Чертов часовой пояс!

— Тебе не надоело?! Почему бы не сделать все намного легче?! — Да, Димитровград была в огромной ярости. Даже больше чем многие другие города, соединенные большой семьей под надзором матери России и властной сестрой Москвой, часовой пояс которой, хоть и отличался от ее сестер (не многих, но большинства), но при этом из-за него никогда не возникало разногласий. Пока не наступил этот день.       Совместно с зарубежной подругой матери Британией во владениях России должны были показывать такую долгожданную для многих фанатов первую серию нового сезона Шерлока. Не только люди, но и города были в огромном предвкушении, каждый настраивал свои часовые пояса, каждый свой собственный. У кого-то премьера должна была быть через пару часов, а у кого-то — полдня. И все бы здорово, но словно гром с неба от России пришла новость — новая серия во всех городах выйдет по времени Московскому. И тогда всем стало совсем не весело. Старшая сестра очень редко показывала такой характер со своей стороны, умалчивала подобную тему, а теперь что? Решила показать кто тут главный среди младших и средних сестер? Конечно, возникать никто не торопился, кроме маленькой смышлёной и очень недовольной младшей сестры, не самой маленькой, но не выросшей до размера средних городов. И если все остальные хотя бы имели представление, что будет если в чем-то упрекать Москву, хорошим это не кончится, то Димитровград понятия не имела. К своему сожалению.       Москву ставили в пример сестрам всегда за ее холодность, непредсказуемость, порядочность, дисциплину. Эта девушка умела привлечь внимание, к ней тянулись, она была популярна у зарубежных городов. Никто кроме матери обычно не пререкался с ней, зная, что за простой холодной стороной скрывается нечто более ужасное, чем-то, что есть сейчас. — Что ты именно имеешь в виду под словами…«Сделать намного легче»? — сидя в своем кабинете и настраивая временные ошибки в кодах показа программ, Москва казалась задумчивой, будто погруженной в занятие, но от нее тянуло легким безразличием к словам сестры. Будто бы ее слова сейчас абсолютно ничего не значили, заговори она хоть о политике целого мира. Но тут синие глаза обратились на сестру, наконец наполнившись капелькой внимания. Град вздохнула, отводя взгляд. Она была неприметной для всех, о ней никто не знал, и на фоне яркой харизматичной сестренки она и вовсе казалась бледной мышкой. У Москвы светлые локоны, плетеные в красивые косы и яркие пронзительные глаза, а у Димитровград — темно-русые волосы, сведенные в два хвостика по бокам и серые глаза, как у Питер. Но если у нее в глазах являлась вселенская печаль, которая завораживала фотографов и художников, то глаза Град несли в себе лишь скуку. Москва высокая, с идеальной осанкой, нежными изгибами тела и бледной кожей, Димитровград — низкая, чуть полноватая, с резкими движениями, но трудолюбивыми руками и смугло-сероватой кожей. Она не привлекала внимания, а потому завидовала всему, что связано с Москвой так или иначе, но смотреть в глаза буквально идеалу девушки ей не хотелось. — Я о…показе серии по твоему часовому поясу… — буркнула девчонка, сложив руки на груди и боковым зрением отмечая ухмылку на лице старшей сестры, легкую, но немного пугающую. Встав со своего рабочего места, она выпрямилась и снизу вверх, будто издеваясь, посмотрела на младшую. — Во-первых, Димитровград, к старшим нужно проявлять хоть немного уважения. Мама разве нас вместе не учила этому? — издевательский тон действовал на нервы. Град молчала, но решилась взглянуть на сестру, дабы не казаться слабой в ее глазах. Но стоило той поднять голову, как ее тут же «аккуратно» приложили вниз, причем вместе со всем телом сразу же. Москва не казалась сильной, но суровый характер, передавшийся ей сильнее всех от матери показывался еще и в поступках. Град вскрикнула, чувствуя, как заламывают ее руку и уже начала жалеть о своем поступке, но слова будто застряли в горле, одновременно с этим и давя на легкие, заставляя задыхаться от накатившего страха, — А во-вторых, кто ты такая, чтобы как-то возникать здесь? Я уважаю всех сестер, в том числе и тебя, сестренка, но я не люблю когда мне предъявляют претензии, — свободная рука старшей сестры скользнула на талию и резким движением подтолкнула Димитровград к ее рабочему столу, опустив ее голову на