***
В целом, Наруто не собирался подыхать. Он любил жизнь в любом ее проявлении, любил солнечный свет на закате и запах земли после дождя, любил дурацкие передачи по телеку и соседскую злобную кошку. У него не было на жизнь каких-нибудь особенных планов, кроме самой жизни, но именно это делало каждое мгновение прекрасным. До тех пор, пока родители не погибли в автокатастрофе, направляясь в больницу, где скучно бубнящий онколог рассказывал Наруто все прелести борьбы с только что диагностированным раком легких. Наруто никогда не курил, он даже пил редко, жил в хорошем районе, часто катался на горных лыжах, занимался спортом… Но раку и суке-судьбе было плевать. Похороны и выяснение виновников аварии заняли немало времени, а когда Наруто вынырнул из депрессии и допил последнюю бутылку коньяка, было уже слишком поздно. Несколько курсов химии, лучевая терапия — деньги, оставленные родителями, таяли, как снег под солнцем. Узумаки прожил в больницах в общем случае чуть больше двух лет, затянув последний визит на полгода, а когда понял, что отводящие глаза врачи не собираются радовать его приятными новостями, плюнул. Устал, наверное. К тому времени его с большим трудом спасала убойная доза морфина, после которой были силы только ходить в туалет и изредка жрать. Замутненные мозги были куда хуже раздирающей грудь боли и приступов кашля, так что Наруто подзабил и на таблетки, решив помереть с музыкой. Впрочем, после первого же приступа, когда хотелось выть и выдрать легкие к чертовой бабушке, Узумаки передумал и нашел с таблетками общий язык, балансируя на грани между умеренной скребущейся болью и апатичным безразличием. Хоть не дрых двадцать четыре на семь, и то плюс. В целом, несмотря на то, что подыхать Наруто не собирался, свои шансы он оценивал трезво. Из отпущенного пятилетнего срока три года он уже прожил, отнюдь не порадовав врачей самоисцелением, так что еще пара лет у него, по первоначальным прогнозам, оставалась. То есть на деле, конечно, Узумаки прекрасно понимал, что у него нет и полугода. И даже был этому рад. До тех пор, пока на него не наехал колесами Учиха Саске — в солнечный четверг, почти месяц назад. Саске жил этажом ниже. Он перебрался в купленную родителями квартирку полгода назад потому что был гордым, самоуверенным и наглым ублюдком, жаждал самостоятельности и умел послать человека девяносто двумя способами ни разу не повторившись. Саске болел какой-то неведомой хуйней, встречающейся раз на дохрилион случаев, и Наруто ржал до колик, когда Учиха с каменной рожей передразнивал врачей. По прогнозам тех самых врачей, Саске должен был дожить максимум до пятнадцати. Но Учиха плевать хотел на прогнозы, отпраздновал совершеннолетие и свалил от родителей, помахав на прощание ручкой. Еще в детстве, в аварии, ему повредило ногу, из-за чего ее пришлось ампутировать, и, пожалуй, это единственное что смущало Саске в своем состоянии. Полная неподвижность тела ниже груди и подкрадывающаяся дисфункция диафрагмы вкупе с удушьем — не смущали, а вот нога доставляла неудобство, подумайте только! Саске был вредным, наглым, насквозь самоуверенным и похуистичным ублюдочным эгоистом. Он выслушал диагноз Наруто с каменной рожей, сказал «а, ясно» и продолжил разгромную речь на тему недопущения разбрасывания носков по квартире. К слову да, Наруто переехал жить к Учихе спустя две недели знакомства. Он и сам не знал, почему. Да и знать не хотел. Просто с Саске было… просто было. Не так, как со всеми. Иногда Наруто казалось, что они знают друг друга всю жизнь, а иногда, когда в супермаркете он безошибочно набивал корзину продуктами, которые вредный Учиха любил, и на кассе понимал, что они никогда не обсуждали пристрастия в еде, Узумаки думал, что ни черта ему не казалось. На фоне очередной волны боли и схлынувшей апатии Наруто прошерстил интернет в поисках информации про перерождение душ, а проезжающий мимо Саске велел не забивать голову ерундой, метко прошелся по отсутствию у некоторых мозгов и гордо уехал в сторону кухни. К слову, в экран монитора он так и не заглянул, и