишь, как-то, что ты называешь «всем» съело тебя, не оставив ни единой косточки для доказательства твоего якобы небестолкового существования. Если хотя бы раз в жизни ты почувствуешь, что нуждаешься в спасении, и после этого его не последует, пойми, что не нужно себя винить в этом, надеясь тем самым внести какие-то поправки в свой внутренний мир и в свою внешнюю жизнь. Помни, что это случилось, потому что рядом просто не было нужного человека, и ты этого спасения хотел не до конца. — Я понял, Акаши-кун. Пока он это всё говорил, его брови слегка нахмурились и сдвинулись к переносице, но взгляд был по-прежнему добрым, а голос всё таким же мягким и уравновешенным. — В Ракузане только те люди, которые действительно хотят свободы. Которые по-настоящему хотят спастись. — Я поправлю тебя, — он почти невесомо провёл указательным пальцем по моей щеке, ненадолго задерживая взгляд на губах, которые сейчас были суше Сахары. — В моём бойцовском клубе остаются только те люди, которые по-настоящему хотят спастись или найти того, кто способен спасти их. Акаши вплотную пододвинулся ко мне, и, не давая сказать и слова, прикрыл мой рот своими губами. Я закрыл глаза, ощущая, как чужой язык бегает от одного края нижней губы к другому, не собираясь проникать дальше. После повтора этого действия, Акаши слегка прикусил мою нижнюю губу, и я сразу же почувствовал металлический вкус крови. Он немного отстранился, осматривая моё лицо слишком странным и виноватым взглядом. — Что? — Если кто-то из новичков спросит у тебя, что с твоими губами, скажи, что ты дрался с парнем, который любит кусать челюсть изнутри. — А что, если они попросят показать на него? — Покажи на меня, ведь это я сделал такое с ними и не только с ними этой ночью. — Как раз-таки и не ты, Акаши-кун. — То, что нас двое, им знать тоже необязательно.

***

Мы сидели за барной стойкой, у которой обычно суетится только один Мурасакибара. Я, Такао, Кисе, парень с чёрной чёлкой по имени Химуро Тацуя и сам Мурасакибара. Такая странная компания, состоящая из людей, которым было сегодня неинтересно наблюдать, как Акаши рассказывает новичкам правила клуба, очень много важничает и после всего этого метелит парней, показывая им всю их собственную неопытность. Я сидел молча, изредка напоминая о своём присутствии хлюпающим звуком молока, которое металось вверх-вниз по стенкам белой трубочки. Мне было интересно слушать, о чём говорят эти четверо. Точнее, трое, потому что Мурасакибара тоже молчал, напоминая о своём присутствии постоянным хрустом чипсов. — У нас с Аомине-чи сегодня два года отношений, — мечтательно протянул Кисе, вертя в своей руке стеклянную бутылку с диетической колой. — Поздравляю, Кисе, я до сих пор не понимаю, как ты этого человека столько времени терпишь, но всё равно поздравляю! — искренне подхватил Такао, ставя перед Мурасакибарой пустую чашку из-под чёрного чая. — Можно мне ещё порцию, у меня дикий сушняк после вчерашнего. — А что было вчера? — Химуро тут же проявил свой интерес, отрываясь от каких-то своих записей в маленьком блокноте. — Мы с Шин-чаном решили устроить себе алкогольный вечер! — Такао, поблагодарив кивком за чай Мурасакибару, тут же выдул всё содержимое чашки, зацикливая этой паузой всё внимание на себе. — Вот уж не знал, что я окажусь слабее Шин-чана. — Мидорима-чи оказался стойким солдатиком? — Кисе, усмехнувшись, по-дружески подтолкнул рядом сидящего Такао. — Да он спирты всякие каждый день нюхает, а может и употребляет, поэтому для него это дело привычки. Вот я, если честно, тоже не понимаю, как ты с этим занудой ещё и выпивать можешь. — Когда Шин пьяный, его занудство улетучивается вместе с его непоколебимой серьёзностью, — Такао, оставив несколько монет на стойке, надел на себя чёрную бейсболку и направился к выходу. — Ладно, у меня делищ по горло, бывайте. — Да-да, именно по горло, — прокричал ему через плечо Кисе, на что Химуро лишь слегка покачал головой, а Мурасакибара закатил глаза. Такао ушёл, а это значит, что Кисе сейчас переключится либо на Химуро, либо на меня. С Мурасакибарой вообще редко у кого получается надолго заговорить. — Куроко-чи, а что это у тебя за порезы на ключицах и руках? Да так, просто дрался с человеком, который ногти забыл подстричь. — А вы знаете, у Акаши много было девушек? Или не девушек… Пожалуйста, не обращайте внимания на мои порезы. Пожалуйста. Химуро снова оторвал взгляд от своего блокнота, и посмотрел на Мурасакибару. Тот посмотрел сначала на пустую пачку чипсов, а потом на Кисе. Кисе понял, что отвечать придётся ему, поэтому сразу же мысленно поблагодарил Бога за то, что он имеет возможность поболтать о личной жизни Акаши. Кисе с любопытством в глазах смотрит на меня. Только не говори снова о моих