полированную поверхность, вызвав раздраженный и вместе с этим испуганный выдох. Пальцы Град сжимались и разжимались, чуть подрагивая, а она сама замерла, немного жалея. — Что ты делаешь? — дернувшись, девушка тут же встретилась лицом со столом вновь, тут же ощущая как сестра встала сзади нее, притягивает снова к себе, но не отстраняя далеко от стола, хмыкая про себя, тихо, но слышно лично для нее. Слова тут же застряли в горле, когда тонкие, всегда ухоженные пальцы проникают под мешковатую футболку, проходя по полноватым бокам и ложатся на небольшую грудь, заставляя краснеть, но не дергаться. А то мало ли что… — Ничего особенного сестренка. Никогда не слышала фразу что Москва способна нагнуть любой город? — Град вздрогнула, шипя, когда грудь сжали, несильно, но и без всякого намека на нежность. Да, когда-то давно ходила подобная фраза, но ее воспринимали не буквально, скорее морально, ведь Москва стояла выше всех и могла изменить принятое младшими и средними сестрами решение в два счёта. Но чтобы буквально… Это было ненормально. — Ты не сделаешь ничего… — Ты так в этом уверена? Я, как ты знаешь, никогда не останавливаюсь на середине пути, — Димитровград тяжело задышала когда зубы Москвы сомкнулись на ее шее, вызывая мурашки по коже, а руки, продолжающие поглаживать и жестко сжимать грудь, задевая длинными ногтями соски сквозь бюстгальтер, заставляли стискивать зубы, выдавая состояние девушки лишь с помощью тяжелого дыхания. Боже, неужели все это происходит именно с ней?       Страх смешался с более приятным чувством, заставляя Град откинуть голову на плечо старшей сестры, пожимая губы, чтобы не застонать в голос, стоило второй руке отойти от своей старой позиции и опуститься под джинсы, пройтись по кромке белья и преодолеть это препятствие, резким движением, зная, что младшая сестра уже давно не девочка, — никто не знал, кто это был, да и спустя пару дней забыли тотчас, — проникая внутрь пальцем, сначала одним, вызывая судорожное дыхание, затем второй, наслаждаясь первым стоном, таким нежным. Град тут же всхлипнула от накатившей паники. К жесткости она отнюдь не привыкла. Привыкла оставаться в тени сестер и иметь только близких друзей среди других городов. Но сейчас чувства захлестывали ее с головой, смешивая страх и явно ощутимое возбуждение. Пусть Москва и вела себя резко, без намека на нежность, но видимо знающие свое дело пальцы, проникали под таким углом, каким-то правильным, отчего пальцы на ногах поджимались от удовольствия, а по телу шли мурашки.       Со вторым пальцем пришел и третий, а Димитровград уже не вырвалась и не пыталась как-то отговорить сестру. С нее уже сняли футболку, а джинсы были приспущены до колен, и когда это все произошло, она уже совсем не помнила. Развернув сестру к себе, Москва с явной ухмылкой, которую из-за туманного взгляда Град почти не видела перед собой, усадила на стол, стащила джинсы совсем и прижалась губами к губам брюнетки, распуская нелепые хвосты и впиваясь пальцами в волосы, оттягивая их чуть назад, давая Град прийти в себя. От подобного хотелось то ли стонать, то ли кричать в голос, а лучше всего убежать и никогда больше не возвращаться в этот злосчастный кабинет. Они же сестры, черт возьми, и Москву это ни капельки не останавливает в данный момент. Она спокойно позволяет себе в поцелуе снова смять ее грудь, пробираясь уже под бра. Град всхлипнула вновь, сводя ноги и неумело отвечая на поцелуй, удивляя старшую сестру своей невинностью. Ведь девственность успела потерять как-то, а целоваться так и не научилась. — Москвааа… — Да? — мурлыкнула блондинка, как только та отстранилась, медленно снимая бюстгальтер, более нежно водя руками по чуть выпирающему животику сестры, та напряглась, жмурясь, будто боясь что ее вот-вот ударят, но когда же с тела исчезла и последняя вещь, то страх куда-то пропал. Град вздохнула, нервно и тяжело, понимая, что теперь-то ей точно не убежать от сестры. Хотя бы потому что она обнаженная. А еще потому что ноги спустя такое огромное количество ласк просто не держали ее на месте. Лишь стол не показывал этого состояния никому. Кроме Москвы. Потому что Москва была всегда внимательна, умела читать всех с первого взгляда и слова. И сейчас она прекрасно видела, что творится с Димитровград сейчас, обходя стол и залезая в один из множества выдвижных