узнать, что Узумаки искал, ну никак не мог, ага. Но Наруто хмыкнул, закрыл вкладки и показал в гордую спину язык. Вскинутой в неприличном жесте руке он не удивился ни на грамм. Саске работал по интернету. Наруто пытался вникнуть, кем и как, но так и не понял. Принял к сведению и забыл. Деньги на жизнь Саске зарабатывал с легкостью, еще и оставалось, так что Наруто без ложного стыда взял заботы по дому на себя. Что бы Саске ни говорил, но готовить в коляске было не очень удобно, не говоря уже про путешествия по магазинам. Саске заставлял его есть. Впихивал по кускам, хотя Наруто не помнил, что такое аппетит, уже года два. Но Саске сверкал глазами, цедил что-то про идиотов и почти насильно скармливал еще один кусочек токияки. Наруто даже набрал полкилограмма. Наруто ел у него с рук, когда было совсем плохо и не было сил подняться с кровати. Им не казалось это странным. Им вообще многое не казалось странным. Наруто помогал Саске мыться, вытаскивал и втаскивал в ванную, мыл голову и обтирал неподвижные ноги. Саске принимал от него помощь с такой легкостью, что Наруто только удивлено моргнул, когда приехавший навестить брата Итачи попробовал открыть перед ним дверь, и Саске вызверился на него почище велоцерапторов из Парка Юрского Периода. Итачи сухо извинился, а когда Наруто походя подал Саске тарелки и пододвинул поближе стол, едва заметно улыбнулся. Уходя, Итачи похлопал Узумаки по плечу, пожелал удачи и сказал, что рад за них. Наруто не совсем понял, к чему это было, а Саске послал брата по витиеватому адресу. Саске заставлял Наруто глотать обезболивающие. Бдительно следил, чтобы хотя бы раз в сутки таблетка была выпита, а когда Наруто вяло отбрехивался, устраивал скандалы с применением насилия и попытками запихать ее вручную. И приходилось пить, хотя теперь, когда запальчивая ругань с Учихой разгоняла кровь и можно было перебрасываться подушками, хохотать, захлебываясь счастьем, или пытаться придушить друг друга, валяясь на одной кровати, или смотреть кино, слушая как Саске безжалостно критикует все, начиная от сюжета и заканчивая актерами — боль отступала даже без таблеток, превращаясь в незаметный привычный фон, не мешающий жить. Как никогда Наруто хотел жить. Они читали совершенно разные книги (ладно, ладно, Саске читал, Наруто предпочитал телешоу), смотрели разные фильмы, имели диаметрально противоположное мнение на музыку и искусство, любили совершенно разные вещи и должны были убить друг друга спустя десять минут совместного пребывания на площади в двенадцать квадратных метров. Так оно и выходило, в целом-то, они жутко ругались по самым незначительным вещам, но даже срывая голос и перечисляя все недостатки Учихи, самым значимым из которых числилось невообразимое занудство, Наруто чувствовал, как спокойным костром пылает в груди теплое пламя. И рак тут был ни при чем. Спустя полтора месяца, когда Наруто провожал зачастившего в гости Итачи до машины, старший Учиха тепло заглянул ему в глаза и выдал: — Я очень рад, что вы так быстро подружились. Наруто хрипло хохотнул — вот еще, быстро! Да они ненавидели друг друга все детство, какое тут быстро! — и тут же осекся. Какое еще детство? Он сухо сглотнул знакомую горечь в горле и широко улыбнулся. — Просто только такой крутой чувак, как я, может терпеть твоего ублюдочного братца, Итачи-сан! — Да, — кивнул Итачи, садясь в машину. — Я рад, что вы нашли друг друга, — и закрыл дверь, тут же выруливая с парковки. Прозвучало неоднозначно. Наруто задумчиво нахмурился ему вслед, а потом, пожав плечами, отправился домой. Зашел в квартиру, улыбнулся на сканирующий взгляд надменно хмыкнувшего Учихи, посмотрел на полку для обуви, где ютились две пары зимних кроссовок, на комод, в котором висела пара курток. Прошел в спальню, сел на общую кровать. Второй в доме Саске не было и как-то сразу повелось, что они спали вместе, плотно прижимаясь друг к другу спинами. …Саске следил, чтобы проснувшийся от приступа кашля Наруто тут же глотал таблетки, Наруто просыпался каждые пару часов, прислушивался к неровному дыханию Учихи, убеждаясь, что