порезах. Не нужно говорить о них. — Почему тебя это так интересует? Потому что я просто хочу знать. — Вы все так открыто говорите о своих отношениях, показываете это, но от Акаши я никогда подобного не слышал и не видел. Потому что я слышал и видел кое-что большее. — Я встречаюсь с Аомине-чи, Такао-чи с Мидорима-чи, Химуро-чи, кажется, с Мурасакибара-чи, — Кисе быстро посмотрел на упомянутую парочку, которая даже не шелохнулась от услышанной информации. — Да, а вот Акаши-чи… Не нужно говорить, что он встречается со мной. Это просто смешно, если кто-то так думает. — Куроко, поверь, в случае с Акаши неважно девушки или парни, — Химуро перебил Кисе, а Мурасакибара достал новую пачку чипсов. — Ни тех, ни других у Акаши не было. Сложно поверить в такое. И я не верю. — Потому что это Акаши был у них. Я перестал чувствовать вкус ванили на своём языке. Я тихо говорю: — Понятно. Кисе неожиданно вскакивает с места, из-за чего его бутылка с колой, которая стояла на стойке, падает и катится по гладкой поверхности ко мне. — Химуро-чи! Я уверен, Акаши-чи был в кого-нибудь влюблён! — Я бы задумался, если бы мне это сейчас говорил Мидорима, но не ты. Ты его слишком плохо знаешь. Если так подумать, мы все его слишком плохо знаем. Но не я. — Извини, что перебиваю, но откуда ты знаешь Акаши-куна? Кисе недовольно цокнул и сел на место. Ему нужно остыть, а мне узнать больше о людях, которые окружают Акаши. — Мы с ним учились вместе и ходили в литературный клуб в средней школе. Там я с ним много дискутировал, наверное, поэтому я здесь. — А ещё Химуро-чи наш Санта! Химуро строго посмотрел на Кисе, от чего тот сразу же замолчал. Наверное, Кисе опять ляпнул что-то лишнее. Что ж, я хочу знать всё. — Санта? — Муро-чин портит мои сладости. Это я уже слышал. — Я оснащаю это место наркотиками. — Понятно. Неловкая тишина, от которой мне захотелось смеяться. Наверное, спрос на наркотики от Химуро куда больше, чем спрос на пирожные от Мурасакибары. Теперь всё действительно понятно. — Если что-то нужно — обращайся. — Спасибо, но думаю, что не буду. — А вот Аомине-чи просил передать, что хочет ещё ту штуку, которую ты продавал ему в последний раз. — Вообще-то я продавал её тебе, Кисе. Кисе нужно прекратить так необдуманно болтать, а я понял, что шныряют по венам и не только по ним здесь все. Все? — Химуро-кун, а Акаши-кун часто к тебе обращается? — Никогда ещё не обращался. Мне стало как-то легче. Я снова начал чувствовать ванильный вкус из трубочки. — Спасибо за коктейль и беседу, я пойду посплю. Оставив деньги за напиток, я поспешил покинуть это место, пока Кисе снова не заинтересовался моими порезами. Я понимал, что Акаши узнает про мою безмерную любопытность, но мне плевать. Я имею право знать о нём чуть больше, чем кто-либо другой. Хотя бы потому, что он знает обо мне абсолютно всё. Только он и никто больше. Проходя мимо места, где начиналась чья-то новая жизнь, я не устоял перед свирепыми криками. Все эти людские голоса, громкие звуки ударов и подбадривающие кого-то свисты. Всё это уже манило такого, как я. Я подошёл к перилам и склонил голову вниз. Людей было больше, чем обычно. Среди них я сразу разглядел Акаши, который сидел без рубашки на стуле, и как обычно медленно курил. Должно быть, он уже принял все бои. Должно быть, именно поэтому так много парней с синяками по всему телу и с собственной засохшей кровью на лице и руках. В центре круга дрался Аомине с каким-то рыжим мускулистым парнем. Судя по его разбитой физиономии и тяжёлому дыханию, можно было уверенно сказать, что Аомине с неповреждёнными частями тела сегодня выйдет победителем. Не хотел бы я драться с этим человеком. Особенно, если вспомнить мой последний косяк, который точно благоприятно не сыграет на нашем с ним и без того пошатанном взаимоотношении, если Аомине всё-таки обо всём догадается. Уже поздно о чём-то сожалеть или беспокоиться. Если он захочет меня побить, я не стану убегать в испуге, как это сделал тогда. Всё моё тело — это сборище гематом, ссадин и порезов. Ничего страшного, если ко всему этому ещё и добавятся переломы от кулаков Аомине. Ничего страшного. Аомине заламывает руку рыжего парня, а тот в приступе боли орёт: — Остановись. Аомине сразу же слезает с парня, вытирая рукой мокрый лоб от собственного пота. Я не понимаю, зачем смотрю на этого человека. Я не могу объяснить, почему моё дыхание перехватывает, когда он, обернувшись, поднимает голову вверх и пристально смотрит на меня. Акаши разговаривает с Мидоримой, когда Аомине, ухмыльнувшись, подмигивает мне и, немного задержав свой взгляд на моём лице, отворачивается. Я сильнее сжимаю руками холодные перила, не сводя своего взгляда с синеволосого затылка. Я повторяю вслух самому себе: — Ничего страшного.