ящиков, будто ища что-то. — Может…я просто…уйду, Москва? Я больше не буду так делать, прости… — голос Град дрожал, она прикрыла руками грудь, с огромным вниманием смотря на поиски сестры, но вот результат поисков заставил ее не на шутку запаниковать. В руках блондинка держала достаточно внушительного размера фаллоимитатор с выражением лица, которое говорило, что никуда девушка сейчас не пойдет. — Ну Град, мы с тобой слишком далеко зашли чтобы я просто так тебя отпускала. Да и сможешь ты? В таком-то состоянии, — нависнув снова над Димитровград, Москва коснулась рукой влажного влагалища сестренки, пальчиками играясь с клитором, отчего брюнетка то жмурилась, то кусала пухлые губы, заглядывая в глаза и буквально моля о большем, хоть и разум твердил обратное. Но разве разум может контролировать тело? Не в этот момент. — Тогда…просто сделай то, что хотела… — голос напоминал долгий и протяжный стон, потому что говорить Град еле-еле могла, тут же притягивая сестру за шею, целуя по-своему, неумело, но пытаясь показать свое желание, но вместе с этим сдаваясь Москве, говоря, мол, ты выиграла — получи свой приз. Раздвинув ноги младшей, Москва снова позволила себе улыбнуться в поцелуй, наслаждаясь каждым ее вздрагиванием, каждым писком, каждым новым стоном, запоминая его. Потому что она никогда не интересовалась сестрами, да и девушками в общем. Но мать учила ее что нужно быть строгой, и находить свои методы воспитания младших. И Москва нашла. Своеобразный, странный, но действенный и такой приятный. Димитровград всегда для нее не была кем-то особенным. Более того, про эту дальнюю девушку, о которой люди еле-еле имели представление, и вовсе можно было легко забыть. Но, как оказалось, в тихом омуте водятся очень дерзкие черти. Несмотря на советы сестер, все равно ворвалась к ней с обвинениями. Милая, но такая беззащитная перед сильнейшим городом. Наравне с Питер и Областью — сестрой-близнецом, — она могла со спокойствием быть главной после самой матери и контролировать все, что было связано с ее сестрами. Дабы те ничего не испортили.       Димитровград была еще и невнимательной. За нежным, переходящим в трепетный, поцелуем она не заметила как старшая, расположив ее в удобном положении, начала свое «наказание». Не сразу сообразив, что к промежности прикоснулось что-то прохладное и твердое, Димитровград вскрикнула, когда это «что-то» резко вошло в нее, вызывая боль по всему телу. Вцепившись пальцами с коротко стриженными ногтями в рубашку Москвы, брюнетка всхлипнула громко, затем снова и снова, сжимаясь вокруг искусственного члена, чувствуя пульсацию между ног, но не смея ничего поделать. Но когда эта штука задвигалась внутри, Град поняла что это были еще цветочки. Неподготовленная, она не стонала, а кричала. И далеко не от удовольствия, а от боли, которая то утихала, то снова возвращалась с каждым толчком. — Надеюсь, больше такой ошибки ты не совершишь, Димитровград? — отцепив сестру от себя, Москва с хмурым взглядом прижала ту спиной к столу за шею, сжимая ее и перекрывая той кислород. Все возбуждение спало, уступая место лишь новой порции паники и страха. Страха за свою шкуру. Москву такой видели немногие. В основном, сестры-жертвы. В ответ брюнетка снова болезненно закричала, из глаз текли слезы, а сил совсем не оставалось. Да что там, она даже дышать нормально не могла. Перед глазами плыло, и только боль не давала Град отключиться полностью. Москва, дрянь такая, продумала это, — Я не слышу, Град! — Не… — хрип, словно у курильщика со стажем, и рука с шеи исчезает, — не…не буду… Москва…только…только отпусти меня, пожалуйста! — заплаканная сестра выглядела так…хреново, как бы выразилась современная молодежь.       Москва отвела взгляд, вытаскивая дилдо из все еще дрожащей сестры, отходя от нее, словно понимая что натворила, но с выражением лица, которое показывало что так надо было. Град плакала, но при этом одевалась быстрее чем кто-либо еще, а после выбежала из кабинета, оставляя Москву наедине с самой собой. Усмешка пролегла на ее губах. Проведя пальцами по всей длине фаллоимитатора, она, закинув ногу на ногу, стерла часть вязкой жидкости, тут же лизнув ее, наслаждаясь возбуждением сестры. И пусть та теперь будет ненавидеть ее до конца своей эпохи, но зато будет знать цену, которую надо будет заплатить перед тем, как перечить старшим.