чертова болезнь ублюдка еще не добралась до легких, и Саске не задохнулся во сне… Наруто посмотрел на свои руки — тонкие, обтянутые сухой кожей запястья, выпирающие вены. И неожиданно все понял. На то, чтобы набраться смелости для самого сложного разговора в своей жизни он потратил двадцать минут. Неслыханное количество времени для того, кто тут же брякает все, пришедшее в голову. Особенно когда разговор ведется с Саске, с которым можно не фильтровать слова, опасаясь удара в спину. Наруто курсировал по квартире, бормоча себе под нос и размахивая руками. Саске следил за ним поверх монитора ноутбука, а когда Узумаки решительно развернулся к нему, открывая рот, с тихим щелчком захлопнул крышку. — Ну? И Наруто открыл рот, закрыл, покопал носком половицы, сопя и пытаясь прорыть себе пути к отступлению. Саске тяжело вздохнул, потер ладонью глаза. Покосился сквозь пальцы, будто знал, о чем Наруто собирается спрашивать. — Я не гей, — наконец скучающе выдал Учиха. Наруто вскинул голову, всматриваясь в непроницаемо-черную радужку. Волнение тут же стихло, сметенное топким осознанием — это же Саске. — Я тоже. — Я знаю, — медленно согласился Саске и отъехал от стола, чтобы пробраться на кухню. В это время они всегда пили чай. Он проехал мимо, остановился в пороге, не оборачиваясь. Пожал плечами и легко сказал: — Но я тоже тебя люблю. Наруто посмотрел в его спину и улыбнулся. В целом, этот ебучий мир был не так уж плох.***
Они целовались при каждом удобном случае: на кровати, на диване, в кресле, на кухне под шум кофеварки, в коридоре, прежде чем Наруто выползал в магазин. Саске хорошо целовался — медленно прикусывал губы, скользил языком по деснам и небу, прихватывал губами язык. Наруто жадничал и торопился, отрываясь каждые несколько секунд, чтобы глотнуть воздуха. Легкие горели огнем, но Наруто не принял бы отупляющую чувства таблетку ни за что в жизни. Не в такой ситуации. Саске всегда потом ругался, прижимая к себе извивающегося в приступе кашля Наруто, но Саске всегда ругался. Узумаки не собирался упускать ни мгновения из их поцелуев. Ни единой чертовой секунды. Ему становилось все хуже, на ночь приходилось принимать уже по две таблетки морфина — чтобы поспать хоть чуть-чуть, не сходя с ума от раздирающей спину и легкие боли. Ходилось с трудом, дышалось и того хуже, но Наруто все равно был счастлив. Они целовались, смотрели фильмы (разумеется не досматривая их до конца), Саске впихивал в него еду, Наруто заставлял Саске звонить брату, они читали книги и смотрели дурацкие телешоу, а по вечерам Учиха работал, уложив голову на колени Наруто и периодически подставляя губы под сухие поцелуи. Как-то раз, когда Наруто перебирал волосы лежащего у него на груди Саске, наматывая пряди на пальцы, и смотрел какой-то незамысловатый фильм, Учиха тихо прижался губами к его груди — тепло и нежно, — и негромко хмыкнул: — Если бы я мог, я бы выебал тебя на каждой горизонтальной поверхности. Наруто опешил на мгновение, а потом усмехнулся, вжимаясь лицом в лохматый затылок. — Если бы я мог, — прошептал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — я бы выебал тебя без всяких поверхностей. Саске сжал руку на его рубашке — сильно, до побелевших костяшек, — и они еще долго неподвижно сидели, слушая хриплое дыхание друг друга в полутьме бегущих по экрану титров.***
Спустя полгода, прожив которые Наруто показал врачам и больницам большой и жирный хрен, у Саске во сне остановилось дыхание. Наруто проснулся, будто бы от удара, подскочил с отчаянно колотящимся сердцем, закашлялся, уже зная, что произошло что-то ужасное. Чуть не захлебнулся кровью — паника хлестала через край и мешала нормально вдохнуть. На запястье слабо сжалась чужая рука и тут же опала. Наруто с хрипением заставил себя распрямиться, вцепился в ладонь Учихи, который смотрел в потолок пустым остановившимся взглядом. Он пытался вдохнуть и бессмысленные, слабые движения его груди пугали до ужаса. Наруто подполз ближе, проклиная все на свете, схватил телефон, набирая службу спасения. В темноте было не видно, но отчего-то Наруто знал, что у хрипящего Саске медленно и неотвратимо расширяются до предела зрачки. Он с трудом подавил кашель, вдохнул как можно больше воздуха, игнорируя будто взорвавшуюся в груди осколочную гранату, прижался к губам Саске губами и выдохнул, держа руки над колотящимся сердцем и молясь, чтобы оно не переставало биться. Спустя три вдоха Саске слабо шевельнулся, а спустя семь — вцепился в руку Наруто ледяными пальцами. Все время до приезда врачей они дышали одним на двоих кислородом и смотрели друг другу в глаза. Все долгие, утонувшие в слезах пятнадцать минут.***
