Молитва

«О, святый преподобне отче Иоанне! Много пострадал ты ради девства, томимый страстию плотской и подвигами разными удручая себя. Последи в глубокую вшел и по плечи землею себя засыпал еси и тако в лютом страдании всю святую четыредесятницу пребыл еси.» Вспышкой под веками — вся его молодость. Лерник — спортсмен. Лерник — красавец. Женщины падают в его объятия и в копилку подвигов, как монетки — дзынь! — успевай считать. Лернику всё дозволено. «Как ты мог спать с ней, пока встречался со мной? — Я буду спать, с кем захочу. Ещё одна претензия, и ты вылетишь из этого списка!» Но любви ему уже недостаточно. Лерник хочет власти. «В светоносную же ночь Воскресения Христова осиял тебя Божественный свет и голос Божий был к тебе, и исчезла борьба похоти телесной с того часа, и свет тот пребыл с тобою до самой кончины.» «С того часа… с того часа и померк свет для меня, когда с гордынею не совладав, на великую силу позарился, когда весь мир у ног своих лежащим возжелать посмел…» Эксперимент обещал ему могущество, а принес осознание. Ответственность. Лерник — защитник. Лерник — герой. Лерник — спаситель. И потери. Хотя нет, потери принесло время, эксперимент лишь позволил увидеть их все. Гроб матери. Гроб ребёнка. Лер — грешник. «О, Иоанне преподобне, многими страданиями страсть телесную победив, буди заступником и помощником одержимым похотию и вожделением страстным, но хотящим лучше умрети, нежели согрешити.» Он твёрдо решил искупить грехи, вступив на путь истинный, навсегда решив остаться лишь хранителем мира в стране и слова божьего на земле, безучастным к мирским желаниям. Смоляные кудри изменили всё за секунду. «Свободи страдальцев сих, Иоанне многострадальне, подай им терпение, дабы не падая и не ослабевая переносили они борьбу сию, и моли Господа, да избавит Он их из пучины страстей и от брения нечистоты.» Бархатный баритон приходил во снах и озвучивал самые тёмные искушения, как ни один девичий голосок. Свист воздуха и лязг оружия сопровождал на каждом задании. Защищая. Мешая. Отвлекая одним напоминанием о себе. И не раз спасая эту треклятую жизнь. Лер исступленно хватается за грудь, раскачивается в попытках не то поклониться иконам, не то стряхнуть жгучие мысли. Слова молитвы давно потеряли смысл, он повторяет их бездумно, отчаянно, постепенно теряя веру, что они когда-нибудь смогут помочь. Бог милостив, он дарует покаяние раскаявшимся, и Лер раскаивается в своем поступке… но не в чувствах. А поступок ему не замолить никогда. «Отгони от них сластолюбивые образы и упраздни страсть, подавляющую их, и внуши им уверение, яко Господь сверх силы не попускает человеку искушатися, и избави их от уныния, да исцелившись, прочее время живота проведут в покое.» Он может читать молитвы на любых языках хоть всю жизнь, и кто знает, сколько столетий она продлится, но он не обретет покоя, пока не попросит прощения у того, перед кем действительно виноват. И от кого прятался трусливо в этом монастыре уже не один десяток лет. От кого-то, помимо собственных порочных желаний. ...алкоголь туманил рассудок, помогал забыть христианские заветы и обещания самому себе. Твердая рука поддерживала, не давая упасть, смуглая кожа манила, а горячие губы отчитывали так близко… Шок, боль и ярость того, кто видел в Лере товарища, можно было пить вместо яда. Нет, ни одна молитва не позволит ему забыть. «Осени их надеждою будущего света, и настави их упованием на Обетованную Землю Небесную, да прославят Единаго в Троице Бога, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.» Леру едва хватает сил закончить бесполезные слова под всё более явственные звуки шагов по лестнице. Чувство безысходности придавливает его к земле, сгибает пополам. Ему не нужно оборачиваться к вошедшей, он не знает её, но уже догадывается, что ей нужно. Ларина рассказывает про угрозу, нависшую над миром, и Лер еще раздумывает, соглашаться ли, взвешивая долг на одной чаше весов и остатки надежды на искупление — на другой, когда она спрашивает:  — …мы ещё нашли Хана, Арсуса и Ксению, в команде вы сможете победить. Ты поможешь привести их? И прежде, чем он успевает осознать и спросить позволения у Господа, губы сами произносят тихое:  — Да.