Саске выписали из больницы через месяц, попутно чуть не захапав туда упирающегося всеми руками и ногами Узумаки. Итачи что-то там объяснял про дисфункцию диафрагмы и дыхательных мышц, восходящий паралич и невозможность дышать самостоятельно в горизонтальном положении, но Наруто его особо не слушал. Важно было одно — Саске выписывают домой, а то, что в горле у него дырка, и спать он будет со специальным аппаратом, дышащим за него, Наруто не волновало. В конце концов, он блевал дома кровью и расхаркивал ее по всем поверхностям, что могло быть хуже?.. Саске — похудевший, осипший и говорящий теперь прерывающимся шепотом, — первым делом спросил какого хуя Итачи не заставлял Наруто жрать и кому за это дать пиздюлей. Наруто хрипло хохотнул и, пошатываясь, пошел рядом с толкающим коляску Итачи. На то, чтобы толкать ее самому, не хватило сил. Дома все было увешано гирляндами, а на полу стояла большая елка. Наруто гордо продемонстрировал ее вскинувшему брови Учихе, а когда комментариев не последовало, сказал, почесав нос: — Я просто подумал, тебае… Мы же просрали наш первый Новый год? — На тот момент это была первая неделя их знакомства, и Саске как раз подкидывал Узумаки под дверь жутко воняющую траву, специально раздобытую в интернете, а Наруто добросовестно прибивал к полу в подъезде высокие рейки — чтобы ездить было удобней. — Нечего хмыкать, и так вижу, что помнишь… Вот я и подумал, теме, а давай праздновать каждый месяц? Дарить друг другу подарки, накрывать на стол, смотреть тупые передачи и пить вино под бой колоколов? — Где колокола возьмем, добе? — хрипло спросил Саске. — В интернете скачаем. — Дурацкая идея. — Пошел ты, — буркнул Наруто и улыбнулся. — С Новым годом, Саске! — С Новым годом, — спустя небольшую заминку усмехнулся Учиха. Свет от елочной гирлянды отражался в его глазах, словно в темной глади зеркал.***
Каждый четвертый четверг, раз в месяц, они праздновали Новый год. Саске понятия не имел, почему Наруто выбирает четверги, но не сопротивлялся, а Узумаки каждый раз с восторгом украшал квартиру, пошатываясь, раскладывал в холодильник продукты — их приносил Итачи, потому что выбираться на улицу у Наруто получалось все хуже, — и с энтузиазмом ребенка развешивал на елке шарики. Саске вешает снизу, Наруто сверху, все по-честному. Они дарили друг другу мелочи, целовались, пили вино и ругали друг друга, когда руки тянулись к сигаретам — Саске было нельзя, а Наруто тем более. Каждый раз, в полночь, Наруто включал запись колоколов, ударами убирающих людские пороки, и они целовались все сто шесть ударов, выцеловывая каждый на обветренных сухих губах. Саске спал с аппаратом искусственной вентиляции, и под его мерный шум Наруто тоже удавалось поспать пару часов — приняв три таблетки морфина и метаясь в паутине кошмаров, в которых он бежал и пытался догнать уходящего Учиху. И не догонял. Он просыпался, убеждался, что Саске спит рядом, и снова засыпал, чувствуя, как отпускает обезболивающее и разгорается в груди пожар. Они отпраздновали пять новых лет. Приближалась зима и несла с собой настоящий праздник, с колоколами за окном, а не из динамика ноутбука. Наруто предвкушал это событие — целый год, как он познакомился с ублюдком, а кажется, что прошло даже не двенадцать их собственных, а гораздо больше лет. Настоящих, наполненных смыслом. И, что было крайне символично, о чем Наруто не раз указывал Саске, нынешний Новый год выпадал на четверг. Наруто сиял этим знанием, как заправский фонарь, а Саске только закатывал глаза и отгребал подушками по лицу. За неделю до Нового года Наруто потерял сознание. Его доставили в реанимацию, а спустя три дня бушующий в коридоре Саске при поддержке Итачи получил право попасть в его палату, несмотря на отсутствие кровного родства. — Параканкрозная пневмония, — исполненным сочувствия и сострадания тоном сказал врач, выведя их из палаты. Саске прожег его взглядом, а стоящий за спиной Итачи успокаивающе положил брату руку на плечо. — Вы не могли бы пояснить? — вежливо попросил он. Врач сухо поджал губы. — Грубо говоря это воспаление участка легкого, затронутого раком. У Узумаки-сана очень запущенный процесс, почти три четверти легких перерождены: верхние доли, латеральные части средних долей, медиальные части… — Это лечится? — свистящим шепотом прервал его Саске, закрывая рукой отверстие трахеостомы. — Мне очень жаль, Учиха-сан, — спустя секунду молчания качнул головой врач. — Даже если мы сейчас накачаем его антибиотиками, он не доживет до результатов посева. Боюсь, что шансы минимальны. Саске кивнул. Скинул руку Итачи, развернул коляску и заехал в палату. Хрипло дышащий Наруто приоткрыл глаза и приветственно ему улыбнулся.***
— Хочу выписаться, — заявил Наруто спустя два дня, в хмурую среду. Ему стало чуть-чуть лучше, купированная антибиотиками и жаропонижающими температура больше не кружила голову, а с болью в груди он жить привык. Саске посмотрел на него долгим и пустым взглядом. Наруто улыбнулся и повторил: — Я хочу домой, Саске. Дома они нарядили елку. Выгнали сопротивляющегося Итачи, развесили гирлянды на окна. Наруто с трудом, по стеночке, пробрался на кухню. Чуть не упал, запнувшись, а потом все-таки упал — на колени подъехавшему Саске. — Идиот, — окрестил его Учиха, — смотри куда валишься. — Ублюдок, — хрипло отозвался Наруто, повыше натягивая маску на лицо — все-таки Учихе было вредно контактировать с микробами, а у микробов сейчас был филиал в легких Наруто, если уж на то пошло. — Помоги лучше. Они прямо так покрошили салат. Наруто лез Саске под руки и чуть не лишился пальца, за что получил по лбу плоской стороной ножа, а когда Узумаки ставил в духовку курицу, коляска чуть не перевернулась, потому что кое-какие теме совершенно не умеют создавать противовес! Ночь подкралась как-то незаметно. Саске заставил Наруто поесть — пару кусочков курицы, которые тут же оказались на полу — вперемешку с кровью и желудочным соком. — Болван, — хрипел через трахеостому Саске, оттаскивая Наруто на кровать. — Сам такой, — шептал Наруто, почти теряя сознание, — это же ты меня кормил. Они посидели так пару часов, стараясь отдышаться. Наруто стянул маску, втягивая в себя обжигающе холодный воздух, и заставил Саске отъехать подальше, чтобы тот не заразился. Саске послал его нахуй, но подальше отъехал — аж через сорока сантиметровую тумбочку. Гирлянда ритмично мерцала на окне — сине-голубым, ярким, невозможно ярким светом. Щелкнула сбоку зажигалка. Наруто скосил глаза, наблюдая, как Саске медленно затягивается. — Тебе нельзя. — Заткни пасть, уссуратонкачи. Наруто прикрыл глаза, нашарил на тумбочке таблетки морфина и стакан воды, проглотил, морщась. Машинально облизал сухие губы, запрокидывая голову. — Теме, дай сигарету. — Обойдешься, — хрипло ответил Саске и протянул руку к отставленному стакану. Сглотнул и поставил обратно. Наруто сквозь полуприкрытые веки наблюдал за ним — разворот обнаженных плеч, худые запястья, изможденное лицо. — Эй, ублюдок, заразишься, — едва слышно прошептал он и тут же закашлялся, сплюнул кровь на кровать. Саске высокомерно хмыкнул и отвернулся, а Наруто улыбнулся, чувствуя его рядом — опорой, поддержкой и сутью. Зазвонили колокола.***
Наруто умер в четверг. Было морозное солнечное утро. Люди праздновали новое время, а солнце безжалостно пробивалось сквозь неплотно задернутые занавески. Саске поцеловал его в холодные полуоткрытые губы и лег рядом. Прикрыл глаза, притягивая к себе безвольное тело, обнимая и зарываясь лицом в растрепавшиеся волосы. Аппарат искусственной вентиляции легких молчал.